Поэтическая натура живёт в двух мирах, реальном и воображаемом. Для перехода из первого во второй, распространено мнение, необходимо так называемое вдохновение - творческий подъём, идущий изнутри или вызываемый внешним событием. Пребывание в грёзах может длиться довольно продолжительное время. Со стороны сочинитель видится как умопомешанный: взгляд устремлён в себя, отвечает невпопад, неловок, словом, он здесь, перед вами и в то же время далеко отсюда. Действительность для него заполняется фантастическими образами, возникающими таинством творения. Бывает, такое состояние не затухает постепенно, а вдруг сменяется упадком на взлёте, когда воображение становится бесплодным. И вот «вдохновенный безумец», только что общавшийся с духами, выглядит вполне «нормальным» человеком. Он изнурён полётом в запредельных сферах, недоступных для простых смертных, вял и раздражителен, угрюм и скучен. Ему отвратительны бумага и чернила; он не может связать двух слов, не то что создать оригинальную строку. Своё бессилие он объясняет отсутствием «муз» и лениво ждёт, когда они изволят явиться. Ожидание может затянуться до конца жизни… Творческая личность с опытом и характером, труженник, избавляется от такого состояния самопринуждением к работе. Он не ждёт в бездействии своей «музы», он двигается ей навстречу, интуитивно зная, где таится то самое спасительное для него вдохновение.
Приближаясь к своему пятидесятилетию, Тимур Искандеров осознал, что уже никогда не испытает такую потребность творчества, какая охватила его при создании поэмы «А». Это открытие не стало для него трагедией. Что ж, пик пройден. Слава Аллаху, Создатель предоставил своему созданию заметную вершину. Искандер оглы оказался достоин её. Так полагают его читатели. Он продолжает писать на трёх языках, и везде фигура в поэзии заметная. Толстые журналы охотно печатают его новинки, их декламируют, на их слова пишут музыку; несколько романсов стали классикой. О чём ещё мечтать! Хозяин «Русского дома» не томится ожиданием несбыточного. Он встаёт рано в любимом доме среди любимых лиц, предметов обихода, книг; до полудня обязательно работает - редко в кабинете, больше на скамейке у фонтана. Случается, рифма не идёт, но поэт не мучается, не рвёт исчерканную бумагу. Не отбрасывает в сердцах перо, сея кляксы. Надо отвлечься на что-нибудь, насладиться чашкой кофе, побеседовать с домочадцами. Потом, сменив место, подступиться к этой самой рифме с другой стороны, и она уступит. Подход проверен. А если душа несколько дней не лежит к писательской работе, пора отправляться в путешествие.
Такой стиль творческой жизни Тимур освоил после второй встречи с незнакомкой. В то время он ещё был подвержен мучениям при продолжительном творческом застое. Однажды, находясь в подавленном состоянии из-за своего поэтического бессилия, Тимур увидел в окне, раскрытом в залитый солнцем сад, чёрный силуэт женщины с непокрытой серебряной головой. Он встал из-за стола, и тотчас женский силуэт распался на пятна света и тени в абрикосовых деревьях. Но волнение, охватившее его, не прошло. Опять та незнакомка, которой он обязан за встречу с духом отца, за лучшую свою поэму, за Мариам. Куда она зовёт его на этот раз? Но зовёт же! Тимура охватило острое желание перемены мест. Взгляд остановился на путевых записках улема, вдруг оказавшихся на его письменном столе, хотя он не помнил, чтобы брал этот том из книжного шкафа. Почему бы не пройти ему путями деда? Не за один раз, конечно. Смотреть, сравнивать с описанным в путевых дневниках. Новые впечатления, новые темы. Они сами подскажут рифмы. Только успевай записывать!
Поэт откликнулся на зов незнакомки. И не пожалел. С тех пор несколько раз в год два всадника – поэт и слуга - проезжали дорогами и тропами, но чаще восхитительным бездорожьем Захир-аги. И уже не требовалась муза. Она незаметно оказывалась возле поэта, сидела тихо. И без неё дело шло.
Погружённый в себя, Тимур как-то не присматривался к тому, что происходило за стенами дома. А вдали от столицы и других городов, по сути, больших кишлаков, где он искал поэтических впечатлений, люди жили как и сто и двести лет назад. И вести из ХХ века доходили до них в виде слухов в той редакции, в какой они способны были понимать. Искандеров был в курсе основных событий в Бухаре, в целом мире. Некоторые из них, бывало, занимали его ум, только не становились его переживаниями.
В России к тому времени произошли две революции. Первая из них покончила с самодержавием, последняя, сначала казалось, вывела страну из ужаснейшей в истории человечества войны. Бухарский эмират, несколько десятилетий находившийся под протекторатом царства Романовых, остался государством классической азиатской монархии во главе с эмиром рода Мангытов, чингизидом и потомком Пророка (так гласила официальная версия). Большевики признали его независимость и отменили соглашение о протекторате, что, казалось, укрепило власть Саида Алимхана. Он поначалу проявил известную дальнозоркость, пойдя на политические уступки времени подписанием «Декрета о реформах». Но вскоре испугался ответного энтузиазма джадидов.
Вспомним, так называли участников культурно-просветительского движения либеральной, прежде всего, духовной, интеллигенции, идеалом которых был просвещенный и «справедливый эмир, обладающий светлым разумом». К этому кругу единомышленников принадлежали видные писатели Бухары Садриддин Айни и Абдул Рауф Фитрат, вхожие в Русский дом, давние знакомцы Тимура Искандерова. Он разделял убеждения тех, кто выступал за модернизацию просвещения и открытость к достижениям мировой культуры. К тройке литературных «аксакалов», собиравшихся время от времени в кабинете улема вокруг литрового кофейника, примкнул молодой красивый сын торговца каракулем из Старобухарского квартала и сам уже миллионер Файзулла Ходжаев, с большими задатками политика.
Автор поэмы «А» заметного участия в общественной деятельности не принимал, больше слушал своих гостей, убеждённых либералов. В их среде оформлялось и набирало силу движение младобухарцев – «прогрессивной молодёжи» (так они называли себя), получившей образование в России, Турции, в западной Европе. Их объединяло стремление к политическому обновлению ханства. Примером были младотюрки, добившиеся в Османской империи через революцию 1908 года ограничения султанского абсолютизма. Пропаганда ими идеи пантюркской общности не могла не найти отклика в Бухаре. Уступка эмира была воспринята сторонниками кардинальных перемен как слабость самодержца, что сразу усилило влияние радикалов в левом крыле бухарских джадидов. Призрак революции появился и в окрестностях дворца Ситора-и-Мохи Хоса. Озадаченный Алимхан остановил реформы, отозвав декрет, и начал расправу с джадидами. Молодой миллионер успел скрыться под крылышком туркестанских большевиков в Ташкенте. Литератор Фитрат, по мнению любителей особо завариваемого кофе в Русском доме, «легко отделался». Тимура Искандерова люди эмира вообще не посчитали джадидом, тем более младобухарцем . Более того, власть пошла ему навстречу, когда он, не думая о собственной голове, бросился спасать сильно пострадавшего в ходе репрессий Садриддина, написав эмиру письмо, правда, сдержанное. Говорили, что Алимхан, прочитав его, сказал начальнику карателей: «С этим голодранцем Айни не увлекайтесь. Наш лучший поэт за него просит. Пойдём ему навстречу до известных пределов».
Гонения на джадидов ненадолго продлили власть Мангытов. Подпольщики и эмиграция оформились-таки в партию младобухарцев. В состав её Центрального Комитета вошли Ходжаев и Фитрат. Составленная ими «Программа реформ» наметила реорганизацию Бухарского эмирата по младотурецкому образцу, установление демократической республики и светских начал правосудия. Об этом Тимур узнал из нелегальной прессы, подбрасываемой в подворотню Русского дома. Он не придал историческому (потом оказалось) событию никакого значения. Мышиной вознёй казались ему события на малой родине, ибо большим отечеством для него всегда было Государство Российское.
И вдруг на тихой улице послышался конский топот. Настойчивый стук в ворота Русского дома пугает его обитаталей. Суетятся слуги. Растерянный привратник впускает во двор увешанного оружием всадника из внушительной кавалькады, оставшейся снаружи. Тимур узнаёт в госте возмужавшего миллионера. Красавец Файзулла здесь проездом после не совсем дружеского визита к эмиру.
Оказывается, в ЦК Партии младобухарцев решили заставить Саида Алимхана пойти на перемены в стране силой, используя военные ресурсы туркестанских большевиков. Ходжаев, заручился в Ташкенте поддержкой председателя Совнаркома Советского Туркестана Колесова и возглавил пока что негласный революционный комитет по подготовке восстания в Бухаре. Весной восемнадцатого года крупный военный отряд красных вторгся в эмират, большевиками же недавно объявленный суверенным, и закрепился всего в двадцати милях к юго-востоку от столицы, в Кагане. Отчаянный Файзулла с конной охраной из верных джадидов поскакал к эмиру с ультиматумом «распустить существующее при Вас правительство и назначить на его место Исполнительный Комитет младобухарцев». Алимхан уступил. Тут же, при парламентёре, подписал текст нового манифеста.
- Да вот он, домулло, читайте вслух, пусть и госпожа Мариам порадуется нашему успеху!»
Искандеров развернул свиток:
- «Предоставляя всему нашему народу свободу слова, свободу промысла, свободу обществ, учреждаем в составе бухарских либералов Исполнительный Комитет и все реформы проводим по программе и указанию этого Комитета…». Поздравляю, председатель Ходжаев!
Молодого человека, возбуждённого успехом, переполняли эмоции:
- Мы создадим новое правительство. В нём найдётся место и для вас, домулло Тимур. А почему бы нет? Руководить культурой должны люди культуры.
- Ну, в народные назиры я не гожусь, мой друг, - возразил поэт. - Мне бы школу юных литераторов открыть, да в творчестве своём не разочароваться. Ещё задумал я написать одну книгу.
Файзулла взглянул на карманные часы:
- Четверть часа у нас есть… Угостите кофе, госпожа Мариам, вашим кофе, - и хозяину дома, когда хозяйка направилась исполнять просьбу гостя. - Что за книга, дорогой мой, если не секрет?
Искандеров, не избалованный в последнее время собеседниками, невольно излил переполненную поэтическую душу внимательному Файзулле. Пришли новые времена, шумные, суетливые. Заглушается много из того славного, что сделано предками. Он, внук Захир-аги, испытывает потребность написать историю жизни знаменитого улема, пока живы те, кто ещё помнит его, пока целы документы. Следуя последние годы путями деда, внук постоянно ощущал его присутствие. Этим ощущением необходимо воспользоваться. Потом будет поздно.
- Очень понимаю вас, домулло, - отозвался гость, ни словом, ни жестом не перебивший уважаемого им человека. – И вижу, что увлечь вас чем-либо иным сейчас просто невозможно. Мне остаётся лишь помочь вам как можно скорее выполнить благородную задачу, которую вы себе поставили. Меня это не затруднит и не разорит. Короче говоря, ждите на днях верного человека с лошадьми и тугим кошельком. Это мой посильный вклад в ваше будущее произведение. Дружба с вами позволяет мне эту дерзость. Я закупаю весь тираж книги для раздачи экземпляров истинным ценителям нашей истории.
Поддержка влиятельного друга «Русского дома» много значила. Задуманная книга обещала стать объёмной, не всякий издатель рискнёт выпустить её, не зная настроений читателя. Ведь Тимур Искандер оглы известен как поэт. С другой стороны, как раз любопытство публики может породить спрос. Искандеров с самого начала повествования завязал интригу преданием о серебряном блюдце, разрубленном на четыре части. Эту историю Тимур слышал от отца. Конечно, история русского прадеда не могла не обрасти домыслами за сто лет. Но из этой сказки и вышла сказочная жизнь улема, русского поляка, нашедшего здесь вторую родину.
Через неделю после посещения Файзуллой Ходжаевым Русского дома въехал в распахнутые привратником ворота на буланом карабаире, ведя на поводу такого же аристократа-скакуна под седлом, колоритный тип в ватном халате из алачи. Скуластое лицо в кустистой бороде и словно бы обуглено. Соскочив на землю у фонтана, верховой представился слугой аги Ходжаева по имени Якуб и передал Искандерову кожаную сумку на плечевом ремне. В ней золотые монеты и письмо. Файзулла желает старшему другу доброго пути и советует быть осторожным: в стране неспокойно.
Прошлой ночью Тимур слышал выстрелы и крики за дувалом; кто-то убегал, кого-то догняли. Но не знал, что преследователями были люди эмира, а преследуемые - стронники младобухарцев. По меньшей мере тысяче из настигнутых перерезали глотки. Остальные либералы, из местных, спаслись бегством в Туркестан, в их числе Айни. Сам Файзулла находится под защитой отряда Колесова. Однако Алимхан, мобилизовавший своих сторонников, начал выдавливать большевиков из Кагана. Партийному лидеру младобухарцев пришлось принять гражданство РСФСР. Урок тяжёлый, но он покончил с иллюзиями конституционной монархии в Благородной Бухаре. Теперь никаких компромиссов – народная революция и свержение эмира!
Письмо Ходжаева внесло поправку в план Искандерова. Он выбирает для путешествия в этом году малолюдную местность на востоке эмирата. Там ещё спокойно. Своими соображениями поделился со спутником. Слуга либерала, дарёный поэту, будто раб феодального владыки, в знак согласия, прикрыв веки, склонил голову. Молчун, за день и десятка слов не скажет, что очень ценил Тимур, любивший мечтать в тишине.