Серебряную свадьбу Корнины отметили в узком кругу близких. Старший сын Арины и Александра, капитан драгунского полка Андрей, воевал в Галиции. С родителями оставался десятилетний Павлуша, обречённый следующей осенью на разлуку с родным домом ради гимназии в уезде. Из соседней Александровки прикатили школьные дрожки. Гнедым одром правила учительница словесности, сестра Александра Александровича, Марья, в платочке, повязанном по-простонародному. Спиной к ней сидел в мятой пиджачной паре супруг, он же директор сельской школы. Общих детей у них не было.
На шум покатившегося к крыльцу дома экипажа выглянул в окно Корнин, весь седой от густых волнистых волос над лбом до бородки клинышком, в очках. «Красив братец!» - с восхищением промолвила Мария вполголоса. Она и сама в свои сорок пять лет привлекала взгляды окружающих. Мятежные пряди волос не мирились ни с какой причёской, что дало повод брату назвать сестру «самой живописной женщиной в округе». Замужество оказалось для Маши западнёй. Не молодой уже директор Александровской школы, вдовец, оказался недалёким, мелочным человеком, всегда всем недовольным, скучным и сеющим скуку вокруг себя. Дочь от первого брака сбежала от него замуж едва выйдя из детского возраста. Чужой человек усилил в Марье Александровне ощущение чужого гнезда. Поездки к брату воспринимались как возвращение домой, к своим. Арину, ставшую сестрой-подругой, Маша могла видеть ежедневно, стоило только заглянуть в амбулаторию Александровки.
Как всегда, встреча сестры и брата была радостной, будто они не виделись вечность. Мужчины обменялись кивками головы. Грузный Иван Трофимович, с брезгливо сложенными ещё при собственном рождении толстыми губами, одолел спуск с экипажа, точно сходил с Эвереста, и сразу направился к гамаку, натянутому между вётел у пруда, соснуть перед званым обедом. Сестре Александр сказал: «Ты – сама молодость, Машутка, но это неоспоримое достоинство не избавляет тебя от обязанности помочь сегодня невестке... Или золовке?..». – «Эх, ты, учёный! Это я ей золовка, подначила Маша, - На, держи, сегодня доставили».
С последними словами она протянула брату «Ниву» с вложенным в еженедельник свежим номером «Губернских ведомостей».
Расставшись с сестрой в прихожей, Корнин, коротая время перед званым обедом, направился с почтой к себе. Устроившись в кресле, в предвкушении приятных минут первого знакомства со свежей почтой, раскрыл иллюстрированный еженедельник на том месте, куда была вложена газета. Обычно он начинал просмотр прессы с изучения заголовков в «Губернских ведомостях», но тут его внимание привлекли помещённые в «Ниве» рисунки углём со скупым текстовым сопровождением, озаглавленным «От Тихого океана до Адриатики. Избранные виды». Судя по подписям, на одном рисунке художник изобразил избу георгиевского кавалера В.Ф. Скорых над Енисеем, на другом - «Русский дом» в Бухаре. Третий рисунок представлял собой тесное скопленией строений посёлка Плужине над ущельем Пивы с выделенным по центру двором генерала Каракорича-Руса. Наконец перед глазами рисунок «Дорога на Армавир». На заднем плане Корнин узнал свой «деревянный замок» на взгорке. Действительно, вот озеро с вётлами на берегу, рощица. Сердце Александра Александровича сжалось в предчувствии недоброго. Необъяснимый, может быть, поэтому пугающий подбор рисунков! Словно кто-то, собрав на одном печатном листе образы, имеющие смысловое значение для очень узкого круга людей, давал им какой-то сигнал. Какой? Ответа Корнин не находил. И это тревожило. Он рассматривал каждую деталь на рисунках, стараясь найти общий ключ к ним. Всё напрасно!
- Зову тебя, зову… Ты заснул?
В дверях кабинета стояла Арина. Появление жены отвлекло Александра Александровича от загадки, заданной ему «Нивой». Кто за этой загадкой? Редакция журнала? Художник? В потусторонние силы историк не верил.
- А!.. Что? Сейчас иду.
Проходя через дом в гостиную вслед за женой, Корнин усилием воли отложил на «потом» осмысление рисунков, которые попались ему на глаза именно сегодня. Арина была в любомом ею старомодном, сером с серебряной нитью, платье с турнюром, обтягивающим чуть-чуть округлившиеся за четверть века бедра. И пепельные волосы её, зачёсанные от висков к затылку, перехваченные там серой лентой и спускавшиеся между лопаток по ложбине позвоночника к поясу, были в серебряных нитях, что ей очень шло. Конечно, Арина изменилась. Кожа на лице покрылась пучками тонких, будто нанесённых бритвой морщинок то здесь, то там. Подсохли и без того узкие губы. Шею она стала прятала в высоких воротниках. И тем не менее, бывало, когда его «серенькая курочка» что-нибудь увлечённо ему рассказывала, сияя прекрасными, неопределённого цвета глазами, у него появлялось желание схватить её в охапку, расцеловать, что он и делал, вызывая довольный смех жены.
В гостиной приглашённые на званный обед уже заняли свои обычные места за овальным столом. Прислуживали привычные к такой работе девки с выселок под надзором своей матери Василисы, гром-бабы. Арина минуту не могла усидеть за столом. Всё бегала на кухню. Иван Трофимович, взгромоздившись локтями на стол, от скуки жевал без разбору, что на вилку из закусок попадалось. Маша, морща конопатый носик, дразнила серьёзного Павлушу. Мальчика, который не имел в доме сверстников, усаживали за общий стол. Он привык к обществу взрослых и вёл себя прилежно. После того, как Андрей ушёл на войну, на его обычном месте за столом в столовой и гостиной всегда ставился прибор. Так завела Арина Николаевна. Хорошо это или плохо, отвечает ли это традиции, в доме Корниных не знали, и никто им ничего определённого не говорил. Слева от прибора Андрюши занимала место мать, справа – Павлуша. Отец садился напротив. Постоянные места были у Маши с Иваном Трофимовичем, гостей не частых. Иногда наведывались кто-нибудь из учителей, медицинская сестра из амбулатории, александровский батюшка. Их усаживали где придётся.
Когда все оказались в сборе, Корнин собственноручно, церимониальной походкой внёс в гостиную поднос с водкой и винами в старинных графинах из толстого синего стекла. Иван Трофимович оживился, потянулся первым к водке, тонко закричал «горько-о-о!», хотя рюмки и бокалы были ещё пусты. Виновники торжества призыву подчинились не жеманясь, Маша добро рассмеялась, а Павлуша смутился и прикрыл лицо стаканом с морсом. Эта весёлая минута и задала тон всему застолью до того мгновения, пока с Александром Александровичем не случился припадок, названный фельдшерицей Ариной Николаевной «слабым ударом».
Любитель домашних наливок, Корнин на этот раз изменил им с покупным вином. И не рассчитал сил. В какое-то время почувствовал, что пьянеет, но поскольку в ту минуту произносил экспромтом речь, пропустил момент, когда можно было взять себя в руки внутренним «табу», и опорожнил до края наполненный стакан. Комната, со всем, что было в ней, поплыла. Он опустился на стул, увидел как медленно понимается со своего места с озабоченным лицом Арина, направляется в его сторону. Однако жену опередила невесть откуда взявшаяся женщина, молодая лицом, с абсолютно седой головой. Она куталась в чёрную шаль, хотя вечер был тёплым. Где-то они встречались. Ах, да, Андижан, чайхана! Незнакомка на другой стороне арыка! Маркитантка! Она уже рядом, горячее дыхание обжигает ухо теряющего сознание «серебряного молодожёна»: «Я не могла предотвратить, прости меня».
Корнин пришёл в себя в кабинете на кушетке. Была ночь. Встревоженные гости коротали её в дальних комнатах дома. Маша примостилась в кресле рядом с кроватью испуганного Павлуши. Возле мужа осталась Арина. «Где маркитантка?» - спросил Александр, открыв глаза. - «Ещё бредит», - подумала Арина. Действительно, больше такого вопроса больной не задавал.
С
ветало, когда Арина решилась оставить мужа без присмотра. Он очень настаивал, чтобы жена отдохнула. Оставшись наедине со своими мыслями, долго размышлял о случившимся с ним. Маркитантка, конечно, привиделась спьяна или в начале приступа. Что же тогда было с ним в Андижане?
Нет, лучше об этом не думать! Опять возвращается головная боль. Закрыл глаза, насильно отвлёкся на другие воспоминания. Боль отступила. Но от лежания на твёрдом разболелась спина. Перешёл в кресло. Журнал на столе, заложенный газетой, бросился в глаза. Что там на фронтах? Как дела у Брусилова на Юго-западном? Продолжается ли наступление? Развернул «Губернские ведомости», рассеянно заскользил глазами по заголовкам, по строчкам репортажей… Корнин? Кто это вспомнил о нём? Нет, не о нём…Ротмистр А.А. Корнин… пал… геройски… Пал геройски? Боже! Андрей! Сын! Сына убили! Арина!.. Нет, нет, позже… позже. Как сказать Арине? Он не сможет. И утаить не сможет. Надо идти к ней! Где сил взять?