Время было позднее, когда в дверь позвонили. Старый писатель отложил в сторону ноутбук и отправился в переднюю. Проходя мимо зеркала в дверце платяного шкафа, по привычке взглянул на себя, поправил пальцами пряди седых волос на голове и в коротко остриженной бородке. Дверным глазком он не пользовался, «кто там?» не спрашивал. Лихие люди его сторонились. И на этот раз беспечно открыл замок.

Поздним гостем оказался незнакомец низкого роста, с некрасивым и приятным лицом. Поздоровался улыбкой. Не называя себя, протянул хозяину квартиры картонный коробок, запечатанный скотчем: «Это вам от…». Фамилию произнёс невнятно и, сославшись на спешку, направился к лифту.

В коробке, под конвертом с письмом, оказались шоколадные конфеты прямоугольной формы, без бумажек и фольги. Матовый цвет коричневых брусков выдавал наличие сои. Воспоминание, будто тень, появилось сбоку, не дало себя разглядеть и притаилось где–то рядом. Но когда писатель надкусил одну из конфет и ощутил кофейный привкус более светлой, рыхлой начинки, то всё, связанное с этим сладким изделием, вспомнилось в ярких, звучащих подробностях.

Тогда, ровно шестьдесят лет назад, месяц в месяц, подросток Серёжа с мамой и бабушкой жил в городке у Днестра. Маленькая семья занимала две комнаты и кухню в одноэтажном белом особняке на зелёной окраине. Голый двор замыкали подсобные строения выморочной усадьбы, приспособленные под жильё после войны.

Тем жарким летом, когда, что ни день, со стороны карпатских гор, синеющих за рекой, на равнину выползали грозовые тучи и обрушивались на крыши, на кроны старых каштанов горячими ливнями, во дворе появилась новая девочка, лет шести. Представилась, выйдя к ребятам: «Я Валентина». Её родители постоянно куда–то исчезали, оставляя дочь на бабушку Серёжи. А так как баба–Лиза вела всё домашнее хозяйство, она наказывала внуку не сводить глаз с «малышки».

Подросток поначалу бунтовал: у него, ещё «не мужа, но уже не мальчика», были свои, «взрослые» планы. Например, впервые в жизни отглаживать чугунным утюгом, с огня газовой плитки, стрелки на брюках. Теперь только в таком виде он прогуливался перед вечерним (непременно вечерним) сеансом в единственном кинотеатре по центральной площади городка вокруг ратуши с часами на восьмигранной башне, рассматривая витрины магазинов, дольше всего – книжного, тоже единственного. Но делать было нечего – пришлось смириться, сопровождать Валю (нет, вначале Вальку), если у неё, например, утренний сеанс. По правде сказать, Серёжа сам смотрел фильмы для малышей с удовольствием, но признаться в этом уже даже себе не мог, достоинство взрослого мальчика не позволяло.

Валя и впрямь была малышкой – ростом меньше всех девочек её возраста во дворе и округе. Кроме того, выделялась чудесными волнистыми волосами и выразительным взглядом светлых глаз. Казалось, она стеснялась своих полных, ярких губ – с силой сжимала рот после каждой сказанной фразы. Была она рассудительна, запоминала буквально всё, что замечали её проницательные глаза и что касалось её тонкого слуха. Ко всему относилась серьёзно, обо всём судила здраво, будто маленькая (по возрасту) женщина, часто ставя в тупик своего невольного опекуна, старшего её на восемь лет.

Первый раз они пошли в кино с бабушкой, притом, на дневной сеанс. К досаде местных «киноманов» (а таковыми были в ту «предтелевизорную эпоху» все зрячие), целую неделю «крутили» двухсерийную цветную ленту «Большой театр». С экрана битых два с половиной часа только и делали, что пели арии из опер. Казалось, такое испытание было по нраву только бабе–Лизе, особе в городке заметной. Её выдающийся (во всех отношениях) нос украшала музейная редкость, пенсне. Вместе с тем, она носила мужской пиджак с обвислыми плечами и оттянутыми карманами. И бросала вызов общественному мнению, не выпуская из беззубого рта дымящийся «Беломор–канал». Чтобы сманить внука и «временную внучку» в поход против всенародного музыкального невежества, она купила «полфунта» (по её «старорежимным» словам) шоколадных конфет без обёртки и отметила какую–то их особость торжественно произнесённым словом «Кавказские», подняв к носу кривой указательный палец, как восклицательный знак. Конфеты действительно оказались особенные. Дети оценили их вкус. Вряд ли, после таких «дегустаторов», бабушке досталась её законная третья часть «полфунта». С тех пор всякий раз, когда Сергей сопровождал Валю на детские сеансы, они заходили в сладкий отдел того магазина и отягощали карманы газетными кульками с полюбившимися им конфетами.

Однажды подросток и девочка сидели в ещё полупустом, прохладном холле кинотеатра под чахлой (в бочке) пальмой и катастрофически поедали свои запасы.

– Ты кем будешь, когда вырастишь? – спросила девочка, облизывая губы. Сергей пожал плечами и ответил набитым ртом:

– Ну, наверное, путешественником и писателем, – (он с пятого класса увлёкся приключенческой и серьёзной – по географии – литературой, стал тайно пописывать, портя ученические тетрадки, плохие подражания известным авторам стихами и прозой). – А ты? Ты кем хочешь стать, Валька? Врачом или учительницей?

Девочка подумала и ответила серьёзно, глядя в глаза своему провожатому:

– А я, мне кажется, я стану твоей женой.

Сергей смутился, но вспомнил, что рядом ребёнок (правда, хорошо, что никто не услышал). «Почти юноша» уже, заметили домашние, часто довольно удачно проявлял чувство юмора, становился скорым на острое словцо, вообще, был с детства находчив. И сейчас нашёлся:

– Ладно, прекрасная невеста, может быть, я соглашусь, если ты, когда подрастёшь, купишь мне точно таких «Кавказских», за свои собственные деньги, не за папины с мамой. Только не полфунта, а целый фунт. Понимаешь, принцесса? Пол–кило!

И показал руками, как это ужасно много.

Валя не испугалась. Доела конфету и задумалась, приоткрыв губастый ротик, испачканный соевым шоколадом. Наконец, подсчитав, видимо, в уме свои будущие финансовые возможности, решительно согласилась:

–Хорошо.

А в конце лета Валя с родителями уехала из городка на Днестре. Навсегда. Из памяти Сергея тоже. Не то, что он совсем забыл свою временную подопечную, будто её никогда не было, но её образ, с каждым годом всё более расплывчатый, появлялся лишь при редких воспоминаниях о каком–то важном событии того лета, вроде неожиданного появления отца после «длительной командировки», как объяснила мама.

С тех пор прошло много времени. Так много, что в том городке вымерли почти все, кто знал когда-то школьника Сергея, его родителей и бабушку. В белом особняке на зелёной окраине давно поселились новые люди, и только кафельные изразцы вечной голландки молча хранили образы гревшихся возле неё людей.

Но все эти годы то здесь, то там в огромной стране можно было встретить сначала юношу студенческой поры, потом молодого человека, позже зрелого мужчину, наконец старика, который отзывался на имя Сергей (в своё время с добавкой отчества) и носил всё ту же фамилию, что и школьник Серёжа. Он действительно стал писателем и, в некотором приближении, путешественником.

И вот этот картонный коробок с конфетами «Кавказские». Сверху – конверт. Всё написано правильно: город, улица, дом, квартира писателя, его имя, фамилия. Обратного адреса нет. Внутри, в конце исписанного листа, только имя – Валентина. Она обращается к адресату как тогда, 60 лет назад, Серёжа. Поясняет, что давно уже стала замечать его книги на полках книжных магазинов. Однажды купила томик, кое-что нашла в городской библиотеке. Читает с интересом и будто слышит его голос.

Напомнить о себе человеку, который (по её словам в письме) «просто обязан был её забыть», Валя–Валентина решилась после одного странного случая.

После того прикарпатского городка она нигде никогда не видела в продаже конфет с названием «Кавказские». Забывался их вкус и запах. Может быть, поэтому во взрослой жизни, после техникума, нарушила детское обещание, данное одному большому мальчику – вышла замуж «просто так», потому что все выходят замуж. Появились дети, ибо все женщины, кто способен, рожают, никуда от этого не деться. А дочки сделали её в своё время бабушкой, без спросу.

Недавно будто кто–то невидимый привёл её в единственное на земле место, где в кладовке запущенного, какого–то по виду не современного магазина с затёртой временем вывеской «Продуктовые товары», завалялось, не потеряв свежести, незатейливое лакомство первого послевоенного десятилетия – конфеты «Кавказские». Глазам своим не поверила. Суетливо, боясь, что перекупят, попросила отвесить «фунт» (так вырвалось у неё, от волнения), удивив продавщицу экзотической мерой веса. И только выйдя на улицу, пожилая женщина задумалась, что делать с покупкой. Ведь эти конфеты именно в таком количестве были ей заказаны, и она обещала выполнить заказ. Но в какой стороне искать тот городок, название которого никак не вспомнить? Белый особняк в окружении хибар виделся внутренним взором смутно. Сохранился ли в том городке старый кинотеатр под вековыми каштанами, в котором «крутили» ещё немые фильмы? И даже если вспомнится, куда держать путь, если она поспешит и найдёт всё знакомое на прежнем месте, в прежнем виде, разве ждёт её на угловом крыльце, под навесом, худощавый мальчик с подвижным смуглым лицом, первый в жизни, которого она почему–то выделила из всех знакомых мальчишек?

На эти вопросы, задаваемые себе самой, Валентина ответить не могла. Но оставался в её мире один старый человек, который мог ей помочь подсказкой и советом и даже стать посредником между ней и удалившимся в недостижимую даль подростком из белого особняка на зелёной городской окраине.

В тот же день случилась для Валентины оказия. Её услужливый сосед собирался в столицу. С ним и отправилась по назначению картонная коробка с фунтом конфет «Кавказские». Тех самых.