Принято, считать, что ведущую роль в руководстве БО сыграло три человека – Б. В. Савинков, Г. А. Азеф, Г. А. Гершуни. На начальных этапах в период, приблизительно с 1901 по 1904 гг. лидером БО, вне всякого сомнения, был Гершуни. Он пользовался непререкаемым авторитетом и уважением в революционной среде. Как считает Л. Г. Прайсман, Гершуни был даже «диктатором» (вряд ли, конечно, партийная структура ПСР не предусматривала подобного развития событий). «Фактическим диктатором БО был Гершуни. Все вопросы решались им, а других членов БО он привлекал для исполнения боевых актов».
После того, как Гершуни был арестован и отправлен на каторгу, а потом эмигрировал, лидерство в БО перешло к Азефу – блестящему организатору и руководителю, при нем было осуществлено наибольшее количество успешных терактов, его провокаторская деятельность доставляет не мало хлопот историкам и по сей день служит темой для дискуссии. Авторитет его был настолько высок, что руководство ПСР при возникновении каких либо донесений агентов о сотрудничестве Азефа с полицией, предавало на рассмотрение эти сообщения самому Азефу (с Н. Ю. Татаровым в свое время расправились безжалостно). Тем страшнее для ПСР и БО было раскрытие этой провокации. «К 1909 г. стало очевидно, что БО выносила в себе явление, которое опорочило жертвенную сущность террора и его революционную неподкупность, - ошеломляющую своими масштабами провокацию Азефа. Именно грязь предательства Азефа, а не бдительная служба полиции, стала основной причиной гибели террора как способа политической борьбы». С Р.А. Городницким в этом отношении согласен О.В. Будницкий: «…раскрывшаяся провокация Азефа Е, Ф. Азефа, затем А.А. Павлова, З.Ф. Жученко и других, вызвали отвращение к террористическому движению, а временами – смех».
Личность и деяния Евно Фишелевича, безусловно, отобьют сон у многих поколений будущих историков. Как мне кажется, наиболее объективно о том, кто такой был Е. Ф. Азеф, написала Анна Гейфман в статье «Три легенды вокруг дела Азефа» (помещена статья в конце работыБ. И. Николаевского «История одного предателя: террористы и политическая полиция»). Здесь имеется очень основательная критика трех основных взглядов на деятельность Азефа – о том, что он был агентом-провокатором, считать Азефа двойным агентом тоже весьма сомнительно, не был он и просто агентом, которого полиция якобы использовала для ликвидации своих политических противников. «Азеф был типичным мелким буржуа и деловым человеком, ловким, жестоким, очень осторожным и сдержанным, умевшим рисковать, когда это было необходимо, но он никогда не ставил на карту все сразу, зная людей и проявляя умеренную инициативу и талант организатора … главным мотивом Азефа, заставлявшим его заниматься опасной работой … были деньги, которые он, несомненно, любил и открыто демонстрировал привязанность ко всем материальным благам, которые можно было купить за деньги».
Приговор Д. А. Жукова неумолим: Е. Ф. Азеф – масон (причем имевший довольно высокий градус). А лидерство в БО ПСР Жуков оставляет за Б. В. Савинковым, как за человеком огромной воли, оставшемся на свободе и не запятнавшим себя контактами с полицией. «Он – организатор, не уступающий по своим способностям служащему охранки Азефу. Но еще и магнетически красноречив, он вербует в ряды Б.О. сазоновых и каляевых, верящих в него без оглядки». История не ведает о чем поговорили Савинков и Борис Вноровский. Последний после этой беседы написал матери: «Я не чувствую призвания убивать людей. Но я сумею умереть, как честный солдат! Между моментом моего согласия вступить в Боевую организацию и моментом, когда меня поставили на подготовительную работу, прошло около месяца. Время это я употребил на переживание моего нового положения. Перед лицом своей совести, перед лицом смерти, навстречу которой я сейчас иду, я могу сказать — я совершенно победил страх смерти».
Отношения между ЦК ПСР и БО в первые годы были почти безоблачными. БО брало на себя практическое воплощение идеологических установок, в его юрисдикции были «мокрые» дела, ответственность за все кровавые теракты также покоилась на руководстве БО. ЦК был вроде как в стороне, не причем и даже имел незначительные подвижки осуждать наиболее громкие убийства и экспроприации. «БО пользовалась в партии, построенной строго централизованно, необычайно широкой автономией. В первое время отношение БО с ЦК партии строились по принципу личной унии. Гершуни – глава БО, и в то же время член ЦК партии. Журнал «Революционная Россия» (№7 1902г.) напечатала программную партийную статью о терроре, определяющую отношения между ЦК и БО: «БО получает от партии через посредство ее центра директивы относительно выбора времени для начала и приостановке военных действий [!!!] и относительно круга лиц, против которых эти действия направляются. Во всем остальном она наделена самыми широкими полномочиями и полной самостоятельностью … Она имеет вполне обособленную организацию, отдельный личный состав, отдельную кассу, отдельный источник средств».
Первые недоразумения возникли после Манифеста 17 октября, когда был поднять вопрос о роли БО в изменившейся политической ситуации, предполагалось даже распустить ее, но сделано это не было. Ближе к концу первого десятилетия резко понизился градус отношений, изрядно похолодало и после того, как стало известно, что БО сохраняет контакты с максималистами, чем попортило думский имидж эсеров. В апреле 1911 года БО прекратила существование, практика политического террора ушла в историю, и вопрос о статусе БО был снят с повестки дня.
Р. А. Городницкий имеет на этот вопрос свой особый взгляд. « … противостояние БО ПСР и ЦК ПСР, постоянно присутствовавшее на всем протяжении сосуществования этих двух структур и обострявшееся на разных этапах их деятельности, привело в конце концов к тому, что лидеры партии эсеров, от которой в1909 г. «отлетел» дух свободомыслия и интеллектуальной терпимости, начинают требовать от членов БО соблюдения всех своих авторитарных претензий, не обоснованных ни потребностями политическими, ни дисциплинарными … Любое стремление членов БО, идущее вразрез с интересами партийных боссов, всегда встречало решительное противодействие со стороны ЦК ПСР, а в 1911 году партия фактически выбросила из своих рядов такого неуспокаивающегося мятежника, как Б.В. Савинков, и склонных к «ересям» его соратников по БО, жаждавших живого дела и протестовавших против будничной партийной рутины».
Кадровые перестановки в руководстве БО, смена лидеров абсолютно не меняли политический курс организации, террор продолжался. «Несмотря на различные стили руководства БО, практикуемые тремя ее руководителями – Г. А. Гершуни, Е. Ф. Азефом, и Б. В. Савинковым, - на несхожесть характеров, устремлений и политических идеалов этих лидеров, внутренняя жизнь организации складывалась и протекала по своим законам, естественно выработанным в ходе ее деятельности».
К 1911-му году террор как метод политической борьбы сходит на нет. За первое десятилетие 20 века Россия испытала целую волну политического террора, которая коснулась не только высших эшелонов власти, но и простых обывателей, оставив значительный след в российской и мировой истории. Во многом левый террор был уникальным явлением, его радикально-оппозиционная составляющая, жаждавшая действий против ненавистного строя, потерявшая многих своих лучших сторонников, получив законную возможность выражать свое мнение через народное представительство (Государственная Дума), решила отказаться от применения террора. Общественное мнение, объективно оценив цели и методы террора, увидело в нем не только благородные мотивы и чистые сердца, но и провокации, бандитизм, и прекратило восхищаться террористами. Политическая жизнь страны после Революции 1905 года (Манифест 17 октября 1905г.) претерпела значительные изменения – легально действовали радикальные политические партии, общественные организации самых разных направлений, издавались оппозиционные газеты … в новых реалиях не было места индивидуальному политическому террору.
Правительство, не сумев подавить революционное движение, пошло на уступки, даровав населению ряд политических свобод. Однако неспособность правительства удержать под контролем ситуацию внутри страны, готовность идти на уступки под давлением совершенно незначительных, разрозненных сил, отсутствие в центральном руководстве людей, способных принимать радикальные решения (жесткие меры) в критических ситуациях, брать на себя ответственность, – это уже диагноз. Вся слабость царского аппарата управления проявится в годы Первой мировой войны и в 1917 году, когда ясно обозначится потребность навести элементарный порядок внутри страны и в армии, самодержавие, продемонстрировав системную слабость просто прекратит существование – без сильных социальных потрясений и громких политических убийств (разве что Распутин…).