Георгий Каракорич-Рус, холостяк, ещё не подпадающий под определение «старый», обзванивал родных. После замужества сестёр, покинувших родное гнездо, и смерти отца, он делил с матерью квартиру в новостройке на Новом Арбате. А днях Александра Николаевна, возвратившись из издательства, где годовился к изданию под её редакцией русско – штокавский разговорник, вынула из почтового ящика два письма от С.А. Скорых, писателя, живущего в наукограде Реутов. Одно адресовалось ей, другое пришло на имя Искандера.
Переговорив с сёстрами, Георгий поймал такси и перехватил свою племянницу, почти однолетку ему, «ханшу» Фатиму, на пороге её дома. После лёгкой, обычной для них пикировки, сообщил: «Ладно, остроумница, послушай: моя мама – твоя бабушка, если помнишь её, приглашает сегодня всех нас – включая наследницу монгола-головореза и других пустышек нашего клана, родства не помнящих, - к себе на чай. Услышите потрясающую новость. Всех касается. Надо обсудить». – «Хорошо, отдохну, подъеду. До встречи, чао».
Разумеется, оба письма были прочтены на Новом Арбате в день получения. Содержание их оказалось одинаковым, за исключением некоторых отличий в преамбуле. Литератор Сергей Скорых (как представился адресант) извещал всех известных ему ныне живущих потомков одного служилого человека, жившего на рубеже XVIII-XIXвеков, о результатах предпринятого им изучения прошлого четырёх родов, имеющих общие корни. По фамилиям это Корнины, Скорых, Каракоричи-Русы, также кровные родственники поэта из Бухары Тимура ибн Искандера или Тимура Искандерова. Род первых зачат артиллерийским капитаном Андреем, вторых – гусаром Александрийского полка Сергеем, третьих – военным инженером по имени Пётр, четвёртых – пехотным подпоручиком Игнатием. Служили они в Отечественную войну 1812 года, приняли участие в заграничном походе в русской армии.
Все четверо – братья, Борисовичи, сыновья однодворца из Нижегородской губернии. Фамилии получили при разных обстоятельствах жизни, но в каждой оказался слог «кор», как предложил гусар после предсказаний маркитантки при последней встрече братьев. Тогда же каждый из них стал обладателем некоего амулета, ставшего паролем для узнавания друг друга потомками. Впоследствии (выяснил писатель) Корнины стали богатыми помещиками, приобретя дешёвую землю «у башкирцев», но найденное там золото их разорило, привело к ряду трагических последствий. Андрей во искупление грехов, своих и сыновей, ушёл добровольцем на бастионы Севастополя в Крымскую войну, там сложил голову. Один из его сыновей застрелился, второй тронулся умом после того, как невольно оказался среди врагов Отечества. Внук Александр Корнин, учёный этнограф, открыл на Памире общину прокажённых; в революцию был репрессирован, дни свои закончил на Соловках. Дальше эту линию продолжили мастер-кожгалантерейщик, военный лётчик и военный инженер-дорожник, ставший «новым русским».
История Скорых – это авантюрный роман. Его открывает «чёрный гусар», александриец, успевший послужить двум императорам, русскому и французскому, потом таинственному старцу по имени Фёдор Кузьмич. Скончался в Сибири, модным живописцем. Сын его опростился, перейдя в сословие мастеровых; внучка пережила трагедию, правнук до Великой отечественной войны и после неё учительствовал в родном Подсинске, в войну дослужился до офицерских погон, а праправнук сейчас пишет эти два письма. Наиболее же вызывает интерес внук чёрного гусара Василий Фёдорович. Тот получил Георгия за штурм Геок-Тепе. В капании на Балканах на его пути встретилась молодая вдова по имени Елица. Была она дочерью героя Црной Горы генерала Каракорича-Руса. От греховной связи появилась дочь Феодора, которую вырастил отец; долго после гражданки вспоминали в «Сибирской Италии» эту непреклонную марксистку.
«Не знаю, уважаемая Александра Николаевна насколько Вы осведомлены о своих предках по линии Каракоричей-Русов, - писал Сергей Скорых. – Поэтому коротко расскажу о том, что мне известно. Первым из представителей этого славного имени был Пётр, сын Борисов. В 1814 году ему пришлось бежать от беззакония прусского трибунала. Помог ему в этом черногорец Каракорич из Плужине. В родном селении друга Пётр взял в жёны вдову его брата, а с ней фамилию, к которой пристала кличка «Рус». Русский беглец основал на новой родине школу. Его сын стал советником владыки Черногории Петра II Негоша, внук – прославленным генералом, отцом несчастной Елицы, получившей известность как мать Арсения после пострига. Заметный след в истории рода оставила Десанка Каракорич-Рус, как я предполагаю, Ваша мама. И, наконец, есть Вы, Александра Николаевна, Ваши дети и внуки».
В конце письма Сергей Анатольевич перешёл к потомкам Игнатия. «Подпоручик от инфантерии» после ранения на Висле выжил. Скорее всего, благодаря целительным ручкам некой панночки. Наверное, она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним, как нередко случается между страдальцем и милосердной сестричкой. Они обручились по католическому обряду. Игнатий Борисов стал Игнацы Корчевским. Единственный сын пани Христины и новоявленного пана Корчевского, Збигнев, за какие-то революционные шалости был наказан поселением в Сибири, отправился туда в сопровождении матери. Где-то за Уралом на путников налетели киргизы. Пани Христина погибла, а юношу похитили, увели на невольничий рынок в Средней Азии. На него обратил внимание визир эмира. Приняв ислам, русский полях превратился в бухарского улема (учёного) Захир-агу. Сын улема, Искандер Захир Оглы или Искандер Захирович, приняв участие в этнографической экспедиции Корнина, попал в плен к жителям высокогорья парсатам, был выпущен на волю, но оказался в клинике для прокажённых, оттуда бежал. Судьба его неизвестна. Сын его, Тимур, получил поэтическую известность. А полковник Искандер Тимурович Тимуров может быть правнуком Корчевского, то есть Захир-аги.
Из писем явствовало, что Сергей Скорых не сидел на месте. Он побывал в Подсинске, где в краеведческом музее и городском архиве нашёл материалы для «сводной летописи», так сказать, рода Борисовичей. Там оказались и вещественные реликвии, которые он готов предоставить заинтересованным потомкам.
В письме, адресованному полковнику Искандеру Тимуровичу Тимурову, Сергей Анатольевич описал свой визит в заграничную уже Бухару. Нашёл «Русский дом» в котором оказались следы трёхъязычного поэта Тимур Искандер Оглы и улема Захир-аги, «настоящего узбека». Побывал в Польше. Большой дом Корчевских, на высоком берегу Вислы, теперь принадлежит «новому поляку». «В костёле при усадьбе смотрит вечный сон католик Игнацы Борис Корчевский, под простым, без затей, надгробием, Ваш предок, уважаемый товарищ полковник». Ивановка, в нынешней Нижегородской области, огорчила давним пепелищем. Александр Александрович Корнин будто предвидел погром 1918 года. Он загодя отправил большую часть семейного архива, все реликвии в Подсинск, на хранение Василию Скорых. Они уцелели. Там же оказалась главная реликвия Каракоричей-Русов, так как она принадлежала Феодоре, дочери Елицы и Василия Скорых.
Письма заканчивались абзацем, который, видимо, писатель постоянно «прокручивал» в своём мозгу: «Я приступил к этому исследованию не из простого любопытства. Появилась мысль о использовании нашего открытия в воспитании русского человека. А русский человек – это не только этническое понятие, это много шире. Россия всегда была сильна общностью больших семей, связанных родственными узами с другими семьями такого же масштаба. В прошлом веке семьи измельчали, всё чаще стали распадаться, превращаться в уродливые общежития вступающих в гражданский брак особей противоположного пола. Приходящий, «воскресный» отец. Мать-одиночка. Уже и двоюродные становятся чужими, о более дальнем родстве и не говорю. От этого теряет ценность имя «русский», оно заменяется бездушным, лишённым общей исторической памяти «общечеловек». А ведь, если каждый настойчиво, умело копнёт в прошлом, он за такие ниточки потянет, что на них, словно колокольчики, отзовутся из небытия общие для многих предки. То есть, в нашем народе можно будет выделить реальные «сверхсемьи» одного происхождения. Тогда на вопрос, что такое русская нация, можно будет ответить, не впадая в преувеличение, обоснованно, с фактами на руках: это общность кровных родственников. Сейчас у каждого есть возможность ворошить прошлое, копаться в своих корнях: архивы открыты, интернет под рукой. Было бы желание… Поиски сородичей, близких и дальних, можно проводить через интернет, телеконкурсы, печать; заинтересовать этим школьников и студентов, сделать это всероссийской задачей. Повторяю: не для простого любопытства, для воспитания нации, которой грозит распад. Давайте, мои дорогие, начнём с себя, ведь я только по верхам посмотрел, многое остаётся в тени. Мы ещё не предполагаем, какая польза может быть от наших открытий. А дело чистое, благородное, оно возбуждает воображение, обостряет лучшие чувства, ведёт к свету».(«Вот, вот, - сказал Эшмо себе под нос – свет им подавай»)
«Прошу обсудить это письмо с близкими. При Вашем положительном восприятии его, будем договариваться о встрече».
Вечером у бабушки-вдовы собрались все птенцы её гнезда: Георгий, две замужние дочки (без своих «половин» и отпрысков) и Фатима. Разместились за круглым столом, накрытым к лёгкому ужину – с работы ведь «чады». Александра Николаевна медленно, чтобы слушающие не запутались в именах и календарных датах двух веков, зачитала полностью одно из писем Скорых, заглядывая в другое и добавляя из него. В паузах после каждого абзаца обводила родную компанию взглядом: не требуется ли кому-нибудь разъяснений. Давала их, если перехваченный взгляд просил; возвращалась к прочитанному.
Каждый из сидевших за столом был осведомлён в разной степени об общем виде, возрасте, и плодах своего генеалогического древа. Для одних оно находилось в густом тумане (ни зги!), другие различали отдельные его части. Лучше всего помнили романтическое сказание о четырёх братьях-армейцах, разрубивших на амулеты (что ли?) серебряное блюдце в винном погребе какого-то «халдея». Что с ними было дальше, в целом не ведал никто; о том, о другом имели некоторое представление прямые потомки. Сестры Георгия вообще приоткрыли рты. Георгий с видом превосходства поглядывал на Фатиму. Сводная сестра хоть и «Мангытка», но в отношении Борисовичей она – от одной ветви, от подпоручика Игнатия. А он сразу от двух братьев: от того же «пешца русского царя» и от военного инженера Петра Борисовича. Фатима на немые вызовы братца – его выразительными глазами - на этот раз не обратила никакого внимания. Её собственные «рязанские», до предела висков удлинённые тушью «а ля бухарская ханум», были наполнены слезами, грозящими «восточному макияжу». Наконец она вымолвила:
- Я тебя очень, очень люблю, бабушка, как… как родную. Правда. Но мне всегда было горько… Такая горчинка в чувствах была, что мы не одной крови… Теперь, получается, одной.
Георгий не мог упустить такого случая. Изобразив на лице сочувствие, он уточнил родство двух близких ему женщин:
- Теперь ты можешь смело называть бабушку « кузиной Сашей». Или Шурой.
- Нет, двоюродная сестра здесь не получается. Фатима мне скорее племянница. Энноюродная, надо подсчитать для любопытства. Только это не столь важно, ибо она моя внучка.
Тройка молодых женщин одобрительно закивала. Георгий молча развёл руками, сдаваясь на этом фронте, и тут же овладевая инициативой на другом:
- Я впечатлён определением нашего, как оказалось, родственника русской нации как «супер или надсемьи». Но кто мы теперь? Корни ведь у нас русские даже у Тимуридов, то бишь, Мангытов, - (глубокий поклон сидя в сторону Фатимы), и у Каракоричей-Русов. Некоторым придётся менять паспорта.
- Тогда и тебе тоже менять, полумонтенегр! – парировала Фатима, уже смеясь.
- Я не только Каракорич, я – Рус, в паспорте у меня «русский».
Одна из сестёр Георгия, похожая средиземноморскими чертами лица на брата и мать, заметила:
- Черногорцы считают своё поголовье в сумме с русским.
- Да, как любила повторять ваша бабушка Десанка, вместе с русскими нас сто пятьдесят миллионов.
- А мы и без этого писателя записались русскими, когда выбирали национальность, - вступила в разговор вторая из сестёр. Дочь черногорки с русскими корнями и польско-русско-персидского узбека, рождённого женщиной из племени «И», ничего не взяла от родителей. Лицом и фигурой она повторила Мариам. Яркий образец атавизма.
Георгий добро усмехнулся:
- Так у нас с таким букетом разноязыких предков, разных по расовым признакам, выбора не было. Или ты землянин без роду-племени, или русский.
Фатима вздохнула, впервые ощутив, как мало в ней от Мангытов:
- Наверное, если всюду хорошо покопаться, до самых-самых глубин, и по соседям пошарить, то окажется, всюду русские.
- Очень может быть, - поддержал сестру Георгий. – Давайте действительно затеям такую интернет-игру: начнём копать наугад по всему миру, по всем родословным. Кто, пройдя весь путь путь поиска, не обнаружит русского, тому очко, а за очки - премия.
- Думаю, никому не достанется твоя премия, - подытожила семейную дискуссию Александра Николаевна и начала убирать со стола чайную посуду. Провожая потом девочек до лифта, сказала на прощание. - Надо бы встретиться с писателем. Будем ждать приглашения.