Накануне нового года Белград, порвав соглашение о перемирии со Стамбулом, двинул свои дивизии на Видин. В крепости над Дунаем турки отсиживались с начала войны, играя от скуки в кости и орлянку (а просвещённые командиры – в банковку).
В отличие от сербского короля, князь Црной Горы с извечным своим врагом «примирительных бумажек» не подписывал. Это дало генералу Каракорричу-Русу повод, лишь поставив Цетинье в известность, внезапно ударить по сильной группировке османов и возвратить Черногории плодороднейшие земли отечества. Именно об этой операции с гордостью за сына читал в последний час своей жизни жене Зое старый Дмитрий Петрович, наперсник и советник Петра IIНегоша.
В сражениях за житницу страны черногорцев приняли участие прапорщик Скорых, так и не дождавшийся ответа на своё прошение, и капитан Краснов-Ярский. У русских инструкторов был выбор: следовать за своими подопечными или остаться в Нови-Пазар, где стационарный лазарет уже ставил в саду новые палатки. Они выбрали первое. В их поведении при форсированном марше по горам и в сражениях однополчане заметили существенное различие. Старый капитан-солдат, прошедший севастопольские бастионы, хладнокровно не «кланялся» пулям, но и не лез на рожон. Прапорщик же демонстрировал отчаянную храбрость, будто играл со смертью в рулетку. Он редко вынимал из кобуры револьвер. Похоже было, умозрительные призы в виде простреленных турецких голов его не интересовали. Вот так записной бретёр демонстрирует наплевательское отношение к жизни, презрение к направленному на него стволу.
Сначала жара, пыль на белых осыпях скал. Потом сразу, без перерыва, морозы. Камень под ногами обледенел. Чащи колючки раздевали догола тех, кто прокладывал по ним путь тесаком. Жёсткий, словно наждак, папоротник сдирал кожу. Ни звериной тропы. Ни открытого места. Карабкающиеся впереди собственными телами прокладывали дорогу. Задние тащили на руках полевые орудия. Питались сухарями, размоченными в ледяной воде горных потоков, запивали крепкой водкой из фляг. Ушли все пять допустимых расчётами дней на переход к ущелью, имевшему выход на Подгорицу. Отсюда Каракорич задумал нанести неожиданный удар. Турки, уверенные в своей неуязвимости со стороны гор, смотрели в противоположную сторону, в направлении Цетинье, щурясь на блеск Скадарского озера.
Черногорские бойцы в русских глазах представлялись братством удальцов. Все солдаты и офицеры метко стреляли, были неприхотливы, честны в своём кругу и коварны по отношению к чужакам. Отличала их безжалостность даже к пленным и раненым. Они, казалось, за версту слышали писк комара и без бинокля видели замаскированного врага. Вооружены были в основном «Карле», годными для близкого боя (охотники за двуногой «дичью» предпочитали снимать её наверняка). Редко у кого имелись дальнобойные винтовки Бердана, усовершенствованные русскими. Инструкторы получили удовлетворение, удостоверившись в сражениях на открытой местности, что их
подопечные усвоили уроки нови-пазарского плаца и полигонов. В решающем сражении, дав сокрушительный залп из ружей и орудий по скоплению врагов, черногорцы умело атаковали регулярные части турок рассыпным строем. Только вот «в штыки» бросились, заложив винтовки за спину, с ножами в руках, завывая однообразно и жутко, как их предки в языческие времена.
Воины султана дрогнули.
Покончив с турками в своей стране, генерал Каракорич-Рус получил предписание от правительства в Цетинье усилить своим отрядом сербский корпус, осаждающий Видин. Красноярцы остались при своих питомцах. В конце декабря пали северные и западные бастионы турецкой крепости. Держалось только укрепление на полуденной стороне - опоясанный турами холм. Тяжёлые орудия Круппа, установленные на бастионе, доставали снарядами дальние подступы к лощине у подножия естественного холма, а сама лощина густо осыпалась свинцом из скорострельных английских винтовок.
Наблюдательный пункт командующего черногорским отрядом находился в кустарнике над южным боротом лощины. Генерала и офицеров его штаба прикрывал двойной фас люнета, сложенный из мешков с песком. Стрелки охранения рассыпались в кустах на случай вылазки из Видина, а на задах люнета считала потери после неудачной атаки рота стрелков, набранная из солдат и унтеров учебной команды. В её составе находился прапорщик Скорых, прижимающий окровавленный платок к оцарапанной осколком щеки. Капитана перед началом атаки позвали на совет в штаб.
Ударили, одно за другим, два тяжёлых орудия бастиона. Холм затрясло – сначала от дуэта пушечных стволов, затем, сильнее, от взрывов. Два чёрных столба дыма, земли и скальных обломков поднялись над правым бортом лощины. Когда стрелки подняли головы, увидели громадную воронку перед открытым тылом люнета. По территории командного пункта бегали с носилками санитары. Валялись тела. Один офицер, обхватив ладонями обнажённую голову, бродил между неподвижных тел. Невредимые толпились вокруг командующего. Второй снаряд угодил в скат холма ниже фронтальной стенки люнета. Турецкие канониры могли видеть чёрную каверну на заснеженном склоне, превращённые в решето мешки. Из дырок сыпался песок. Недолёт и перелёт. Но на бастионе три крупнокалиберных орудия…
К стрелкам прибежал адъютант Каракорича.
- Все целы? Повезло. Господин прапорщик, вас требует генерал.
Каракорича-Руса окружали штабные, Краснов-Ярский среди них. Шёл военный совет. При виде прапорщика генерал обратился к нему, скороговоркой:
- Я не могу рисковать вами, Скорых, и капитаном в последний день сражения. Надеюсь, последний. Вас направили ко мне для обучения горных стрелков и новобранцев. В атаку учебную роту поведут наши офицеры. Капитан останется здесь. Вы хорошо держитесь в седле? Тогда садитесь на мою сменную и - галопом к союзникам за подкреплением. Скачите!
Удалившись на версту от своих, прапорщик услышал глухой удар за спиной. По голосу орудия догадался, что ударило третье орудие Круппа на турецком бастионе.
Когда Скорых на взмыленной лошади вернулся в расположение отряда, он нашёл на месте люнета огромную яму. Вокруг молча стояли черноргорцы с непокрытыми головами. Ни одного знакомого лица не увидел русский. И полковой священник, читавший заупокойную молитву, был из чужих, соседнего полка. Снарядная воронка стала братской могилой. В неё сложили разбросанные взрывом части человеческих тел, останки засыпали разбросанной взрывом землёй. Не нашли ничего, что могло бы подсказать: это от генерала Каракорича-Руса, а это, похоже, то, что было русским капитаном. Курган увенчали православным крестом. Его и сейчас видят плывущие вниз по Дунаю.