Однажды поздно вечером, во время её дежурства, в госпитале появился бравый поручик, о которых обычно говорят «кровь с молоком». Он был высокого роста, с приятными чертами лица, какие часто можно встретить в центральной России. Увидев перед собой неожиданно красивую сестру милосердия, поручик заметно стушевался. Однако быстро справился с этим чувством, щеголевато козырнул и, чтобы не разбудить спавших раненых, полушёпотом произнёс:
– Честь имею представиться, поручик Мозгалёв!
– Да, поручик, слушаю вас… Что вас привело к нам? – тихо сказала Катя, догадываясь о причинах этого неожиданного визита.
Перейдя на доверительный тон, ночной гость с нескрываемым цинизмом заговорил:
– Я хотел бы частным образом посоветоваться, как можно было бы эвакуироваться в Россию вследствие какой-нибудь болезни?... Ну, к примеру, извините, венерического заболевания?
Он произнёс эту, вероятно, заранее заготовленную им фразу и густо покраснел. Катя это заметила, несмотря на тусклый свет керосинового фонаря.
Она уже слышала от врачей о подобных обращениях. Ей стало жаль молодого человека за его трусость, даже за его нагловатый цинизм и одновременно она испытала чувство, близкое к брезгливости. Катя ответила не сразу. Заметив некоторое её замешательство, Мозгалёв решил про себя, что надо как-то аргументировать свою просьбу. Он поспешил пояснить:
– Видите ли, уважаемая госпожа, – он сделал паузу, ожидая, когда она назовёт своё имя.
– Графиня Игнатьева, – сказала Катя.
Это окончательно повергло Мозголёва в крайнее смущение. Но отступать ему было уже поздно, и он, преодолевая робость, хрипловатым от волнения голосом сказал:
– Видите ли, ваше сиятельство, я недавно обручился в Москве… Моя невеста пишет мне, что очень скучает. Я беспокоюсь, как бы она не захандрила… Но ведь она может и заболеть!
Он сделал паузу, чтобы перевести дух.
Кате было неприятно выслушивать этот вздор, и, чтобы побыстрее покончить с ним, она попыталась вразумить ночного гостя.
– Послушайте, поручик, если у вас нет венерического заболевания, то никто не даст вам никаких документов. Но если вы действительно больны чем-то подобным, то как вы можете думать о невесте? И какая девушка могла бы при этом согласиться пойти с вами под венец?
Поручик окончательно сконфузился. Его прошиб пот, он не знал, куда девать свои руки, которые заметно дрожали. Он попытался побороть своё смущение, прибегая к случайно пришедшим в голову аргументам.
– Сказать по правде, ваше сиятельство, такой болезни у меня нет… Один знакомый офицер таким образом через своего родственника, который возглавляет какой-то госпиталь, сумел уехать в Россию...
– Тогда мне не понятно, как же с той присягой, которую вы давали, поступая на военную службу?... Ведь военная присяга – дело священное! – с укоризной произнесла Катя. – И потом, вы посмотрите, сколько здесь, в бараке, раненых. Ни один не обратился ни ко мне, как старшей сестре милосердия, ни к нашим врачам с просьбой отправить его на родину... Многие, напротив, хотели бы побыстрее поправиться и вернуться в свои боевые части...
Бедный поручик готов был сквозь землю провалиться. Он никак не ожидал встретить здесь молодую и красивую сестру милосердия, которая несколькими фразами заставила его осознать всю нелепейшую галиматью своей просьбы. В столь унизительную ситуацию он не попадал ещё никогда за свои молодые годы. Под проницательным взглядом Кати у поручика, вероятно, пробуждалась в душе совесть. Он, почти заикаясь, начал оправдываться. Но не нашёл ничего лучшего, как признаться:
– Понимаете, ваше сиятельство, направляясь сюда, в Маньчжурию, я, как и многие мои товарищи, был убеждён, что через месяц другой война закончится... А для продвижения по службе поехать на фронт было выгодно... Но наши поражения свели на нет все мои надежды. И что делать, я не знаю... – чуть не плача промямлил он.
Его нагловатая спесь, с которой он появился перед Катей, исчезла. Он напомнил ей нашкодившего подростка, которого родители застали за его проказой. Кате стало жаль этого трусливого и незадачливого поручика, а его несуразная исповедь вызвала у неё чувство брезгливости. Она уже насмотрелась здесь на таких, как он. Между собой врачи и сёстры милосердия называли их больными тыломанией.
Война быстро проявляет все лучшие и худшие качества людей. Труднейшие испытания, кровь, чудовищные ранения и смерть твоих товарищей и знакомых, постоянная угроза оказаться на их месте – всё это действует на человека так, что преобразуется его душевное состояние, подобно процессу кристаллизации твёрдого вещества из газов и растворов. Человек сильный характером, с развитой волей и патриотическими убеждениями готов к подвигу, к беззаветному и даже к саможертвенному поступку. Но если у человека неустойчива психика и он труслив по своей природе, то ради спасения своей жизни он способен предать, изменить присяге или клятве.
– Я думаю, поручик, вы бы лучше нашли в себе силы и преодолели чувство боязни (она умышленно, чтобы его не обидеть, не сказала трусости) и отличились в какой-нибудь операции, – доброжелательно посоветовала Катя. – Это придаст вам мужества и вызовет уважение вашей невесты и товарищей по службе…
Она не успела закончить свою мысль. Вспыхнувшее в нём чувство раскаяния и злости на самого себя, что он по своей глупости оказался в столь унизительном положении, заставило его перебить Катю:
– Прошу, ваше сиятельство, извинить меня за столь позднее беспокойство. Я благодарен вам за совет, которым я непременно воспользуюсь, – сказал он с выражением раскаяния на лице.
Катя поняла его состояние. Это вызвало у неё ироническую улыбку. Она, чтобы приободрить его, сказала:
– Я рада, поручик. И уверена, что у вас всё получится. Вы с честью вернётесь на родину и обнимете вашу любимую невесту.
Он галантно поклонился. Козырнул и быстро удалился.