Достопочтенный Оливер Хиггинс был депутатом отдаленной территории, еще не выделенной по конституции в штат. Этот джентльмен держал главный кабак и продавал наилучшее виски в центральном поселке своего нецивилизованного края и потому считался главой общины и наиболее подходящим человеком, чтобы представлять ее в конгрессе. У себя на родине он пользовался громадным авторитетом, так как был постоянно воодушевлен общественным, то бишь спиртным, духом, состоял начальником пожарной команды, убил лично нескольких подвернувшихся ему несчастливцев и обладал неисчерпаемым запасом бранных выражений. Он косил крахмальные рубашки девственной чистоты, и едва ли был на свете человек, который мог бы, подняв ногу, с большим изяществом и большей точностью прицела сбить приставшую к сапогу пылинку кончиком белоснежного носового платка. Его часовая цепочка весила фунт. Золотое кольцо на пальце стоило сорок пять долларов. В галстуке у него была бриллиантовая булавка, пробор шел до самой шеи. Он считался элегантнейшим мужчиной своего края, что же до рассказывания непристойных анекдотов, то, как все утверждали, с ним равнялся в этом только сам губернатор, почтенный, убеленный сединами старик.
Хиггинс не зря приехал в Вашингтон служить своему отечеству. Ему удалось провести через конгресс законопроект об ассигновании в пользу индейского населения его территории солидной суммы, которая, без сомнения, сделала бы всех индейцев богачами, если бы только до них дошла.
Достопочтенный Патрик О'Рили был богачом из ирландского города Корка. Точнее будет сказать, что он стал богачом после своего приезда из ирландского города Корка. Сойдя с парохода в Нью-Йорке, он задержался на несколько минут в полицейском управлении, чтобы получить и затем предъявить бумаги, удостоверяющие, что он живет в Соединенных Штатах уже два года. Затем он проследовал непосредственно к избирательной урне и подал голос за демократическую партию. О'Рили решил посвятить свои таланты строительному делу. Днем он размешивал известь и таскал кирпичи, а вечером изучал политические нравы своей новой родины. Трудолюбие и бережливость вскоре позволили ему открыть распивочную в одной из наиболее гнусных нью-йоркских трущоб и тем самым заложить фундамент своей общественной карьеры.
Как известно, мы, американцы, прежде всего требуем, чтобы народ имел возможность по собственной воле выбирать на важнейшие посты в государстве лучших своих представителей. В городе выборы у нас обычно начинаются с квартального собрания избирателей. Эти собрания контролируются местным кабатчиком и его подручными (так как остальные считают, что политика грязное дело и лучше оставаться дома). Делегаты квартальных собраний организуют в свою очередь собрания избирателей по республиканской партии и по демократической, каждое из которых выдвигает свой список неподкупных для занятия общественных должностей. В нужный момент появляется народ, голосует «по собственной воле» и возносит хвалу господу богу, что живет в свободной стране, где не знают деспотизма.
Патрик О'Рили быстро приобрел друзей, так как всегда был готов дать ложное показание в пользу своих клиентов, если им случалось убить кого-либо в окрестностях его заведения. Он был признан политическим гением и получил свою первую выборную должность. Уже упомянутая бережливость позволила ему на скромное государственное жалованье открыть шикарный кабак в более фешенебельной части города и игорный дом при кабаке. Он стал широко известен и приобрел уважение общества. Его избрали муниципальным советником. Это была золотая жила. О'Рили закрыл кабак. Его выезд считался лучшим в городе.
Постепенно он стал одним из главных подрядчиков городских строительных работ и сделался закадычным другом добрейшего Вильяма М. Уида, того самого Уида, который обокрал город на двадцать миллионов долларов и был так уважаем и чтим публикой, что когда шериф явился к нему в контору, чтобы арестовать его как уголовного преступника, то смущенно краснел и, не переставая извинялся. Одна из наших иллюстрированных газет поместила изображение этой сцены, причем из комментариев было видно, что редактор скорбит по поводу применения столь грубой меры, как арест, к такой светлой личности.
Мистер О'Рили поставлял городу обойные гвоздики по три тысячи долларов за бочонок и запродал восемнадцать гроссов * шестидесятицентовых термометров по полторы тысячи долларов за дюжину. Бухгалтерия и ревизионное бюро утвердили счета. Мэр, который не был преступником, но был плохо грамотен, подписал их. Когда счета были оплачены, поклонники дарований мистера О'Рили, в подражание друзьям мистера Уида, поднесли ему булавку с солитером величиной с орех, после чего мистер О'Рили удалился от дел и стал развлекаться покупкой крупной недвижимости, которую он тут же переводил на чужое имя. Через некоторое время в газетах появились статьи разоблачительного характера, в которых Уида и О'Рили прямо называли ворами. Тогда обоих джентльменов единогласно избрали депутатами в законодательную палату штата Нью-Йорк. Газеты не угомонились, и законодателей пришлось предать суду за кое-какие мелкие погрешности в их деловой практике. Тут выступила на сцену наша несравненная юстиция. Суд присяжных был составлен из господ, только что прошедших полный курс в Синг-Синге **; недостающих взяли из ближайшего сумасшедшего дома. Уид и О'Рили вышли из суда белыми, как агнцы. Журналисты пытались потребовать от законодательной палаты изгнания Уида и О'Рили. Законодательная палата отклонила это требование. Это было все равно, что требовать от детей, чтобы они изгнали родного отца.
Примечания
* Гросс – двенадцать дюжин.
** Синг-Синг – нью-йоркская уголовная тюрьма.