Но на этой войне было много и других случаев.
Катя находилась в операционной. Оперировали сибирского казака Михаила Егорова, которого привезли в госпиталь с поля боя, где осколок японского снаряда раздробил ему левую ногу и убил под ним коня. Понимая, что рана тяжёлая и ногу могут ампутировать, он умолял врача:
– Доктор, миленький, только, ради Бога, не отрезайте ногу! Кому я буду без ноги нужен? Меня невеста ждёт в Иркутске… Мы договорились, что после войны обвенчаемся...
Из его больших светлых глаз текли крупные слёзы. Катя старалась успокоить казака:
– Да вы не расстраивайтесь так!... Если имеется хоть малейший шанс, ваша нога будет спасена...
Она готовила хлороформ к операции, а Егорову посоветовала:
– Вы читайте про себя молитву: «Ангел мой, иди со мной. Ты впереди – я за тобой!» Ваш Ангел-Спаситель услышит вас и поможет доктору при операции.
Похоже, совет подействовал: Егоров успокоился, замолчал. Видимо, стал про себя повторять молитву. Не прошло и несколько минут, как он под воздействием наркоза забылся.
Операция оказалась тяжёлой. В голени было много мелких осколков. Но ногу удалось спасти.
Катя только что закончила налагать гипс на ногу Егорова, как на носилках внесли офицера, лицо и китель которого были обильно залиты кровью. На голове, у виска, зияла страшная рана. Он едва дышал. Его здоровый организм боролся за жизнь, которая всё ещё каким-то чудом теплилась в нём. Офицера сопровождали двое его боевых товарищей. После беглого осмотра раненого дежурный врач потерянным голосом сказал:
– Никакой надежды, господа, что он сможет выжить.
– Доктор, – обратился к нему чуть не плача штабс-капитан, сопровождавший раненого, – это начальник штаба двадцать пятой пехотной дивизии, полковник генерального штаба Владимир Иванович Геништа. Он только что совершил подвиг. Вы должны сделать всё возможное, чтобы спасти ему жизнь! – закончил он тоном, в котором была и мольба, и угроза одновременно.
– Подобные операции у нас делает только доктор Силин, – сказал врач.
И тут же распорядился, обращаясь к одному из фельдшеров, доставивших раненого:
– Зимин, пулей за доктором Николаем Ивановичем Силиным!... Скажите, что случай чрезвычайный, и я прошу его срочно прийти в операционную.
– Ещё раз хочу предупредить вас, господа, – обратился он к офицерам, которые смотрели на почти бездыханного раненого глазами, полными слёз, – никакой надежды!
Катя тем временем легким касанием смоченного в спирте тампона вытирала кровь вокруг раны пострадавшего, которого по указанию дежурного врача перенесли на операционный стол. Бледное, как чистый лист бумаги, лицо полковника с тонкими чертами было красиво той мужественной красотой, которая часто привлекает взоры молодых особ. Катя начала готовить раненого к операции. Она выстригла вокруг раны тёмные волнистые волосы, приготовила спирт, сияющие чистотой простыни, салфетки и медицинские инструменты.
В ожидании доктора Силина штабс-капитан рассказал:
– Если бы не полковник Геништа, то враг был бы уже здесь…. И неизвестно, что стало бы и с госпиталем, и со штабом …
– Как так? – испуганно спросил врач, не предполагавший такой опасности, которая нависала над госпиталем.
– С самого утра бешеным нападкам японцев, чёрт бы их задрал, подвергся девяносто восьмой Юрьевский полк, – уточнил штабс-капитан. – К обеду неприятелю удалось прорвать оборону и вызвать полное замешательство шестнадцатого корпуса. Благодаря этому открылась дорога на Мукден, чем тут же могли бы воспользоваться японцы. Ситуацию спас наш Владимир Иванович. Он бросился к стоявшему в резерве батальону юрьевцев и собственным примером, с криком «Ура!» увлёк его в атаку... Японцы не выдерживают наших штыков. Батальон отбросил японцев, которые пустились наутёк... Положение было спасено... Но коварные японцы всегда стараются первыми выбивать русских офицеров. Белые мундиры для их снайперов – хорошие мишени. Одна из пуль сразила и нашего храброго полковника. Он упал, но тут же вскочил, чтобы продолжить атаку. Однако рана оказалась тяжёлой – он потерял сознание...
Появившийся вскоре доктор Силин быстро оценил обстановку. Он отдавал необходимые распоряжения, одновременно мыл руки, готовясь к немедленной операции. Не терпящим возражений тоном он потребовал удалиться из палатки всех посторонних.
Николай Иванович был учеником своего двойного тёзки – великого Николая Ивановича Пирогова. Самые сложные операции, особенно нейрохирургические, делал только он.
Когда он осматривал раненого, в его голове моментально созрел план действий. Заметив, что Катя начала готовить хлороформ, он скороговоркой сказал:
– Катенька, голубушка, оперировать будем без хлороформа!
На её вопросительный взгляд он пояснил:
– Полковник потерял столько крови и так ослаб, что хлороформа он не выдержит.
Вооружившись инструментами, он начал священнодействовать. Именно так, поскольку он возвращал жизнь человеку, душа которого, вероятно, уже предстала перед Святым Петром. Филигранными касаниями нервной плоти оперируемого Николай Иванович удалил из раны мёртвую ткань, два мельчайших осколка пули и несколько косточек черепа. От сильного напряжения на его лбу появились бисеринки пота. Катя салфеткой вытирала их, стараясь никак не помешать работе доктора. Операция продолжалась более часа. Несколько раз Кате пришлось прибегать к помощи нашатырного спирта, чтобы предупредить остановку сердца полковника. Она на протяжении всей операции про себя читала молитву, прося Господа спасти жизнь героя, который не пожалел её ради спасения жизней тысяч подобных себе.
Николай Иванович, положив инструмент, взял из рук Кати салфетку и сам вытер пот со своего лица. Это означало, что операция завершена. По весёлым искрам в его глазах Катя и присутствующие здесь же дежурный врач и две сестры поняли, что операцией он доволен и появилась надежда на возможное выздоровление полковника.
Выйдя к ожидавшим боевым товарищам Геништы, Николай Иванович попытался их приободрить:
– Очень сильный организм полковника успешно перенёс операцию… Вы, конечно, господа, понимаете, что всё в руках Бога. Но мы будем надеться на лучшее… Сейчас ему необходим полный покой… Только через неделю – дней через десять мы можем сказать что-либо определённое...
Из комы раненый выходил несколько дней. Всё это время Катя с трогательной заботой ухаживала за ним. Ей казалось, доверь она эту работу кому-то другому, может случиться непоправимое. Каждое утро во время осмотра больных и раненых Николай Иванович подолгу задерживался у кровати Геништы, давая Кате новые и новые рекомендации по его лечению. И чудо свершилось: однажды утром полковник открыл глаза и, увидев перед собой расплывающийся в его взоре образ Кати, едва слышно произнёс:
– Где я?
Катя невольно улыбнулась. Её охватило радостное чувство, что все труды и заботы оказались не напрасными и в безнадёжно изувеченном человеке вновь затеплились признаки жизни. Хотя за время её службы сестрой милосердия подобных случаев было немало, на сей раз её сердце забилось с особенной радостью.
– Вы в госпитале, господин полковник, – ответила она.
– Пить… воды! – простонал он.
– Сейчас!... Потерпите секунду...
Катя намоченную в кипячёной воде салфетку приложила к его губам. Заметив, что на лице полковника отразилась острая боль, она быстро взяла заранее приготовленный шприц и сделала укол. Раненый уснул, а не забылся, как прежде, в беспамятстве, что было понятно по его ровному дыханию.
Началась упорная борьба за жизнь Геништы. Доктор Силин, понимая, что малейшая задержка с необходимым раненому медицинским препаратом может грозить ему неминуемой смертью, наказал Кате:
– Только вам, Катенька, я могу доверить его жизнь. Прошу вас, постарайтесь не оставлять его ни на минуту… И точно выполняйте мои предписания...
– Можете быть спокойны, Николай Иванович! Я всё прекрасно понимаю...
Первое время полковника мучили ужасные головные боли. Их удавалось купировать только уколами морфия. Но постепенно боли стали затихать. Он всё чаще находился в сознании. Ему захотелось узнать, как зовут эту красивую сестру милосердия, которая проявляет к нему почти материнскую заботу. Катя назвала себя. Он попросил подробнее рассказать, откуда она родом. И каково же было его удивление, когда он узнал, что это та самая бывшая фрейлина её величества, о ком когда-то безнадежно вздыхали многие его младшие товарищи по Николаевской академии Генерального штаба.
– Так, капитан граф Алексей Игнатьев – ваш брат? – догадался Владимир Иванович.
– Он мой двоюродный брат, – уточнила Катя.
– Мы с ним окончили одну академию...
– Я это знаю...
– Только я на двенадцать лет раньше его… Он сейчас здесь, в Генеральном штабе...
– Да, мы встречались уже с ним…
– Ну, почему же он или ваш батюшка Николай Павлович не посодействуют, чтобы вас забрали отсюда… Из этого кошмара?...
– А кто бы тогда ухаживал за вами? – отшутилась Катя
– Без вашей помощи я бы точно уже отдал Богу душу, – вполне серьёзно сказал полковник. – Если выживу, буду молиться за вас и закажу молебен о вашем здравии...
– Вы непременно поправитесь, Владимир Иванович, – ободрила его Катя. – Наш доктор Николай Иванович Силин говорит, что у вас богатырский организм...
– Но рана у меня очень тяжёлая, ваше сиятельство… И меня всё ещё мучают страшные головные боли, – пожаловался он.
– Владимир Иванович, зовите меня просто Катя, – сказала она.
Он понимающе взглянул на неё и спросил:
– А можно, я буду называть вас Катенька, как называет вас доктор.
– Можно, – улыбаясь, разрешила она. – Меня так зовут почти все раненые в нашем госпитале.
Они вели беседы всякий раз, когда полковник не спал. Катя неотлучно первое время находилась при нём. Делала уколы, давала капли, меняла повязку. Растирала его руки и ноги, чтобы они не атрофировались. Ловко обтирала его тело, чтобы не было пролежней, не причиняя ему при этом дополнительной боли. По его просьбе она писала письма его жене. Полковник рассказал о своей семье. Катя узнала, что его отец был доктором медицины. Взрослые сыновья Владимира Ивановича посвятили себя, как и он, военной службе.
Жизнь нередко преподносит сюрпризы. О подвиге одного из сыновей полковника Геништы Катя узнает почти через десять лет. Но с этими страницами читателю предстоит познакомиться позже.