А. А. Аргунов. Азеф – социалист-революционер.
Писать об Азефе — значит писать и о партии с.-р. Вся карьера этого виртуоза-провокатора, протекла в рядах партии. Сношения Азефа с полицией начались давно, еще со студенческих его годов, когда он «освещал» маленькие тайны студенческих кружков Гейдельберга. Но это были робкие шаги и скудно оплачиваемые услуги простого шпика. На стезю провокации он прочно стал и скоро выдвинулся вперед, лишь связав свою судьбу с партией с.-р., пойдя по ведомству террора. Только в этот период Азеф интересен для историка и психолога, ибо только здесь перед нами воистину великий провокатор, предающий и убивающий одной рукой товарищей своих по партии, другою — агентов власти вплоть до министров и царя. И все это, вся эта сложная, двуликая жизнь тянулась не месяцами, а годами; тянулась целое десятилетие. Какая богатая хроника и богатый материал для романиста! Имя Азефа станет и уже стало нарицательным, как имя Иуды.
Я не берусь дать портрет Азефа. Пусть сделают это другие. Моя скромная задача — дать материал, факты. Я знал Азефа довольно близко и не малое время: ровно десять лет. В 1899 г. мы встретились с ним в Москве, пожав в первый раз руку, и ровно через десять лет — в 1909 г. он, провокатор, бежал из Парижа, спасаясь от мести.
Трудно вспоминать давнопрошедшее, устанавливать лица и точные даты событий и если мне все-таки удалось это сделать по отношению к существенным моментам истории партии с.-р. и к поведению Азефа, то этим я обязан случайно уцелевшим своим записям, сделанным в эмигрантские дни 1909 — 1910 гг. В своем описании я из-
[ 11 ]
Писать об Азефе — значит писать и о партии с.-р. Вся карьера этого виртуоза-провокатора протекла в рядах партии. Сношении Азефа с полицией начались давно, еще со студенческих его годов, когда он «освещал» маленькие тайны студенческих кружков Гейдельберга. Но ото были робкие шаги и скудно оплачиваемые услуги простого шпика. На стезю провокации он прочно стал и скоро выдвинулся вперед, лишь связав свою судьбу с партией с.-р., пойдя по ведомству террора. Только в этот период Азеф интересен для историка и психолога, ибо только здесь перед нами воистину великий провокатор, предающий и убивающий одной рукой товарищей своих по партии, другою—агентов власти вплоть до министров и царя. И все это, вся эта сложная, двуликая жизнь тянулась не месяцами, а годами; тянулась целое десятилетие. Какая богатая хроника и богатый материал для романиста! Имя Азефа станет и уже стало нарицательным, как имя Иуды.
Я не берусь дать портрет Аэефа. Пусть сделают это другие. Моя скромная задача—дать материал, факты. Я знал Азефа довольно близко и не малое время: ровно десять лет. В 1899 г. мы встретились с ним в Москве, пожав в первый раз руку, и ровно через десять лет — в 1909 г. он, провокатор, бежал из Парижа, спасаясь от мести.
Трудно вспоминать давнопрошедшее, устанавливать лица и точные даты событий и если мне все-таки удалось это сделать по отношению к существенным моментам истории партии с.-р. и к поведению Азефа, то этим я обязан случайно уцелевшим своим записям, сделанным в эмигрантские дни 1909 — 1910 гг. В своем описании я из-
[ 12 ]
бегал рассказов о фактах или лично мало известных или не точно установленных. Пришлось, сверх того, скрыть под вымышленными инициалами много фамилий действовавших лиц — из соображений конспиративности.
И все-таки я много опускаю и о многом говорю вскользь, иначе пришлось бы писать том, может быть, томы, ибо это значило бы писать историю партии с.-р., на фоне которой разыгралась мрачная трагедия — азефщина.
Обращаясь к давнопрошедшему, к фактам былой жизни и деятельности, погружаешься в целый мир образов, событий, переживаний; картина за картиной развертывается обширное поле русского революционного подполья, которому отдано столько жизни, которое взяло столько бесцельно растраченной энергии и дало столько радостей; и потому хочется эти свои строки, эти свои воспоминания посвятить ему, подполью — трижды проклятому и трижды благословенному.