Появление правомонархических организаций было связано с реакцией консервативной части русского общества на попытки либеральных и революционных партий сломать традиционный уклад жизни российского общества и на его обломках утвердить новые стандарты социальной жизни. В числе препятствий для успешной реализации на русской почве либеральных или социалистических моделей государствен-
231
ного устройства, стояли базовые ценности традиционного российского общества: православная религия, самодержавие, первенствующий статус русского народа, общинная психология и т. д. По мнению правомонархистов, на разрушение этих основ Российской империи и была направлена вся послереволюционная деятельность оппозиционных сил. На страницах печати и в официальных документах организаций черносотенцы заявляли, что партии центра и левее не являются выразителями русских национальных интересов, т. к. предпринимают попытки навязать чуждый, неестественный для державного народа образ жизни, толкая Россию не в сторону усовершенствования ее самобытности, а в направлении имитации Запада: «Инородцы русские и иноземные, иноверцы, разные революционеры, бесплодно до настоящего времени стремившиеся осуществить свои бредни в жизни западных народов, — все они ринулись на русскую землю и соблазном, разными обещаниями, ложью и страхом смутили русских людей», — говорилось в утвержденной в апреле 1906 г. программе Союза русских рабочих людей105.
Одним из направлений критики различных оппозиционных партий стала имперская модель национально-государственного устройства России, рассматривавшаяся ими как препятствие на пути успешной реализации планов по социальному переустройству России. Поэтому наряду с защитой христианской традиции (первенство РПЦ и православной монархии) для черносотенцев принципиально важным положением было сохранение единой и неделимой России. Этот основополагающий принцип, утверждавший централистский, иерархический, унитарный и административный тип функционирования имперской модели, противоречил либеральным ценностям. Парадоксальным образом лозунг «Единая и неделимая» был заимствован правомонархистами у деятелей Великой французской революции 1789 г.106 Анализ общественно-политических взглядов правомонархических организаций
232
по имперскому вопросу показывает, что наиболее тесно их идеологические построения были связаны с взглядами русских консерваторов — охранителей, у которых они заимствовали следующие постулаты: единство и неделимость национально-государственного устройства Российской империи; первенство русского народа как создателя государства и «собирателя земель»; первенство русского языка; строгая унитарность государственного устройства, единоначалие и твердый порядок как основа существования разноплеменного государства; необходимость борьбы с инородческим сепаратизмом и засильем; право национальных меньшинств на лимитированную политическую и экономическую свободу107. Самодержавие выступало гарантом вышеизложенных принципов.
По мнению правомонархических идеологов, вопрос сохранения империи для черносотенцев был напрямую связан с проблемой выживания русского народа. Только в рамках империи русский народ, по их мнению, мог обеспечить сохранение самодержавия как условия своего существования и выполнения своей мессианской роли. «Дробное деление на части, удовлетворяя началу многообразности и свободы частей, не удовлетворит началу соборного братства и единства целого. От сего происходят постоянные враждебные столкновения и распад самодержавного домостроительства частей страны. Только в соборно сплоченной великодержавной единице Россия может выполнить предназначенную ей судьбою великую просветительную задачу», — говорилось в Своде основных понятий и положений русских монархистов, разработанных СРН108.
Империя не только выполняла защитную функцию в мировом геополитическом раскладе, но и рассматривалась как фактор ценностных установок державного народа, включавших основные компоненты национальной традиции — религиозно-православные, самодержавно-политические и национально-психологические. Поэтому сохранение империи
233
являло собой форму защиты национальной традиции, являвшейся важнейшим элементом идейного консерватизма наряду с охранением христианского наследства. Гарантию единства и неделимости России крайне правые организации видели в строгой унитарности государственного и территориального устройства России. Квинтэссенцию их взглядов по данной проблематике выразил Ю. И. Кирьянов, отмечавший, что черносотенцы выступали за ««твердое проведение политического и государственного объединения Кавказа с Россией», против автономии Польши и Финляндии с тем, чтобы с точки зрения общегосударственной и экономической, они оставалась бы в составе Российской империи»109. Их программы не допускали возможность предоставления национальным окраинам самоопределения в какой бы то ни было форме. «Избиратели!.. Подавайте же свои голоса только за таких русских людей, которые будут непоколебимо стоять на том, чтобы. Россия единая, неделимая, без тени каких бы то ни было автономий для окраин», — говорилось в распространенном в июле 1907 г. обращении Союза русского народа110. Черносотенцы практически не оставили историкам теоретических документов, а также материалов диспутов и споров, связанных с разработкой проблемы унитарности, которая воспринималась ими как аксиома выживания государства, не требующая дополнительных доказательств.
Единство и неделимость национально-государственного устройства Российской империи, рассматривавшееся как безусловная политическая ценность, декларировалось всеми черносотенными организациями. Данная формула занимала первостепенное место в пунктах их программ и оставалась неизменной на протяжении всего периода существования правомонархических организаций.
Перечислим наиболее важные из них. «Созданное русским народом Русское государство не может быть ни под каким видом делимо и разделяемо на разные автономные
234
области, а должно сохранять все земли, ему принадлежащие в настоящее время, в полной неприкосновенности», — заявлялось в программе Союза русских рабочих людей111; «Все же попытки к расчленению России под каким бы то ни было видом не должны быть допускаемы. Россия едина и неделима», — утверждалось в обращении Главной палаты Союза Михаила Архангела от 1 марта 1908 г.112; «Союз русского народа твердо объявляет и всенародно исповедует неделимость Российской империи в ее теперешних границах и поставляет своим священным непреложным долгом всеми силами содействовать тому, чтобы завоеванные кровью предков земли навсегда оставались неотъемлемой частью Русского государства и чтобы все попытки к расчленению России, под каким бы то ни было видом, решительно и безусловно были устраняемы», — говорилось в избирательной программе, принятой в сентябре 1906 г. I Всероссийским съездом уполномоченных отделов СРН113; «Мы будем стремиться к тому, чтобы великая Россия оставалась всегда единою и нераздельною. Мы будем стремиться к недопущению государственного обособления (автономии) окраин: Финляндии, Польши и др.», — заявлялось в совместном обращении Русского собрания, СРН и Партии правового порядка в начале 1907 г.114
Целостность государства рассматривалась крайне правыми как идея, способная объединить различные группы населения в борьбе за сохранение территориального наследия и традиций страны. Второй пункт программы и устава Союза Михаила Архангела гласил: «Сила Родины кроется в сохранении неделимой целости государства Российского. а также в братской поддержке русскими, всех сословий и состояний, друг друга, везде и всюду, как в духовном, так и в материальном отноше-ниях»115. Подчеркивалось, что забота о единстве страны является делом всех государственных и общественных структур, всех слоев и классов российского общества. Особую надежду они возлагали на депутатов Государственной Думы, которым
235
наказывали, чтобы «выборные в Государственную Думу. заботились о целости и неделимости России». Исходя из вышеизложенных соображений, черносотенцы отвергали даже возможность обсуждения вопросов, связанных с пересмотром государственных границ империи. Любой отход от данного положения рассматривался как идеологический подрыв.
Правомонархисты относили в разряд враждебных все политические объединения, поддерживавшие лозунг права наций на самоопределение и выдвигавшие предложения о федерализации и автономизации России как единственном способе сохранения многонационального государства116. В этой связи объектами для жесточайшей критики становились не только социалистические партии с их требованием права наций на самоопределение (вплоть до отделения от Российской империи) и либеральные круги, настаивавшие на введении национально-культурных автономий, но и русские националистические организации. Если предложения либеральных и революционных партий, по мнению черной сотни, исходили из базовых ценностей либерализма, а именно: разделение, атомизм, индивидуализм, уважение прав меньшинств, абстрактных идей свободы117, а потому не претендовавших на умы прагматически мыслящего населения, то набиравшие все большую силу в российском обществе националистические партии представляли растущую опасность. Именно эксплуатировавшиеся националистами приоритет общего, государственного, национального интереса над личным, идеи патриотизма и национального единства претендовали на часть консервативного электората. Если под данными положениями черносотенцы готовы были подписаться, то лозунги превосходства русской нации, национальной обособленности, этнической сегрегации и т. д. могли подорвать имперские основы.
Идеи разделения народов империи по этническому принципу уходили корнями во вторую четверть XIX в., получив свое
236
развитие в трудах основоположника русского национализма Н. Г. Дебольского118. Подвергнув критике «космополитизм» империи (т. н. «всемирного государства»), Н. Г. Дебольский выдвинул идею государства национального119, которая была подхвачена его последователями в начале XX в. По мысли националистов, необходимость дистанцирования коренной России от инородческих окраин, в т. ч. посредством введения автономий для революционно и сепаратистски настроенных национальных меньшинств, к которым они относили поляков, армян, грузин, литовцев и др., обуславливалась необходимостью защиты русской нации от враждебных посягательств.
По мнению лидера ВНС М. О. Меньшикова, насаждением автономий на окраинах достигалось несколько целей: заселенные русским народом земли становились бы закрытыми для проникновения инородцев; угрозы со стороны национальных меньшинств оказались бы локализованы в рамках мест их проживания; русское государство было бы избавлено от необходимости обеспечения выполнения государственных функций на национальных окраинах120. Возможные претензии о том, что предлагаемый план объективно ведет к распаду Российской империи, идеологом русского национализма парировался требованием сохранения неделимости той части империи, которая заселена собственно русским племенем121.
Правомонархисты упрекали националистов в том, что вместо задачи по привитию инородцам державного сознания, националисты выступали за их дистанцирование от интересов русского государства. Это давало основание «Русскому знамени» в апреле 1913 г. заявить, что в программе русских националистов «цельность России, ее характерные, определяющие русскую народность особенности подверглись распылению». Таким образом, выступая за национальную обособленность, русский национализм смыкался с враждебными ему либеральными и социалистическими партиями по вопросам автономизма и федерализма. «Вся программа национали-
237
стов имела вполне определенный разрушительный для государства характер», — делало вывод «Русское знамя»122.
По мнению крайне правых, в условиях враждебности национальных меньшинств (армяне, поляки, финны, грузины, евреи и т. д.) предложения националистов и оппозиционных партий по предоставлению автономии окраинам будут использованы как шаг на пути к полному обособлению. Предупреждая об опасности распада России на удельные княжества, в октябре 1907 г. «Русское знамя» прямо заявляло: «Автономия — это прямой путь к независимости окраин»123. Угроза такого развития событий была весьма высока, так как часть инородцев проводила «разрушительную, антигосударственную деятельность» и исповедовала «непримиримую ненависть ко всему русскому», что «слишком наглядно выразилось особенно за время настоящего революционного движения»124. В программных документах идеологи черной сотни указывали, что населявшие империю народы еще не доросли до требований предоставления им уступок. Революция рассматривалась как показатель социальной незрелости народов, поэтому обсуждение данной проблематики предлагалось отложить до полного успокоения страны. Всероссийский съезд Русского собрания в феврале 1906 г. заявлял, что «считает необходимым оставить в силе исключительные законы впредь до полного повсеместного восстановления порядка, при котором только и может быть обеспечена истинная свобода»125.
Критикуя идею националистов об обособлении русского народа от наиболее враждебных инородцев посредством дарования последним автономии, крайне правая печать указывала, что предоставление уступок станет для национальных меньшинств свидетельством слабости центральных властей, что спровоцирует появление новых требований. Отмечалась характерная тенденция, что любые, даже незначительные послабления одним национальным меньшинствам вызывали поток требований со стороны других. Так, предоставленная
238
Финляндии при Александре I самостоятельность в делах самоуправления стала причиной требования автономии со стороны поляков. «Русское знамя» писало: «...за финляндцами поспешили потребовать автономии поляки, за ними потянулись прибалтийские немцы. Одновременно всполошились латыши и тоже сочинили в пику немцам свою собственную автономию. Литовцы тоже заявили желание отмежеваться от России и Польши. Даже между украинцами находятся малоумные сбитые с толку лица, требующие тоже автономии, о Кавказе, Туркестане и говорить нечего, если находятся сумасшедшие, требующие автономии для Сибири, после чего остается только выразить таковое желание всем прежде бывшим удельным княжествам с новгородской республикой во главе»126.
Правомонархисты утверждали, что путь автономии мог привести к распаду империи, подрыву силы и престижа России и созданию на окраинах государств, которые будут пред-ставлять «злейших и более опасных ... врагов, чем любые азиаты»127. Это означало возвращение к удельному периоду и, как следствие, необходимости покорять ранее утраченные территории, вновь неся значительные человеческие и материальные потери. С другой стороны, федерализация была чревата неизбежным ущемлением прав русского населения на окраинах, так как неизбежно привела бы к повышению правового статуса инородцев и экономической дискриминации русского населения.
В частности, требование автономии Польши черносотенцами интерпретировалось как желание польских панов вернуть утраченное право грабить православное население западных губерний: «.. .покоренные нами поляки не только посягают на нашу православную веру, но хотят отобрать земли, завоеванные земли и облитые родной кровью веками победоносного русского воинства»128. На заседании состоявшегося в сентябре 1909 г. в Москве Монархического съезда русских людей рисовались неприглядные перспективы: «В руках не
239
большой кучки поляков будет не только материальная сила и распоряжение экономическою жизнью русского населения, но и все культурные силы — школы и народное образование. Скажите сами: что придется нам делать тогда? Мы — люди порядка и законности, люди культурные и христиане. Мы не можем силою снести кучку угнетателей; нашей тяжелой за-дачей в течение всего периода смуты было удержать народ от революционного взрыва против поляков как угнетателей русской народности и открытых врагов церкви Православной. А положение было и продолжает быть крайне натянутым. Духовенство многократно подвергалось грубым оскорблениям... Скоро предстоит крупное судебное дело о панах, которые, охотясь за лисицей, взломали замки у церкви, подняли половицу и затравили лисицу, осквернив церковь кровью лисицы и прострелив образ Божией Матери. Это вопиющее дело получило направление довольно своеобразное — охота в чужом владении без дозволения»129.
Крайне правые утверждали, что защита интересов русского населения и обеспечение первенства русского народа в «инородческих землях» могли быть осуществлены только в рамках «единой и неделимой» империи. Автономия таила и другую опасность — рост ненависти к метрополии и русскому народу, попытки политическими средствами выказать месть за былое национальное унижение. Черносотенцы не исключали и массовых убийств русского населения. На автономных окраинах возможности центральной власти по отстаиванию интересов народа-хозяина были бы ограничены. Это противоречило основной функции государства, задача которого, по мысли крайне правых, должна была состоять в том, чтобы «самоуправление нигде не клонилось к ущербу русских народных интересов — религиозных, умственных, хозяйственных, правовых и политических»130.
Именно под этим углом зрения правомонархистами рассматривалось заключение в 1907 г. между русским правитель-
240
ством и финскими властями соглашения о взаимной выдаче преступников, которое давало возможность «революционным финнам» расправиться с любым патриотически настроенным русским. Согласно рисовавшимся крайне правым мрачным картинам «любого могут обвинить в самом ужасном преступлении», совершенном «будто бы на финляндской территории» (хотя бы вы никогда там и не бывали), «арестовать, отправить под конвоем в Финляндию, судить в финляндском суде по финляндским законам, приговорить и предать смертной казни!»131.
Апеллируя к необходимости защиты русского населения, крайне правые предложили не только отказаться от рассмотрения каких-либо предложений по автономизации, но, наоборот, усилить присутствие на окраинах центральных властей. «Существенными условиями единения является установление на окраинах твердой русской государственной власти, главною задачею которой должна быть охрана интересов русского народа, а также неотложное принятие мер к восстановлению попираемого ныне достоинства русского имени и к отведению русскому языку подобающего ему, как государственного языку, значения», — говорилось в резолюции Всероссийского съезда Русского собрания, состоявшегося в феврале 1906 г. в Петербурге132.
Таким образом, в противовес националистам черносотенцы считали, что именно сохранение унитарности России становилось залогом ее единого и неделимого статуса и оттягивало возможный в будущем ее распад на отдельные государства. По заявлениям правомонархической прессы, единство империи было выгодно прежде всего самим инородцам. Именно вмешательство и контроль общегосударственной власти, а также политика теснейшего сплочения окраин с империей привели к подъему культурного и экономического положения национальных территорий: «Самодержавный монарх, стремясь обладать полной властью, желает полного
241
единомыслия своих подданных, что можно достигнуть только при существовании единообразия в законах, одинаковости языка и религии во всех частях государства. Простому народу также наиболее выгодно, чтобы было полное единение всех подданных, так как при таких условиях коренная русская и наибольшая часть населения государства наименее будет стеснена в отыскании себе пропитания при помощи разных привилегий некоторых частей государства»133. Заявлялось, что после присоединения была нейтрализована инородческая элита, являвшаяся более жестоким эксплуататором по отношению к низам, чем «русский империализм». Так, в Польше крестьяне получили земельные наделы, а польская промышленность при Александре III была защищена от иностранных конкурентов, что дало «заработок сотням тысяч промышленникам-полякам и полякам-рабочим»134.
Исповедуя имперские принципы, правомонархисты считали возможным пожертвовать частью интересов коренной нации во имя интересов державы. Исходя из русоцентричности их идейных воззрений и находясь на антизападнических позициях, черносотенцы испытывали к национализму чувство органической антипатии как к очередной западной идеологической диверсии, не имевшей в России почвы, а реализация реформистской программы которой даст уродливые результаты. Для обоснования искусственности, неприемлемости и неприменимости националистической системы взглядов черносотенцы разработали свою систему аргументации, к которой относились следующие тезисы.
1. Национализм есть инструмент борьбы за отстаивание интересов одного народа перед другими. Утверждение националистической системы взглядов в массовом сознании народа могло иметь место как реакция на попытки его поглощения более сильными этносами. С этой точки зрения черносотенцы допускали существование инородческого национализма как ответной реакции на русификацию. Национализм мог
242
иметь почву и в странах, населенных равными по численности и культурному развитию народами, вынужденных отстаивать свои интересы, чтобы не оказаться в ущербном положении. Характерным примером являлась Австро-Венгерская империя: «Немцы, славяне, венгры, поляки, чехи, каждый из этих народов вынужден бороться. чтобы не быть поглощенным другой народностью»135.
В России русский народ неоспоримо доминировал над другими народами, а потому для русского национализма отсутствовали предпосылки и основания. «В России не может быть национализма в том смысле, как он имеется (а может быть и необходим) в западных государствах, как не может быть и шовинизма», — писало в июле 1912 г. «Русское знамя». В этой связи крайне правые недоуменно реагировали на появление Всероссийского национального союза: «Совершенно непонятно, каким образом коренные русские люди могли додуматься до абсурда применения к себе слова «национализм» и создания русской «националистической партии в своем собственном могучем государстве»136.
2. Национализм допустим в мононациональных странах, но гибелен для многонациональных. По твердому убеждению черносотенцев, в таком многонациональном государстве как Россия проявление национализма как со стороны державного народа, так и со стороны инородцев было чревато развалом империи. Ответственность за полосу «самоопределений» национальностей была возложена на быстро распространявшуюся националистическую идеологию: «Если бы теперь искусственно не напоминали полякам ежедневно о том, что они представляют собой обособленную национальность, оттесняя, без всякой надобности, русскую национальность путем афиширования национализма, поляки, право бы, примирились со своим положением»137.
С этой точки зрения, национализм был безвреден для мононациональных стран: «Возможен ли такой национализм в
243
Германии? О да! Там он возможен. Там народ один, там язык один, разные лишь говоры, дух же и настроение одно, общее. Но не возможен в Англии, где Ирландия не желает не только национализма, но государственного единства и империалистической политики кабинета»138. Критикуя инородческий национализм, черносотенцы высказывались и против русского, который представлял ВНС. «Афиширование русского национализма было скорее вредно государству, — замечало «Русское знамя», — ибо оно как бы указало многочисленным населяющим Россию народностям поднимать, каждой из них, свое маленькое знамя, о чем решительно до сего дня не думали.»139.
Задачи защиты национальной традиции и сохранения империи определили базовые подходы черносотенцев к инородческой проблематике. В отличие от националистов, руководствовавшихся идеями этнической чистоты, а потому с подозрительностью относившихся к любому инородческому влиянию, крайне правые предложили принцип дифференцированного подхода, посредством деления национальных меньшинств на дружественные и враждебные140.
Изначальный посыл черной сотни при подходе к инородческой проблематике состоял в том, что ни один из населяющих Россию народов кроме евреев не рассматривался постоянным и кровным противником русского народа. На страницах «Русского знамени» председатель СРН А. И. Дубровин заявлял: «Наша тысячелетняя история красноречиво свидетельствует, что мы никогда не смотрели и не смотрим на другие племена как на вечных своих врагов и соперников»141.
В общем виде принцип дифференцированного подхода был сформулирован состоявшимся в апреле 1907 г. в Москве IV Всероссийским съездом Объединенного русского народа: «Руководящие начала политики как в отношении окраин, так и в отношении иноплеменных обывателей империи должны быть неизменными, но частности разрешения племенных и
244
окраинных вопросов не могут быть везде однообразными. При определении прав отдельных народностей необходимо сообразовываться с готовностью каждой из них служить России и русскому народу в достижении общегосударственных задач»142. Отношение к державному народу, а следовательно, и базовым принципам русского культурно-исторического со-общества, устанавливало основу для деления инородцев на дружественных и враждебных.
Еще в ноябре 1905 г. Русское собрание в распространенном обращении к жителям дало характерные признаки дружественности, которые определялись как способность инородцев поступиться узкими национальными интересами ради достижения общегосударственных задач, поддержка единства и неделимости империи, лояльность властям и противодействие революционному движению143. В апреле 1906 г. слово в слово данная формулировка встречается в платформе СРН по выборам в I Государственную Думу144, а затем и в программных документах большинства черносотенных союзов и организаций. Таким образом, к дружественным относились народы, сумевшие преодолеть узкий национальный эгоизм и выросшие до понимания общеимперских интересов и своей роли во внутригосударственном разделении обязанностей.
Гибкость данного подхода позволяла крайне правым привлекать национальные меньшинства на службу русским национально-государственным интересам, в том числе и в черносотенное движение. Основой для этого являлась базовая установка правомонархистов по признанию истинно русским не по расово-этнической (как у националистов), а по политической принадлежности. В глазах черносотенцев сынами России признавались не только православно верующие русские, преданные царю и Отечеству, но также и представители других народов, которые сумели подчинить свои отдельные интересы, племенные и вероисповедные, общим интересам Российского государства145.
245
К дружественным инородцам правомонархисты относили мусульманское население Поволжья, Средней Азии и Сибири146. Хотя проблема участия в дореволюционном пра-во-монархическом движении национальных меньшинств изучена еще достаточно слабо, тем не менее накопленные и уже введенные в научный оборот факты позволяют утверждать, что по составу участников черносотенное движение носило не только многонациональный, но в определенной степени и многоконфессиональный характер. Серьезный вклад в разработку данной проблематики внесли работы Ю. И. Кирьянова, Е. М. Михайловой, И. Е. Алексеева и дру-гих147. Исследователи отмечали, что прочной основой для единения русских и инородческих охранительных кругов (как высших слоев общества, так и низов) являлась защита универсальных консервативных ценностей, сохранение традиционного социального строя и общественных устоев, отстаивание единой и неделимой России, неприятие либерализма и секуляризма, низвергавших религиозные учреждения с приоритетного положения в ранг рядовых «общественных образований».
Революция несла угрозу не только первенствующему положению РПЦ, но и религиозной традиции инородцев, служившей фундаментом социального строя на окраинах. Программы правомонархических организаций, предлагавшие консервацию основ традиционного общества, нашли поддержку у определенной части российских мусульман, которые за лозунгом укрепления первенствующего положения Русской православной церкви увидели возможность сохранения позиций ислама. Исследователь И. Е. Алексеев указывает, что среди татарского, а также башкирского населения в начале XX в. были достаточно сильны консервативно-государственнические настроения, подразумевавшие под собой, в числе прочего, верность присяге, принесенной их предками на Коране русским самодержцам, и вполне искреннее вос-
246
приятие себя в качестве исторического «соавтора» Российского государства148.
Разность черносотенной и националистической доктрин проявилась и в отнесении народов к враждебным или дружественным. Если в вопросе причисления евреев, грузин, армян, поляков, финнов, а с началом 1-й Мировой войны и немцев, ВНС и черная сотня проявляли единодушие, то в отношении к татарам они принципиально разошлись. Если черносотенцы признавали татар как наиболее дружественный народ, то лидер ВНС М. О. Меньшиков бил тревогу по поводу исходивших от татар угроз русской государственности, источником которых являлся «русский ислам»149. Учитывая серьезный консервативный настрой татарского населения, руководство Союза русского народа планировало создать Мусульманский союз русского народа из казанских татар. 9 декабря 1908 г. было зарегистрировало Царско-народное мусульманское общество (ЦНМО), которое на момент открытия имело 18 отделов в Казанской губернии с общей численностью более 240 человек150.
Враждебность инородцев определялась сообразно представляемым ими угрозам христианской и национальной традиции. Критерием здесь выступала степень их участия в революционном и национально-освободительном (или сепаратистском, как это понимали черносотенцы) движении, подрыве первенства русского народа, проявлявшихся в формах засилья и закабаления151. Борьба национальных меньшинств за равноправие рассматривалась как покушение на «законные права русских людей» и попытка оттеснить русский народ от подобающего ему места как народа-хозяина152.
В концентрированном виде претензии к враждебным инородцам были сформулированы в утвержденной в апреле 1907 г. программе Союза русских рабочих людей: «Цель их заключается — посредством ослабления веры православной, умаления или даже окончательного уничтожения царской власти на Руси
247
и дарования большей или даже полной свободы в управлении одним инородцам и равноправия другим — унизить русский народ, особенно трудящиеся его классы, и утвердить над ним господство — политическое и экономическое, инородцев, в особенности евреев»153.
В целом, несмотря на наличие достаточно четких критериев отнесения национальных меньшинств в разряд дружественных или враждебных, позиция правомонархистов по данной проблеме страдала внутренней противоречивостью, что ярко проявилось на примере отношения к российским немцам. Рассмотрим данный вопрос более подробно.
До первой мировой войны немцы рассматривались в качестве лояльных инородцев, которые должны были служить примером для остальных нацменьшинств в деле государственного строительства. С учетом немецкого происхождения царствующего Дома и значительной части российской аристократии в монархической среде был общепризнан вклад немцев в создание великой империи из раздираемого смутой небольшого русского государства. Лояльность существующему режиму администраторы и генералы с немецкими фамилиями подтвердили в период революции 1905—1907 гг., приняв активное участие в ее подавлении. Приводимые на страницах правомонархической прессы имена Екатерины II, Миниха, Остермана, Гершельмана, Меллер-Закомельского, Ренненкампфа, Кауфмана должны были свидетельствовать о возможности успешной «перековки» инородцев в категорию истинно русских людей154.
На особое отношение к немцам оказывало влияние значительное число их представителей в руководстве черносотенных организаций (В. А. Грингмут, Н. А. Энгельгард и др.), а также ориентация идеологов черной сотни во внешнеполитических делах на кайзеровскую Германию как «родственный» режим. Положительно черносотенцами оценивались и черты немецкого национального характера, в первую оче-
248
редь, деловые и партнерские качества, предпочтительно отличавшиеся от таковых других русских инородцев: «...кредит у немцев, которые отпускают еще больше, нежели евреи, но много честнее и отчетливее во всем», — писало по этому поводу «Русское знамя»155.
Исходя из вышеизложенной оценки, немцы в крайне правых организациях находились в привилегированном по-ложении156. Устав Союза Михаила Архангела предусматривал прием немцев в члены наравне с русскими, избавляя их от необходимости проходить долгую процедуру согласований и утверждений, налагавшуюся на представителей других национальных меньшинств: «Все лица не коренного русского происхождения и инородцы, за исключением немецкого населения Империи, .могут быть приняты в члены Союза не иначе, как по единогласному постановлению Соединенного Собрания членов Палаты и членов-учредителей, в составе Председателя, не менее шести членов Палаты и не менее трети числа членов, требуемого согласно ст. 45 для действительности общего собрания»157. Помимо этого, в довоенных программных документах крайне правых организаций отсутствовали пункты, специально посвященные немецкому вопросу. Исключение составляли постановления состоявшегося в 1906 г. в Москве II Всероссийского съезда Русских людей, касавшиеся вопроса ограничения протестантского миссионерства в Прибалтийских губерниях: «Немецкие пастораты в губерниях При-вислинского Края, воспитывающие несомненных и опасных врагов России, должны быть преобразованы в министерские училища, на началах, положенных в основу школьного дела в Привислянье в 60-х и 70-х гг. минувшего столетия»158. Однако активность лютеран и баптистов на окраинах империи не влияла в целом на положительное отношение к немцам.
Немецкая проблематика в программах крайне правых партий актуализировалась лишь с началом первой мировой войны. Врыв антигерманизма в российском обществе захва-
249
тил и правомонархическую среду. Немецкий вопрос оказался единственным из всего спектра конкретно инородческой проблематики, по которому позиция крайне правых стала значительно жестче. На совещании правых деятелей (Петроград) и совещании монархических организаций (Нижний Новгород), состоявшихся в 1915 г., немцы были низведены в статус наиболее враждебных инородцев и поставлены на одну доску с евреями. В лексикон черносотенных документов вошло новое слово — Иудо-Германия. В ноябре 1915 г. на со-вещании в Нижнем Новгороде лидер обновленческого СРН Н. М. Марков заявил: «Мы ведем теперь борьбу не только с Германией и Австрией, мы ведем борьбу с Иудо-Германией. Наши социал-демократы в большинстве случаев рабочие, люди невежественные, совращенные с истинного пути учителем, евреем-немцем, Карлом Марксом. Они находятся в духовном плену у него, который хуже насилия немецкого плена»159. Антигерманская истерия усиливалась славянской солидарностью, благодаря склонности значительной части традиционалистов к славянофильскому романтизму.
Конъюнктура перевода немцев из разряда дружественных в разряд враждебных инородцев заставила правомонархистов выявить у них ряд характерных недостатков, к которым были отнесены русофобия, революционность, засилье в сфере государственного управления и предпринимательства (прежде всего землевладельческого). Обращая внимание на непропорционально большую долю немцев в административной и военной областях, один из членов Государственной Думы от фракции правых в ноябре 1916 г. заявлял: «.еще накануне войны мы, правые, обращали особое внимание правительства и Государственной Думы на переполняющих наше отечество выходцев из Германии, завладевших лучшими землями, преимущественно вблизи важнейших стратегических пунктов, не только в пограничных западных областях, но и в глубоком тылу, в центре и на востоке России, и захвативших в свои руки
250
во всех местностях ее, даже в столице, всю нашу торговлю и всю нашу промышленность»160.
По мнению черносотенцев, немецкое засилье создавало благоприятные условия для шпионажа в пользу исторической родины, о чем заявлялось с высоких трибун: «Они имеют пол-ную возможность давать нашим теперешним лютым врагам сведения о передвижении наших вооруженных сил, а также о военных приготовлениях и планах наших, портить мосты, пути сообщения, арсеналы, взрывать на суше и на море помещения горючих веществ, боевых материалов и оружий, вызывать искусственно народные смуты и волнения, предательски нападать в тылу на отдельных воинов, раненых и т. д.»161. В связи с этим, состоявшееся в 1915 г. в Петрограде Совещание представителей правых партий ориентировало своих еди-номышленников на сбор материалов, доказывающих случаи «забвения служебного долга и присяги, и таковые материалы сообщать в Главный Совет своих организаций»162.
Логика антигерманской истерии заставляла черносотенцев обвинить немцев и в инспирации революции посредством финансирования русских оппозиционных партий. «Немцы сыплют десятки миллионов, чтобы только поднять у нас смуту» — писал в августе 1915 г. Н. Н. Тиханович-Са-вицкий163. Занимавшиеся раскачиванием государственного корабля либеральные и революционные партии были причислены к немецкой агентуре. «Наши прогрессисты — люди недалекие, но ими руководят немцы. Наши прогрессисты через Прогрессивный блок хотят завладеть казенным сундуком и грабить Россию, превратив народ в своих данников» — заявлялось на совещании уполномоченных правых организаций в Нижнем Новгороде в ноябре 1915 г.164
Обозначенные правомонархистами угрозы привели к разработке на состоявшихся в 1915 г. совещании правых деятелей (Петроград) и совещании монархических организаций (Нижний Новгород) системы репрессивных мер политического и
251
экономического характера. К первой группе относилась правовая дискриминация (признание немцев, вступивших в русское подданство после 1870 г., иностранными подданными; борьба с немецким засильем в административной сфере). Ко второй — подрыв экономической основы немецкой диаспоры в России посредством ликвидации немецкого землевладения и конфискации в пользу государства всех предприятий, фабрик, магазинов, капиталов и проч. имущества165.
Для анализа подходов правомонархистов к национальной проблематике интерес представляет выбор ими объектов для репрессивных мер. Исходя из черносотенного подхода к определению национальной принадлежности по вероисповедательному принципу (а не этническому), карательным санкциям должны были быть подвергнуты следующие категории населения. Во-первых, этнические выходцы из Германии «неправославных исповеданий протестантских»166. Во-вторых, не принадлежавшие к этническим немцам протестанты по причине «связи членов этих сект с Германией и то, что секты эти служат ныне проводниками пангерманизма, признается вполне доказанным», — говорилось в постановлениях состоявшегося в 1915 г. Совещания монархистов167.
Таким образом, отношение правомонархических организаций к немцам вполне ярко характеризует их подходы к отнесению национальных меньшинств к разряду враждебных или дружественных. Это говорит о внутренней противоречивости позиции, согласно которой, с одной стороны, немцы признавались наиболее лояльными инородцами, с другой, — характеризовались наличием тех же недостатков, которые были присущи всем враждебным национальным меньшинствам.
Правомонархисты осознавали, что отнесение целых наций в разряд враждебных не может не повышать градус межнациональной и межконфессиональной напряженности в обществе, т. к. участники национально-освободительного
252
или революционного движения среди любого из населяющих Россию народов составляли незначительное меньшинство. Возложение ответственности на всю нацию создавало условия для отторжения национальных меньшинств от русской государственности и угрожало единству империи. В этой связи черносотенцы направили острие своей критики на инородческие элиты, которые обвинили в попытке воспользоваться благоприятной политической конъюнктурой для утверждения своей власти на местах. «.„инородческая интеллигенция... всегда стремится расчленить страну, так как, расчленивши государство, им легче удержать в своих руках власть в данной местности и возможность широко пользоваться трудом народа в свою пользу» — писало в июле 1908 г. «Русское знамя»168.
Крайне правые указывали, что стремления инородческих верхов и низов не совпадали. Если на западных рубежах империи организатором раздора становилась стремившаяся к самостоятельности националистически настроенная шляхта, то польский народ желал остаться в составе империи169. Черносотенная пресса отмечала, что наибольшими противниками слияния с коренной Россией Финляндии, Прибалтики и Привисленского края выступали местные помещики (шведы, немцы, поляки), инородческая интеллигенция и неправославное духовенство170.
Таким образом, враждебность являлась характеристикой не народа, а его элиты. Иными словами, было бы верным говорить о том, что под термином «враждебный инородец» следует понимать «враждебная элита» данного народа, а не весь народ. Данная трактовка не относилась к евреям, которые вне зависимости от своего статуса определялись как непримиримые противники русского народа и государства.
В документах правомонархических организаций неоднократно приводился список конкретных народов, отнесенных к разряду враждебных. «Россия должна быть настороже не
253
только против соседей, но и против таких подданных, как финляндцы, поляки, латыши, армяне. а также обитателей Кавказа.», — говорилось в Программе СМА171. К наиболее враждебным из всех населяющих Россию народов причислялись евреи, которым правомонархистами приписывались все присущие прочим враждебным инородцам пороки172. Значимость еврейской темы для правомонархической идеологии была обусловлена убежденностью значительной части черносотенцев в том, что еврейское население империи оказывает негативное влияние на все стороны жизни российского общества. В избирательной программе на выборах во II Государственную Думу, принятой I Всероссийским съездом уполномоченных отделов СРН, утверждалось: «Евреи в течение многих лет, и особенно в последние два года, вполне выказали непримиримую ненависть к России и ко всему русскому, свое невероятное человеконенавистничество, свою полную отчужденность от других народностей и свои особые иудейские воззрения, которые под ближним разумеют одного только еврея, а в отношении христиан-гоев допускают всякие беззакония и насилия, до убийства включительно»173. В попытках доказать правильность своих обвинений крайне правые ссылались на документы, якобы подготовленные в недрах масонских лож: «Как известно и как заявляли неоднократно сами евреи в своих «манифестах» и прокламациях, — переживаемая нами смута и вообще революционное движение в России — с ежедневными убийствами десятков верных долгу и присяге честных слуг царя и Родины, — все это дело рук почти исключительно евреев и ведется на еврейские деньги»174.
Данные цитаты показывают, что, по мнению правомонархических организаций, евреи принимали участие в организации и финансировании большинства революционных и оппозиционных партий, что давало им, с одной стороны, основание утверждать существование «иудейского заговора», а, с другой, — классифицировать еврейский народ как «само-
254
го опасного врага» самодержавия175.
Наиболее ярко расхождения черносотенной и националистической доктрин по отношению к инородцам проявились именно в отношении евреев. Если для правомонархистов негативное отношение к евреям базировалось на консервативном постулате защиты христианской и национальной традиций, то решающим фактором в укреплении антисемитизма русских националистов, в частности ВНС, стало проникновение с Запада различных расистских псевдонаучных концепций. Это происходило в связи с появлением независимого от официальных и церковных структур общественного мнения, представлявшего плодородную почву для активно внедрявшихся в российскую политическую жизнь западных учений и норм социального поведения, но при этом часто некритичного к новациям.
Влияние западных идеологов расизма на формирование антисемитской концепции русских националистов подчеркивалось западной историографией176 и отечественной177. В частности, особое воздействие на российских последователей расизма оказали работы английского ученого Г.-С. Чемберлена «Явления Христа» и «Евреи», в которых специфические качества евреев объяснялись принадлежностью их к особой расе, что выделяло их на фоне других народов.
Занесенное на российскую почву семя расового антисемитизма упало на благодатную почву. Распространителем «передовых идей цивилизованного общества» в России стал Всероссийский национальный союз в лице своих членов А. А. Сидорова, В. В. Шульгина, А. Лодыгина, П. И. Ковалевского, Н. Н. Чихачева, А. И. Савенко и других178. Наибольшей активностью в популяризации идей о врожденных негативных качествах евреев, передающихся из поколения в поколение, выделялся М. О. Меньшиков, заимствовавший идеи расового антисемитизма «по большей части. у Хьюстона Стюарта Чемберлена»179.
255
В отличие от черносотенцев, делавших акцент на религиозной, политической и социальной составляющей их антисемитской концепции, националисты считали вышеперечисленные факторы недостаточными для объяснения специфических черт евреев. Проникнувшись идеями западных расовых теорий, лидер ВНС М. О. Меньшиков минимизировал религиозные аргументы, классифицировав евреев как низшую азиатскую расу180. По его мнению, якобы имевшие место в современной ему России т. н. еврейское засилье и закабаление русского народа не являлись главными факторами враждебного отношения с коренным населением181. Основная причина лежала в расовой несовместимости русского и еврейского народов, что выливалось в постоянные погромы и бытовые стычки, рассматривавшиеся как защитная реакция «чистой» расы на попытки ее порчи182.
Черносотенцы испытывали влияние националистов в силу недостатка собственных историков, журналистов, публицистов и мыслителей. Это отчасти проявилось во внедрении расист-кой терминологии в лексикон их вождей и прессы. Например, член Русского собрания В. А. Веножинский заявлял: «Еврейство, господа, прежде всего, не религия, а раса, племя»183. С другой стороны, несмотря на серьезные разногласия, а порой и враждебные отношения, черносотенцы предоставляли националистам трибуну на страницах своих печатных изданий для пропаганды расистских взглядов. Так, публиковавшиеся в газете «Новое время» статьи лидера ВНС М. О. Меньшикова регулярно перепечатывались в «Русском знамени», как, например, передовица «Народ-искуситель», призванная лишь закрепить эффект ранее проведенного воздействия на публику184.
Однако преувеличивать влияние националистов нельзя, так как расистские теории не стали главенствующим фактором формирования черносотенной антисемитской доктрины. Продвигаемые националистами концепции затронули лишь незначительную часть крайне правых идеологов (в частности,
256
А. С. Шмакова). Отчасти это объясняется ориентацией правомонархических организаций на пропагандистскую работу с низшими слоями населения, для которых сложные идейные построения расовой «науки» и ее терминологический аппарат был недоступен185.
Несмотря на то, что антисемитизм занимал значительное место в программах крайне правых партий, основания для отождествления их взглядов с русскими националистами отсутствуют. Действительно, черносотенные союзы и ВНС объединяла крайне негативная оценка евреев как единственной на земле этнорелигиозной секты, вносившей нестроения в среду приютивших их народов. Разность двух доктрин проявлялась в трактовке причин антисемитизма. Если националисты без критического анализа пошли на поводу у западных идеологов расизма, то черносотенцы остались верны религиозной традиции, согласно которой специфика народов определялась не физиологическими признаками, но религиями, формировавшими их духовный стержень, мировоззрение, смысл земного существования, а также поведение и этику отношения к окружающим186. Именно иудаизм, а не состав крови, по мнению крайне правых, стал источником негативных качеств евреев, приводя к напряжению с коренным населением в политической, экономической и иных областях. «.Еврей как особь может быть признан равным другим человеческим особям, но как религиозная секта, основанная на человеконенавистническом талмуде, является опасным для блага человечества», — заявляла черносотенная пресса187.
Исходя из этого взгляда черносотенная публицистика делила народы на так называемые идеальные и материальные188. К первым относились христианские народы, для которых высшим воплощением «идеализма» (терминология сохранена. — М. Р.) был Богочеловек Иисус Христос. Им противостояли так называемые материальные народы, характерной чертой которых являлся рационализм. По заявлению «Рус-
257
ского знамени» тысячелетиями иудаизм формировал народ, который в силу своего прагматизма не обладал развитым воображением, из-за чего испытывал трудности с восприятием христианских символов (Троица, Животворящий Крест, «царствие не от мира сего» и т. д.)189. Христианскому «идеализму» с его верой в эфемерные понятия добра, милосердия и любви к ближнему противопоставлялось слепое соблюдение «закона» во всех деталях ради практической выгоды. Еврейскому Богу — «богу мщения и войны» противостоял христианский Бог — «бог любви и мира». По этой причине, по мнению идеологов черной сотни, евреи не могли по-христиански воспринимать окружающих как «братьев», но лишь как объект для паразитирования190.
По мнению крайне правых идеологов, причиной поврежденности национального характера евреев и их «неуживчивости» стало заложенное в Торе пророчество о приходе мессии, который обеспечит им господство над человечеством191. Данное обстоятельство и сформировало такие черты еврейского народа как крайний эгоцентризм, неприятие законов и норм приютивших их народов, отказ от ассимиляции, отношение к «гоям» как к низшим существам. Черносотенцы признавали, что ни один другой народ не имеет более четко выраженной мессианской идеи, приобретшей признаки мании: «Великий вождь, которого они ждут, непременно должен покорить им все народы, и эти народы они собираются пасти жезлом же-лезным»192. «.Мир должен принадлежать евреям», — приводились на страницах «Русского знамени» отрывки из Талмуда, ставшего «учебником неукротимой ненависти к гоям для многих поколений евреев»193. В антисемитской литературе часто цитировались талмудические тексты, свидетельствовавшие о веками сформированном стереотипе рассматривать другие народы в качестве «идолопоклонников, существ низших, даже не людей, а как таковых подлежащих ограблению и оскорблению»194.
258
Для подкрепления своих обвинений, направленных против «талмудического жидовства», правомонархисты обращались к неопровержимым авторитетам: «.сам Бог и пророки и святые были антисемиты, то есть жидообличители, что видно из обоих Заветов, из житий и поучений святых...». Именно к носителям идей «талмудического жидовства» относились слова пророчества Исайи о том, что с приходом Мессии «будет он судить народы и обличит многие племена...» (Ис. 2,4). Это значит, продолжала газета «Русское знамя», обличено будет, главным образом, «жидовское племя, которое возбуждает и организует интриги. внутреннего революционного и междоусобного свойства.»195.
По мнению крайне правых, именно «талмудическое жидовство» стало источником угроз для христианской и национальной традиций, защита которых являлась основной функцией консерватизма. Черносотенные публицисты утверждали, что «рационалистичность» иудаизма создавала благодатную почву для появления в среде евреев различных антихристианских учений с их следованием «закону» и тщательным регулированием человеческой жизни (атеизма, протестантизма, франкмасонства, нигилизма, либерализма и др.)196. Одним из них стал социализм, который, по утверждениям черносотенцев, не отвечал «арийскому уму»197. Непрекращающаяся враждебность евреев христианству сопровождала всю двухтысячелетнюю историю их взаимоотношений. «Евреи и еврейство — исконные враги христианства, врагами являются они и нашей Руси православной и православных царей», — заявлялось в докладе Съезда отделов СРН Юга России198.
Обращение правомонархистов к идеям защиты православия от «еврейско-иудейского натиска» нашло отклик у части священнослужителей, ставших духовными наставниками их организаций. Наиболее заметной фигурой среди них был религиозный деятель России рубежа XIX—XX вв., протоиерей Иоанн Кронштадтский (Иоанн Ильич Сергиев (1829—
259
1908 гг.), освятивший знамя Союза русского народа и благословивший деятельность организации. Идейной основой для взаимодействия стала принятая черносотенцами концепция Иоанна Кронштадтского об извечной вражде «Царства Божия», которое представляет Россия, и грядущего царства антихриста, за которым стоит мировое еврейство, изложенная в книге «Начало и конец нашего земного мира»199.
Необходимость защиты РПЦ актуализировалась в связи с развернутой в послереволюционное время в либеральной прессе критической кампанией в ее адрес. Черносотенная пресса писала, что евреи «в продолжение 5 лет неустанно издеваются над православной верой, публично ругаются в кощунственных пьесах над Иисусом Христом и Божьей Матерью и забрасывают грязью лучших пастырей церкви»200. Доказательством коварных планов евреев по подрыву основ христианства стали получившие широкое распространение «Протоколы сионских мудрецов», которые, по заявлению «Русского знамени», представляли собой ту «программу, по которой всемирное жидовство осуществляет свое сумасшедшее желание покорить весь христианский мир под не знающего пощады Израиля»201. В данном документе приводились и результаты многовековой подрывной деятельности евреев в среде христианских народов. «Священничество гоев мы позаботились дискредитировать и этим разорить его миссию, которая могла нам препятствовать. С каждым днем влияние священников на народ падает — всюду провозглашается свобода совести: следовательно, какие-то годы отделяют нас от момента полного крушения христианской веры, самой для нас опасной противницы по историям о духовном мире и будущей жизни», — цитировала «Протоколы» черносотенная пресса202. Участь РПЦ в стране «победившего жидовства» виделась черносотенцам весьма плачевно. «Попы будут насильственно лишены сана, а православные церкви и монастыри превращены в «жидовские хлевы и свинятники», — предрекалось в выпущенном в феврале 1906 г. воззвании СРН 203.
260
По мнению черносотенцев, необходимость защиты национальной традиции обуславливалась революционностью евреев, предпринявших атаку на созданное «потом и кровью» русского народа государство и его вековой социальный уклад. Если либералы и марксисты находили причины революционности евреев в социальных условиях жизни последних, то для черносотенцев они лежали в религиозной плоскости. Революция 1905—1907 гг. казалась им взрывом сатанинских сил против Богом установленного на земле порядка. Общепризнанным в правомонархической среде стал тезис о том, что революция 1905—1907 гг. является «еврейской», что нашло отражение на страницах печати и в высказываниях их лидеров204. Черносотенная пресса обвиняла евреев в попытках оттеснить державный народ и присвоить принадлежавшее только ему право самостоятельно определять пути развития собственной страны: «Смело можно утверждать, что если бы не евреи, история России за 1905 год, как, впрочем, и до сих пор, была бы совершенно иная.»205.
В отличие от либералов, крайне правые отказывались от сравнений Великой французской революции и русской, указывая на важное обстоятельство: Франция не имела в качестве своих граждан 5 млн евреев206. Тезис об их мятежности доказывался началом смуты из черты еврейской оседлости и территорий густо населенных «беспокойным племенем», — Новороссийской, Одесской, Ростовской губерний, откуда революционные метастазы распространились по всей стране. По утверждениям монархистов, на начальном этапе революции губернии с чисто русским населением оставались в стороне от революционного движения (за исключением некоторых проявлений). Даже столица государства — Петербург, откуда 9 января 1905 г. революция получила импульс, не играла никакой роли в глобальных сдвигах: «Если в 18 веке Париж составляет центр, так сказать, мозг всего революционного движения, то у нас, наоборот, все почти время Петербург шел и идет в хвосте,
261
реагируя лишь в слабой степени на те отклики, которые идут из провинции.»207.
Неудача революции в России объяснялась черносотенцами расколом в еврейской среде по поводу степени ее осуществления. Обеспеченные слои были против намерения неимущих выходцев из черты оседлости довести революцию до полного краха старой России, так как это привело бы к потере их собственности, бизнеса и выгодных контрактов208. Участие евреев в революции, по мнению черносотенцев, стало главной причиной роста антисемитизма в среде носителей традиционных ценностей, которые не потерпели вмешательства посторонних сил в свои внутренние дела: «.евреи, очевидно, боятся после того, как, пролив в 1905/06 гг. русскую кровь... их наглое поведение навлекло и ненависть христианского на-селения, так что жидки испугались — а вдруг да Россия погонит их согласно ее исторической традиции в обетованную землю.»209.
На страницах черносотенной печати степень участия евреев в революционных и оппозиционных партиях приобретала гипертрофированные формы. В частности, в марте 1908 г. на страницах газеты «Русское знамя» утверждалось: «Неоспоримо доказано, что из каждых 100 революционеров не менее 85 человек жидов». Там же приводились и другие весьма спорные цифры: на 30 тыс. русских социалистов приходится 200 тыс. евреев, а на 20 тыс. русских либералов (кадетов) — 30 тыс. евреев210.
Проведенный С. А. Степановым анализ участия евреев в революции 1905—1907 гг. на основе данных официальной статистики показал несоответствие заявлений правомонархи-ческой прессы реальному положению дел. В частности, в его исследовании приводится следующая статистика. Среди привлеченных к ответственности за политические преступления в 1901—1904 гг. по Виленскому судебному округу евреи составляли всего 64,9%, Киевскому — 48,2%, Одесскому — 55%.
262
Из 1178 народников и эсеров, привлеченных к ответственности в 1900—1902 гг., их было 15,4%. Из 5047 марксистов и социал-демократов, привлеченных в 1892—1902 гг., евреев насчитывалось 23,4%211.
Как видим, в отличие от русских националистов черносотенный антисемитизм не носил расового характера, а основывался на религиозных, политических и экономических факторах. Исключительное положение евреев в черносотенной идеологии обуславливалось угрозами, которые, по мнению правомонархистов, они представляли для устоев традиционного русского общества212. Основной упор в своей разоблачительной деятельности они направили против «талмудического жидовства», символизировавшего собой все органически чуждое христианско-православной и русской национальной традиции и воспринимавшегося ими как «ад по отношению к раю, что сатана по отношению к Господу нашему Иисусу Христу»213.
Задача защиты христианской и национальной традиции наложили отпечаток на формирование позиции крайне правых по национальному вопросу. Анализ их программных установок показывает, что предлагаемые меры правовой дискриминации в отношении враждебно и сепаратистски настроенных национальных меньшинств условно можно подразделить на политические и экономические. Рассмотрим их подробнее.
1. Политические меры. Впервые меры правовой дискриминации по инородческому вопросу в целях устранения «условий, вынуждающих русских покидать занимаемые ими места», продекларировал в феврале 1906 г. III Всероссийский съезд Русского собрания. В концентрированном виде они включали в себя: разоружение инородческого населения и изгнание из органов управления враждебных лиц. Более развернуто данные принципы сформулировал состоявшийся в апреле—мае 1907 г. в Москве IV Всероссийский съезд Объ-
263
единенного русского народа214, в постановлениях которого предлагалось следующее.
Во-первых, наполнение административного аппарата на окраинах носителями монархических убеждений и устранение враждебно настроенных инородцев. Данную задачу черносотенцы считали важнейшей в борьбе с сепаратизмом и требовали неукоснительного ее выполнения как первоочередной: «Во главе управления окраинами, как равно и на ответственных, административных и общественных постах, должны стоять православные русские по духу люди, которые при надлежащем образовании получили и соответственную подготовку, необходимую для правильного осуществления на окраинах России ее исторических задач». Во-вторых, укрепление властной вертикали, а также усиление исполнения государством своих централизаторских функций в противовес автономистским устремлениям инородцев: «Закон, войско, полиция и монетная система должны быть для окраин общими с Россией как единым и неделимым государством». Укрепление внутриимперских связей должно было проходить посредством реализации твердой национально ориентированной политики, подкрепленной системой репрессивных мер: «.окраинная политика должна быть непременно национально русскою, твердою и последовательною, то есть неизменно направленною к объединению окраин с центром России в географическом, политическом и культурном отношениях». В-третьих, в основу окраинной политики должен был быть положен приоритет государственных интересов при учете местной специфики: « .благожелательною к особенностям и нуждам местной жизни, но ставящею на первое место общие интересы всего государства и русского народа и законные интересы коренного русского центра и отдельных русских людей и поддерживающей достоинство русского имени на должной высоте». Данная позиция IV Всероссийским съездом Объединенного русского народа была заимствована из программных
264
установок СРН: «.управление окраинами должно ставить на первое место общегосударственные интересы»215.
В наибольшей степени дискриминационные меры касались участия национальных меньшинств в Государственной Думе. Несмотря на явные преимущества непосредственного донесения до царя гласа русского народа, минуя бюрократический фильтр, именно деятельность депутатов от национальных окраин оказала негативное влияние на отношение черносотенцев к законодательному учреждению. Опыт двух созывов показывал им, что альянс сепаратистски настроенных инородцев с русскими оппозиционными партиями стал действенным инструментом по расшатыванию внутренней стабильности государства. Сам факт присутствия в Думе инородцев искажал закладывавшийся при ее создании смысл быть «русской по духу». «.В случае инородческого и крамольного засилья в самой Думе Дума могла бы отодвинуть интересы коренного русского населения на задний план и тем способствовать разложению государства Российского», — уверенно заявлялось в принятой в марте 1908 г. программе Русского народного союза им. Михаила Архангела216. Впоследствии черносотенцы только укрепились в этом мнении.
Состоявшийся в декабре 1911 г. в Москве Всероссийский съезд Союза русского народа подвел окончательные итоги: «.с самого начала существования и до сих пор, вопреки воле монарха, Государственная дума служила и служит местом крамолы, расчленения и духовного растления русского народа, присваивая себе роль парламента — конституционного учреж-дения»217. Исходя из неудачного опыта работы первых Дум, черносотенцы пришли к убеждению о необходимости ограничения участия инородцев в деятельности законодательного учреждения. Нейтрализовать угрозы первенствующему статусу русского народа, по их мнению, могли следующие меры.
Во-первых, ограничение представительства национальных меньшинств в Государственной Думе на период госу-
265
дарственной нестабильности. Исходя из положения о том, что наиболее заинтересованными в дальнейшем ослаблении государства являются враждебные инородцы, черносотенцы выдвинули предложение о том, что «впредь до полного умиротворения государства, окончательного подавления революционного движения и анархии» право голоса в Думе должно предоставляться только носителям базовых русских ценностей. Условием отмены ограничения для представителей национальных окраин должно было быть полное приобщение их к государственным интересам и отказ от сепаратистской деятельности. В противном случае «инородцы, впредь до окончательного слияния их интересов с общегосударственными, не могут быть полноправными членами Государственной думы.», — заявлялось в постановлениях состоявшегося в 1909 г. в Москве Монархического съезда русских людей218. Отстранение от участия в работе Государственной Думы национальных меньшинств должно было регулироваться специальными законами, продление или отмена которых находились в зависимости от активности сепаратистского движения в конкретной местности, наличия революционных партий и иных проявлений нелояльности.
Во-вторых, полный запрет на участие в выборах евреев. Утверждая данное положение, черносотенцы исходили из того, что евреи являются непримиримыми врагами Русского государства, и участие их в законотворческой деятельности недопустимо: «Иудеи как граждане глубоко и принципиально враждебного всему христианству международного паразити-рующего государства, никогда и ни в каком случае не имеют доступа в Государственную думу», — требовали в 1909 г. участники состоявшегося в Москве Монархического съезда русских людей219. Запретительные меры в отношении евреев были внесены в программы и уставы большинства крайне правых организаций. «Союз будет стремиться к изменению положения о выборах в Государственную думу в том смысле, чтобы, во-пер-
266
вых, евреи как народность, не имеющая никакого определенного географического очертания в России, были лишены права участия в Государственной думе», — гласил пункт программы Русского народного союза им. Михаила Архангела220. Вслед за евреями запрет на доступ в Государственную Думу могли получить поляки, финны и «кавказские туземцы» как следующие за ними по степени враждебности221.
В-третьих, недопущение инородцев к обсуждению круга вопросов, связанных с первенствующим статусом русского народа, по причине различности их интересов с интересами державной нации. Пытаясь нейтрализовать влияние национальных меньшинств на решение основополагающих и судьбоносных проблем жизни русского государства, состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд русских людей сформулировал список тем, к обсуждению которых они не допускались. К таковым, в частности, относились: об отношении церкви к государству и окраин к центру, вероисповедный, государственной обороны, аграрный, социальной структуры общества (сословный строй), школьный (за исключением инородческих учебных заведений)222.
Наиболее жесткое ограничение черносотенцы налагали на участие инородцев в обсуждении законов, касавшихся статуса Русской Православной церкви. Основания для беспокойства у них были. Указывая на инородческий состав комиссии по вопросу об исповеданиях II Государственной Думы, куда, по заявлению «Русского знамени», вошел «весь наличный состав евреев Второй думы» и ни одного православного из числа присутствовавших в Думе крестьян, крайне правые били тревогу по поводу разрабатываемых в недрах комиссии законопроектов о свободе совести и отделения церкви от государства. Включенные в комиссию русские не могли выступить защитниками православия по причине своих либеральных взглядов: «Утешать себя надеждами, что православную религию от натисков евреев и армяшек отстоят такие столпы
267
православия, как Долгоруков, Тесленко и поп Тихвинский, вошедшие в эту комиссию от партий Думы, — праздное занятие»223. В результате судьба РПЦ была всецело предоставлена в компетенцию «инородцев, иноверцев и особенно иудеев»: «православию грозит серьезная опасность, не его существованию, а его нравственной неприкосновенности, ибо кроме поругания православия ничего иного от этой инородческой комиссии и ожидать нельзя»224.
Допуск национальных меньшинств в Государственной Думе к обсуждению фундаментальных основ русской государственности казался правомонархистам неслыханным: «...реформу церкви... обсуждать... будут и жиды Нисселович и Фридман, и поляки, и татары, и армяне, словом, те инородцы и иноверцы, для которых разрушить Русскую Православную церковь, оплот государства, — крайне желательно»225. Исходя из присущих черносотенным идеологам конспирологических представлений, они были убеждены, что православие подвергается спланированным и целенаправленным ударам, так как в масонской среде существовал проект замены державной религии атеизмом. Пытаясь закрепить первенство носителей базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества на решение вопросов, имевших общеимперский характер и касавшихся основ политического и хозяйственного строя страны, программы крайне правых организаций декларировали, что обсуждать их могли только «православные русские люди» как представители народа, создавшего Российское государство226.
В-четвертых, ограниченность полномочий инородцев в обсуждении общеимперских вопросов. Понимая, что игнорировать интересы национальных меньшинств в условиях пост-манифестной монархии нельзя, некоторые черносотенные союзы шли на компромисс, допуская в качестве исключительной меры их участие в выработке законопроектов, имеющих отношение к их народности. Эти послабления предусматри-
268
вались только в отношении дружественных инородцев, внесших в состав империи свои территории и не участвовавших в революционном и сепаратистском движениях. В данном случае им предоставлялось право решающего голоса только по вопросам, касающимся их «собственного быта и собственной территории», причем это право не распространялось на остальные части государства. Состоявшийся в октябре 1906 г. в Киеве Съезд русских людей не исключал возможности обсуждения депутатами с окраин общеимперских вопросов, но при условии пользования лишь совещательным голосом227.
Отдельные черносотенные организации предусматривали в своих программных установках право донесения своих нужд и враждебным инородцам. В частности, в программе Русского народного союза им. Михаила Архангела заявлялось: «.чтобы выборные от окраин Польши и Кавказа, избранные членами Думы, получили бы право голоса только по вопросам, касающимся нужд обитаемых ими окраин, разрешение каковых в том или ином смысле должно быть делом исключительно Русской Государственной Думы и должно отвечать интересам как политическим, так и экономическим России, а ни в каком случае не идти им вразрез»228. Здесь черносотенцы страховались, так как участие в работе Думы национальных меньшинств могло было быть использовано для получения дополнительных льгот и привилегий, что объективно увеличивало и без того тяжелую нагрузку на державный народ по обеспечению империи. Впрочем, данная позиция являлась исключением среди крайне правых организаций.
В-пятых, изменение избирательного закона. Причину инородческого состава первых двух Государственных дум черносотенцы видели в несовершенстве избирательного закона. Основываясь одновременно на сословном, имущественно-цензовом и территориальном принципах, он открывал широкие ворота доступа к законотворческой работе сепаратистам. На состоявшемся в Киеве в 1906 г. III Всероссийском съезде
269
русских людей было предложено положить в основу нового выборного закона «русское национальное начало», которое обеспечило бы лояльному населению свое представительство в Государственной Думе. С середины 1906 г. черносотенцы развязали кампанию давления на царя посредством посылки телеграмм с требованием издать новый выборный закон, основывающийся на «национально-православной» составляющей, а именно:
а) сословно-приходском принципе (взамен волостного,т.е. территориального), который бы обеспечил в Думе представительство православных крестьян — носителей русских традиций. Внедрение сословно-приходского принципа должно было преодолеть несовершенство избирательного закона, при котором представительство в Думе от сословия крестьян-землевладельцев и горожан обеспечивали лица, ничего общего с данными социальными группами не имевшие. Черносотенцы возмущались тем обстоятельством, что депутатом от столицы православного государства — Петербурга оказался еврей229;
б) принципе сегрегации избирательных курий по национальному признаку. Желая снизить влияние инородцев на выборы депутатов, черносотенцы предложили в местностях со смешанным населением разделить избирательные курии, создав специальные инородческие. Условием, при котором инородцы могли образовывать собственные избирательные курии, являлся 5-процентный барьер их представительства на территориях смешанного проживания. При этом количество подлежащих выбору в Думу инородцев из мест с преобладающим неправославным населением не должно было превышать числа выбранных депутатов от православного населения. Обосновывая явные привилегии для русских, черносотенцы указывали на недостатки жителей национальных регионов Российской империи, выражавшиеся в использовании своего положения в личных целях, кумовстве, родственном и земляческом эгоизме, которые не могли быть терпимы в деле государственного
270
строительства. Признавая, что среди них могут быть и вполне профессиональные управленцы, предлагалось использовать их «в чужом месте», так как «у себя же дома тянут своих невольно, связанные родством и дружбою», — утверждалось в постановлениях состоявшегося в ноябре 1911 г. в Москве Всероссийского съезда Союза русского народа.
2. Экономические меры. Первоочередным предметом серьезных забот правительственной власти должно было стать упрочение русского землевладения в национальных регионах. Окраины планировалось прикрепить к коренному центру посредством «планомерного переселения туда избытка русского населения и укрепления там чисто русской государственности русскими руками»230.
Впервые сформулированное состоявшимся в апреле—мае 1907 г. в Москве IV Всероссийским съездом Объединенного русского народа данное предложение231 получило детальное развитие в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанных IV Всероссийским съездом Союза русского народа, состоявшимся в мае 1912 г.232 В этих целях предлагалось предоставить крестьянству преимущественные права на приобретение и аренду казенных земель, заселение свободных территорий. «Все свободные земли в Закавказье должны быть предоставлены русским православным крестьянам по закону 1 мая 1900 года», — провозглашалось в постановлениях II Всероссийского съезда русских людей, состоявшегося в апреле 1906 г. в Москве233. Здесь проявляется комплексный подход крайне правых к проблеме удержания окраин, которое должно было происходить не только силой, но и культурно-экономической экспансией русского трудового населения.
С одной стороны, это решало проблему малоземелья в коренных русских губерниях, с другой — прикрепляло инородческие территории к метрополии. Прочное закрепление за русским крестьянством пустующих пространств империи, обреченных в противном случае стать легкой добычей воен-
271
ного и экономического завоевания соседних стран, несло за собой поднятие культуры земледелия покоренных народов и экономическое развитие территорий. Наиболее благоприятные условия для переселения крестьянства представлял Туркестан, где «масса незанятых земель, юридически считающихся собственностью туземцев, земельный быт которых не устроен. При условии правильного отношения земля дает громадные урожаи. Но Туркестан не имеет свободных рук. Надо вселить сюда возможно большее количество русских из внутренних губерний», — предлагала черносотенная газета «Земщина»234.
Первостепенным объектом русской колонизации должны были стать мятежные окраины. В своих попытках привязать враждебных инородцев к центру черносотенцы высказывали даже мысль о насильственном отъеме у них земельной собственности для лишения крамолы экономической основы. Объектами насильственной колонизации, помимо Польши, должны были стать Закавказье и Финляндия, а также коренные русские земли, подвергшиеся экономическому натиску инородцев. В 1909 г. Союз Михаила Архангела поднимал вопрос о «необходимости выселить армян из Терской и Кубанской областей» и выяснении причин «щедрого наделения в ущерб русским армян землею на Кавказе»235. Политическое обоснование этих дискриминационных мер в декабре 1907 г. дала газета «Русское знамя»: «Безопасность каждого государства требует одноплеменности его народа. Если бы в России... отнимали земли у поляков, хотя бы восставших только для поселения на польских землях русских людей и хотя бы даже крестьян, то это вовсе не было бы принудительным отчуждением земли у владельцев в пользу крестьян, но отбиранием имуществ у неблагонадежных людей ради государственной безопасности. Такое отчуждение земли можно было бы лишь приветствовать.»236. Оправдывая применение столь жестких мер, черносотенцы ссылались на опыт «цивилизованных» стран
272
Запада: «В составе Германии находится только одно не немецкое племя — поляки, которые сохраняют свой язык и обычаи исключительно благодаря земле, на которой они живут кучно. Если лишить их земли, то, рассыпавшись по всей Германии, они быстро потеряют свои народные особенности и сольются с немцами. В этих государственных соображениях решено правительством Германии приступить к отчуждению земель не у собственников вообще, но только у поляков. Отнятие у поляков земель с вознаграждением их из государственной казны явится лишь следствием государственной необходимости, случаем частным, а не общим правилом. Поэтому выставлять этот случай примером государственного отчуждения земельной собственности вообще является неправильным приемом»237.
273