Из всех финикийских философов больше всего сведений (и отрывков текстов) сохранилось о Санхунйатоне (Санхуниатоне). «О евреях рассказывает правду Сангуниатон Биритянин (Бейрутец) вполне соответственно названиям их местностей и именам; он заимствовал свои сведения о них у жреца Бога Иеговы, Иеромвала. Когда он посвятил свою историю царю Бирита Авельвалу, царь и его советники (т.е. городской совет - И. Р.) одобрили его как правдивого историка. Их времена приходятся ещё до Троянской войны и приблизительно совпадают со временем Моисея... Санхунйатон же, который собрал сведения из городских хроник и храмовых надписей и написал по-финикийски правдивую историю древности, жил при Семирамиде», - пишет Порфирий, цитируемый Евсевием [35, с. 3]. Здесь та же путаница с хронологией. Троянская война - это, очевидно, также лишь указание на глубокую древность. Поскольку евреи уже расположились «соответственно именам и местностям», а произошло это окончательно лишь при Давидидах (когда был взят Иерусалим), причём все эти перипетии - уже история, которую помнят хорошенько лишь жрецы Иеговы, то датировка их временем ассирийской царицы Шаммурамат - Семирамиды (конец IX - начало VIII вв. до н.э.) выглядит наиболее убедительной. Вторая половина IX - первая половина VIII вв. до н. э. - эпоха наивысшего расцвета Финикии, время её «стадиальной флуктуации».
Можно с уверенностью сказать, что жил Санхунйатон намного раньше Геродота, Гекатея Милетского и вообще кого-либо из древнегреческих историков-логографов. Но это был именно историк, о чём можно с уверенностью судить как по сохранившимся фрагментам, так и по приведенной выше характеристике: «который собрал сведения из городских хроник и храмовых надписей и написал по-финикийски правдивую историю древности». Это - совершенно научный подход. Т. е. Санхунйатон - самый древний из известных нам историков в собственном смысле этого слова.
Но в то же время он был и философом. Филон Библский, переводчик его на греческий язык, в предисловии к первой из девяти книг Санхунйатона говорит (Euseb. Praep. Evang. I, 9, p. 34, d): «Санхунйатон, человек великой учёности и тщательности, желая всячески знать начало всего, от которого произошло всё, (...) принявшись за свой труд и отвергнув прежние мифы и аллегории, исполнил свою задачу» [35, с. 34]. Желание «знать начало всего, откуда пошло всё» - это чисто философское желание. Это - задача именно для философа. Причём решал её Санхунйатон, «отвергнув прежние мифы и аллегории», из-за которых «трудно распознавать что-либо действительно происходившее» [Там же]. Это уже - Наука.
Кстати, можно предположить, что идеи Санхунйатона оказали косвенное влияние и на творцов Ветхого Завета. Так, наукообразное начало Книги Бытия (см. выше) очевидно продиктовано тем же желанием «знать начало всего, откуда пошло все». И в исторических книгах Библии неоднократно встречаются ссылки на те хроники и летописи, которые использовались при их написании: Книгу Доблестного, Книгу деяний Соломона, Книгу хроник царей Израильских, Книгу хроник царей Иудейских и др., а также на не дошедшие до нас псалмы и писания пророков. Все эти источники использовались выборочно и тенденциозно, в интересах культа Яхве. [38, с. 140-143, 157-158, 161]. Но сам принцип критического отбора источников был, вероятно, позаимствован именно у Санхунйатона.
Начинается же труд Санхунйатона тоже с космогонии: «Началом всего был Воздух (Аир), мрачный и подобный ветру, или дуновение мрачного воздуха, и мутный мрачный Хаос; они были безграничны, и в продолжение многих веков не имели конца. Когда же Нус (по-гречески «нус» - «ум», «разум», «дух») полюбил свои собственные начала, и произошло смешение, это соединение получило название: Желания (πόθος). Таково начало устроения всего. Дух же не знал своего создания. И из соединения Духа произошел Мот (μωτ), его некоторые считают илом, другие - гнилью водянистого смешения; и из неё произошли все семена создания, и рождение всего. Были некие животные, не обладавшие чувством, от которых произошли одарённые умом животные..» [35, с. 35]; и т. д.
Это - не миф, а очевидная натурфилософия, подобная построениям ранних греческих философов - «фисиологов». Очень важно здесь обратить внимание на слово Мот (или Мут). Дело в том, что египтяне, на которых ссылается Санхунйатон, словом Мут (мвт) называли жену бога Атона. В то же время оно означало просто «мать» [145, с. 6, 13]. В данном случае можно без особых натяжек сказать «материя».
П. Гайденко пишет: «Первые греческие философы – Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, несколько позднее – пифагорейцы, Гераклит, Эмпедокл и другие – размышляют о происхождении мира, его строении, пытаются постигнуть его начала и причины. …А греческая мифология была религией природы, и одним из важнейших вопросов в ней был вопрос о происхождении мира. Существенное различие между мифологией и философией состояло, однако, в том, что миф повествовал, кто родил все сущее, а философ спрашивал, из чего оно произошло» [159, с. 12]. Но и Санхунйатон писал об иле либо «гнили водянистого смешения», что «из неё произошли все семена создания, и рождение всего». Как видим, финикийский философ тоже спрашивал, из чего произошло все сущее.
Не будет чрезмерной натяжкой также утверждение, что Санхунйатон впервые наметил научную концепцию эволюции. Так, он пишет об эволюции живой природы: в первичном иле сначала зародились «некие животные, не обладавшие чувством, от которых произошли одарённые умом животные (…) Вследствие грохота грома упомянутые уже одаренные умом животные проснулись, испуганные шумом, и в море и на суше задвигались самцы и самки» [35, с. 35-36].
Далее, после очень невнятного отрывка, заставляющего предположить у Порфирия большие лакуны из исходного текста (так думал и Б. А. Тураев [35, с. 50-51]), следует уже рассказ о первых людях: «Они первые освятили произведения земли, стали считать их богами и поклоняться тому, чем поддерживали жизнь они сами, их потомки и все бывшие до них, стали делать возлияния и приносить жертвы. Таковы были основания их поклонения, подобные их бессилию и малодушию» [35, с. 36]. Один этот отрывок (автора IX в. до н. э.!) ставит Санхунйатона на один уровень с самыми передовыми мыслителями античности. Здесь начало человеческого рода отнюдь не выглядит «золотым веком». Причём причины возникновения религии подаются сугубо рационалистически, это возникновение постулируется из «бессилия и малодушия» древних людей. Т. е. Санхунйатон был первым творцом научной теории возникновения религии и - шире - рационального толкования мифов.
Далее Санхунйатон излагает «конкретную» историю, опираясь, очевидно, на собранные, систематизированные и также сугубо рационалистически истолкованные им древние мифы: «От ветра Колпиа и женщины Ваау, имя которой переводится «Ночь», родились Эон и Протогон, смертные люди, носившие эти имена. Эон нашел, (как получать) с деревьев пишу. Происшедшие от них назывались Ген и Генеа (от греческого корня «рождать» - И. Р.), они поселились в Финикии. Когда была жара, они поднимали руки в небо, к солнцу, так как считали его богом, единственным господином неба, и называли Веелсамин, что по-финикийски значит «Владыка неба», по-гречески это - Зевс... Из рода Эона и Протогона опять произошли смертные дети, имена которых - Фот (Свет), Пир (Огонь) и Флок (Пламя). Они нашли огонь, пользуясь для этого трением кусков дерева, и обучили людей его употреблению. Они произвели сыновей, выдававшихся громадностью и ростом, их именами названы горы: Касий, Ливан, Антиливан, Врофи. Эти имена они получили от матерей, так как жившие тогда женщины соединялись без стыда с кем приходилось». – Здесь поразительно точное описание порядков эпохи матриархата.
Далее перед нами проходит череда культурных героев, научивших других людей строить шалаши, прикрывать тело одеждой из шкур животных, охотиться, ловить рыбу («Ифест изобрёл удочку, приманку, лёсу и сети и первый из всех людей стал плавать; за это после смерти его стали чтить, как бога»), обрабатывать железо, строить стену из сырцовых кирпичей, запрягать животных в ярмо, устраивать заборы, заниматься скотоводством, употреблять письменность, строить суда, употреблять целебные травы и заговоры [35, с. 36-38]. Набор технических достижений вполне солидный! Вообще крайне любопытно и вполне современно по духу то, что свою универсальную (по крайней мере, во временном отношении) историю Санхунйатон начинает именно с истории технологических достижений. Это естественно для современных исследователей, возможно для эпохи Просвещения (с её «Энциклопедией наук, искусств и ремёсел») и даже Возрождения, но совершенно нехарактерно для древних или средневековых авторов.
Далее Санхунйатон переходит к «политической» истории: «В их же (изобретателей судостроения братьев Кавиров и изобретателя письма Таавта - И. Р.) время рождается некий Элиун, называемый Высочайшим, и женщина по имени Вируфь. И обитали они около Библа. От них рождается Эпигей или Автохтон, которого впоследствии назвали Ураном, так что и находящаяся над нами стихия получила от него своё имя «небо» («уран»), из-за своей необычайной красоты. Сестра Урана, рождённая от тех же родителей, была названа именем «Гея», и от неё получила из-за своей красоты имя и соимённая ей земля. Отец их, «Высочайший», погибший в схватке с дикими животными, был обоготворён, и дети совершили в его честь возлияния и принесли ему жертвы. Приняв отцовскую власть, Уран вступает в брак со своею сестрой, Геей, и родит от неё четырёх детей: Ила, он же Крон, Ветила, Дагона, т. е. Ситона, и Атланта» [35, с. 38]. Здесь достаточно чётко описана эпоха классообразования (синхронная изобретению письменности и судостроения!) и перехода к патриархату и отцовскому счёту родства («брак брата и сестры»), с его культом предков. Исключительно характерно, что финикийский автор объясняет «соимённость» Урана и Геи земле и небу «их исключительной красотой». Т.е. для него это очевидно не боги, а смертные люди, впоследствии обоготворённые.
И последующее изложение мифов построено у Санхунйатона как связное историческое повествование о действительно происходивших событиях человеческой истории (отражением которой мифы, собственно, и были): «И от других жён (помимо Геи) Уран имел большое потомство. Негодуя на это, Гея стала преследовать Урана своей ревностью и они разошлись. Но Уран, хотя и оставил её, однако всякий раз, как в нём являлось желанье, насильно приходил к Гее и вступал с нею в связь, а затем опять удалялся. Он собирался также убить и сыновей Геи. (Рассказывают), что Гея часто отражала его, благодаря союзникам, которых она собрала вокруг себя. Между тем Крон, войдя в возраст мужа, отражает своего отца Урана. (...) В этом сражении была взята в плен и любимая наложница Урана, в то время беременная. Крон даёт её в жены (брату) Дагону. (…) Тогда же Крон окружает своё жилище стеною и основывает первый город в Финикии - Библ. После этого, заподозрив своего собственного брата Атланта, Крон бросил его в глубину земли и засыпал. (…) Союзники Ила или Крона были прозваны Элоим (т. е. «боги»! - И. Р.), так они были Кроновцы, так называемые «находившиеся при Кроне» [35, с. 38-39]... и т. д.
В общем, совершенно прав был Евсевий, говоря о Санхунйатоне, что тот «называет богами не Иже над всеми Бога, и не небесных богов, а смертных мужчин и женщин, и притом не высоких по нравственности, не таких, которые были бы достойны прославления за добродетель или подражания за мудрость, но подверженных всяким недостаткам и порокам. Он свидетельствует также, что таковы те, которые всеми ещё и теперь по городам и странам считаются богами. Доказательство этому ты найдёшь в их сочинениях» [35, с. 3]. В целом же о финикийских космогониях он отзывается (р. 33): «Такова их космогония, прямо влекущая за собой отрицание Божества» [35, с. 33; См. также: 81, с. 123].
Можно предположить, что в Финикии в эпоху Санхунйатона подобное вольнодумство было достаточно широко распространено, в частности, среди правящей верхушки. Так, известна надпись на саркофаге, которую большинство исследователей датирует началом Х в. до н. э.: «Это саркофаг, что сделал Этбаал, сын Ахирама, царь Библа, для Ахирама, отца своего, который произвел его на свет. А если какой-нибудь царь из царей, или какой-нибудь правитель из правителей, или военачальник вступит в Библ и откроет этот саркофаг, - сокрушен будет жезл судейской власти его, опрокинут будет трон царства его и мир покинет Библ. А он - изглажена будет надпись его перед лицом (?) всего мира (?)». Проф. И. Н. Винников отметил тот «поразительный факт», что в этой надписи, «в отличие от других финикийских надписей, проклятие и угроза не подкрепляются именем бога или богов. Наша надпись, таким образом, оказывается первой и пока единственной царской финикийской надписью, носящей так сказать светский характер» [82].
«Ферекид раньше всех описал природу и происхождение богов. Признано, что это сочинение весьма способствует нашей религии в том, чтобы идолопоклонник знал, что те, кого он считает богами, постыдно родились, вели чрезвычайно постыдную жизнь и весьма позорно умерли» - пишет Апоний (DK 7.А5) [70, с. 86]. Не Санхунйатону ли принадлежала одна из тех «тайных книг финикийцев», которой воспользовался Ферекид?
У И. Ш. Шифмана в его уже цитировавшейся здесь книге «Ветхий Завет и его мир» есть такое интересное замечание: «Среди обычаев сиро-палестинского региона особое место занимало принесение в жертву богу (сожжение живьём) сыновей жертвователя, практиковавшееся обычно в критической ситуации... Древние наблюдатели, которым бросался в глаза этот чудовищный обычай, считали его проявлением бесчеловечной свирепости, будто бы присущей финикиянам (Диодор 20, 14; Юстин, 1, 6, 12). Они были не правы. В действительности принесение в жертву сына, в особенности единственного сына, было подвигом благочестия, совершавшимся во имя бога и, как правило, ради блага народа. Иудейские проповедники монотеизма активно выступали против этого обычая (см., например. Иер. 32:35); Пятикнижие (Лев. 20:2-5) прямо его запрещает» [38, с. 197-198].
И правы были, разумеется, еврейские пророки, а не И. Ш. Шифман: изуверство - оно изуверство и есть. Хотя следует вспомнить, как в некоторых даже весьма раннебуржуазных странах Европы всё так же сжигали живьём людей, разумеется, для блага народа и во славу Божию...
Но здесь для нас важно другое: при изложенном выше отношении Санхунйатона к богам нетрудно определить и его отношение к подобным обычаям, причём в его время его рационалистические взгляды получили широкую общественную поддержку и даже были одобрены царём и городским советом Бейрута. «Но бывшие после этого жрецы захотели скрыть его произведение», восстановив доверие к мифам, и им это в целом удалось, - писал с горечью переводчик Санхунйатона на греческий Филон Библский [35, с. 34]. По существу Санхунйатон как великий мыслитель древности не оценен до сих пор.