Глобализация – проект дьявольский. Ибо осуществляется в интересах людей, которые продали душу – погибли за металл и тащат за собой всё человечество туда, где правит бал сатана. Естественно и неизбежно мир человека, желающего остаться человеком, сопротивляется чужебесию, которое несёт ему гибель. Евразия и, в первую очередь, выстраданный столетиями взаимных и совместных противостояний общий тюрко-славянский дом становится главным и, кажется, последним препятствием на пути к всевластию транспланетного уолл-стрита. Дом этот основательно разрушен, но не повержен окончательно. Если его не отстроить заново, всем, кто пытается выжить на его руинах, будет негде жить. Всё больше людей понимают и разделяют мысль, высказанную первым президентом Киргизии Аскаром Акаевым через двадцать лет после саморазгрома великой страны (достаточно времени, чтобы адекватно оценить происшедшее): «В своих размышлениях об исторической судьбе евразийских народов я постоянно вспоминаю выражение известного историка – советолога Н. Верта о возникновении на пространстве, которое охватывалось Советским Союзом, прочного "социума общей судьбы". Развал СССР не разрушил этот социум. Духовные связи, тяга евразийских народов к единению не знают межгосударственных границ. Не могу в данной связи не сослаться также на завет великого сына России, выдающегося учёного и мыслителя Льва Гумилёва, который призывал наши народы "Объединиться, чтобы не исчезнуть"». Тут к месту вспомнить, что в новой столице Казахстана Астане государственный университет носит имя Льва Гумилёва. О чём это говорит?..
У забугорных и заокеанских цивилизаторов едва ли хватит духу помешать спасительному единению. Смертельная опасность для евразийских (как следствие, и всех остальных) народов исходит от доморощенных янкелей. «Для Янкеля, – констатирует русский писатель Владимир Крупин, – ничего не значат понятия чести, родины, долга, он такой. И его не переделаешь. Он такой был, такой и остался». Беда в том, что янкели сегодня беспрепятственно размножаются. Прав Владимир Николаевич: «…сейчас янкелей мы видим на всех уровнях государства».
Радетели окончательного и всестороннего обдемокрачивания по западным рецептам народов и стран, имеющих общую судьбу с русским народом и Россией, – наша пятая колонна. Вот один из них – Александр Коновалов. Ни мало ни много, Президент института стратегических оценок и анализа. Вот его поучение: «Вместо того чтобы взять курс на партнерство с НАТО в области ПРО, кому-то выгодно развязать конфронтацию». Не понять, что тут на первом месте, наивность или глупость. Как будто НАТО (читай – США) и впрямь только и ждёт, когда мы ринемся строить с ним общую ПРО. И не просто ждёт – настойчиво предлагает, а мы отказываемся… Как будто наши старые добрые европейские соседи не имеют никакого отношения к мировым войнам прошлого и к немировым кровопролитиям нынешнего века… И, конечно, это не они очень своевременно объявили в Фултоне крестовый поход и организовали совместно с заокеанской державой военный союз против нас. Вот этот самый – НАТО. Сразу после разорительной для нас схватки с фашизмом, под сенью атомных грибов над Хиросимой и Нагасаки, пока мы не отдышались, не пришли в себя от потери крови – шутка сказать, только погибших почти тридцать миллионов… Когда этого не знает заезжий британский турист, это понятно. Когда этого не ведают наши политологи и политтехнологи, это не вмещается в ум. Когда они ведают, но плевать хотели – это уже страшно…
Само собой, наши европейские братья по-прежнему руководствуются исключительно общими с нами интересами. И ежели когда их скромный заокеанский партнёр случайно придумает мелкую пакость, они со всей благородной решимостью ставят его на место, а не заглядывают ему в рот и, Боже упаси, не бегут, обгоняя друг друга, куда он укажет. В Югославию… в Ирак… в Ливию… – далее по списку.
Так что это – наивность или глупость?
Предательство.
Осознанное или нет – во-первых, другое дело. Во-вторых, не имеет значения. Последствия любого предательства известны и неизменны от века – историческая память полна примеров.
СТОЙ СЮДА – ИДИ НА МЕСТЕ
Нам говорят (оба-два, которые САМИ, армия прихлебателей, имеющих или жаждущих иметь свой гешефт): всё идёт медленнее, чем ИМ САМИМ очень хочется, но зато в правильном направлении. А поспешать, мол, сильно опасно. Может получиться взрыв, который всё (достижения великие, главным образом, правда, грядущие) разрушит. Так что лучше не догнать, чем пытаться перегнать.
Сколько ждать? А потом – разве мы именно не там, куда стремились? Разве мы хотели чего-то другого?
На дворе очередной «судьбоносный», «исторический» и т.д. год – год до новых выборов, судя по всем признакам, старого нового президента. Естественно – главный вопрос, который сегодня должен всех волновать, касается тех, под чьими знамёнами мы уже и будем ещё одерживать всё пущие победы демократии.
Президенты рассчитались на первый-второй, первый – выйти из строя, второй – стать в строй… Коммент Нателлы Болтянской: «Ведь у либералов и правоверных к нему (тому, который пока в строю, но уже всё ясно – В.Т.) на выходе одна претензия: что ж ничего не сделал, столько наобещав? Борьба с коррупцией… результат один: нет никого, кто бы усомнился в том, что коррупция в России победила. Как только начинается пролог перед закрытым занавесом, тут же возникает опасность раскрытия имён высоких и высочайших и… коррупционер выходит сухим из воды. Все всё знают. Никто ничего сделать не может. Вот до чего доборолись». (11 октября 2011, 08:41 – Все блоги. Версия для печати. Название: «Приплыли»)
Организаторы и главные (те, от которых что-то зависит) участники сей «борьбы», как правило, друг дружку не больно корят за поражения. Поведение их резко меняется, если кто-то выпадает из обоймы. Тут народ прозревает, тут начинаются «неожиданные» открытия и «честные» признания. Допустим, после долгожданного снятия с должности столичного мэра руководитель администрации президента РФ Сергей Нарышкин выводит его на чистую воду в связи «с крайне неэффективным управлением городом» и «запредельным уровнем коррупции, допущенным Лужковым и его окружением».
«Мы видим просто бешеный распил Москвы» – не отстаёт от обидчика Лужков, добавляя (видимо, на всякий случай): «Я не могу сказать конкретно, кто участвует в этом распиле».И всё-таки не может удержаться от обобщения, публично признавая давно и слишком хорошо известное всей Москве и всей России: «Мы живём в больном государстве, в котором отсутствует эффективная правоохранительная система, которая сама погрязла в коррупции, отсутствует объективная судебная система. И, к сожалению, мы живём в государстве, в котором отсутствует объективная президентская власть. Вот это – самое страшное. Потому что президент – это гарант Конституции. И его действия должны строго соответствовать конституционным нормам. Президент должен защищать Конституцию от любых поползновений. Этого сегодня нет».
Кто из нынешних фаворитов Кремля последует за столичным мэром – лишившись трона, почнёт раскрывать народу глаза на то, что народ и без него знает? Приморский губернатор Сергей Дарькин? Не факт. Сергей-то Михайлович давно созрел и вполне заслужил, но вон их сколько у нас, губернаторов и мэров, на которых негде клейма ставить, когда ещё очередь до нашего дойдёт… А до многих и не дойдёт никогда, и они на это именно рассчитывают. А коль укороту не знают, то и делают, что хотят, а чего не хотят – того делать не заставишь. Так и живём. Вернее сказать – потому и живём так.
Ещё один аргумент в обоснование приговора Нателлы Болтянской: «О модернизации экономики и говорить неловко».
Тьма народу, не только журналисты, солидарны с этим приговором. В том числе Михаил Фишман, заявивший, если не путаю, в «Московских новостях» 18 октября 2011 года: «Туман модернизации рассеялся… Говорят, что Россия –страна победившего пессимизма. Никто не верит в успех, никому нет доверия. Примёрзшая синица в руках надёжнее планов общей достойной жизни. Лишь бы не было хуже, а уж лучше-то точно не станет –вот основа нынешней стабильности, патронируемой сверху Владимиром Путиным».
И спорить не с чем. Остановимся и подумаем – что дальше? Ну, допустим, за кого пойдём голосовать? Однако Болтянская, например, ничего конкретного не предлагает, а продолжает развивать острую тему.
«Президент только мускулами играл весь свой срок.
Вы верите в то, что накануне инаугурации ему было сказано: ты воду мути, пока тебя все не сочтут пустым треплом? По мне, так даже при феерическом цинизме российской верхушки это перебор. Но по итогам получается, что так оно и есть…» «Его обманули и поимели капитально». «В общем, как гласит любимый садистский стишок моего детства, "маленькой кисочке страшно неспроста – в Яузу кисочку скинули с моста"». «…его положение было хуже губернаторского – в коннозаводческом смысле этого слова… (губернатор – самец-пробник, которого припускали к кобыле для её раздражения перед случкой с породистым производителем)».
Нателле грезится «человек, отвечающий за свои поступки». Для журналиста (она – журналист) слово есть поступок. Госпожа Болтянская готова отвечать за него? Это ведь тоже – перебор. Каким бы ни был Президент, но если ТАК о НЁМ можно, то чего же вы хотите от страны?
Если так можно о серьёзных вещах и о больших людях, которых мы вроде сами выбрали и поставили над собой, то тогда уж вообще можно всё. Этакая развесёленькая вседержавная тусовочка, КВН в обнимку с «Аншлагом». Когда, вообще-то, надо рукава засучить и пахать, пахать всем вместе и каждому в отдельности.
Но, похоже, бойкие и не шибко бойкие наши журналисты и прочие граждане, соотечественники, братья по судьбе и друзья по несчастьям Родины, всё больше видят того, чего не надо, с чем лучше бы никогда не сталкиваться, о чём полезнее не знать. И при этом отчего-то всегда весёлые, постоянно брызжут красноречием, непрерывно радуются и всех учат.
И – не имеют представления, что, в конце концов, и как надобно делать. И тогда остаётся одно – «Аншлаг» и КВН, очень и не очень злые остроты, очень и не очень пошлые шуточки, которые никого ни к чему не обязывают, поскольку за них никому ни перед кем не приходится отвечать.
А САМОЛЁТЫ ПАДАЮТ
«Сказать, что когда я в России, я каждый день в оптимистическом настроении, не могу. Всё-таки слишком много кошмарных и непонятных событий происходит. Очень болезненно реагирую на то, что самолёты стали разбиваться в таком количестве. И, знаете, на меня произвело впечатление то, что один специалист говорил по этому поводу: причина катастроф в том, что нет нормальной подготовки лётчиков». Автор грустного признания – Вячеслав Всеволодович Иванов,выдающийся учёный-лингвист, профессор Калифорнийского университета (UCLA), директор Института мировой культуры МГУ и проч. и проч.
Интервью В. Иванова, из которого здесь приводятся отрывки, полезно было бы напечатать во всех газетах страны, как когда-то печатали постановления Политбюро. Мы ограничимся цитатами – не потому, что всё остальное менее важно, а потому, что обо всех российских проблемах не расскажешь ни в какой книге.
Вячеслав Всеволодович считает наше время «эпохой довольно большого одичания». Неподдельное беспокойство вызывают перемены в образовании.
«Во всех областях образование очень быстро разрушается. Всякое: и начальное, и среднее, и высшее. А ведь это была огромная заслуга –не скажу нашего государства, но всей совокупности интеллигентных людей, которые участвовали в создании нашей очень хорошей системы образования. И то, что мы сумели эту замечательно работающую систему потерять, конечно, очень быстро сказывается. Сказывается, видите, на жизнях людей –люди погибают от того, что плохо готовят летчиков. Вы спрашиваете, зачем нужна наука. Вообще всякое образование, всякая наука нужны просто для того, чтобы продолжалась нормальная жизнь».
Тут приведём (источник впопыхах не зафиксирован) несколько слов из интернета: «Высказывая разные версии, эксперты сходятся в одном: уровень расследований авиационных происшествий сейчас в целом ниже, чем 10–20 лет назад». То есть не только летаем опасно – лётчиков учим плохо! – даже расследовать ЧП с прежним качеством не можем. Тоже – достижение господина Фурсенко и всех причастных, верно, конечно, служащих (или выслуживающихся) перед системой, которая «непобедима как единое целое».
ГЛАВНАЯ ПОБЕДА ДЕМОКРАТИИ
То, над чем общества и государства бьются от сотворения, не достигая заметных результатов, постсоветской России удалось за каких-то пару десятилетий. У нас рождён новый человек. Если не считать малочисленные, малозначительные (по влиянию на жизнь и судьбу страны) мутации и проигнорировать отклонения во все стороны от среднестатистического типажа, то это (скажем сразу, далеко не эксклюзивное) создание представлено ныне избранным числом мироедов, в Советском Союзе не существовавших, и массой «рядовых», «простых» и т.д. вполне бессильных граждан, которые обречённо терпят всё, что нравится всесильному меньшинству. Мироеды устроили из страны одно сплошное коммерческое предприятие. Если кто-то иногда говорит, что у нас разные специалисты занимаются разными делами (строят, лечат, охраняют, учат, возят и всё такое), то все понимают, что это если не полная, то почти полная, извините,брехня.У нас всё и всех делают деньги. Или их отсутствие. То есть опять же – деньги. И, согласно чёткой формулировке профессора, заслуженного деятеля науки, доктора юридических и кандидата физико-математических наук президента Ассоциации российских банков Гарегина Тосуняна, «Каждый определяет для себя, насколько он руководствуется моральными ценностями. Цель коммерческого предприятия – получение прибыли». Профессор-доктор-кандидат, правда, тут же добавляет: «Но при этом немаловажно, какой моральный капитал ты заработаешь». А вот тут сразу же возникают вопросы. Кому это – «немаловажно»? Государству? Хозяину этого самого «коммерческого предприятия»? Или всем остальным, которые, может быть, всё видят, наверняка от многого страдают и почти стопроцентно не могут призвать хоть к какому-нибудь приличию хозяев жизни, ну абсолютно не обеспокоенных своим «моральным капиталом»?
Впрочем, стали появляться и истинные герои нашего времени. Михаил Фишман обращает внимание на четырёх таких героев – «Ольгу Романову, вытащившую мужа-предпринимателя из тюрьмы, борца с коррупцией Алексея Навального, лётчика Андрея Литвинова, который отказался задержать рейс по губернаторскому приказу, и, скажем, вполне включённого в систему Сергея Капкова, перестроившего парк Горького». М. Фишман так определяет их главное свойство: «…нынешние лидеры не ставят перед собой глобальных задач. Их проекты локальные, их действия всем понятны. Парк Горького представляет собой огороженное пространство площадью 100 га. Романова и те, кто теперь с ней, не пикетируют Кремль, не реформируют ФСИН, не воюют с президентами и министрами. Они не бьются за демократию и не выдвигают абстрактных лозунгов. Их основная цель – одного за другим вытаскивать из жерновов уголовной мельницы конкретных попавших в неё людей». Общий знаменатель должен всех вдохновлять: «Система сформировала о себе представление: она непобедима как единое целое. Зато у неё можно что-то отвоевать: или какой-то скрываемый факт, или ущемлённое достоинство, или даже живого человека, или 10 кв. м оккупированной территории. В глобальные проекты больше никто не верит. Вероятно, медведевская модернизация была последним таким проектом. Но если поставленные цели выглядят достижимыми, то поддержка им обеспечена… вот активные и смелые люди у всех на глазах под аплодисменты других нормальных людей одолевают жестокость, косность, хамство, грязь, коррупцию и враньё. Не так уж мало для страны проигравшей модернизации и победившего пессимизма».
Достижение, действительно, выдающееся. Однако является порой неожиданная мысль: а что такое – государство, кто с чем и с кем должен воевать за жизнь – пусть не лучшую, но хотя бы близкую к нормальной? Какие нужны институты и контрольные органы, нормировщики и надзиратели, чтобы все мы, в рамках своих полномочий и возможной, вели себя прилично? Чтобы журналисты и писатели были добросовестными летописцами, а не врунами и приспособленцами, судьи судили, а не приговаривали, почтальоны приносили адресатам бандероли, а не швыряли в почтовые ящики извещения… Чтобы мужчины не матерились хотя бы при женщинах и детях, а полные сил юноши и девушки не лаялись в трамвае, но уступали место старшим и немощным… Какой, правда, стала бы тогда жизнь – при всём государственном равнодушии к человеку, при всём несовершенстве и даже известном идиотизме писаных и неписаных законов, разнообразно и всеохватно украшающих наше существование?
VIVATАНДРЕЙ!
Наш новый друг Андрей Архангельский в сентябре 2009 года среагировал на чрезвычайно показательный (можно сказать, диагностический) проект реформы русского языка. После нововведения его авторы гарантировали необыкновенную простоту освоения «великого и могучего» всеми, без исключения, желающими и нежелающими. Под остроумным заголовком «Последний кофе» мысли А. Архангельского были выложены в интернете.
Главный тезис автора – в аннотации: «…нормы русского языка – это единственная область, куда ещё не дотянулась мозолистая рука жлобства».
Потрясная реформа где-то, слава Богу, забуксовала. Но в контексте всех прочих реформ, до основания, до ямы под фундаментом сокрушивших вчерашнюю жизнь и завтрашнюю судьбу Отечества, ныне отставленный проект заслуживает всяческого внимания. Любой образец абстрактного полоумия интересен с точки зрения психологии, психиатрии и, так сказать, общего человекознания. Однако идеи и инициативы такого рода просто нуждаются в непрерывном «мониторинге» – в связи с возможностью их практического применения. На предмет призрака, когда «призрак бродит», следует бдить до того, как он беспрепятственно воплотится в реальную плоть.
Позиция Архангельского, с которой, надо полагать, солидарен каждый нормальный, разговаривающий на русском языке, была обозначена своевременно и, по выше изложенной причине, остаётся непрерывно актуальной:
«Бурная реакция на "среднее кофе" вполне объяснима: покушаются на последнее, что у интеллигенции оставалось. Покушаются на её этику и эстетику.
Русский язык – это и есть чистая эстетика, потому что главный принцип, главная его логика – в символическом стремлении к красоте, к мелодичности, к высшей гармонии. Не знаешь, какой вариант на письме или при произношении выбрать, – выбери самый благозвучный, самый красивый – скорее всего, не ошибёшься. Писать "машына" – прежде всего, некрасиво, неэстетично. Как и говорить – "дОговор"…от такого ударения тянет не спорить, а блевать. Русский язык – это красота, а отменять красоту на том основании, что она не всем понятна, абсурдно.
Грамотность в нашем обществе почти всегда граничит и с этикой.
Нормы языка и есть наша единственная этика и мораль – потому что правила произношения и правописания всё-таки не менялись так часто в зависимости от политической конъюнктуры. "Ж" и "ш" пиши с буквой "и" – так было и при Сталине, и при Брежневе, и при Путине. У нас нет другой такой объединяющей идеи, которая сохранялась бы на протяжении десятков поколений неизменной: всё остальное, кроме правописания, у нас шаталось, рушилось, колебалось вместе с курсом партии или с курсами валют…
Грамотность, соблюдение правил речи и письма – это ведь ещё и вопрос организации общества. Ещё Чаадаев горестно писал, что в русском обществе нет нравственных устоев, воспитанных прочной верой, нет инстинктивной способности к различению добра и зла, созидания и разрушения, нет полной уверенности в существовании себя как народа. Всё это и заменил нам язык. Тысячи раз зазубренное и потерявшее оттого всякий смысл высказывание Тургенева: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий (…) – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! " – это не лирика, не всхлипы расчувствовавшегося охотника, это совершенно рациональное осознание того, что, кроме языка, в России нет ничего, на что можно было бы опереться. Это ведь не случайно, что в русском языке столько правил и столько же – исключений из правил: а просто страна такая. А просто люди такие – сплошные исключения из правил. Сложность языка в полной мере отражает сложность и неопределённость устройства нашего общества.
И при всём при этом русский язык потрясающе демократичен: большинство грамотных людей выучили его не по учебникам, а по книгам. В процессе чтения.
Наконец, языковые нормы в России – момент психологический: в обществе, где доверие друг к другу находится на доисторическом уровне, грамотность – это хоть какое-то основание доверять незнакомому человеку…»
Тут над какими-то деталями, оценками, и весьма существенными, можно было бы ещё подумать, но всё необходимое – сказано. Либерал Архангельский лично мне симпатичен ещё и тем, что, в отличие от самых-то записных и высоко взлетевших либералов, не лукавит в тонком вопросе. Наши демократы-реформаторы шли в свою первую атаку под лозунгом всепроникающей деидеологизации и деполитизации, но, захватив власть, насаждают собственную идеологию и политическую волю кнутом и пряником, и даже, что называется, огнём и мечом. Архангельский прямо указывает на роль политической идеологии во всём, о чем бы мы ни заговорили, в том числе и в филологии: «…тут дело не конкретно в «среднем» кофе, звОнит или звонИт. Дело – в том произволе и той лёгкости, с которой меняются нормы. Нормы Конституции и нормы языка. А также заведомый популизм этих перемен, поскольку он направлен именно на потакание народной лени, отучение народа от того минимального усилия, на которое он ещё был способен: выучить язык.
Это ещё больше усилит тот разрыв, который и так существует в России: между теми и этими, между нами и не нами. Два мира, говорящие на одном и том же языке по-разному, ещё более разойдутся. Друг друга мы и раньше опознавали по «базару» – теперь это разделение будет закреплено официально».
Главнейшая (ну правда – что главнее-то?) культурологическая ценность, язык – cамодостаточное национальное достояние. Вместе с тем это необходимый элемент и основополагающий фактор существования и развития народа. Здесь язык, очевидно, неотделим от литературы.
Георгий Назимов, потомок старинного дворянского рода, имя которого увековечено в географических названия на псковской земле и на карте побережья Владивостока, прислал из Калифорнии книгу «Жизненный путь россиянина без родины». Фрагмент авторской надписи на подаренном томе: «…одним из чудес жизни, несомненно, является русская волшебно-сказочная речь. Моя цель – оставить после себя наказ молодому подрастающему поколению в России никогда не забывать свою русскую классическую речь, которая постепенно уходит от нас в забвение».
Захар Прилепин очень определённо, можно даже сказать – категорично связывает жизнь России с тем, будет ли она читать книги. Эту же мысль по-своему выразил академик Игорь Волгин: «…одна эпоха закончилась, начинается другая, и мы не знаем, какая. Есть потребность остановиться, оглянуться, подумать, что с нами происходит, и что с нами будет происходить... Можно сказать, что русская литература не столько пытается постигнуть загадку русской души, сколько сама является этой загадкой... Русская литература сверхлитературна, она – сакральный текст. В этом смысле знаменитая сцена Онегина с Татьяной или первый бал Наташи Ростовой выступают не только в качестве художественного сообщения или литературного факта, но и как реальное событие национальной истории... Возможно, уступи Татьяна Ларина Онегину, мы давно бы уже примкнули к мировой цивилизации. Если изъять биографию Пушкина из истории России – это будет история другой страны...»
В который раз приходится задавать себе вопрос: мы хотим другой истории? Если да, то нам надобно перестать быть самими собой. И тогда отпадает вопрос о языке, отпадает вопрос о литературе, шире – о культуре. Тогда отпадают все вопросы, которые, в принципе, могут нас волновать. Потому, что нас уже не будет, а на нашем месте появится кто-то другой.
ПОСЛЕДНИЙ РЕДУТ
РУССКИЙ ЯЗЫК
У бедной твоей колыбели,
ещё еле слышно сперва,
рязанские женщины пели,
роняя, как жемчуг, слова.
Под лампой кабацкой неяркой
на ствол деревянный поник
у полной нетронутой чарки,
как раненный сокол, ямщик.
Ты шёл на разбитых копытах,
в кострах староверских горел,
стирался в бадьях и корытах,
сверчком на печи свиристел.
Ты, сидя на позднем крылечке,
закату подставив лицо,
забрал у Кольцова колечко,
у Курбского занял кольцо.
Вы, прадеды наши, в недоле,
мукою запудривши лик,
на мельнице русской смололи
заезжий татарский язык.
Вы взяли немецкого малость,
хотя бы и больше могли,
чтоб им не одним доставалась
учёная важность земли.
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и чёрной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
Ты – выше цены и расценки –
в году сорок первом потом
писался в немецком застенке
на слабой извёстке гвоздём.
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на самую суть языка.
ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ
НАД РУССКИМИ РЕКАМИ
О, любите их, любите,
удержите их на земле!
Ирина Одоевцева