Ближайшая от Красноярска железнодорожная станция находилась далеко за Уралом, в Саратове. В штабе полка висела на стене карта Российской империи. Скорых прикинул: сухопутными и водными путями более четырёх тысяч вёрст будет. Может статься, что обе роты попадут на волжскую станцию к концу балканской кампании. Не поход будет, а прогулка в тягость. Только сапоги стопчут на разбитых грунтовках да бока отлежат на палубах. И пороха не понюхаешь. Повернут с дороги. Не везти же триста пятьдесят штыков через всю Россию за Дунай, чтобы показать красноярцев на параде победителей в Стамбуле. В победе русские не сомневались.
Вторая рота вышла с обозом на тракт, как наметили, в понедельник. Первая последовала за ней сутки спустя. Будучи старшим в чине, Краснов-Ярский принял общее командование над полубатальоном. Пешим ходом предстояло одолеть девять сотен вёрст. Долго ли, коротко ли, они остались позади. У Новониколаевской пристани на Оби воинство ждала вереница барж с речниками. Местное пароходство придало им колёсный буксир. Шлёпая колёсами, он потянул за собой караван. В устье Иртыша обе роты с грузом перешли на большой обшарпанный пароход, вкатили на кормовую палубу шесть лёгких полевых орудий. Медленно двинулись против течения. Тобольский кремль открылся на речной круче. Напротив – вход в Тобол. Сужаются берега, встречное течение усиливается. Наконец, Курган. Отдохнули на палубах, отъелись. Команда сойти на берег. Впереди ещё 700 верст форсированного марша. Жара, какой и в Африке, наверное, не бывает. Пыль. Жители окрестных деревень сбегаются к тракту поглазеть на пушки и обозы, на колонны сибиряков, многие из которых остатки сапог сменили на самодельные лапти. В Екатеринбурге воинство встречают губернатор со свитой и духовенство. После молебна в Златоустовском соборе Краснов-Ярский слёзно обращается к своей малой армии: «Братцы, ну потерпите ещё малость! За веру ведь, за царя».
Командир первой роты, штабс-капитан Введенский, отправленный с адъютантом и денщиками вперёд в седлах разузнать о готовности Камского пароходства принять красноярцев, встретил пешцев на подходе к Перми: «Карета подана, господа!». Спешащим на геройскую смерть предоставили роскошный двухтрубный пароход, весь белый. Он служил раньше для увеселительных прогулок по Каме и Волге состоятельной публики. Полторы тысячи вёрст плавания за счёт казны при непривычном для солдат безделье, с хорошими харчами и выпивкой (где только умудрялись разживаться!) запомнились с приятностью. Впервые в жизни видел Василий Скорых Центральную Россию с верхней палубы речного красавца и потом ещё несколько дней из узких окон зелёного вагона, после того как красноярцы поднялись от пристани в Саратове на высокий волжский берег к железнодорожному вокзалу.
Истинно, все дороги ведут в Рим. Необходимо было дать крюк через Третий Рим, чтобы попасть поездом из Саратова в Одессу, конечную железнодорожную станцию на подступах к Дунаю. В Первопрестольной тоже были молебен в Даниловом монастыре, оркестр и непостижимо высокое начальство в окружении бело-кружевных, под солнечными зонтами, жён и барышень. Когда, минуя Курск, Харьков и Екатеринослав, высадились в Одессе, лето перевалило далеко за экватор, шелест иссохшей листвы анонсировал близкую осень. В тот же день обе роты красноярцев погрузились в военной гавани на низкобортное судно класса «река-море». Высадка намечалась в румынском порту Галац на Дунае. Недавно ещё вассальное от Стамбула княжество объявило войну своему вчерашнему сюзерену. Стратегическая железнодорожная ветка на Галац была далека до завершения из-за проблем с грунтами между Днестром и Дунаем. Туда шоссейным путём через Измаил направился обоз и артиллерийская команда с орудиями.
На привокзальной площади Краснов-Ярский с одним из встречавших офицеров сел в казённый экипаж и отбыл в штаб округа. За погрузкой нижних чинов на пароходы оставил наблюдать штабс-капитана Введенского. Многие из готовых к отплытию вздыхали, поглядывая вверх, на парадные фасады Одессы, манящей соблазнами. Но из порта всё не выпускали из-за сильного волнения в открытом море. В конце концов отплытие отложили до утра.
На борту осталось несколько младших унтер-офицеров и дежурный подпоручик. Остальные разбежались вкусить напоследок городских развлечений. Взводный Скорых покинул товарищей, выбиравших трактир, и стал фланировать по припортовой части города. Прошёлся бульваром от дворца Воронцова, с белой колоннадой над морским обрывом, до городской управы, достойной римского Форума. Постоял перед бронзовым герцогом де Ришельё. Француз-эмигрант красовался в тоге сенатора, в лавровом венке и свёрнутым в трубку свиток в левой руке. Оставляя справа округлый «с лица» оперный театр, Скорых поднялся по Ланжероновской улице до Екатерининской и, свернув налево, вышел на Дерибасовскую. Улицу заполняла гуляющая публика, расфуфыренная, развязная и громогласная. Жизнерадостное настроение толп смутило красноярца. Ведь – руку протяни - за близкой околицей империи лилась кровь соотечественников, среди которых наверняка есть близкие этих легкомысленных детей солнца и тёплого моря
От Соборной площади, обойдя Свято-Преображенский храм, Василий вернулся к морю Греческой улицей и Польским спуском. Образы столицы Новороссии занимали воображение оригинальностью и соответствием природной среде. Подсинец не мог сказать себе, какая Россия, из увиденных им за последние месяцы, настоящая – сибирская, уральская, волжская, московская, малороссийская или причерноморская. Может быть, истинная, заблудившаяся в веках и на просторах двух континентов, Россия именно здесь, на границе двух стихий? Сюда она вернулась к своему природному скифско-эллинскому началу, откуда тысячу лет назад была вытеснена тюркским валом, выкатившемся из Великой Степи. Скорых улыбнулся про себя: поэтические фантазии! Россия - в целостности её огромного тела и души. У неё не одно лицо. Любым хороша. Что держит вместе части страны? Нет, не военная сила, не администрация, не торговый или иной материальный интерес… Держит русское слово! Пока оно звучит на просторах от Дуная до Амура, цела Россия. Никакая сила её не расчленит.
Трофейная пушка с английского корабля «Тигр», открывшаяся, когда Скорых вновь оказался на Думской площади, напомнила о давней войне, навязанной России Европой. Неужели вновь «братья во Христе» ринутся бедных турок спасать? Что-то затягивается война на Балканах! Опасения, что не успеет повоевать, остались в апреле. Теперь, в конце лета, накапливалось иного рода беспокойство. Его поддерживали газеты и разговоры в офицерских кругах.
После перехода русской армии через Дунай, взятия Никополя, освобождения от османов древней столицы Болгарии Тырново первоочередной задачей наступающих стал захват Шипкинского перевала. Он годился для прохода больших масс войск и артиллерии на кратчайшем пути к Адрианополю – «воротам Стамбула». Недавно отряд генерала Гурко захватил перевал, но после неудачи в Старо-Загоре отказался от движения на Адрианополь. Пришлось отступить к перевалу, чтобы не потерять его. Едва держался и генерал Криденер на правом фланге. Тяжёлое впечатление на русское общество произвели июльские неудачи. Обороной узлового укрепления Плевна, откуда также шёл путь на Шипку, руководил талантливый турецкий генерал Осман-Паша. Потери наступающих были огромны, но крепость держалась уверенно. Прочно, казалось, застрял на южном берегу Дуная, под крепостью Рущук, богатырь с несомненными задатками самодержца, но слабый военачальник, Александр Александрович, наследник престола.
В чём же просчиталось русское командование, планируя быструю кампанию? Через много лет Василий Фёдорович Скорых получит ответ на этот вопрос, волновавший в своё время не его одного.
Во-первых, против 338 тысяч турок на Балканах русские смогли выставить только 250 тысяч, усиленных уже за Дунаем румынской армией в 50 тысяч штыков. Болгарские ополченцы в составе русских полков дрались отлично, но их было ничтожно мало. Наступающие армии должны для обеспечения успеха значительно превосходить обороняющиеся. Это аксиома военного искусства. Во-вторых, к началу боевых действий военные преобразования в России не были завершены. Армия призывников с историей всего в три года ещё не имела достаточного обученного резерва. Стрелковое вооружение только на одну треть отвечало современным образцам. Турки же, обученные английскими офицерами, получили в свои руки новейшее стрелковое оружие, более скорострельное и дальнобойное, чем у их извечных соперников на Балканах. В-третьих, высший командный состав русской армии, традиционно косный и консервативный, принимал в штыки все тактические новшества, такие, как рассыпной строй, например. Ибо согласиться с ними - значило признаться в своей отсталости, самим учиться. На такое их высокопревосходительства по природе не были способны. Уж лучше по-старинке: линия, сомкнутый строй, музыка, звёзды на грудь. К счастью, всегда находились в русской армии личности, подобные тем, кто вывел Россию из той войны победительницей – военный министр Милютин, генералы Скобелев, Гурко, Драгомиров, Столетов, Радецкий, а, главное, инициативный, стойкий и выносливый солдат.
Молодость легкомысленно относится к опасностям войны. Война для Василия Скорых будет завтра. А сегодня он наполнен праздничным ощущением прогулки по вечерней Одессе. Когда ещё такое повторится? Скорых видит себя в зеркальном стекле витрины. Он в отличном мундире, поскольку облачён не в казённое, а в справленное на личные деньги, высылаемые отцом. Срочный мундир сложен в сундучке до очередного марш-броска.
Часы над колоннадой Думы пробили десять раз. Пора на ночлег. Как и несколько офицеров полу-батальона, имеющих, кроме жалованья, другие доходы, Скорых мог позволить себе провести в Одессе ночь-другую не на судне. Выбор его пал на гостиницу «Лондонская», что выходила окнами номеров на бульвар за спиной бронзового герцога. Потом окажется, комендатура города заказала для Краснова-Ярского номер в том же отеле. Другие «зауральские аристократы» разбрелись по трактирам портовой части города.
Потребовав чаю и обмывшись над тазом, Василий набросил на голое тело чистую нижнюю рубашку за неимением халата и только настроился сибаритствовать, как в дверь нетерпеливо постучали.
- Входите, открыто!
Вошёл капитан:
- Внизу узнал, что ты здесь. Полные карманы новостей. Подставляй руки.
Долгий путь от Енисея до Чёрного моря способствовал сближению командира с подчинённым. Краснов-Ярский предложил перейти на «ты». Сам, путаясь, то «тыкал», то «выкал», не обращая внимания, что младший по возрасту и званию продолжает обращаться к нему на «вы». Василий перед командиром стал так, чтобы одежда, брошенная на спинку стула, прикрыла его голые ноги. Капитан занял место за столом, взялся за чашку с чаем, приготовленную взводным себе.
- Да садись же, Василий! Сегодня видел приказ: все старшие унтера, из вольных, произведены в прапорщики. Ты в их числе. Поздравляю! Нашим красноярцам назначили следовать в район Шипки. Туда собирают всех, кто обучен карабкаться по скалам. Командует ими Введенский. А мы с вами, ваше благородие, направляемся в учебную команду… куда бы вы… ты думал?.. Нас направляют в армию князя Черногории, под командование генерала Каракорича-Руса. Вижу, это имя не произвело на тебя впечатление. Помнишь, я рассказывал о черногорском подпоручике, которого случайно уберёг в Севастополе от неминуемой смерти? Из него вырос этот самый генерал Каракорич-Рус. Неисповедимы пути Господни. Драться они горазды, но уровень боевой подготовки у наших братьев-славян низкий, ниже некуда, даже турки их в этом превосходят. Просят подсобить.
Скорых удивился:
- Разве Черногория вступает в войну?
- Пока нет, но всякое может случиться. Здесь замешана политика. После поражения сербов в семьдесят шестом, турки усилили давление на Белград с целью сделать из сербов союзников, суля им горы золотые при покровительстве Порты. В Петербурге заволновались: надо проявить активность – не отказывать в оружии, в ссудах, других видах помощи. Заодно Черногорию не забывать. А тут как раз из Цетинье просьба – прислать инструкторов (обязательно опытных в горных условиях) для обучения новобранцев, желательно знающих сербский язык, ещё более желательно – черногорский диалект.
Скорых уставился на командира в недоумении:
- Разве вы разговариваете?
- Немного польским владею.
- Простите, при чём здесь польский?
- Вот и я спросил в штабе округа, при чём здесь польский, а мне в ответ: это лучше, чем никакой. Один полковник изволил сострить, дескать, форма вашего носа, капитан, компенсирует незнание сербского языка в его черногорском варианте. Тут вот в чём тонкость, прапорщик, - в Цетинье настаивают, чтобы внешность русских инструкторов соответствовала национальному типу подданных князя Монтенегро. Турки в плен их не берут, всех подряд режут, такова традиция, кстати, взаимная. Если среди захваченных обнаружат русского, его непременно посадят на кол, чтобы неповадно было в чужую драку лезть. Мне в штабе так и сказали: подберите среди красноярцев несколько человек, на цыган похожих, да чтобы нос был подходящий, вроде вашего, капитан. Никаких вологодских физиономий и сливочных голов! Вот задача! Что скажешь?
-Я так понимаю. В штабе возникла необходимость безотлагательно выполнить просьбу потенциальных союзников, а вокруг среди русских не просто найти офицера, подходящего на роль наставника. Притом, с определённым типом лица. Тут появляетесь вы. Находка! Видимо, сыграли роль ваши педагогические способности, известные за пределами полка. А ваша ссылка на польский язык привела штабных ловцов к мысли, что человек, владеющий двумя славянскими языками, овладеет и третьим.
- На безрыбье и рак рыба, - заметил Краснов-Ярский.
- И тут вы вспоминаете обо мне, - продолжил прапорщик. – Ещё один черногорец. Верно, в смысле физиономии я дам вам форы. Только вот цвет моих волос. Выдаст. И на сербском ни гу-гу. Ладно, будем учиться на ходу. Интересно, а другие «монте –негры» среди наших есть на примете?
Капитан, собрав кожу на лбу в горизонтальные складки, стал смотреть в потолок. Чай из чужой кружки он допил.
- Есть трое, по внешности, но какие из них наставники! Двое вообще малограмотны. Нет, от наших рот мы едем вдвоём.
- А теперь, господин капитан, не откажите удовлетворить моё разыгравшееся любопытство. Ваш польский …
- Краснов я по отцу. А матушка моя – Ярская, из ополяченных малороссов. Она была писаной красавицей, в отца, пана Ярськего. Супруга его (м-да, любовь зла)… Вот одень меня в женское платье, прикрепи сзади косу и эти по бокам, как их…букли – получится портрет моей пани бабци, урождённой Корчевской, из висленских помещиков. Каким-то удивительным путём, минуя свою дочь, она наградила меня вот этим самым носом… А не заказать ли нам, прапорщик водки? Надо бы вспрыснуть новые назначения и ваши погоны.
- Заказывать в номер хлопотно. Предлагаю спуститься в буфет. Я мигом оденусь.
Действительно, спустя «миг», из гостиничного номера на верхнем этаже вышли двое, капитан, в летах, и молодой прапорщик, ещё со знаками отличия старшего унтер-офицера, не ведавшие, что они – свояки. И всё-таки скрепляло их родство более надёжное, чем условные родственные связи.