Йиме приснился голос муллы. Парсат открыл глаза, находясь одновременно и во сне, и под реальным, бледнеющим перед рассветом небом. Голос доносился с горы, возвышающейся над лагерем с восточной стороны. Был он тревожным и требовательным. Он звал.
Лагерь спал. Люди лежали ничком на охапках можжевельника, закутавшись в бурки; часовой, опустив голову на колени, охранял товарищей во сне, сидя у потухшего костра. Животные поодаль сбились в кучу.
Действуя как лунатик, Йима, спавший, как и все, в верхней одежде, поднялся на ноги и двинулся на голос, одолевая крутой склон горы. Вот он на приплюснутой вершине, осыпанной щебнем. Голос умолк, и установилась зловещая тишина, словно всё в мире, включая ветер и текучие воды, умерло. Затем, показалось Йиме, выехала из мглы, сгустившейся в глубине ущелья, огромная арба. Ею правит великан. Нарастает стук колёс на каменных осыпях. Йима наполняется страхом, пытается бежать. Ноги ему не повинуются. Внезапно твердь под ним встаёт вертикально, швыряя его в бездну. Цепляясь руками и ногами за скользкий щебень, с помутнённым сознанием, оглушённый страшным грохотом, он скользит, скользит, скользит…
Скорых очнулся в плотном облаке пыли. Боль наполняла каждую клетку тела. Проверяя себя, насколько цел, стал поочерёдно шевелить членами. Боль при этом то здесь, то там усиливалась, но руки и ноги, шея, поясница командам мозга повиновались. Значит, серьёзных повреждений у него нет. Согнул колени и медленно, опираясь на руки, поднялся на корточки. Рядом стонал с открытыми глазами Корнин. Помог ему принять сидячее положение, ощупал со всех сторон. Кажется, переломов нет. Царапина на лбу сочиться кровью, кровь проступает сквозь штанину на коленке. Поддерживая друг друга, заковыляли в сторону бывшей амбулатории, как подсказывала память, ибо всё вокруг заволокло пылью. Сквозь неё слабым пятном просвечивало солнце.
Вскоре наткнулись на развалины, которые тянулись по краю огромной трещины в земле. Здесь обнаружили двоих красноярцев. Оба были живы. Один из них уцелел, так как за минуту до толчка вышел на открытое место, обеспокоившись исчезновением «хозяина» и командира. Другой справлял во дворе малую нужду, когда за его спиной часть двора с домом и хозяйскими постройками рухнула в разверзшуюся трещину.
Несколько дней кряду уцелевшая четвёрка рылась в руинах кишлака в надежде извлечь на поверхность хоть кого-нибудь из живых. Тщетно. Натыкались на бездыханные тела мусульман, трупы животных, вещи, съестные припасы. Двое охотников исчезли бесследно.
Когда осела пыль, удалось осмотреться. С трудом, ибо из новообразованных разломов земной коры, куда навстречу поднимающейся магме устремились с потревоженных гор ледяные и снежные потоки, поднимались густые клубы горячего пара, разливаясь по окрестностям мёртвого Сангвора туманными волнами. Корнин убеждался, что рисунок окрестных гор изменился до неузнаваемости. Глубокая и длинная трещина, зигзагами пересекающая дорогу на Тавильдара, поглотила мощный поток Обихингоу. Эта же трещина в направлении Горы, ветвилась, охватывая сетью глубоких щелей всё пространство, насколько хватал глаз. Тропа, ведущая в селение парсатов, была, на всём видимом протяжении, расчленена на отдельные, смещённые в разные стороны отрезки. На восточной стороне какая-то замутнённая далью, ломаная по верху стена, похоже, борт чудовищного обрыва, подпирала небо. Как выбраться отсюда, если подъездная дорога разрушена? Этот вопрос был у всех на уме. Кроме того, Корнин не мог вернуться в лагерь охотников, не предприняв попытки проникнуть в селение парсатов, даже если от того остались одни мёртвые развалины. Но не мог и настаивать на продолжении восхождения. Ведь из-за него уже погибли под обломками дома два стрелка, возможно, беда не миновала и лагерь.
Скорых понял состояние товарища.
- Будем надеяться, Александр, что Плутон угомонился. Предлагаю отправить моих красноярцев вниз за подмогой. В лагере, должно быть, трясло также изрядно, да наши молодцы устроены на открытом месте. Что на них могло упасть? Разве что небо. Вот от трещин они не застрахованы, это беспокоит. Ладно, подождём, ничего другого не остаётся, только ждать будем не в горестных позах – с кулачком под щёчкой. Пока наши гонцы обернутся, мы с тобой разведаем новый путь к Горе. Что скажешь?
Корнин горячо поддержал план бывалого командира охотников, откладывать дело в долгий ящик не стал.
- Возражений нет. Действуем!
Принялись окликать товарищей. Те отозвались с нижнего конца кишлака, но голосами, зовущими к себе, требовательными.
- Что-то случилось у них, Василий.
- Похоже. Надо посмотреть.
Красноярцы стояли на руине, вглядываясь вниз, споря:
- Я тебе говорю, это наш, унтер, коротышка.
- Нет, не унтер, у того усы, а этот… Так туземец же, проводник наш!
Действительно, крутой подъём с лёгкостью горного жителя одолевал Йима. Русские бросились ему навстречу, предполагая недоброе.
Вскоре у костра за чаем парсат рассказывал свою печальную историю.
Сознание Йимы при буйстве земной тверди помутилось, но не оставило его. Может быть поэтому, несколько раз подброшенный волнами землетрясения он падал удачно, как умеют падать все горцы. Отделался незначительными синяками и натерпелся страху, когда великанская арба промелькнула мимо, не задев его, исчезла в пылевом облаке. Уже подземный гул стихал, как родился новый звук, точно все реки Памира, слившись воедино, устремились мимо подножия приплюснутой вершины с распластанным человеком на щебнистом темени. Когда духи гор успокоились и осела поднятая землетрясением пыль, Йима, поднявшись на ноги, увидел под собой место соединения двух рек. Острый нос мыса откололся, и обломки его унесла вода. Площадка, на которой охотники разбили бивуак, лишилась всего, что на ней было: людей, животных, вещей, каменной шелухи, плотно укрывавшей скальный монолит. Твёрдая поверхность основания скалы была словно выскоблена, вылизана гигантским водяным валом, прокатившимся по долине Вахша. Озеро в верхнем течении этой реки при подземных толчках, разрушивших естественную запруду, хлынуло всей своей массой под уклон, в сторону устья Обихингоу. Гребень вала оказался выше площадки мыса. Смесь воды валунами снесла всё на своём пути.
Безыскусственный рассказ Йимы вверг оставшихся в живых в состояние шока. Корнин, сидя на обломках саманного кирпича, обхватил голову руками, раскачивался и стонал: «Это всё из-за меня, я сманил вас, я!» Скорых пытался успокоить его. Напрасно, отчаяние организатора экспедиции было глубоким. Штабс-капитан отвёл своих красноярцев в сторону; о чём-то пошептались, вернулись к костру.
- Мы посоветовались, Александр, пришли к мнению… Словом, нашим товарищам, что остались внизу, уже ничем помочь нельзя. Царство им небесное, да успокоит Господь их души! А на Горе могут быть живые. Грех воротить назад с порога.
Корнин отнял руки от трагической маски, в которую превратилось его красивое лицо.
- Ещё и вы! Хватит на мою душу трупов! Я пойду только с проводником. Он парсат, его долг быть со своими в беде.
- Вот этого мы не допустим… Собирайтесь-ка, ребятушки.
Несколько дней спустя Йима интуитивно привёл четверых русских к тому месту, где был «торг», площадка, предназначенная для заочного обмена товарами между жителями Горы и низа. От неё осталось нагромождение глыб. Один из красноярцев, следопыт по призванию, обнаружил под грудой щебня развязанный мешок. Скорых признал вещь муллы. Других следов старик не оставил. Бесследно исчезли он сам, Агура и Огонь. В мешке оказалась Авеста, заложенная при последнем чтении пером из петушиного хвоста на Третьем гимне Ясны: «Вначале были два гения. Добрый и злой дух, в мысли, в слове, в действии. Выбирайте между ними двумя; будьте добры, а не злы…»
Отсюда уходила в головокружительную глубину каменная вертикаль новообразованного обрыва. По естественному карнизу, рискуя сорваться в ущелье, можно было выйти на склон хребта и подняться по нему к седловине. Оттуда, утверждал Йима, был проход к селению парсатов.
Путников двинулись в этом направлении. Осилили все препятствия. Осталось обогнуть вставший перед ними утёс. Последнее усилие, и пятёрка отчаянных оказалась… на краю провала.
Будто и не было никогда Горы – заснеженного шпица и селения на террасе под ним. Где склон, изрытый горными выработками парсатов? Исчезли ледник и фирновое поле выше его, в скалистом полукружии, с пещерами для покойников в ледяных гробах. Ничего из этого не увидели перед собой Йима и Корнин. Пятёрка охотников стояла над бездной. Всё видимое пространство от их ног до бледно-голубой, прозрачной цепи далёких гор представляло собой огромный провал, до краёв наполненный плотным, клубящимся красноватым туманом. Из его глубины, словно из преисподней, доносились зловещие, приглушённые расстоянием звуки: что-то булькало, как варево; кто-то стучал молоком по наковальне, кого-то, сдавленно стенающего, волочили на куске жести по камням. Там вздыхали, ворочались, тонко подвывали. Вот откуда образы мастерской Гефеста, Тартар, обиталища Ангра-Майнью, Ада!
Много позднее газеты донесут до читателя мнение известного геолога, специалиста по сейсмологии. В результате катастрофического землетрясения на Памире в начале последнего десятилетия века в районе хребта Петра Первого произошло резкое опускание огромного блока земной коры, сравнимое с тем, что иногда случается в Андах, на побережье Тихого океана. Образовался сброс в земные глубины обширного участка поверхности, так называемый грабен. Он поглотил часть высочайшего хребта, его отроги, ледники. В понижение устремились горные потоки, снежные лавины, камнепады. Слава Богу, писал знаменитый геолог, что в той местности не было селений; вряд ли на такую высоту, почти в безвоздушное пространство, забирались люди и животные.
Побродив потерянно по краю провала, охотники остановились возле расщелины круто, зигзагами уходящей вниз, в густое облако красного тумана. Йима, природный горец, подошёл к бездне ближе всех. Так стояли они долго. Каждый ушёл в свои мысли. Молчание нарушил Йима.
- Что, что? – не понял Корнин. Йима повторил на языке парсатов:
- Я ухожу за ними, в Шамбхалу.
И с этими словами исчез. Нет, он не упал в пропасть. Заметили, как юноша, сжавшись, нырнул в расщелину. Послышались, затихая, шлепки, словно кто-то прыгал вниз со ступеньки на ступеньку. Зашуршали осыпающиеся камешки. И вновь только глухие звуки из преисподней.