Фельдшерский пункт в Сангворе, открытый по соглашению между генерал-губернатором Туркестана и эмиром Бухары, обслуживал кишлаки в долине Обихингоу. Здесь к заболевшим всегда звали муллу или знахаря, когда домашние припарки и снадобья не помогали. И вдруг у постели занемогшего стала появляться незваной незамужняя женщина, притом, неверная, надевающая штаны под мужской халат. Кто бы возражал, осматривай она, коль имеет на то право, младенцев да девочек и вдовых старух. Так нет, без всякого стыда велит уважающему себя горцу перед ней обнажаться. Уж лучше умереть, чем позориться! Особое упрямство проявляли жители горной долины во дни массового осмотра населения, предписанного инструкцией. Арина догадалась пускать впереди себя с медицинской сумкой Махмуда, юношу сообразительного и расторопного. А если и эта тактика не помогала, фельдшерица взывала к местным администраторам. Правда, и аксакалы не всегда бывали уступчивы.
Неожиданно Арина нашла поддержку у муллы. Духовный пастырь правоверных в Сангворе объявился недавно. До этого, говорили, служил Аллаху в киргизском селении Сары-Таш. Вместе с ним в хижину при мечети вселилась ласковая собака белой масти по кличке Агура и огромный, красный, будто объятый пламенем, петух. Огнём его и звали.
Мулла сам пришёл в амбулаторию, жалуясь на боль в груди, разделся по пояс, повинуясь лекарше. Однако обнажать поясницу, туго перетянутую полотенцем, отказался наотрез. Пока Арина выслушивала через трубку и выстукивала пальцами костлявую и круглую, словно бочонок, грудную клетку старика, мулла внимательно изучал своими бирюзовыми, с хитринкой, прищуренными глазами амбулаторию. Его внимание привлекли баночки со снадобьями на стеллажах вдоль стен, открытая металлическая бюкса, наполненная шприцами и скальпелями разной величины. Задал несколько вопросов. Его русский язык был удовлетворителен. Арина не стала скрывать своей озабоченности состоянием пациента: «Лёгким вашим требуется больше воздуха. Сангвор вас убъёт. Спускайтесь на равнину, дедушка».
Последнее слово было для старика непонятным, но в голосе русской женщины было столько участия и тепла, что мулла не стал узнавать его значения. Таким тоном обидных слов не произносят, это должно быть хорошее слово. Он ответил: «Я готовлюсь к смерти дочка, но не имею права ни торопить её молитвами, ни приближать своими руками. Однако нет греха в том, что я желаю принять её без боли, без мучений. Потому и пришёл к тебе за облегчением. Встретиться же с Богом мне надлежит ещё выше. Прошу тебя, когда увидишь, что приходит мой час, вели Махмуду отвезти меня на Гору». – «На какую, дедушка?». - «Да, дочка, гор много, а Гора одна. Вот этой дорожкой вверх, она выведет». Мулла показал глазами на окошко.
Оно выходило на тропу, уводящую к снежным вершинам, где скрывалась какая-то таинственная жизнь, порождающая невероятные легенды. Туда время от времени поднимались, ведя за собой навьюченных яков, жители долины (одни и те же лица), и возвращались тоже с грузом. Туда ушли Искандер и Корнин-сын. Спустился один бухарец, сам не свой, озабоченный, сбивчиво рассказал о пленении Александра и поспешил вниз за выкупом. Немало времени прошло с тех пор. Белая немота сгустилась, замерла; ни звука сверху, ни признаков движения. Только облака плывут, волоча за собою тени, и солнце, перемещаясь, меняет расцветку и рисунок гор.
Заканчивалась ветреная, морозная осень, когда в Сангворе появился нарочный из Ташкента с пакетом для фельдшерицы. Губернский департамент здравоохранения сообщал о согласованном с Бухарой решении перевести медицинский пункт в Тавильдара. Туда уже назначен фельдшер, мужчина. Хозяйка же сангворской амбулатории получает до июля отпуск, после чего вольна выбрать место дальнейшей службы на территории генерал-губернаторства или взять открепление и переехать в Россию. Арина стала готовиться к перевозке амбулаторного имущества на новое место. Изменение в однообразной жизни заняло её воображение. А вот Махмуд огорчился от мысли, что видит «доктор-ханум» последние дни. И мулла стал чаще заглядывать к «дочке». В учёной барышне старик нашёл ровню себе для возвышенных бесед.
Арина, закутанная в халат и чадру, при раскрытых дверях, заканчивала сборы в дорогу, когда снаружи донёсся вопль Махмуда:
-Карава-ан!
Девушка поспешила за ворота. «Медбратец», размахивая сорванным с головы русским треухом, проворно катился под гору. Навстречу ему поднимался тропой-серпантином длинная вереница ишаков, обременённых вьюками. По бокам шли погонщики. Переднего ишака вёл за чомбур статный узбек, судя по расцветке тюбетейки, видневшейся из-под сбитого к затылку платка. Оглядев встречающих быстрыми глазами, не спрашивая имени, протянул Арине пакет: «Тебе пишет хозяйка, ханум».
По прошествии нескольких дней те же люди с развьюченными животными спустились в Сангвор из владений львиноголовых. Впереди каравана ехала на яке фельдшерица, с головы до пят закутанная в чадру. Рядом с ней шёл обросший бородой незнакомец в длиннополой тёмной одежде и жёлтом колпаке. В толпе встречавших раздался голос: «Это русский». – «Корнин-ага», - уточнил Махмуд. – «Среди них ещё чужак», - заметил кто-то. Аксакал всмотрелся: «Точно, не наш».
Этот коренастый юноша был одет как все погонщики, в ватный халат и тюбетейку, повязанную платком, но заметно отличался от жителей низа ещё большей коренастостью. Люди Фатимы обратили на него внимание на обратном пути, когда миновали озерко талой воды, дающее начало саю. Корнин заметил Йиму раньше, но сделал вид, что не заметил беглеца. Лишь Арину посвятил в тайну. Они решили не отправлять юношу домой. На Горе у него один конец. Уж очень подозрительно пятно на переносице. А так есть надежда. Арина показала Корнину письмо Захировой. Отпущенник вначале обеспокоился подозрением в заболевании Искандера, однако убедил себя, что это ошибка. Ведь друзья на Горе не разлучались. Корнин пробыл среди прокажённых дольше. Собираясь в обратный путь, тайком осмотрел себя; при помощи зеркальца из медицинской сумки Арины исследовал спину: чисто.
Когда спустившиеся с Горы и встречающиеся слились в одну толпу, Йима вдруг повёл себя странно - будто пытался спрятаться за спины русских. Проследив его взгляд, Арина увидела муллу. Он был в белой чалме, с посохом. И тоже не сводил взгляда с парсата, медленно приближаясь к нему сквозь толпу. И тут раздался гневный голос старика. Все притихли. Арина не поняла ни слова. «Йима», - упавшим голосом ответил юноша. И вновь заговорил мулла. Корнин смог разобрать только слово «преступник» и имя «Гарватат». Спрашиваемый вдруг с отчаянным вызовом, глядя в глаза муллы, бросил короткое слово. «Нет» - понял Корнин. Мулла повернулся к юноше спиной и, выразительно стуча посохом по камням, направился в сторону мечети.
Корнин и Арина переглянулись.
- Кажется, я понимаю, в чём дело, - сказал Александр.
Вызвездило так, что казалось, будто небо полыхает ледяным огнём. Арина и Корнин, покончив с общей миской плова, сидели в амбулатории при свете масляной лампы за столом. Йима заснул за перегородкой, едва прикоснувшись к своей порции на отдельной тарелке. Откровенничать он не стал. Сделал вид, что не понимает, о чём его спрашивают бывший подопечный и эта ласковая женщина.
В ту ночь Корнин поведал Арине злоключениях двух пленников на Горе, о невероятной судьбе племени парсатов, о ледяной гробнице бухарского улема. Всякий мужчина, имея перед собой благодарную слушательницу, которой увлечён, вольно или невольно привирает, выпячивает себя в жизненных эпизодах. Затейник опасного предприятия сумел завязать вымысел с правдой в повествование, наполненное ужасами, смешными случаями, жанровыми картинками, неожиданными выводами, будоражащими воображение. В глазах Арины, девушки доверчивой, фигура рассказчика выросла до «интересных размеров». Она смотрела на него уже совсем иными глазами, чем несколько часов назад. Не каждому дано задумать фантастическое предприятие, начать и довести его до намеченного результата. Найдено неизвестное просвещённому миру племя, раскрыта тайна исчезновения Захир-аги.
Утомившись от рассказа, изложенного с живостью, Корнин занялся самоваром. Потом, за чаем до утра, молодые люди обсуждали, как наилучшим образом приступить к организации дальнейшего изучения общины прокажённых. Дело осложнялось тем, что они, сами того не понимая, нуждались в помощи. Необходимо было отделить здоровых от больных, изолировать прокажённых. Добровольно они на это не пойдут. Верхушка парсатов, состоящая из поражённых лепрой, не может существовать без помощи здоровых соплеменников. Корнин сгоряча готов был обратиться в ближайший военный гарнизон с просьбой о помощи, но Арина пыл его остудила:
- Дело это деликатное, Александр Александрович… Ах, да, забываю… Только не Саша… Не люблю короткие имена. Дело это деликатное, Александр. Парсаты заложники древних верований и обычаев. Живущие на Горе не виноваты в этом. Необходимо использовать все возможности мирных переговоров. Понадобится немало времени. Если не получится, можно продемонстрировать силу или применить какую-нибудь хитрость, не требующую крови. Поезжайте-ка в Ташкент, губернатор не откажет вам в приёме.
- Вы правы, Арина. Когда будете готовы сняться с места?
- Завтра, надеюсь.
- Я провожу вас до Тавильдара. Там расстанемся. Ждать, пока вы передадите имущество, не могу. Надо спешить. А ваши дальнейшие планы, каковы они? Понимаете… мне очень важно знать, где вас искать.
Арина успела заглянуть пытливым взглядом в глаза Корнину, прежде чем он отвёл их в сторону.
- Я вам нужна, чтобы услышать ответ непосредственно из моих уст? Письма недостаточно?
- Ответ? – не позволил себе догадаться Корнин и остановил дыхание в ожидании чего-то восхитительного.
- Да, ответ на ваше предложение, тогда, на вокзале в Бухаре. Разве не помните? Или те слова просто вырвались у вас под влиянием настроения? Ну, признавайтесь же, я вас прощу.
Она лукаво улыбалось. Веснушчатое, с неправильными чертами, бледное её лицо было прекрасно. Александр шумно выпустил воздух.
- Как вы могли такое подумать обо мне!? Я… Я повторяю своё предложение: будьте мой женой, милая барышня.
Арина рассмеялась, не обидно:
- Сказали бы сейчас «я жду ответа», пришлось бы мне отвечать «да» или «нет». С ответом я неприлично затянула. Но раз уж повторяете, раз заново просите руки и сердца, так с этой минуты подождите ещё. Вы ждать умеете. Притом, томиться вам не придётся, вам предстоит решить трудную задачу. Бог в помощь! И я найду себе занятие на зиму. Вернее, уже нашла. Письмо госпожи Фатимы подсказало мне, что делать. Давайте-ка ещё раз осмотрим мальчика, пока он спит. Посветите мне.
Йима лежал на спине в глубоком сне, утомлённый не столько долгим спуском с Горы, сколько переживаниями от встречи с муллой. Его русские покровители были озадачены тайной, связывающей старика и юношу. Сошлись во мнении, что они соплеменники, раз владеют редким языком. Арина припомнила, как мулла просил в преддверии смерти отвезти его на Гору. Почему белобородый парсат живёт среди чужих, да ещё в сане священнослужителя? Вот вопрос, на который ответить не просто. Мулла (или играющий роль муллы) явно не беглец от своих, как Йима. Иначе не стал бы выговаривать (чувствовалось по тону) сородичу. Никому из обыкновенных парсатов не позволялось пересекать границу племенных владений.
Корнин поднёс лампу к лицу спящего. Фельдшерица склонилась над ним.
- Пятнышко на переносице не розовое, оно коричневое.
- Какая разница?! С этого начинается болезнь. Правда, признак появляется чаще на пояснице.
- Повернем его спиной к свету.
Корнин поставил лампу на табуретку, протиснул ладони под плечи и ягодицы спящего, повернул лицом к стене. Йима замычал, широко раскрыл синие глаза, но не проснулся.
Поясница у него оказалась чистой.
- Погодите! – что-то вспомнила Арина, выпрямляясь. – Вы утверждаете, чаще именно на этом месте, возле позвоночника?
- Слышал от парсатов.
- Мне ничего об этом заболевании неизвестно. Ничего не могу сказать. Но мог бы помочь нам выяснить истину мулла. Понимаете, когда я его обследовала, он ни за что не хотел показывать поясницу. А что, если… Он, мы полагаем, парсат… Нет, он не признается. Остаётся одно.
Александр Александрович, прикрыв спину Йиму подолом рубашки, вернулся с лампой к столу, убавил язычок пламени и терпеливо стал ждать конца паузы.
- Остаётся одно, - повторила девушка, - везти нашего подопечного в Асхабад. Разумеется, отвезу его я. Заодно выясню, что с Искандером, где он. По дороге загляну в «Русский дом».
Корнин с планом Арины согласился.
В это время Йима проснулся и принял сидячую позу. Видимо, он заподозрил русских в заговоре против себя. Его выразительные синие глаза приняли умоляющее выражение, он начал говорить быстро, срывающимся голосом. Арина, ни слова не понимая, переводила взгляд с него на Александра. Корнин напряжённо вслушивался в речь парсата. Потом пересел к нему и задал несколько вопросов. Когда Йима умолк, успокоил его поглаживанием ладонью по голове, что-то сказал в заключение и возвратился к Арине.
-Наше желание помочь жителям горы получило дополнительный стимул. Йима не дезертир. Он бежал от смертельной опасности. Он случайно узнал, что львиноголовые нашли способ лечить лепру. Лекарство – особый сорт мумиё. Он знает, где его искать. Но верхушке прокажённых избавление проказы грозит потерей власти. Представляете, Арина, жажда власти сильнее желания выздороветь. Гарватату стало известно о знании Йимы. Ему на Горе не жить. И ещё одно соображение. Если снадобье от лепры действительно найдено, то оно должно принадлежать всем людям.