С того утра в течение суток Юлиан не проронил ни слова. Жестом распорядился о погребальном костре. Вершиной древесной пирамиды стал возок с телом Эдины, облечённой в парадную столу с пурпурной каймой по нижнему краю, как положено знатной патрицианке.
Остаток дня и всю ночь после кремации длился мрачный, наполненный глухим ропотом пир. Группа солдат наведалась к дубу на берегу Дуная, и один из них, отказав осуждённому в смерти от меча, медленно перерезал ему горло кухонным ножом. Только сначала выбрил им себе промежность на глазах у жертвы, задрав спереди солдатскую тунику.
Потом «Легион Эдины» стал переправляться через реку. Последней двинулась к понтонному мосту конная когорта императорской гвардии. Кавалькаду замыкал всадник в пурпурном плаще, какой имел право надевать только один человек Pax Romana. При вступлении на мост он спешился, сбросил плащ на седельный коврик скакуна, адъютантам велел: «Следуйте на тот берег. Я догоню». И скорым шагом, один, направился в обратную сторону, к месту ночной стоянки. Несколько гвардейцев, коротко переговорив, приказу не подчинились. Они припрятали лошадей в дубняке, а сами затаились под речным обрывом. Медленно, тревожно для них потекло время. Наконец солнце показало полдень.
Тогда гвардейцы решились. Таясь, стали продвигаться в ту сторону, где скрылся их повелитель. Достигли погребального пепелища. Посреди чёрного круга на железных ободах колёс, сгоревших вместе с походным домиком, сидел перед грудой обглоданных огнём костей, опустив голову на колени, Юлиан. Голова его была сплошь седой. Никаких признаков жизни он не подавал. Отчего умер крепкий телом сорокалетний император, так и не узнали.
На том походе завоевания Вселенной Римом прекратились. Вскоре Pax Romana стал съёживаться от ударов варваров; соседи начали отрывать от него «лишние» территории. А «Гордый Рим», проедая кусок за куском из припасённого за 1000 лет, веселясь и легкомысленно продолжая считать себя «вечным», клонился к закату. Город Ромула и Рема (а за ними другие города метрополии) стал превращаться в один огромный сплошной лупанарий, где сцепились половыми органами и ртами, без разбору, мужчины и женщины, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, те и другие – с животными, без разницы возраста…
Но что удивительно? Рима нет уже более 15–и веков, скоро и варварской Европы, погрязающей в невиданной с Потопа содомии, не будет. А память об Эдине и Юлиане жива. В разных вариантах. Один из них я записал для вас, читатели.