Главной своей задачей наш Союз всегда считал объединение всех тогдашних кружков с.-ровского (или точнее< народовольческого) направления вокруг какого-нибуть общего предприятия. Этим предприятием должно был быть литературное дело, в особенности издание периодического органа. Нашей давнишней мечтой было поставить такой орган. Силы наши были ничтожны, вели мы в( дела сами, конспиративно, стремясь не связывать себя широкими сношениями, не передоверять лишним людям даже маленьких поручений. Мы рассчитывали начать более широкую организационную работу после того, как создадим что-либо реальное, какое-либо предприятие Естественно, что при таких условиях постановка литера-
[ 17 ]
турного предприятия потребовала массы времени и массы усилий. Нужно было заводить типографию, самостоятельно ставить ее и одновременно обеспечить другую, идейную сторону издательства.
Хлопоты по устройству типографии мы начали с осени 1899 г., до появления на нашем горизонте Азефа. Оказалось возможным начать дело в Сибири, на одном иэ переселенческих пунктов, где были свои люди. Согласие оттуда было дано, и предстояла задача завести шрифт и прочие принадлежности. На возвратном пути из Сибири ездившему туда товарищу удалось приобрести в Самаре связи с Петербургским рабочим-наборщиком, который согласился добывать шрифт. Вел он это дело не вполне добросовестно и драл безбожную сумму. Пуд обходился в 80 — 100 руб. Таскал он шрифт маленькими до вами в течение зимы и весны 1900 г. Хранился шрифт в СПБ. у местной нашей группы и затем был перевезен в Москву. Все операции в этом и в последующем периоде производились непосредственно нами. Азеф не был посвящен в эти дела и никакой помощи от него мы не получали. Вообще, в весенние месяцы 1900 г. Азеф отсутствовал. Он ездил за границу и потом в Могилев, откуда явился в Москву с семейством (женою и ребенком).
Летом 1900 г. продолжалась подготовительная работа по типографии. Нам удалось вступить в сношения с Минной группой (выступившей с террористическими прокламациями и несколькими брошюрами и подписавшейся (Партия политического освобождения России»), которая взялась помочь нам добыть станок. Посредником между нами и группой был покойный Г. А. Гершуни, живший тогда легально в Минске и выступавший преимущественно как лектор среди рабочих. К ним ездили в Минск наши товарищи Ч. и М., и в лаборатории физического кабинета
[ 18 ]
Гершуни устраивались все нужные свидания. Это было весной 1900 г. Летом минская группа добыла для нас у бундовцев деревянный станок, и Ч. привез его на нашу дачу под Москвой (дерев. Кирилловна).
Азеф, жил это лето на даче в Сокольниках и был у нас всего один раз со своей женою, с которой мы впервые тут познакомились. Сидели Азефы целый день, и у нас был оживленный спор. Помнится, Азеф впервые подробно излагал свои взгляды на очередные задачи, признавая потребность одной террористической борьбы, отрицательно относясь к прочим видам работы, в виду, главным образом, тяжелых полицейских условий, невозможности строить какое-либо прочное и широкое предприятие, неизбежности скорого провала и т. п.
Мы были принципиальными сторонниками террора, но отводили место ему в ближайшем будущем, после предварительного организационного и идейного объединения, и признавали террор не единичным и случайным, а как систему ударов. Террор Азефа поэтому показался нам достаточно узким, беспочвенным, продуктом заграничных споров и заграничных выводов о русской действитель-ности.
В сентябре 1900 г. я и жена повезли в Сибирь материал первого № «Революционной России» и технические принадлежности для печатанья. 1) По пути мы заехали в Екатеринбург, ехали по Волге и не видели за собой слежения.
---
1) Небесполезно здесь отметить следующий факт: название «Революционная Россия» — игра случая. Разбирая доставленный рабочим шрифт, я не мог составить желанного названия «Свободная Россия», ибо не хватало нужных букв. Пришлось остановиться на «Революционная». Других технических приемов мы не знали, да они и не доступны были.
[ 19 ]
Первый опыт печатанья был произведен в одном переселенческом пункте. Опыт был неудачный. Станок не работал. Перевезли все в Томск, в помещение переселенческого чиновника (члена нашего союза), Я уехал обратно; опыты с печатанием продолжались. И кончилось полной неудачей. Станок оказался негодным, под рукой не было знающего человека, и решено было прекратить попытки. Шрифт, станок и прочие принадлежности увезены были в Псковскую губ., а оттуда вскоре переправлены в Петербург.