1892 год. Ростов-на-Дону. Убогая лавка с красным товаром. Хозяева — гродненские мещане Фишель и Сара Азефы; они бедны, но сын их Евно кончил курс наук в ростовской гимназии, где он учился с сыновьями состоятельных и почтенных евреев. Правда, закончив среднее образование, Евно Азеф занялся мелкими комиссионными делами, но «духа он не угасил» и вместе с гимназическими товарищами отдал дань революционным порывам и вошел в революционный кружок, имевший связи с рабочими.
Весной 1892 года ростовские жандармские власти начали дознание о распространении в городе прокламаций; члены кружка всполошились, и Евно Азеф исчез из Ростова. Перед исчезновением Азеф совершил удачную комиссионную сделку: он продал по поручению за 800 рублей партию масла и деньги обратил в свою пользу
В том же 1892 году Евно Азеф объявился в Карлсруэ. Он поступил в Политехникум и учился здесь шесть лет. Из него вышел специалист-электрик, и, вернувшись в Россию в 1899 году, он получил место по специальности во Всеобщей Компании Электрического Освещения». Из-за границы он приехал с женой и ребенком. Жизнь в Москве вел серую, скромную, ютился в маленькой дешевенькой квартире с низкими потолками в одном из переулков Воздвиженки, с одним ходом со двора. Но за этой, медлительно протекавшей мещанской жизнью у всех на виду, шла жизнь другая, ведомая лишь немногим.
Молодой инженер играл видную роль в революционном подполье. С Запада он привез хорошие рекомендации и связи. По убеждениям и настроениям он примыкал к на-
[ 3 ]
родническим социально-революционным кругам, был в отличных отношениях с М. Р. Гоцем и Г. А. Гершуни, вождями молодых народников. На рубеже XIX и XX веков завершался процесс объединения революцинно-народнических групп и создания единой партии социалистов- революционеров. Евно Азеф принял самое близкое участие в организации партии и явился одним из ее учредителей. Он работал под крылом Г. А. Гершуни, который взял на себя социальную задачу—поставку террора, создание обособленной, строго конспиративной группы — «Боевой организации партии с.-р.». Эта организация, включавшая в свои ряды не мало людей высокого героизма, выполняла поручения партии по совершению политических убийств. Евно Азеф стал правой рукой Г. А. Гершуни, и после его смерти стал во главе «Боевой организации» и на этом посту завоевал безграничное доверие Ц. К. партии, ибо он оказался точным и тонким исполнителем комиссионных поручений Ц. К. Его комиссионные дела вписаны в историю. Ц. К. партии с.-р. счел благовременным отправить на тот свет министра внутренних дел Плеве, и Азеф блестяще сорганизовал убийство Плеве. После 9 января Ц. К. партии с.-р. постановил предать казни великого князя Сергея, и Азеф привел в исполнение этот приговор. Правда, он потребовал от своих партийных друзей крупных средств, и значительные суммы были отпущены в его безотчетное распоряжение. Кроме этих крупных комиссионных дел, Азеф исполнял еще ряд мелких поручений по устранению мелких агентов власти, так сказать, за тот же счет.
Такова вторая жизнь Азефа — «героическая».
Но за идиллической картиной обывательского быта, за яркими, блестящими эпизодами «революционной борь-
[ 4 ]
бы» бурлила и бежала иная жизнь, неведомая никому из соприкасавшихся с Азефом в его первой и второй жизни. Еще в Карлсруэ студентом Политехнического института Евно Азеф, по собственному почину, предложил оказывать услуги департаменту полиции по части сообщения сведений о революционной деятельности своих товарищей за ежемесячную плату в 50 рублей. Департамент принял предложение и в скорейшем времени имел возможность убедиться в чрезвычайной полезности нового агента. Его ежемесячный оклад повышался, а когда агент закончил высшее образование, он был отправлен на работу в Россию, под специальным руководством начальника московского охранного отделения С. В. Зубатова. Задачей охранки было войти в курс всей работы по объединению с.-р. групп, и Азеф удачно выполнил эту комиссию. Агент, стоящий в центре организации, — бесценное приобретение для розыскных органов, и Евно Азеф поистине стал любимцем всех своих начальников — Рачковского, Ратаева, Зубатова, Герасимова. А когда над головой правительства зашумели террористические громы и молнии, Азефу дано было задание — войти в доверие к Гершуни, предать его й стать в центре террористической работы. Азеф выполнил и это задание. Он выдавал революционеров десятками и сотнями, отправлял их в ссылки, тюрьмы, па каторгу и на виселицу. Надо же было зарабатывать комиссионные, которые выдавались ежемесячно и дошли до 12.000 в год и кроме того в виде премиального вознаграждения составляли почти такую же сумму.
Так человек жил и лавировал между революционерами и сыщиками. И во всех трех сферах своей жизни — семейной, революционной и предательской — он пользовался безграничным доверием, и никто —ни жена, ни Ц. К. с.-р.,
[ 5 ]
ни департамент полиции — и помыслить не мог, что Евно Филиппович (для быта), Иван Николаевич (для революции) Раскин и Виноградов (для розыска) мог быть не тем, чем он казался. И это несмотря на отталкивающую внешность.
«Толстый, сутуловатый, выше среднего роста, ноги и руки маленькие, шея толстая, короткая. Лицо круглое, одутловатое, желто-смуглое; череп кверху суженый; волосы прямые, жесткие, обыкновенно коротко подстриженные ; темный шатен. Лоб низкий, брови темные, внутренние концы слегка приподняты; глаза карие, слегка на выкате. Нос большой, приплюснутый, скулы выдаются, одно ухо оттопыренное; губы очень толстые и выпяченные, чувственные; нижняя часть лица слегка выдающаяся. Бороду обычно брил, усы носил подстриженными».
Это — объективные приметы, а вот и субъективные ваписи: «Очевидица,—видевшая Азефа еще в 1898 году в студенческой столовой, когда он со своей грузной фигурой, широко расставив ноги, становился неподвижно посреди столовой, вращая только во все стороны выпуклыми глазами и выпятив толстые губы, —говорила, что ей страшно было бы встретиться с ним не только ночью в темном лесу, но и днем на многолюдном Невском». Впечатление очевидицы прошло, конечно, сквозь призму позднейших восприятий, а товарищи Азефа в совместной работе не воспринимали отталкивающих моментов физической личности своего вождя,
И тем менее могли чувствовать отвращение к Азефу те, на кого изливалась его щедрость, на кого шли его сбережения от сумм, полученных как для совершения убийств, так и для предотвращения оных. Это — женщины свободной и легкой любви, проститутки домов терпимости, воль-
[ 6 ]
ные публичные женщины, актрисы варьете, шансонетные певицы. . . Рай Азефа. . . Подлинный, настоящий, рай. . . Азеф не был пьяницей, но он был плотояден и сладострастен. Этот рай Азефа уж достоверно никому был неведом. А здесь-то он и нашел свое счастье, встретившись с некоей звездой шантана, пожинавшей успехи в петербургском «Аквариуме», московском «Яре» и во всяких «Тиволи», «Шато-де-флер» и т. д. Это была пышная женщина, которая властно стала перетягивать себе сбережения Азефа, революционные и правительственные. Она-то и взяла под башмак вождя «Боевой организации». Исполнителем ее комиссионных поручений и стал Евно Азеф, мещанин-комиссионер.
В течение 16 лет служил Азеф департаменту полиции; 10 лет с лишним работал в партии с.-р. и большую часть этого срока в «Боевой организации партии с.-р.» и, кроме того, в Ц. К. партии с.-р. Но наконец катастрофа разразилась. Маска Азефа была сорвана, и его предательство было разоблачено. Удар молнии без грома. , . Никто не поверил: жена Азефа не допускала и мысли об измене мужа, Ц. К. партии с.-р. считал, что всякая попытка к очернению Азефа идет из недр департамента полиции, а Столыпин в Гос. Думе распинался за своего агента и доказывал, что это был честнейший агент в мире. . .
Азеф был разоблачен, у судивших его социалистов- революционеров не поднялась рука на своего комиссионера: пусть он и не всегда был верен, а главные комиссии все же исполнил. Азеф, стяжавший в период разоблачения славу «великого провокатора», бежал от мести своих партийных товарищей и скрылся в неизвестности, точнее в неизвестный никому свой рай вместе со «звездой шантана».
[ 7 ]
Азеф скрылся от возмездия, и оно его не постигло. Наоборот: он полностью восчувствовал счастье мелкой буржуазной жизни. Он, игравший людскими жизнями, перешел к более спокойной игре — игре на биржевые ценности. «Обладая выдающимся умом, математической аккуратностью, спокойный, рассудительный, холодный и осторожный до крайности, он был как бы рожден для крупных организаторских дел. Редкий эгоист, он преследовал прежде всего свои личные интересы, для достижения которых считал пригодными все средства до убийства и предательства включительно», —так характеризует Азефа собрат по ремеслу пресловутый жандармский генерал и историк Спиридович. Но такая характеристика идет как раз к лицу биржевого игрока, каким стал на склоне жизни выдающийся комиссионер Азеф. И он имел успех на берлинской бирже и мог собирать своих биржевых друзей в солидной квартире в шесть комнат в хорошем районе Берлина. Неймайер — так назывался в этот период Азеф и его новая жена, бывшая шансонетная певица, сохранившая всю свою веру в своего покровителя. В этой большой квартире с высокими потолками подавали гостям- немцам чай из настоящего русского самовара и играли в винт не по маленькой. . .
Так мирно протекала жизнь бывшего «великого провокатора», и нужно было вмешательство стихийных сил, чтобы внести дезорганизацию в этот буржуазный быт, нужна была великая империалистическая война. Она спутала карты Азефа и нанесла решительный удар биржевым комбинациям и материальному благополучию Азефа. И к тому же его арестовали, как гражданского военнопленного, подозрительного по анархизму, и несмотря на все его старания доказать, что он был не революционер,
[ 8 ]
а правительственный агент по борьбе е революцией, выпустили его из тюрьмы только в конце 1917 года. Азеф перешил скверные минуты, но шансонетная певица заботилась в меру своих возможностей о своем покровителе. Азеф переписывался с ней и преподавал ей правила поведения в форме афоризмов. Умудренный жизненным опытом, он учил:
«Не презирай людей, не ненавидь их, не высмеивай их чрезмерно, — жалей их».
Или:
«После молитвы я обычно бываю радостен и чувствую себя хорошо и сильным душою. Даже страдания порою укрепляют меня. Да, и в страданиях бывает счастье, — близость к богу. В наше тревожное, торопливое время человек обычно забывает то лучшее, что в нем заключено,— и лишь страдания дают ему блаженство, заставляя с лучшей стороны взглянуть на себя и покорно приблизиться к богу».
Вот куда метнул провокатор-комиссионер, вот до каких высот духа поднялся этот обагренный человеческой кровью негодяй. И с этих вершин он сносит скрижали морали и закона бывшей кафе-шантанной певице. Да не подумает читатель, что Азеф испытывал угрызения совести. Совсем нет: «Меня постигло несчастье, величайшее Несчастье, которое может постигнуть невинного человека и которое можно сравнить только с несчастием Дрейфуса».
Недолго погулял на воле после освобождения из тюрьмы Азеф. В апреле 1918 года он лег в больницу, а 24 апреля от обострившейся болезни почек он уме]). Похоронила его бывшая шансонетная певица. Она же и ухаживает за его могилой, обнесенной железной оградой и украшенной зеленью, цветами. Но только нет никаких обозначений:
[ 9 ]
только кладбищенская дощечка с номером места — 446. Певица сознательно ничем не обозначила могилы Азефа, она говорит:
«Знаете, сейчас здесь так много русских, часто ходят сюда. . . Кто-нибудь прочтет, вспомнит старое,—могут быть неприятности. Лучше не надо».
П. Е. Щеголев.
[ 10]