Черевковская волость в древности.

В археологическом отношении Верхнее Подвинье  изучено слабо. Тем не менее по ряду косвенных признаков, а именно по наличию палеолитических  стоянок северо-восточнее (в республике Коми) и юго-западнее (в районе с. Нюксеница на р. Сухоне), можно предположить, что заселение  Верхней Двины относится к эпохе древнего каменного века. Обитатели этих стоянок были охотниками на мамонтов, бизонов и других животных.   Кости этих ныне вымерших животных находят на северо-востоке Вологодской области. В районе Черевкова в 60-е годы XXв. на правом берегу Северной Двины были обнаружены часть черепа и два рога бизона.[1] Это позволяет надеяться, что в дальнейшем и здесь могут быть открыты новые стоянки эпохи палеолита: если здесь обитали бизоны, мамонты (животные, вымершие на этой территории около 10 000 лет назад), то могли проживать и люди.

            Около 14 тысяч лет назад происходит резкое потепление – наступает конец ледниковой эпохи. Ледник отступает севернее, повышаются температура и влажность воздуха, складывается современная система рек и озер, формируется новая флора и фауна. Мамонты и бизоны вымирают, распространяются лесные животные: лось, кабан, медведь, бобр и другие. В этот период (IX-VIтысячелетия до н. э.) происходило постепенное освоение человеком бассейна Северной Двины.  Заселение происходило с запада и юга. Стоянки эпохи среднего каменного века или, как его  иначе называют археологи,  мезолита, протянулись от западных границ Вологодской области до Устюга и далее на северо-восток. Стоянки принадлежали небольшим подвижным группам охотников на оленя, лося, кабана, бобра и других животных,  а также птиц. Из домашних животных у охотников в то время имелась только собака.

Большинство стоянок того времени небольшие по размерам, отложившийся культурный слой незначителен. Чаще всего такие стоянки располагались на высоком коренном берегу реки, покрытом в настоящее время хвойными лесами. Некоторые же стоянки, особенно на озерах, расположены непосредственно у воды, на уровне современного уреза или ниже. Часть стоянок являлась сезонной, например, на период нереста рыбы или на время охоты на перелетную птицу. Рыболовство в целом играло второстепенную роль. Успеху охоты способствовало широкое применение лука со стрелами, снабженными острыми каменными или костяными наконечниками. Основные находки на мезолитических стоянках – каменные изделия, изготовленные из кремня и сланца. Это скребки, скобели, наконечники стрел, резцы, топоры, тесла и другие орудия. Реже встречаются изделия из кости – гарпуны, наконечники стрел.

На рубеже VI-Vтысячелетий до н. э. в лесной зоне Восточной Европы мезолит сменяется новым периодом – эпохой неолита. Этот период характеризуется появлением керамики – посуды из обожженной глины. Большинство стоянок относится к культуре ямочно-гребенчатой керамики. Эта культура, занимающая обширную территорию от Белого моря до Северной Украины и от Прибалтики до Волго-Камского междуречья, получила  свое название по керамике, украшенной ямками и отпечатками гребенчатого штампа. По гипотезе известного археолога Д.А. Крайнова, исходной территорией ее формирования является район озер Белое, Онежское, Воже, Лача[2]. Культура датируется IV-IIIтысячелетиями до н. э.

Эпоха неолита приходилась на период климатического оптимума, характеризующегося благоприятным сочетанием тепла и влаги. Среднегодовая температура была выше современной. Резко возросла роль рыболовства. На основе устойчивого источника питания произошел переход к постоянным поселениям. Стоянки располагались на берегах водоемов, концентрировались на выходах рек из озер, а также на речных протоках, в местах, наиболее удобных для рыбной ловли. По видимому, в этот период шел быстрый рост населения.

В производстве орудий наблюдается значительный прогресс: развивается техника полировки, заточки, пиления и сверления камня, становятся многочисленными рубящие орудия – топоры, долота, тесла, необходимые для строительства жилищ, лодок и других работ. Кремневые орудия имеют двустороннюю ретушь, расширяется их ассортимент, становятся разнообразнее их формы. Жилища были наземными, с очагом, сравнительно больших размеров (в восточном Прионежье открыта неолитическая стоянка с прямоугольным жилищем размером 7 х 10 м)[3].

Первые медные  и бронзовые изделия появляются в бассейне Северной Двины в начале IIтысячелетия до н. э.  Это время – эпоха бронзы (II– начало Iтысячелетия до н. э.) – является малоизученным. Медные и бронзовые изделия  исключительно редки. Некоторые из них являются привозными, но несомненно, что часть изготовлена обитателями стоянок. Так, на поселении в районе реки Юг в Великоустюгском районе при раскопках найдены фрагменты тиглей, два медных шила, наконечник стрелы[4]. Это поселение связано с камско-уральским кругом культур эпохи бронзы. В конце XIXв. геолог Бартенев, изучая на реке Цильме древние меднорудные выработки, обнаружил, что на площади около четырех квадратных километров местными рудознатцами было извлечено из земли около 800 тысяч тонн руды с содержанием меди до 30%, из которой было выплавлено 24 тысячи тонн меди.

В начале Iтысячелетия до н. э. в лесной зоне Восточной Европы осваивается выплавка железа из местных болотных и луговых руд. По археологической периодизации это ранний железный век, верхняя граница которого определяется Vвеком н. э. В бассейне Двины выплавка железа и изготовление из него орудий труда, оружия и других предметов осваиваются не позднее VII-VIвв. до н. э. Железо в то время было редким и дорогим материалом, его берегли, сломанные или отработанные орудия шли в переделку.

Конец Iтысячелетия до н. э. – время серьезных культурно-исторических изменений в регионе, выразившихся не только в появлении погребений нового типа –  урновых, но и в целом в изменении всей культуры. Наряду с грунтовыми погребениями появляются наземные деревянные погребальные сооружения, получившие в литературе название “домиков мертвых”. “Домики мертвых” располагались на окраинах поселений или поблизости от них. Они представляли собой срубы размером примерно 5 х 4 м. Внутри “домиков” помещались остатки погребений по обряду трупосожжения, часть из них, вероятно, находилась в берестяных туесках или в глиняных сосудах.

Среди найденных украшений большой интерес представляют зооморфные подвески, изображающие медведя, водоплавающих птиц и птицу с широко раскрытыми в полете крыльями. Культ медведя существовал у финно-угорского населения с древнейших времен. Медведь считался хозяином леса, ему поклонялись.  Водоплавающим птицам, в частности утке, в финно-угорской мифологии принадлежала особая роль. Древние финно-угры считали утку прародительницей всего сущего на земле и отводили ей роль творца природы. Характерны строки первой руны карело-финского эпоса “Калевала”:

                                   “Утка, славная та птица,

 Полетала, осмотрелась…

 Сносит яйца золотые:

 Шесть яиц, все золотые,

 А седьмое из железа…

 Из яйца, из нижней части,

 Вышла мать-земля сырая;

 Из яйца, из верхней части,

 Стал высокий свод небесный;

 Из желтка, из верхней части,

 Солнце светлое явилось…”[5]

Самостоятельное развитие финно-угорской культуры на огромных пространствах нынешнего Русского Севера продолжалось вплоть до V-VIвв. н. э. и было прервано расселением сначала на юго-западе современной Вологодской области летописных кривичей – славянского или балто-славянского населения,  - которым принадлежит так называемая культура длинных курганов. Кривичи продвигались с юго-запада по рекам Кобоже, Песи, Чагодоще, Мологе, ассимилируя или вытесняя местное население. Поселения кривичей были небольшими по размерам и, вероятно, кратковременными, что связано с системой хозяйства. Основу его составляло подсечное земледелие  в сочетании со скотоводством, охотой и рыболовством. Видимо, не случайно эти поселения находились в сосновых борах, которые было легко выжигать, а корни сосен, уходившие вертикально вглубь, не мешали обработке (их могли и не выкорчевывать). Подсечное земледелие постоянно требовало новых участков.

В IX-Xвв. в северный регион с юго-запада продвигается новая волна славянского населения – ильменские словене, принесшие в край пашенное земледелие. Их поселения располагаются по берегам рек, где имеются обширные поймы и хорошо дренированные террасы. До конца IXв. славянское население в регионе обитало только на западе территории нынешней Вологодской области. На остальной территории проживало финно-угорское население: в бассейне р. Шексны и Белого озера – племена веси, восточнее, в бассейне озер Кубенское и Воже и рек Сухоны и Ваги вплоть до левого берега Северной Двины, - чудь заволочская, а по берегам Вычегды – пермские племена.

В конце IX-XIIв. наступает улучшение климатических условий, понижение уровней водоемов. В это сухое и теплое время происходит дальнейшее продвижение славян на север и северо-восток. Финно-угорские этносы, встречавшиеся на пути древнерусской колонизации, оказались быстро ассимилированными или отступили в глубь своих территорий. Существует много преданий о том, что местные финно-угорские племена, в частности чудь заволочская, не желая быть покоренными, шли на групповое самоубийство. Так, например, К. К. Случевский приводит такую легенду:  “В качестве последней защиты Чудь выкапывала ямы, укрывалась в них настилками  на подпорах, и если, отбиваясь в этих ямах, видели они неминуемость поражения, то разрушали подпорки и гибли”[6]. Вероятно, предания о массовых самоубийствах, а также о внезапном исчезновении чуди (“чудь под землю ушла”, “чудь живьем закопалась”) обусловлены характером чудских захоронений – “домиками мертвых”, о которых было уже сказано выше.

  В целом же коренное население достаточно мирно встречало древнерусских переселенцев. Славяне селились по берегам крупных рек, на открытых местах, пригодных для распашки, в непосредственной близости к пойменным лугам, где можно было пасти скот и заготавливать сено; чудь отступала в лесные дебри. Интересно, что вплоть до XXв. в Черевковской волости,  существовало два взаимопротивоположных диалектных понятия (антонимическая пара, как говорят филологи): “едома” и “русь”. “Едома” или “едма” (финно-угорского происхождения) в северных диалектах означает лесную глушь; “русь” – чистое открытое место. Топонимов, включающих слова “едома” в окрестностях Черевкова много: Сидорова Едома, Ильина Едома, Большая Едома.  Некоторые лингвисты полагают, что слово “едома” произошло от финно-угорских слов “едь” - самоназвание одного из чудских племен  и “маа” - земля. Известный русский художник-баталист В.В. Верещагин, побывавший в Черевкове во время своей поездки по Двине в 1894 г. подметил оппозицию “едома – русь”: “Здесь говорят – “зашел в такую едому, насилу и выбрался!” Напротив, когда из глуши выбираются на простор, говорят: “Выбрался на русь”[7]. 

 Следует сказать, что состав колонистов был сложный: здесь были и славяне, и группы прибалтийско-финского и поволжско-финского населения, поэтому обозначение колонизации как “древнерусской” наиболее точно отражает ее характер. Возможно, что переселение на север балто-славянского элемента даже несколько опережало по времени продвижение в этом же направлении славян.  Это, в частности, подтверждается А.К. Матвеевым  в его исследованиях севернорусской топонимии: по его наблюдениям этнолингвистическая картина в некоторых районах Заволочья осложнена наличием здесь еще одного топонимического пласта, прибалтийско-финского происхожения, перекрывающего севернофинский (к которому А.К. Матвеев относит язык заволочской чуди) и предшествующего распространению здесь русских топонимов.  Об этом свидетельствуют зафиксированные прибалтийско-финские микротопонимы[8], образующие  локальные, но плотные ареалы. Очевидно, группы балто-финнов осваивали относительно небольшие участки территории, оседая отдельными гнездами[9].

Примечательно, что к таким же выводам приходят и этнографы, изучающие северную народную вышивку. Исследуя архаические мотивы вышивок на полотенцах, собранных в деревнях Черевковской волости и в окрестностях с. Красноборск, И.И. Шангина отмечает вероятную связь русской вышивки Верхнего Подвинья с культурой финно-угорских народов: или местных древних групп – заволоцкой чуди, или групп, проникших на его территорию вместе с русскими в период его заселения с Верхней Волги. В то же время она делает предположение о привнесении в русскую вышивку образов искусства аборигенного населения Верхней Двины, связанного по своему происхождению с пермскими финнами.[10]

 Экономической основой древнерусской колонизации северо-восточных районов на начальном этапе являлась промысловая деятельность населения, в первую очередь эксплуатация пушных ресурсов. Освоение этих территорий шло постепенно, и первые древнерусские поселения появляются здесь не ранее середины XIIв. Однако проникновение сюда отдельных военных отрядов с целью обложения данью местного населения происходило и раньше, что известно из письменных источников. Экспедиции новгородских ушкуйников – полукупцов-полуразбойников –  и последовавшее за ними широкое расселение древнерусских крестьян  по берегам Северной Двины повлекли вслед за собой прочное включение Подвинья в сферу влияния Великого Новгорода. На реках Ваге и Двине уже в 1130-е годы образовалась сеть погостов – административно-территориальных единиц, предназначенных, в первую очередь, для сбора налогов. Ближайшим к Черевковской волости погостом, упоминаемым в Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича от 1136/37 г.  является погост в Тойме (населенный пункт в 50 км севернее Черевкова)[11]. Территории выше по течению Двины стали предметом ожесточенной борьбы между Новгородом и ростово-суздальскими князьями. Дело в том, что помимо новгородского проникновения на Север, освоение Заволочья было целью и так называемой “низовской”[12] колонизации, шедшей из Волго-Окского бассейна. Вскоре Черевковская волость вошла в состав Устюжского уезда, который был частью Ростовско-Суздальского, а позднее Московского княжеств. “Низовская” колонизация значительно усилилась после зимы 1237-1238 гг., когда Русь подверглась нападению татаро-монгольских полчищ.  Непроходимые лесные чащи и болота надежно укрыли  население Русского Севера от захватчиков и позволили самостоятельно устраивать свою жизнь независимо от внешнего воздействия. Сохранявшаяся  в течение длительного времени внегосударственность северного региона, отсутствие крепостничества и специфика жизни человека в условиях Севера сформировали особый тип населения, отличавшегося силой и твердостью духа, предприимчивостью и вольнолюбием.

Роль Русского Севера неуклонно возрастала. Добываемые здесь меха соболей, песцов, бобров, куниц, белок шли нарасхват. Особым спросом пользовались моржовые клыки, сало морских зверей, ценные породы рыбы.

Северные земли были в числе тех немногих районов Руси, где добывалась соль. Дошедшие до нас письменные источники свидетельствуют о том, что солеварение в Заволочье было поставлено хорошо. Основными районами солеварения были беломорское побережье, Тотьма-Леденск, Серегово-Сольвычегодск. С XIVв. стали широко известны солеварни Неноксы. Здесь крепость соляных растворов была значительно выше, чем в других местах.

Одним из самых старинных промыслов Русского Севера было смолокурение. Уже во второй половине ХIVв. смолу гнали на продажу в вотчинах новгородских бояр на Ваге. Важская смола становится предметом заморской торговли сначала новгородцев, а потом и Московской Руси. Смола употреблялась для смазки обуви, лыж, колес, в судостроении, канатном производстве, кожевенном деле.

Немаловажную роль в экономике Заволочья играл промысел слюды, который особенно интенсивно стал развиваться в XVв. Слюда использовалась для окон и фонарей. Русская слюда считалась лучшей в мире и была известна в Западной Европе и Азии под названием “мусковита”. Стоила она очень дорого: цена колебалась от 15 до 150 рублей за пуд.

Широкий размах приобрел на Севере и такой необычный промысел, как ловля жемчуга. Жемчужные раковины добывали в устьях небольших речек: Солзе и Сюзьме на Летнем берегу Белого моря, Варзуге  на Терском берегу, а также в районе Колеч. В Заволочье возникла, а отсюда распространилась по всей Руси необычная любовь к жемчугу. Им густо осыпали платья и кафтаны, головные уборы и обувь. Много жемчуга шло на царские одежды и церковные облачения. Шитье жемчугом в монастырях и домашнем быту достигало большого совершенства.

Выгодное географическое положение  Черевковской волости на Сухонско-Двинском речном пути (“экономического нерва” всего Центрального Поморья) и относительно благоприятные природно-климатические условия, позволявшие производить хлеб и продукцию животноводства для продажи, в том числе и далеко за пределами волости,  обусловили прочное включение ее населения в экономические отношения и торговые связи не только регионов Русского Севера, но и всей Московской Руси.