Маркитантка застала Эшмо умиротворённо-печальным. Она никогда за всю вечность не видела его таким. Это было несвойственно виноторговцу. Как обычно, он принял её под крестовыми сводами подвальчика в своём неизменном чёрном халате, расшитом чёрными звёздами. Помещение только днём принимало вид, знакомый посетителям. Казалось утренний воздух, проникая снаружи, преображал интерьер приметами нового тысячелетия. Ночами же сюда возвращались, будто выкристаллизовывались из тьмы, предметы старины – пупырчатая окраска стен, мутные стёкла в оконцах под скатом потолка, дубовые столы и табуретки на полу из шершавых гранитных плит.
Хозяин заведения, встретив гостью у наружных дверей с ночником, осветил ей ступени, ведущие в подвал, провёл в угол зала . Там они расположились за столом с кувшином косского вина.
- Ты на себя не похож, Эшмо. Не болен ли?
Усмешка ещё более изломала зигзагообразную щель рта под печальным носом хозяина.
- Я? Болен?.. Хотя есть от чего болеть. И даже умереть. Но не дано мне права на сей лёгкий выход из тупика. Почти двести земных лет мы, как желторотые дэвы, углублялись в него, и руки потирали при кажущемся успехе. Да, кажущемся! Каков результат!
- А каков? – лукаво спросила Маркитантка, потягивая мелкими глотками вино из того самого хрустального бокала, что разлетелся под этой самой стеной вдребезги зимним утром 1812 года – за удачу четырёх братьев Борисовых.
- Они опять все вместе.
- Ну, положим, не совсем они…
- Какая разница!? Их ощущения, мысли, приёмы жизни, планы… Будто не произошло шесть, нет, уже восемь смен поколений. Это удивительные люди. Напусти на каждого из них Чингисхана или какого-нибудь Шикльгрубера, всё равно выживут и будут говорить на том же языке, что их пращуры, думать, действовать, упорно выпутываться из самых смертельных ситуаций.
- Тебе необходимо отдохнуть, Эшмо, а потом сменить объект деятельности.
- Нет уж, дудки! Я своё дело доведу до конца. Выпрошу у Него, - Ангроманн указал кривым холёным пальцем себе под ноги столь выразительным жестом, что и непосвящённый догадался бы, что он имеет ввиду доступные лишь для избраннейших чертоги преисподней, - выпрошу у Него ещё лет двести – пустяк! - А вот тебя огорчу. Плохая ты мне помощница, маркитантка. Слишком много в тебе человеческого. Вообще, иногда мне кажется, ты стала их заложницей. Чем-то соблазнили они тебя. Так что будем прощаться. Ты отдыхай. Ты!
- Но ты ведь не обойдёшься без посредницы, Эшмо. Есть кто-то на примете?
- Признаюсь, есть. Давно приметил… Феодора.
- Её не просто будет отыскать.
- Проще чем ты, женщина, думаешь. Она безбожница. И даже если бог её отца-матери закрыл глаза на безверие греховного человеческого плода, то за каждое её дело в отдельности она заслужила ад. А Он, - вновь указующий перст Эшмо, - туда вхож.
- Трудно тебе будет с ней. Феодора не столь уступчива, как я.
- Что верно, то верно. Но она падка на всякие заморские соблазны, которыми только и можно разрушить единство наших заклятых врагов. Вспомни, с каким упорством, с какой страстью, не считаясь ни с какими нравственными нормами своего племени, она внедряла в их сознание, в их души чужое учение о извечной вражде сословий, о неизбежности кровавой войны между ними. Если с ней хорошенько поработать, она так же умело и эффективно вооружится нынешними химерами западной цивилизации. Смотри, сколь русские падки на них. Равновесие в их обществе уже нарушено соблазнами личного комфорта среди мировой помойки, обогащения, лёгкой, бездумной жизни. О, мы с Феодорой, с Феодорой перевоспитанной, правильно наставленной, много сможем сделать для славы Ангра Майнью!
- Завидую твоему оптимизму, Эшмо. Смотри однако, вслед за Феодорой может появиться на твоём пути штабс-капитан Скорых… Ладно, подчиняюсь тебе. Даже охотно. Найду себе занятие по душе, не сомневайся. Только позволь ещё раз побывать здесь. Знаешь, и я не лишена элегических настроений.