Больше ничего значительного в последующие десять лет не произойдёт в жизни Сергея, сына Борисова. В кругу бонапартистов его знали под кличкой Корсиканец. Ему довелось принять участие в самых громких событиях века. И отведать каторги. Наконец, он стал тайным исполнителем воли императора Александра Павловича. Какой «послужной список»! Но лишь в самом начале несколько лет вписаны яркими чернилами. А потом более трёх десятилетий тусклое служение непонятно чему!
Последние годы разнообразились рождением внуков в Подсинске, недоступном для бессменного стражника таинственной особы; новыми лицами, пожелавшими украсить свой дом полотнами Скорых. Он стал модным художником в Сибири. Его портреты и пейзажи событием в искусстве не стали. Спасибо Создателю, что живопись самоучки позволяла зарабатывать на масло к хлебу.
Зато событием стала смерть старца Фёдора Кузьмича 20 января 1864 года, на восемьдесят седьмом году жизни, если верить «родства не помнившему». У ротмистра его императорского величества, так и не уволенного из армии, хотя он сам два года тому назад разменял восьмой десяток, почти не оставалось сомнения, кому он служил тридцать девять лет верой и правдой. И всё-таки, внутренне готовясь к кончине своего повелителя под личиной подопечного, Сергей Борисович с волнением ждал последнего слова старца. Была надежда, что умирающий наградит его признанием. Ведь исповедь священнику останется тайной. Купить её русский офицер не мог по убеждению.
Почувствовав приближение конца, старец исповедался протоиерею своего прихода, попросив слабым жестом руки выйти из комнаты всех домочадцев и самых близких знакомцев, допущенных к умирающему. Потом комната вновь наполнилась избранными. Фёдор Кузьмич причастился Святых Таин. И через четверть часа потерял сознание. Несколько суток отец Фёдор лёжал на спине в своей тесной, скупо обставленной комнате с богатой божницей, освещённой красной лампадой через стекло киота. На вопросы окружающих не отвечал. Стонал, размыкая губы, когда Дарья касалась их ложечкой с грушевым отваром на меду. В гостиной комнате, за отворенной дверью, духовенство служило молебны. Лекарь, присланный градоначальником, давно ушёл. Одни из праздно толпившихся в избе разошлись, наскучив ожиданием. Других ротмистр просил ждать во дворе. Умирающему не хватало воздуха. И вот, уже одной ногой за таинственным порогом, не помнивший родства произнёс неразборчиво несколько слов. Сергей Борисович приблизил ухо к белой бороде.
- Что, что отец?
Опять только хриплое дыхание и, вместе с последним выходящим из тела воздухом, внятно, в меру громко:
- Кровь русских солдат… За Бурбонов?.. Нет, нет!
Старый, уважаемый в Западной Сибири купец Хромов сошёлся во мнении со Скорых, что тело старца заслуживаёт погребения на почётном месте городского погоста. С тем мнением единомышленники решительно направились в городскую управу. Там неожиданно для просителей предложили ограду Богородицко-Алексеевского монастыря. Оказалось, это решение высших иерархов православной церкви. И надмогильный крест был уже готов. На нём надпись:
Благословенный! Такой титул был преподнесён Александру I от имени народа за изгнание Наполеона из России. Так Сергей Скорых получил окончательный ответ сразу на все свои мучительные вопросы.
…Спустя два года мещанка Дарья Скорых исхлопотала у церковных властей право положить тело тихо отошедшего во сне мужа в ногах старца, над могилой которого отмечалось чудо: по ночам светился воздух вокруг креста.
На сорок первый день после кончины художника вдова покинула чёрную слободу. Перед выездом в Подсинск она распродала большую часть из оставшихся картин мужа. Портрет Фёдора Кузьмича во весь рост, в обычном его простонародном одеянии, выкупил, не торгуясь, таинственный посетитель, не назвавший себя. Неведомыми путями портрет оказался в кабинете государя Александра Николаевича, который был племянником своего тёзки, изгнавшего французов из России. После убийства Царя-Освободителя народовольцами (вот оно, первое цареубийство!), портрет перешёл к его сыну, Александру III. В информированных кругах передавали шёпотом друг другу, будто Александр Александрович уцелел при железнодорожной катастрофе, подстроенной злоумышленниками, только потому, что накануне портрет старца выпросил себе наследник престола - великий князь Николай Александрович. Судьба его нам известна. Цареобийство в Екатеринбурге можно назвать вторым. В 1891 году цесаревич Николай приезжал поклониться самой посещаемой могиле Богородице-Алексеевского монастыря и приказал возвести здесь часовню. С тех пор в ней совершалась служба в день святого… Нет, не Фёдора Стратилата, а в день благоверного Александра Невского.
Интересна судьба ещё одного портрета кисти Скорых. На нём был изображён, по памяти, Александр Благословенный таким, каким был в 1825 году, - полным сил, с иронической улыбкой в уголках тонких губ, с затаённой грустью во взоре. Этот портрет достался купцу Хромову, ставшему автором опубликованного рассказа о чудесах, творимых святым старцем. Описывались исцеления больных наложением рук, ночное сияние в спальне отца Фёдора, которую автор называл кельей, о райском благоухании, исходившем от его волос и одежды. Когда в ветхой от времени избе старца был открыт музей, портрет царя, принадлежавший томскому купцу, поместили в «келью», словно хозяин её вернулся в своё последнее жилище в первоначальном облике.