Память горестных годин

Вновь память горестных годин

Стучит в окно сухою веткой.

Тот век помечен чёрной меткой

И мраком жизненных руин.

Бурлила времени река,

Ломая судьбы и уклады,

И злобные ложились взгляды

На хлебороба-мужика.

 

     В настоящее время уже много сказано о репрессиях 30-х годов ХХ столетия, горьких и горестных годин для народа.  

    В разных источниках указываются отличные друг от друга цифры подвергшихся раскулачиванию. Думается, что точного количества пострадавших никто назвать не сможет, сколько бы те или иные авторы и исследователи ни сопоставляли общедоступные цифры и факты.

  Однако в части 13-й, книги воспоминаний «Как я воевал с Россией» Уинстон Черчилль приводит беседу со Сталиным во время своего визита в Москву в августе 1942 года, в которой он затронул вопрос коллективизации в России.  Сталин сказал: «Политика коллективизации была страшной борьбой».  На что Черчилль ответил: «Я так и думал, что вы считаете её тяжёлой, ведь вы имели дело не с несколькими десятками аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей». «Десятью миллионами, – ответил Сталин. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года. Всё это было очень скверно и трудно, но необходимо». Нет оснований полагать, что Сталин, располагая достоверной информацией, стал бы преувеличивать число пострадавших во времена коллективизации, скорее наоборот.

    На Черчилля сильное впечатление произвело именно то, что ради реформ миллионы людей навсегда переселялись в другие места. Однако он не знал всей правды, всего ужаса процесса коллективизации.

     Миллионы «маленьких людей» томились в ссылке семнадцать долгих лет (до весны1947 года). Сотни и сотни тысяч были расстреляны, осуждены к лишению свободы, умерли от голода, холода и непосильного труда. Кто посчитал погибших в те мрачные годы стариков, младенцев, высланных с родителями, а также младенцев, рожденных в ссылке и умерших?  Такой статистики нет. Если бы было возможно установить и учесть каждую загубленную душу в ходе коллективизации, то получились бы ужасающие по своим масштабам цифры…

   

     В 1928 году партия большевиков, во главе с Иосифом Сталиным, берёт курс на индустриализацию и коллективизацию. Во исполнение этого Центральным Комитетом ВКП(б) и Советом народных комиссаров принимается  целый ряд постановлений.                           

     Началом перехода к политике ликвидации кулачества как класса послужило  Постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 года «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». 

     За ним следует Постановление СНК СССР «О мерах по реализации Постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года», пункт 3-й которого гласит: «Обязать НКФин СССР немедленно дать директиву по всей линии государственных сберегательных касс и кредитных учреждений о том, чтобы немедленно и безусловно была прекращена в районах сплошной коллективизации всякая выдача кулацким хозяйствам их вкладов в сберегательные кассы и других вкладов, а также выдача ссуд под залог облигаций».

    Другой пункт, пятый, того же документа для обеспечения порядка при совершении преступлений против народа предусматривает следующее: «На текущий бюджетный год (1929/30) увеличить штаты ОГПУ на 800 человек уполномоченных для обслуживания тех административных районов, где таких уполномоченных нет, с отпуском для этого средств. Кроме того, увеличить состав войск ОГПУ на одну тысячу штыков и сабель».       

     Далее выходит Постановление ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года «О мерах по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», а также  инструкция  ЦИК и СНК СССР «О раскулачивании, выселении и расселении кулаков» от 4 февраля 1930 года (дополнение к названному постановлению),  в соответствии с которыми конфискации подлежали средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, торговые и производственные предприятия, кормовые и семенные запасы, излишки домашнего имущества, а также наличные деньги.

     Эти тезисы и нормативные акты партии и правительства были незамедлительно приняты  к исполнению на местах.

     И покатились по железным дорогам эшелоны, потянулись многочисленные подводы и колонны пеших – безвинных, обездоленных, ограбленных людей с Украины, Белоруссии, Северного Кавказа, Поволжья, Урала по матушке-России на лесоповал, торфоразработки, рудники, стройки промышленных предприятий…

     Таким античеловеческим способом разрешились сразу три «архиважных» вопроса: промышленность получила дешёвую, практически рабскую силу, за счёт конфискации имущества крестьян была создана первоначальная материальная база для развития колхозов, ускоренными темпами произошла колонизация малонаселённых местностей страны.

    Вопрос заселения малообжитых районов огромной России, всегда был насущным. Только после отмены крепостного права добровольным мигрантам государство предоставляло весьма ощутимые льготы. В частности, предоставлялся беспроцентный кредит сроком на три года на обустройство на новом месте, продовольствие и покупку семян,  кроме того, они освобождались от уплаты казённых сборов и арендных платежей за отведённые земли на тот же срок. А главное – с них снимались все недоимки и выкупные платежи с прежде полученных (после 1861 года) наделов, которые были весьма значительными. То есть государство давало возможность, предусматривающую необходимые условия для работящего мужика обжиться на новом месте. Было бы желание и силы трудиться…  А  в тридцатые годы XX столетия людей насильно гнали по этапам в те же районы, отняв всё имущество. Такая вот разница.

    Казахстан, Урал, Сибирь, Северный край и Дальний Восток покрылись сетью спецпосёлков, которые до отказа наполнялись не уголовниками,  а крестьянскими семьями с немощными стариками, малолетними детьми, женщинами…

    Только в нынешних границах Свердловской области находилось 196 поселений: с юга на север – от Каменска-Уральского до Ивделя, с запада на восток – от Кытлыма до Тавды. В двадцати девяти районах области (из тридцати) были расположены такие охраняемые спецобъекты. Побег из них считался уголовно-наказуемым деянием, а беглецы получали реальные сроки исправительно-трудовых лагерей.  

     Ирбитское спецпоселение значилось под номером 169. Опять-таки, точное количество томившихся в нём людей установить не представляется возможным.

 

     Раскулачивание и выселение «кулаков» во многих местностях вызывало недовольство и даже активное сопротивление местного населения. Об этом свидетельствует информационный доклад заместителя прокурора Ирбитского округа – «О работе в Благовещенском районе 2–14 апреля 1930 года»:   

     «В ряде сельсоветов при выселении кулаков население оказывало активное сопротивление, главным образом женщины. Особенно выделяются: Санкинский, Весихинский, Чукреевский, Жуковский, Неймышевский, Ленский и Кумарьинский.

Мотивы к задержке выселяемых кулаков со стороны бедняцко-середняцкой части: «выселяют незаконно», «кулаки нам ничего не сделали», «советская власть грабит» и так далее.

     Вышеуказанные выпады являются делом кулацкой агитации, пытающейся спрятать свою шкуру за спиной бедняцко-середняцкой части деревни. «Работа» кулака настолько укрепилась среди некоторой части бедноты и середнячества, что в некоторых сельсоветах, как например в Кумарьинском на улицу выходили женщины и мужчины вооружённые дубинами и топорами, намереваясь разогнать работников, угрожая расправой в случае попытки выселения кулаков, бросали грязью и палками в работников, не давали подвод, прятали сбруи и тому подобное.

    В Ленском сельсовете целые сутки осаждали сельсовет, угрожали членам сельсовета и коммунистам расправой, вследствие чего члены сельсовета до прибытия окружных работников вынуждены были скрываться.

    Особенно характерно то, что во всех вышеуказанных случаяхбеднота была главным образом бузотёром (выделено автором), середнячество держалось пассивно, а беднота кричала «нам ничего не сделают, так как мы бедняки».

    Санкинским сельсоветом в Рике была получена информация, что сельсовет разогнали, разбили окна и тому подобное. По приезде на место эта информация оказалась преувеличенной. В действительности сельсовет перешёл в новое здание, а в старом были поселены ссыльные, которые в драке между собой разбили окна.

    При попытке сельсовета выселить кулаков, было оказано сопротивление со стороны населения в даче подвод, прятания сбруи и так далее. Население заявляло: «Мы не постановляли на собраниях раскулачить и выселить и никого из деревни не выпустим». Это выражение имеет своё основание, так как вопросом ликвидации кулака как класса никто не занимался, а раскулачивание проходило в административном порядке.

    По приезду в Санкино было собрано бедняцко-батрацкое собрание для утверждения и обсуждения списков. Было принято постановление раскулачить и выселить два хозяйства».[1]

     В другом документе уполномоченный окружного комитета делает анализ причин изменений настроения населения в том же районе и в тот же период:

    «Когда был поставлен вопрос о ликвидации кулачества как класса в первых числах января, то ярость батрацко-бедняцкой массы была неимоверно велика против кулачества. В этот момент батрачество и беднота готовы были не только ликвидировать кулачество как класс, но способны были на физическое уничтожение кулака.

    После этого настроение несколько изменилось. Это настроение вызвано рядом причин:

во-первых, мы очень медленно шевелимся с выселением раскулаченного кулачества. Эти кровопийцы остались в среде остальной массы крестьянства в плохеньких банешках или избушках, часто без дров, так как привезти им было не на чем, и они ходили по дворам за милостынею, а тогда когда дома были только женщины (мужчины на лесозаготовках) то в лице женской массы населения они мало помалу стали находить себе защитников, превращаясь в мучеников (выделено автором);

во-вторых, кулацкая агитация подчас незаметная (тихой сапой) действовала на население.

Ликвидировав как класс, беднота и батрачество встречались с этим же кулачеством каждый день на работах и в обыденной жизни со всей его кулацкой натурой. Кулак часто действовал угрозами и запугиванием, когда по району был распущен слух, что самого махрового кулака из Таборов Денисова и Коновалова будут вселять обратно и помимо всех расходов по вселению беднота и батрачество организовавшиеся в колхозы уплатит за обиду этим кулакам по 2500 рублей на семью, сразу почувствовалось ослабление настроения против кулаков;

в-третьих, кулачество транзитом проходящее через Таборинский район на север часто не имело фуража, продуктов, приходилось кормить запасами таборинцев и подчас приходилось давать лошадей, вместо падающих (выделено автором), а вместе с этим шла агитация, что вот всё время эти люди будут нашими иждивенцами, особенно иждивенцами колхозов;

в-четвёртых, получилась опасность, что весной это кулачество, живущее вместе с населением, займётся пусканием красного петуха, уголовным и политическим бандитизмом и что всё это отразится на бедноте, батрачестве и колхозниках;

в-пятых, в связи с постановлением правительства о пересмотре списков лишённых избирательных прав и директивой партии о борьбе с перегибами пошла агитация «уточнения» этой директивы. Кулаки распустили слух что 70% высланного кулачества вернётся обратно, за счёт колхозников их будут возить обратно. Когда беседуешь с отдельными колхозниками и бедняками, расскажешь им, что никакого возвращения не будет (выделено автором), что это кулацкая агитация, то они заявляют, что если это получится, то мы ни за что не повезём. Довольно возили. Нам легче их будет перетопить в Тавде (реке)»[2] (выделено автором).

    Этот архивный документ красноречиво говорит нам о многом. Тот самый «кровопийца» после того, как у его многодетной семьи было отнято всё имущество и все продукты питания был вынужден жить в холоде «в плохеньких банешках», просить милостыню, чтоб накормить стариков и детей, и, вполне естественно, что вызывал жалость и сострадание у нормальных, здравомыслящих людей.

    Из него также следует, что пересмотр списков раскулаченных хозяйств заведомо являлся формальным, поскольку никто не собирался возвращать ни людей, ни награбленное имущество.

Кроме того, не «кулацкая агитация», как выражается заместитель прокурора, а разъяснения политики государства официальными лицами разжигали в людях ненависть к репрессированным.

    Документ показывает и фактическое положение дел в пути следования этапов  раскулаченных в северные районы и на Дальний Восток. Действительно, не было фуража для лошадей, действительно,  не хватало продуктов даже для конвоя, не говоря уже о ссыльных.

    Замечу также, что местные власти, от председателей сельских советов до руководителей ГПУ, не только не создавали должных условий при переселении крестьянских семей, как того требовала инструкция, но и всячески усугубляли положение выселяемых.

    Для воссоздания полной картины и опять-таки ради справедливости приведу полностью доклад Ирбитскому окружному исполкому и Ирбитскому окружному отделу ГПУ уполномоченного Слободо-Туринского райисполкома Савватеева о следовании партии выселяемого кулачества из Слободо-Туринского района Ирбитского округа в Махрачи Кондинского района Тобольского округа.

    «21 января 1930 года в 4 часа вечера я, помощник начальника Слободо-Туринского  РАО – Савватеев – узнав от уполномоченного  окротдела ГПУ по Слободо-Туринскому району тов. Евстифеева о том, что я уполномочиваюсь в командировку по сопровождению кулачества и их семей из Слободо-Туринского района Ирбитского округа, не имея постановления РИКа на командирование меня – начальник Сл. Туринского РАО Соловьев и вышеупомянутый уполномоченный ОГПУ – Евстифеев – передаёт мне инструкцию Окружной комиссии секретного порядка – предлагают с последней ознакомиться и приступать к принятию партии кулацких семей, подлежащих выселению.

    В 5 часу вечера 21 марта 1930 года кулацкие семьи на подводах, из некоторых сельсоветов района прибыли на сборный пункт в село Слободо-Туринское. Некоторые из них раньше. Я прочитал бегло инструкцию, затем пошёл совместно с ветврачом осматривать конский состав и подводы под выселяемыми. Осмотрев конский состав, подводы по заключению ветврача лошади оказались почти все, в том числе 85% не пригодными к следованию, а именно старые от 15 до 25 лет, истощенные до последней степени, некоторые из них кривые, больные, хромые и в большинстве неподкованные, упряжь совершенно утлая и рваная, сани в большинственекованые и разбитые. Осмотрев эшелон в плоскости лошадей и упряжи, ввиду их плохого состояния – я принимать партию совершенно отказывался и требовал замены лошадей и  упряжи, о чём поставил в известность начальника РАО Соловьева и уполномоченного ОГПУ – Евстифеева и зам предрика  – Дронова, вышеуказанные товарищи сами на факте убедившись о плохом состоянии лошадей и упряжи, согласовав вопрос между собой и решили эшелон не отправлять и оставить его в селе Сл.Туринском на сборном пункте до тех пор, пока председатели сельсоветов не заменят непригодных лошадей пригодными и надёжными к следованию, а также упряжи. Последние тотчас же обязав председателей сельсоветов о немедленной замене лошадей и упряжи с решением вышеуказанных товарищей и оставлением эшелона на ночлег в с. Слободо-Туринском будучи в тот момент в Сл. Туринском райисполкоме ответственный секретарь Окрисполкома тов. Апейкин не согласился и строго приказал эшелон отправлять, в таком состоянии в каком он есть. Я как уполномоченный в ту командировку по сопровождению кулачества совершенно не давал согласия в отправке партии из с. Сл. Туринского в таком состоянии и снимал с себя ответственность.  В таком случае на место назначения тов. Апейкин всё же настоял на своём и строго сказал, что кулацкие семьи не должны оставаться больше здесь на одном месте и предложил от имени Окрисполкома их немедленно отправить в 7 часов вечера. Мне согласно инструкции в такое короткое время даже не пришлось проверить и сделать тщательную проверку в плоскости установления полностью ли снабжены выселяемые продовольствием, тёплой одеждой, наличность фуража для коней, кроме того как снабжён конвой, затем наличность у партии денег и ценных бумаг, а также что имелось в возах, грузность  и наличность количества выселяемых людей. Уполномоченных из сельсоветов о сдаче мне своих кулацких семей совершенно не было и принимать мне абсолютно было не от кого.

    В 8 часу вечера (темно) тогда, когда выпустили арестованных кулаков из церкви – эшелон, окружённый посторонней публикой, во время надвигающегося бурана – погоды, двинулся в путь следования и ровно 7 часов следовал 17 вёрст, но до второго сборного пункта в дер. Пушкареву лошади в виду истощения и усталости во время сильной непогоды не пошли. На первых началах пришлось нарушить маршрут и сделать ночлег в деревне Андроновой, не доезжая 20-ти вёрст до Пушкарёвой.

    Утром в 6 часов из дер. Андроновой эшелон вышёл по направлению в дер. Пушкареву на сборный пункт, куда прибыл в 12 часов дня 22 марта 1930 года, где пришлось сделать днёвку, проверить наличность людей, заменить 45непригодных лошадей и некоторую упряжь, но выменянные лошади оказались не лучше потому, что таковые только что прибыли с лесозаготовок и по распоряжению председателя сельсовета были даны под наши подводы. Со второго сборного пункта из дер. Пушкаревой эшелон двинулся к следованию в 7 часу вечера и в 2 часа утра 23-го прибыл в дер. Шевелеву Туринского района, где сделал ночёвку. Утром же 24-го в 6 часов утра отправился в путь следования до с. Коркина, где была сделана днёвка и проверка людей, а к вечеру эшелон прибыл в город Туринск. При остановке в гор. Туринске пришлось сделать тоже ночёвку, где сена для лошадей не хватало даже для ночи, у конвоя денег не было, а также продовольствия. О состоянии партии мне пришлось сообщить телеграммой председателю Сл. Туринского РИКа и просить денег для покупки фуража для коней и продовольствия для конвоя.

    В Туринске же во время ночи, через комендатуру ОГПУ пришлось достать 900 рублей, взять в кредит 300 пудов сена, и 50 пудов овса, и 20 пудов печёного хлеба. Из 50 человек конвоя – пришлось оставить добровольный конвой только из 20 человек и за счёт остальных 30 человек снабдить 20 одеждой и обувью. В 9 часов утра 25-го по распоряжению Туринской комендатуры ОГПУ  эшелон отправился в путь следования в следующем составе: семей переселенцев – 63, людей разного возраста и пола… и прибыл до Маркино в 4 часа вечера, где была сделана днёвка и в 7 часов эшелон отправился  в дер. Добрино, куда прибыл в 12 часов ночи, где тоже была сделано ночёвка и о состоянии партии было доложено комендатуре, находящейся в Добрино.

    25 марта 1930 года утром в 7 часов эшелон отправился на Меляшевку, куда прибыл в 12 часов дня. В пути следования от Добриной до Меляшевой 10 лошадей совершенно отказались следовать дальше, ввиду заболевания и сильного истощения – выбыли из строя. 5 женщин кулачек с грудными детьми слезли с подвод, сели на снег и стали отказываться следовать дальше и требовали под них подводы. Вследствие чего пришлось у проезжающих крестьян дер. Меляшевки Таборинского района административно взять 10 лошадей под подводы и довести кулачек с грудными детьми до Таборов на расстоянии 22 вёрст. Здесь в Емельяшевке пришлось сразу оставить 10 лошадей и направить обратно в Добрино. Тут же на Емельяшевскойостановке наш эшелон, по данному мне распоряжению в Туринской комендатуре ОГПУ, ввиду многочисленности людей и подвод разделился на две партии и должен был следовать двумя трактами.

    В 3 часа дня эшелон, разделившись на две партии, отправился в путь следования по двум трактам, согласно маршрутов. Партия № 1 следовала на Иксу, партии № 2 – наТаборы. Первой партии мне пришлось выбрать и уполномочить себе помощника, снабдив его партию до некоторой степени фуражом, а самому пришлось следовать на Таборы со второй партией почти без фуража. В Таборы вторая партия эшелона прибыла в 6 часов вечера где сделала ночёвку, а первая партия, которая следовала другим тактом, делала ночёвку в дер. Кузнецовой, прибыв в Таборы, обратившись в комендатуру ОГПУ – где доложив о состоянии партии и сдав 3 кулацких семьи в распоряжение Таборинской комендатуры ОГПУ, согласно предложения Туринской комендатуры ОГПУ. Тут же мне уполномоченный ОГПУ Шахмин предложил следовать одной дорогой и партию соединить в одно целое, ввиду того, что другим трактом угрожала опасность, разлив реки, после чего мне совместно с уполномоченным ОГПУ пришлось обратиться в Таборинский райисполком за содействием в части снабжения моей партии фуражом (сеном). Таборинский райисполком в отпуске мне фуража (сена) категорически отказал, после чего предлагали мне партию остановить в Таборах сроком на 5 дней, до тех пор пока из Слободо-Туринской не представят в Таборы для коней надлежащее требуемое количество фуража. С предложением Таборинского райисполкома, ввиду сильно быстро надвигающейся распутицы и надеясь на то, что впереди можно купить сена остановить партию я не согласился и решил двигаться вперёд, с имеющимся у меня в наличии фуражом. Из Таборов партия отправилась в путь следования в 6 часов утра 26 марта 1930 года в дер. Иксу, куда прибыла в 5 часов вечера и сделала ночёвку. В Иксе фуража для партии отпустили всего три воза, лошади все совершенно выбились из сил, дорога пала, передо мной и всем конвоем встал ребром вопрос в части разгрузки возов от лишней тягости в силу чего пришлось сделать осмотр подвод и разгрузить воза, освободив воза от чугунов, сковород, кадок со снегом, в которых было солёное мясо. Лишние сундуки и разную ненужную утварь, на что составив акт, сдать под расписку уполномоченному сельсовета дер. Иксы, Таборинского района – Воронову. Разгрузив от лишней тягости воза, партия отправилась в путь следования из дер. Иксы в Филиппов Яр в 4 часа утра 27 марта 1930 года.

    В деревне Иксе во время ночи с партией 2 случилось небольшое происшествие: сбежал один из выселяемых кулаков, некто Первухин со своей семьёй, о чём были даны своевременно розыски. Из дер. Иксы партия прибыла в Филиппов Яр в 12 часов дня, где соединилась с партией 1 и сделала днёвку.

    В окружающих деревнях мне удалось закупить несколько возов сена, после чего в 5 часов вечера партия отправилась до 1 конного зимовья, куда прибыла в 12 часов ночи, где пришлось разгрузить воза от излишней тягости из партии 1. Имущество как-то ящики, чугуны, сковороды, старые рваные половики и всю ненужную утварь – пришлось направить обратно в Филиппов Яр и сдать по акту под расписку уполномоченному сельсовета Жовикову. На первом же зимовье пришлось учесть остаток фуража овса и сена, установить для коней твёрдую норму, разделив весь эшелон на 2 партии и отправить в путь следования на 120 вёрст. На втором зимовье с партией случилось вторично небольшое происшествие. У гражданина дер. Барбашиной, дорогой у матери на руках помер двухнедельный грудной ребёнок, которого пришлось предать земле в лесу. В дер. Сотникову партия в целом составеприбыла 30 марта 1930 года, где сделала днёвку. На данном волоку, ввиду сильного истощения выбыло из строя лошадей 13 штук.

    В  деревне Сотниковой хорошим сеном нас снабжать отказались, где мною было куплено 60 пудов сена, которое лошади есть совершенно не стали, вследствие чего пришлось эшелон из дер. Сотниковой отправить дальше на расстояние 12 вёрст в дер. Юмас.

    12 вёрст эшелон шёл ровно 5 часов, на данном пути выбыло из строя снова 7 лошадей. В дер. Юмас эшелон прибыл 31-го в 12 часов ночи, где удалось купить для лошадей 300 пудов сена и утром 1-го в 6 часов эшелон в целом составе отправился в Нахрачи. Не доезжая до Нахрачей 55 вёрст, в дороге в деревнях, по распоряжению Кондинской комендатуры ОГПУ эшелон был остановлен и назначено место сдачи людей 2апреля 1930 года. Партия выселяемого кулачества была принята комендантом Кондинского ОГПУ – тов. Нестеровым, в следующем составе: количество семей переселенцев – 60, людей разного возраста и пола, всего 323; лошадей, с упряжью – 100, переселенцев снабжённых продовольствием – мукой на полтора месяца. Всего выбыло из строя, ввиду сильного истощения старости и дряхлости 30 штук лошадей, прибыло обратно с конвоем 33 штуки. При сдаче со стороны кулачества выразилось неудовольствие в части отправления их вещей на пути следования, впоследствии поступила от них в Кондинскую комендатуру ОГПУ масса заявлений и жалоб.

    Это всё получилось вследствие того, что на месте к данному делу отнеслись безобразно халатно председатели сельсоветов, то есть дали под подводы самых негодных лошадей и упряжь, а потому и пришлось разгружать воза от ненужной тяжёлой утвари. Кроме того, брать у проезжающих крестьян подводы до Таборов и заплатить им за эти подводы за 22 версты 58 рублей. А районные организации на отправку кулачества обратили мало серьёзного внимания. Руководители комендатур давали установку председателям сельсоветов, чтоб запрягать самых плохих лошадей, а именно в Слободо-Туринске.

10 апреля 1930 года.

Уполномоченный РИКа Савватеев.[3]

     Из Ирбитского округа в Кондинский район было направлено несколько этапов раскулаченных, практически из каждого района, и  не приходится сомневаться,  что подобное положение дел было со всеми переселенцами при их отправке к месту ссылки во время принудительного массового переселения крестьян на Север.   

     Из имеющихся в наличии материалов удалось установить:

из Краснополянского района было выселено в марте 1930 года за пределы Ирбитского округа 175 семей,[4] Костинского – 88 семей,[5] Зайковского  – 102 семьи,[6] Заводо-Ирбитского – 23 семьи,[7] Ирбитского – 10 марта 1930 года – 64 семьи общим количеством 226 человек, в том числе 78 мужчин, 92 женщины, 56 детей; [8] Слободо-Туринского – 60 семей, общим количеством 323 человека.[9]

     Были этапы из Туринского, Благовещенского, Таборинского, Тавдинского и других районов.

 

     Кроме такого способа раскулачивания, как изъятие имущества с последующим выселением,  широко применялись и другие.

    С 1929 по 1932 год существовал и такой завуалированный способ раскулачивания, как обложение твёрдым заданием. Бытовало и слово твёрдозаданец, которое толкуется по словарю Д. Н. Ушакова так: единоличник – кулак, обязанный выполнить твёрдое задание.

    Вопрос о выполнении плана хлебозаготовок выносился на обсуждение общих собраний крестьян каждого населенного пункта. Твердые задания для кулаков по сдаче хлеба и других сельхозпродуктов определялись на крестьянском сходе. Постановлениями ВЦИК и СНК РСФСР от 28 июня и 5 августа 1929 года сельским Советам разрешалось в административном порядке накладывать на кулаков, отказавшихся продавать излишки хлеба государству, штраф в размере пятикратной стоимости подлежащих сдаче продуктов. При неуплате штрафа их имущество должно было быть конфискованным, а сами они подлежали выселению.

     Местные власти, имея такие широкие полномочия, зачастую устанавливали заведомо невыполнимое, непосильное твёрдое задание, опять-таки с целью завладения имуществом и ссылки односельчан, порой чисто из личных неприязненных отношений.

    Ирбитскому райисполкому в 1932–1933 годах пришлось рассмотреть тысячи жалоб на необоснованное обложение твёрдым заданием, о чём свидетельствуют несколько увесистых томов, хранящихся в Государственном архиве города Ирбита. Большинству жалобщиков было отказано. Частично были удовлетворены жалобы крестьян, члены семьей которых  проходили службу в Красной Армии.

    Несмотря на указание Постановления ЦИК и СНК от 1 февраля 1930 года о том, что выселение и конфискация не должны были применяться к семьям красноармейцев, их облагали твёрдым заданием и за невыполнение, естественно, раскулачивали.

    Причём эти случаи не были единичными, что доказывается архивными материалами.

     Выписка из протокола заседания Ирбитского райисполкома

№ 26 от 15 февраля 1932 года:

«Слушали:

Заявление гражданина Кочегарова Александра Ивановича, происходящего из деревни Кокшарихи Гаёвского сельсовета, проживающего в г. Ирбите в настоящее время находящегося в РККА на неправильное обложение его твёрдым заданием, исключении из колхоза и изъятии имущества.

Постановили:

Хозяйство Кочегаровых нажито отцом через посредство торговли мясом и скотом и эксплуатации последним наёмной силы. После смерти отца Кочегарова – дело продолжила мать до 1930 года хозяйство не уменьшалось – в ходатайстве гражданину Кочегарову отказать. Предложить военкому отозвать из рядов РККА как твёрдозаданца».[10]

      Выписка из заседания президиума Ирбитского райисполкома № 5 от 23 марта 1932 года:

«Хозяйство Юдина Герасима Кузьмича по данным материалам, а именно: как до того, так и после революции применение аренды земли, наём рабочей силы до 2–3 человек и сезонные до 100–200 подёнщин, закабаление бедноты через дачу хлеба под отработку – поэтому хозяйство гражданина Юдина Герасима Кузьмича признать кулацко-эксплуататорским, постановление Юдинского сельсовета о даче твёрдого задания – утвердить.

Одновременно поставить вопрос перед командованием в/части, в рядах которой находится гражданин Юдин Петр Герасимович об отводе из рядов РККА». Секретарь Ермаков.[11]

Через две недели 11 апреля 1932 года, вероятно, после вмешательства прокуратуры, за подписью того же секретаря Ермакова (!) в Юдинский сельсовет направляется грозное письмо, с копией в прокуратуру, следующего содержания:

     «По получению сего райисполком предлагает вам, не позднее 12 апреля 1932 года возвратить всё описанное и изъятое у семьи красноармейца Юдина Герасима Кузьмича имущество.

      В дальнейшем предлагается строго руководствоваться письмом РИКа за № 710 по вопросу семей красноармейцев.

Исполнение настоящего распоряжения доложите, в случае неисполнения материалы будут переданы прокурору для

привлечения к ответственности».[12]

     Вот так легко и просто секретарь Ирбитского райисполкома Ермаков, сам предлагавший отозвать красноармейца, снял с себя ответственность за неисполнение Постановления от 1 февраля 1930 года и письма районного исполнительного комитета № 710 и возложил её на сельский совет.

     Далее, в бюро жалоб ОБЛФО обратился отец красноармейца о незаконном обложении налогом и изъятии имущества. В связи с этим заведующему Ирбитским Райфо и председателю Скородумского сельсовета было направлено распоряжение:

    В бюро жалоб ОБЛФО обратился с личной жалобой гражданин деревни Давыдковой Скородумского сельсовета вашего района Дрокин Павел Самойлович, который заявляет, что он инвалид, состоял два года в колхозе, что в 1932 году у него сын был взят в ряды Р.К.К.А. (семья красноармейца) и не смотря на это хозяйство обложено сельхоз налогом в индивидуальном порядке и что всё его имущество сельсоветом изъято. Считая такие действия сельсовета явно незаконными, предлагаем Райфо данное дело тщательно проверить, обследовать хозяйство на месте, причём обращаем ваше внимание на то, что семья красноармейца, ни коим образом, не может быть обложена в индивидуальном порядке, и тем более не может быть изъята последняя корова и т.д.

    О результатах данного дела предлагаем сообщить нам и жалобщику не позднее 10 мая 1933 года.

                                         Бюро жалоб УралОБЛФО  Перевалов.[13]

     После знаменитой статьи Иосифа Сталина  «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения» («Правда» № 60, 1930 год, 2 марта), дела раскулаченных действительно пересматривались. В отношении значительного количества крестьянских хозяйств было принято решение о восстановлении. Однако на деле решение так и осталось на бумаге.  Архивы не сохранили информации о лицах, которым в действительности было возвращено имущество, однако сохранили массу жалоб крестьян и указаний окружного комитета РИКам и сельсоветам с указанием на неисполнение данных решений.

     «Всем сельсоветам Ирбитского района:

     Бывшие раскулаченные хозяйства в последствии восстановленные постановлением президиума райисполкома до сего времени обращаются в райисполком о том, чтобы изъятое у них при раскулачивании имущество до сего времени сельсоветами не возвращено.

     Считаю подобное отношение со стороны сельсоветов недопустимым, особенно в момент начавшегося сева. Рай исполком предлагает под личную ответственность председателей сельсоветов немедленно возвратить имущество всем восстановленным хозяйствам. П.п. Зам. Председателя РИК».[14]

     «По имеющимся в распоряжении Райисполкома материалов усматривается, что целый ряд предыдущих директив и указаний о категорическом воспрещении раскулачивания семей красноармейцев и комсостава в ряде сельсоветов района имеются нарушения. Есть случаи конфискации имущества и намётки на выселение семей, у коих в армии служат ближайшие родственники, имеющие с ними связь.

     С получением сего, категорически требую  выполнение о недопущении конфискации имущества у семей красноармейцев, а также прекратить всякую намётку их для выселения.

Пред. РИКа Клещев».[15]  

    «В дополнение отношения Окрисполкома от 18 марта 1930 года за № 64 под персональную ответственность предрика предлагается:

Ни в коем случае не позднее 2 апреля президиума РИКа пересмотреть списки всех раскулаченных за исключением тех, ссылка которых утверждена окрисполкомом и первой категории, проверить правильность раскулачивания и исправить все допущенные перегибы, восстановить в правах и возвратить полностью имущество всем неправильно раскулаченным. При этом ещё раз напоминается, что основанием к раскулачиванию должна являться исключительно лишь принадлежность хозяйства к кулачеству».  Пред. Окрисполкома Апейкин. [16] 

     В противоречивости, которую содержит последнее указание окружного исполнительного комитета, и кроется основной смысл раскулачивания – уничтожение зажиточного крестьянина, а также предоставляется свобода местным властям в решении этого вопроса.        

    Так уж повелось у нас в России, что не все указания «верхов», когда дело касается присвоенных материальных средств, выполняются, особенно если  они уже потрачены. Никакие грозные указания не действуют на власти на местах, тем более, если они противоречивы. Русское выражение «авось пронесёт» – буду делать, как хочу – живуче до сих пор именно потому, что практически всегда «проносит».

      Так, Родионов Павел Павлович, как и множество «восстановленных», был признан неправильно раскулаченным.

Будучи высланным ещё в январе в Ирбит, 21 марта 1930 года обратился с жалобой:

     «В 1921 году я вступил в хозяйство тестя, так как он престарелых лет, не в силах обрабатывать свой земельный участок. Торговли никакой никогда не вёл и труда наёмных не использовал. Я своей избы не имел, уплачивал все налоги, государственные повинности, также отвозил государству хлебные излишки. Такое хозяйство считается ниже среднего, я считаю раскулачивание незаконным. Хозяйство обобралиначисто, меня лишили голоса и назначили к высылке. Отобрали всё, даже из-под  жены выдернули подушку, оставили на голом полу, а жена была после родов. Муку некто выгреб без всякого весу. Сельхозинвентарь и инструменты по крестьянству изъяты без учёта. Выгребли начисто продовольственный хлеб и вся семья 10 суток без хлеба питания обходилась Христа ради».[17]

     На жалобе стоит резолюция – «Восстановлен, имущество возвращено».  По всей видимости, какое-то имущество действительно было возвращено, в частности – корова. Доказательство тому – документ от 1932 года из личного дела № 23432 Родионова Павла Павловича, послуживший, видимо, основанием для его ареста и осуждения на 10 лет исправительных лагерей в 1933 году:

«… кулак Родионов Павел Павлович, из посёлка Диатомитового комбината бар. 23, комн. 16, среди спецпереселенцев ведёт антисоветскую агитацию против внеуставной с/хоз. артели, спецпоселенцам доказывает так: Я ВОТ НЕ В КОЛХОЗЕ, А ЖИВУ ЛУЧШЕ ВАС, ИМЕЮ КОРОВУ, И ОНА СЛУЖИТ ТОЛЬКО МНЕ, Я СЛУЖУ И ПОЛУЧАЮ 60 РУБ. ЖАЛОВАНИЯ, А ВЫ, КОЛХОЗНИКИ, КОПАЕТЕ ЗЕМЛЮ, ПОЛУЧАЕТЕ ЗА ЭТО 20 РУБ. И ЕДИТЕ СУХОЙ КУСОК ХЛЕБА, И БОЛЬШЕ У ВАС КРОМЕ ЭТОГО НИЧЕГО НЕ БУДЕТ».

Михайлов Михаил Львович, проживающий в 1 бараке, такого же содержания ведёт среди спец.переселенцев агитацию, в результате многие спец.переселенцы не заходят внеуставную с/хоз. артель».[18]

     Этот документ, как и другие материалы личного дела Родионова П. П.,  доказывают и другое, а именно то, что после восстановления Родионов Павел Павлович не получил свободы, а продолжал считаться «кулаком». Его сын – Родионов Иван Павлович – высланный с отцом в 18-летнем возрасте и создавший семью в ссылке, также не был освобожден. 

     Следует отметить и тот факт, что после так называемого восстановления в правах люди  продолжали оставаться в поле зрения НКВД и, при малейшей возможности, к ним применялись меры репрессивного характера.

     Так Аксенов Андрей Трифонович, житель деревни Малая Кочевка, 3 марта 1930 года был признан «раскулаченным неверно».[19] Из деревни пришлось уехать, так как имущество было отнято, а его дом был приспособлен под сельсовет. Поселился в Ирбите с женой Марфой Андреевной и четырьмя детьми. Его арестовали осенью 1937 года, увели, и дальнейшая его судьба до сей поры родственникам не известна…

     Подобных примеров можно привести великое множество.

 

     С 1932 года ЦК партии запретил массовое переселение кулаков, обязав местные органы ограничиться выселением лишь отдельных контрреволюционных элементов, но уничтожение кулаков продолжалось полным ходом, появился ещё один способ раскулачивания. 

     Хозяйство крестьянина описывалось и изымалось, зачастую отнимали даже дом, оставляя лишь малое количество предметов личного пользования, иногда корову или лошадь. Такая практика особенно широко применялась в Зайковском районе Свердловской области. Раскулачивали с такой формулировкой «Считать кулаком, оставить в 3-й категории, если будет заниматься сельским хозяйством, выдать инвентарь». Были ли эти люди реабилитированы впоследствии, не известно. Скорее всего, что нет.

 

      Говоря о том периоде времени и происходящих событиях, не следует злопыхать и разжигать в себе и других людях чувство ненависти и нетерпимости. Жизнь показывает, что бездумная ненависть и злоба никогда ни к чему хорошему не приводят.

     Как невозможно из своей личной жизни вычеркнуть тот или иной эпизод или период, так и из истории страны, сколь неприглядным, постыдным, ужасным бы он ни был. Виновны ведь не только власти.

     Чем отличаются те, кто принимал античеловеческие решения,  выносил приговоры, расстреливал, от тех, кто  писал доносы на соседей; или крестьяне,  которые на собраниях решали вопросы о раскулачивании, обрекая односельчан на верную погибель, а после, не стесняясь, пользовались награбленным?  Или те  лица, которые, находясь на хоть сколь-нибудь значащих должностях и пользуясь этим, притесняли и унижали бесправных, и так далее и так далее?

     К примеру, в Надеждинском районе Тагильского округа, как следует из докладной записки 1931 года оперуполномоченного ОГПУ Кирюхина, было достаточно много случаев избиения спецпереселенцев,  в том числе и со смертельным исходом, насилия над женщинами, расхищения продуктов питания и прочих уголовно-наказуемых деяний со стороны десятников, мастеров, кладовщиков – работников низового аппарата леспромхозов, причём, зачастую они были из числа тех же спецпереселенцев, а также со стороны командированных райкомами бригадиров и комендантов посёлков.[20]

     В Ирбитском спецпоселении не зафиксировано подобных зверств. Однако имело место множество случаев, по рассказам бывших жителей поселения, когда за получение пропуска для выхода из посёлка по каким-либо нуждам приходилось нести помощнику коменданта, такому же спецпереселенцу, последний кусок хлеба или какую-то вещь; когда старший барака, известный под кличкой «полицай», кнутом прогонял с поля голодных ребятишек, собирающих мёрзлую картошку. 

     Поэтому считаю, что для всего нашего народа тот период был временем не только  огромного горя, но и великого позора. 

     Пожалуй, нет в мире другой такой страны, как Россия, где на долю народа выпало в ХХ веке столько страданий, вопиющей несправедливости и унижения. Истоки нынешнего плачевного состояния нашего общества находятся именно там, в тех не столь уж и далёких временах, когда брат шёл против брата, а сын против отца, когда рушились многовековые моральные устои.