Как-то вдруг подступили будни, с осенью и тайфунами, новым учебным годом, лекциями и календарными планами. А я опять не готова. Я ещё там, на наших удивительных, непохожих одна на другую встречах. Лекцию читаю «на автомате». Приучаю перепуганных первокурсников к бесконечно малым и бесконечно большим величинам, исписываю многократно доску милыми мне формулами, медлю, заглядевшись на жёлтые листья, прильнувшие к мокрому чёрному асфальту, и понимаю, что ничего-то не понимаю про эту жизнь. На краю осени я легка ощущением тайны, которая не знает времён года, формы и формул, позволяет творить, когда по щекам бегут слёзы, и чувствовать мир созвучным, когда за спиной громко хлопнули дверью...
Это свойство появилось не сразу. Однажды мне показалось, что кропотливая работа над словом стала менять меня и мою судьбу, превращаясь в сладкое и совершенно непознаваемое «рукоделие». Календарные праздники уступили стихийным, приходящим по завершению «упрямого» материала, звонку доброго читателя, письму любимого писателя... А ещё, когда можно «нырнуть» в какую-нибудь заждавшуюся книжку. Взять в руки и медлить. Согреть, услышать дыхание незнакомого времени. А потом открыть и читать, ставить на полях галочки от восторга. И вдруг обнаружить, что уже четвёртый час ночи, что встать к первой паре с нормальной головой будет уже невозможно, и погасить одинокий свет.
...Пора начинать лекцию. Они пришли в полном составе, пятьдесят студентов факультета информационных технологий. Хоть бы кто-нибудь проспал. Давай-давай, физик-лирик, с чего начнёшь? Лирик опережает: хочу видеть в них российских мальчишек и девчонок, которые не рванут за рубеж. И от этого желания, глядя в их умные чистые глаза, физик начинает говорить не спеша, разлагая материал на «кирпичики». Но лирик снова думает не о том, вспоминает, как недавно, желая оплатить Интернет, я натолкнулась на вывеску на двери офиса: «технический перерыв 20 минут, дверь не дёргать и не торобаниться». Объявление, набранное крупным кеглем на компьютере, нагло и уверенно преградило путь. Я поняла, что мне не узнать, когда начались и когда закончатся эти двадцать минут. Наверное, там за дверью хорошие, умные ребята-технари. Но как-то грустновато, что русское объявление с не существующим в русском языке словом «торобаниться» - из одного ряда с китайскими и объявлениями других иноязычных гостей, заполонивших город.
Вывески вроде «Cleverhouse» в полнеба и поменьше на каждом шагу молча атакуют душу. Если не знать точно, в какой стране я живу, то узнать по новому англоидному антуражу недавно русский город Владивосток практически невозможно.
- А теперь сформулируйте свою мысль, используя подлежащее и сказуемое, - прошу я студента и начинаю за него предложение, - импульс системы сохраняется, если...
Появившаяся привычка записывать курьёзные моменты сберегла эпизод из жизни: «Начертите график на миллиметровой бумаге» - попросила я студента. «На такой толстой?!»
Это подарок языка.
Дойдя до силы трения качения в механике, говорю о важности изобретения человечеством колеса, о его неизменности и, называя ряд других «вечностей», завершаю его Книгой. Мне никто не возражает, хотя студенты мои не робкого десятка, и я бесконечно счастлива - повезло с набором.
И так из занятия в занятие: я уже не очень понимаю своё назначение на земле. Язык как показатель чего-то важного, наиважнейшего, прежде чем человек овладеет математикой и физикой, всё больше становится объектом моих размышлений.