1. Создание национально ориентированной управленческой элиты.

1. Создание национально ориентированной управленче­ской элиты. Базовый подход черной сотни к решению дан­ного вопроса находился в религиозной плоскости. В связи с тем, что источниками поврежденности бюрократиче­ского аппарата рассматривались причины морального по­рядка (а не социальные условия жизни), ключ к созданию национально ориентированной управленческой элиты находился в преодолении проблемы человеческого фактора, а не сломе или «коренной перестройке» бюрократической системы. Поврежденность управленческой элиты могла быть преодолена наполнением властного аппарата носи­телями русских базовых ценностей или, по терминоло­гии крайне правых, «патриотичным служилым людом»[i]. Таким образом, оздоровление чиновничьего сословия предлагалось проводить не через присущие либеральным государствам бесконечные реформирования, «оптимиза­ции», министерские перетряски и прочие институональные изменения, а через улучшение «природы» бюрократа, т. е. замену управленцев-космополитов управленцами-па­триотами. В этой связи черносотенцы предложили девиз: «Сделайте людей лучше, и эти лучшие люди изменят к лучшему и учреждения»[ii].

Здесь черносотенцы четко позиционировали себя сто­ронниками опоры на традицию, заранее пресекая при­сущий их политическим противникам соблазн решать любую государственную проблему посредством западных заимствований. Исходя из концепции органицизма и са­мобытного развития общества, черносотенцы утверждали невозможность произвольного переноса политического и социального опыта (в том числе и политических инсти­тутов) одних обществ и государств на чужеродную почву. Проблему поврежденности властного аппарата предлага­лось решить не через социально-политические преобра­зования социума на основе умозрительных доктрин[iii], а изгнанием из среды чиновничества «человеческой дряни» при поддержке имеющихся в администрации добросо­вестных чиновников, «готовых выслушать справедливую критику и ликвидировать причины, вызывающие жало­бы и недовольство»[iv]. «Не учреждения важны, а люди … при благородных и бескорыстных людях и в старых судах будут царить правда, закон и милость, а... в новых реформированных судах будут царить ложь, клевета, взяточни­чество...», — писала в мае 1911 г. газета «Русское знамя»[v].

В этой связи крайне правые предлагали реализовать следующую систему мер.

Во-первых, жесткое пресечение террора революцион­ных организаций против представителей административ­ного аппарата. Крайне правые указывали, что причиной катастрофического дефицита преданных самодержавию управленцев[vi], главными качествами которых назывались лояльность престолу и Отечеству, отсутствие порочных связей с масонскими ложами, неподкупность, непоколе­бимость, решимость, патриотизм, являлось их массовое истребление. Черносотенная пресса приводила статисти­ку пострадавших от «разбойно-освободительного дви­жения». Так, с февраля 1905 по май 1906 г. было убито и ранено: «генерал-губернаторов, губернаторов и градона­чальников — 34; полицмейстеров — 38; исправников и приставов — 204; городовых — 205; урядников и страж­ников — 184; нижних жандармских чинов — 51; офицеров охранного отделения — 17; агентов охранной полиции — 56; армейских офицеров — 61; нижних чинов армии — 164; чиновников гражданского ведомства — 178; духовных лиц — 31; фабрикантов и высших служащих — 64; банки­ров и крупных торговцев — 64»[vii]. Также правомонархисты заявляли о составленном масонами «черном» списке двухсот русских патриотов, подлежавших первостепенно­му уничтожению.

Во-вторых, оздоровление национальной элиты долж­но было осуществляться систематической подготовкой руководящих кадров и тщательным подбором админи­стративного аппарата, к которым крайне правыми предъ­являлись требования быть не только лично преданными царю и самодержавию, но и отличаться «выдающимися по своим дарованиям … силою разума, служебного опыта и практическим знанием жизни»[viii].

Идеям либералов по формированию правительства из членов различных политических партий черносотенцы противопоставили концепцию властной команды, состоя­щей из лиц, объединенных единым мировоззрением и раз­делявших одну политическую программу. Это актуализи­ровало проблему воспитания духовно развитой личности, подготовленной к служению Отечеству, а не партийным, финансовым, клановым и групповым интересам. Для пре­тендующих на занятие должностей, определяющих движе­ние государственного корабля, предлагалось установить так называемую нравственную профилактику, которая «помимо недопущения к нашему государственному трону людей с инородческими идеями, подобно евреям, полякам и армянам, еще преследовала бы цель и любви к русскому народу, его православной вере и преданности царю»[ix].

Отказываясь от западно-ориентированных реформ в области государственного строительства, черносотенцы делали акцент на совершенствовании личности администраторов в духе христианства. Именно через усиление церковного влияния в образовательных учреждениях предполагалось решить проблему некачественности со­временного крайне правым бюрократического аппарата: «Широко внедрить такое просвещение во все слои насе­ления нашего дорогого отечества мы в состоянии будем создать и бюрократию истинно русскую…»[x]. Достичь это предлагалось за счет увеличения количества часов препо­давания Закона Божьего в школах и вузах, которые «мо­гут давать обществу и государству знающих и верных слуг царю и Отечеству…»[xi]. Оздоровлению бюрократического «монстра» должна была предшествовать чистка высшей школы от преподавателей-космополитов. Предлагалось запретить чиновникам держать для своих детей репетито­ров евреев, поляков, армян, так как семя оппозиционно­сти и нигилизма будущих управленцев закладывалось уже в детском возрасте[xii].

Нравственное обновление административного аппа­рата предлагалось осуществить посредством рекрутиро­вания представителей верноподданных слоев населения. При этом акцент делался на его наполнении «людьми вся­кого звания»[xiii]. В 1914 г. в докладе «От чего гибнет Рос­сия и задачи правых» видный правомонархист В. Г. Орлов предложил правительству помощь в решении проблемы кадрового дефицита: «Правительство должно опираться на живые общественные элементы. Только совместная работа правительства с благомыслящей частью общества, только связь царя и народа помогут России завоевать счас­тье. Поэтому мы, правые, должны прийти на помощь пра­вительству»[xiv]. Призыв в правительство, по образному выражению «Русского знамени», должен был осуществляться не за счет заморских кадров, а из «тех недр России, где еще по сие время господствует "вековая тишина"»[xv].

В-третьих, повышение ответственности представи­телей исполнительной власти за принимаемые решения. В одном из первых обращений Союза русского народа, вышедшем в конце 1905 г., звучало требование установ­ления строгой, фактической ответственности министров, равно как и каждого должностного лица, за всякую непра­вильность в делах службы[xvi]. Центральные и местные ад­министративные власти должны были быть ответственны не перед обезличенным народом или «крамольной» Госу­дарственной Думой, а перед царем и законом[xvii].

Иными словами, крайне правые настаивали на введе­нии режима правового государства. В целях улучшения государственного управления рекомендовалось «устано­вить такой порядок, чтобы все лица правительственные, земские, городские и сельские руководствовались только законом, а не произволом, чтобы перед законом были бы все равно ответственны, как лица назначаемые, так и из­бираемые, и чтобы все были под законно установленным контролем»[xviii]. В феврале 1907 г. крайне правые предлага­ли создать Министерство контроля, которое в опоре на общественность «следило бы неустанно за деятельнос­тью всех без исключения государственных и обществен­ных учреждений во всех городах и весях, контролируя их деятельность по существу дела, по духу, по форме и по времени его исполнения и по количеству сделанного и тотчас же бы воздавало должное каждому по заслугам его»[xix].

Правомонархисты предлагали усилить судебную от­ветственность за халатность, произвол и злоупотребления в деле управления, а также установить для каждого по­терпевшего частного лица право свободного и доступного обращения с жалобами к судебной власти на неправиль­ность действий должностных лиц[xx]. Существенную роль в оздоровлении бюрократического аппарата должна была сыграть широкая гласность как мера борьбы с чиновни­чьим произволом. «Свобода печати есть главное средство борьбы с злоупотреблениями по службе и административ­ным произволом», — говорилось в Основных положениях Союза русских людей для выборов в IГосударственную Думу, выпущенных в феврале 1905 г.[xxi]

В-четвертых, усиление влияния Государственной Думы как контролирующего бюрократию органа. Со­гласно черносотенным воззрениям именно деятельность бюрократии стала причиной появления законодательно­го учреждения в стране. «Государь узрел, что чиновничий класс не может правильно понимать все народные нужды и верно блюсти интересы родины, и потому признал не­обходимым пригласить народ к участию в спасении Рос­сии», — говорилось в объединенной избирательной про­грамме на выборах во IIДуму Русского собрания, СРН и единомышленных организаций[xxii]. Со стороны правомонархистов побудительным мотивом задействовать столь ненавидимый государственный институт для контроля за бюрократией заключался в попытке перенаправить крити­ку оппозиции с личности царя и самодержавной системы на чиновничью конгрегацию.

Ненависть к бюрократии была настолько сильна, что черносотенцы готовы были временно примириться с существованием парламента, чем согласиться с сохра­нением всевластия чиновничьего аппарата: «… нужно и существующую ныне бюрократию за неимением лучшей поставить в такие условия деятельности, при которых она хотя бы поневоле, но исполняла свои обязанности добро­совестно. Этим должна заняться Дума»[xxiii]. Исходя из этих соображений на страницах крайне правой прессы иногда звучали реверансы в сторону представительного учрежде­ния: «Раньше министры представляли свои законопроек­ты государю на утверждение, но так как они, по незнанию народной жизни, своими законами ломали эту жизнь, то теперь, по желанию его величества, министры представ­ляют свои законопроекты прежде с одобрения Государ­ственной Думы, состоящей из сведущих людей, а затем, когда Госдума найдет его целесообразным или полезным для народа, представляют царю на утверждение»[xxiv].

В-пятых, проведение тщательной чистки на всех эта­жах правительственного здания в целях замены «изменни­ков и воров людьми честными и преданными»[xxv]. Процесс самоочищения должна была запустить сама администра­тивная система. Со страниц черносотенной прессы вид­ный деятель правомонархического движения А. Н. Борк призывал: «Г. Столыпин! Вы не побоялись назвать себя главой царского правительства, не бойтесь же очистить это правительство от неверных слуг, от предателей и вра­гов, пролезших всюду, начиная от Государственной Думы и кончая... министерскими дворцами»[xxvi].

В первую очередь, исполнительная власть должна была избавиться от сторонников оппозиционных партий[xxvii]. Ука­зывалось на невозможность совмещения службы государ­ству в рабочее время с подрывом его основ после оконча­ния служебных занятий. Крайне правые язвили, указывая, что в число чиновников принимаются люди, признающи­еся правоспособными, т. е. понимающими смысл про­износимой ими присяги на верность службе царю, а этоисключало принадлежность к оппозиции. В циркуляре СРН утверждалось: «Лица, состоящие на государственной службе, очевидно, не могут не быть верноподданными русскими гражданами. Значит, они обязаны... в случае не­согласия, оставить совершенно службу тому государству, законов которого они не желают признавать»[xxviii].

Следующий удар планировалось нанести по носителям инородческих (антирусских и западных) идеалов в прави­тельственных учреждениях и Государственной Думе. Если в XVIII—XIXвв. управленческий аппарат подвергался на­шествию западных инородцев, то в современной черно­сотенцам России вмешательство в национально-государ­ственную жизнь проявляли жители имперских окраин, в первую очередь евреи. Занятие подобающего русским ме­ста во властной структуре объяснялось необходимостью восстановления исторической справедливости, исходя из роли коренного народа в создании государства. «Пора разогнать тьму иноверную, инородческую», — требовал на страницах «Русского знамени» архимандрит Андриан[xxix]. Особенно данное положение касалось евреев, слишком активно проявивших свою антигосударственность и нена­висть «ко всему русскому» во время революции 1905 г.[xxx]

Избавление от инородцев в системе властной вер­тикали декларировалось как мера, носящая оборони­тельный, охранительный характер, ставившая целью сохранение уникальной русской цивилизации, защиту от чуждой ментальности, которая с петровских времен по­степенно приводила к искажению мессианской сущно­сти России: «Государство Российское должно быть могу­чим и сильным, дабы жизнь его духовная, политическая и экономическая могла развиваться свободно, не завися от принудительных иноземных влияний, и дабы миро­любивый русский народ мог внести блага мира и любви в среду других народов»[xxxi].

Состоявшийся в 1906 г. в Киеве IIIВсероссийский съезд русских людей в принятой программе уделил дан­ному вопросу отдельный пункт, в котором было зафикси­ровано требование, чтобы при замещении должностей в центральных государственных учреждениях предпочтение отдавалось «коренным русским людям», а также число ино­родцев, занимающих штатные и сверхштатные должности, не превышало пяти процентов[xxxii]. В рамках практической реализации поставленных задач по нейтрализации «про­давшихся жидам сановных шабесгоев» местные отделения СРН ориентировались на выявление лиц из числа местной администрации, которые потворствовали евреям в засилье в народно-хозяйственной сфере и закабалении русского народа. В циркуляре говорилось: «Сообщать Главному со­вету о всех властях от стражника до губернатора, кои благо­склонно относятся к еврейским выходкам»[xxxiii].

Устранение враждебно настроенных инородцев и на­полнение административного аппарата носителями мо­нархических убеждений в первую очередь должно было коснуться неспокойных окраин. Данную задачу в фев­рале 1906 г. IIIВсероссийский съезд Русского собрания считал важнейшей в борьбе с сепаратизмом: «Во главе управления окраинами, как равно и на ответственных административных и общественных постах, должны стоять православные русские по духу люди, которые при над­лежащем образовании получили и соответственную подготовку, необходимую для правильного осуществления на окраинах России ее исторических задач»[xxxiv]. В октябре 1908 г. монархисты просили удалить с Кавказа всех долж­ностных гражданских лиц и заменить их русскими людь­ми, преданными престолу и Отечеству[xxxv].

Далее должно было проследовать возвращение носите­лям традиционных устоев стратегических отраслей хозяй­ства (железнодорожное, морское и военное ведомства), что обуславливалось интересами национальной безо­пасности. Особое беспокойство крайне правых вызывала сложившаяся ситуация на юго-западных, северо-запад­ных, полесских и кавказских железных дорогах. Черносо­тенцы подозревали, что в условиях чрезвычайной ситуа­ции или военного времени инородцы могли парализовать транспортную жизнь страны. Обращаясь к правительству с ходатайством очистить «весь персонал Владикавказской железной дороги от евреев, армян и поляков и заменить их русскими людьми, преданными престолу и Отечеству, так как Кавказ в переживаемое время требует твердой и не­поколебимой охраны», черносотенцы нередко находили понимание. Их обеспокоенность разделял министр путей сообщения С. В. Рухлов, принявший меры к очистке же­лезных дорог от «изменников и вообще от таких элемен­тов, которые в нужный момент могут и склонны принести вред государству»[xxxvi]. Оценивая стремление С. В. Рухлова наполнить железные дороги русскими по составу служа­щими, крайне правые приветствовали его «глубоко наци­оналистическую» деятельность[xxxvii].

С началом IМировой войны черносотенцы поставили вопрос о необходимости чистки армейских структур. Еще в 1909 г. крайне правые предупреждали, что вооруженные силы империи ослаблены «огромным процентом офице­ров поляков, армян, финляндцев», являвшихся причиной «революционной пропаганды в войсках и общей демора­лизации армии»[xxxviii]. Значительное представительство нем­цев в военном ведомстве создавало благоприятные усло­вия для шпионажа в пользу исторической родины, о чем заявлялось с высоких думских трибун: «Они имеют пол­ную возможность давать нашим теперешним лютым вра­гам сведения о передвижении наших вооруженных сил, а также о военных приготовлениях и планах наших, портить мосты, пути сообщения, арсеналы, взрывать на суше и на море помещения горючих веществ, боевых материалов и оружий, вызывать искусственно народные смуты и волне­ния, предательски нападать в тылу на отдельных воинов, раненых и т. д.»[xxxix]. Помимо этого черносотенцы требовали не допускать инородцев к казенным подрядам, тем более касающихся армии и флота[xl].

Вышеозначенные правомонархистами угрозы в сфере безопасности государства привели к разработке на состо­явшихся в 1915 г. Совещании правых деятелей (Петро­град) и Совещании монархических организаций (Нижний Новгород) системы репрессивных мер политического и экономического характера. К первой группе относилась правовая дискриминация (признание немцев, вступив­ших в русское подданство после 1870 г., иностранными подданными; борьба с немецким засильем в администра­тивной сфере). Ко второй — подрыв экономической осно­вы немецкой диаспоры в России посредством ликвидации немецкого землевладения и конфискации в пользу госу­дарства всех предприятий, фабрик, магазинов, капиталов и проч. имущества[xli]. При этом представители крайне пра­вых партий ориентировали своих единомышленников на сбор материалов в отношении нерадивых чиновников, до­казывающих случаи «забвения служебного долга и прися­ги, и таковые материалы сообщать в Главный совет своих организаций»[xlii].

На особом месте для черной сотни стояла задача на­полнения носителями консервативных взглядов Го­сударственной Думы. Исходный посыл политической деятельности черной сотни в данном направлении был сформулирован Николаем II, желавшим видеть законода­тельное учреждение «русским по духу»[xliii]. Для консерватив­ного лагеря это означало, что Дума должна была следовать в фарватере сохранения и упрочения базовых ценностей русской цивилизации — православия, самодержавия, народности. Формат русского парламента, его предста­вительство и круг решаемых им вопросов четко опреде­лялись в программе Союза Михаила Архангела: «Госу­дарственная Дума как собрание лучших выборных людей от государства Российского должна быть носительницею чисто русских идеалов... Правдивым осведомлением о на­стоящих нуждах народа и всего государства Российского, она является помощником законодателя для проведения в жизнь назревших потребностей…»[xliv].

В состав Думы могли входить «лишь русские православ­ные люди, не принадлежащие к противогосударственным сообществам» — определял строгий критерий думского представительства состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд русских людей. В ноябре 1911 г. про­ходивший в Москве Всероссийский съезд Союза русского народа дал более точную характеристику достойных занять места в Мариинском дворце лиц, а именно: «… твердо, до самозабвения исповедующих наши святые основоположе­ния, как людей единственно и исключительно способных осуществить самодержавную волю нашего царя: создать Думу "русскую по духу"»[xlv].

Несмотря на отрицательное отношение к самой идее обладающего законодательными функциями народного представительства, черносотенцы вынуждены были при­нимать участие в выборах, во-первых, ссылаясь на ука­зание монарха, а во-вторых, в надежде поменять формат российского парламента на законосовещательный: «По­тому-то Союз русского народа теперь же безотлагательно должен идти на помощь своему самодержцу и выполнить свое обещание — дать Думу русскую по духу, и на деле ра­ботоспособную, а самой Думе указать ее роль по мысли как учреждения законосовещательного»[xlvi].

С другой стороны, из указания Думе быть «русской по духу» вытекал тезис о приоритете решения именно «рус­ского вопроса», связанного с преодолением последствий Петровских реформ и возвращением страны на самобыт­ный путь развития. Эту задачу Думы продекларировал в марте 1908 г. Союз Михаила Архангела, заявивший о не­обходимости «ставить на очередь те запросы правительству, которые мучительно требуются народною совестью, верованиями и желаниями русской души, неспособной мириться ни с инородческим засильем, ни с чиновничьим произволом»[xlvii]. Взяв в качестве ориентира указание царя, черносотенные организации обращались к избирателям. «От вас зависит, чтобы Государственная Дума была рус­скою, народною думою, от вас зависит, чтобы в нее попа­ли "лучшие русские люди", как этого желает наш русский царь», — заявлялось в распространенном во второй поло­вине 1906 г. обращении Русского собрания[xlviii].

Как видим, диагностировавшаяся черносотенцами в начале XX в. нефункциональность и неэффективность административного аппарата упиралась в человеческий фактор. Крайне правая пресса писала, что, если чиновни­ки не исполняют распоряжений, исходящих от верховной власти, действуют самовольно, дерзко и безнаказанно по­пирая существующие законы, то «никакая культура невозможна, и никакая перемена системы управления не поможет»[xlix]. Поэтому базовый подход черной сотни к данному вопросу состоял в решении проблемы улучшения природы бюрократа, а не сломе или «коренной перестройке» бюрократической системы.

Тем не менее стоявшие перед страной проблемы тре­бовали корректировки и структуры административного аппарата, который, по утверждениям крайне правых, был существенно поврежден Петром I. Низкая продуктивность насажденных великим реформатором государственных учреждений, по их мнению, подтверждалась постоянны­ми перестройками и оптимизациями властных институ­тов в XVIII—XIXвв. Отвергая западные заимствования в подходе к решению данной проблемы, Союз русского народа громогласно заявил о необходимости обращения к собственной истории в целях поиска в «ней более совер­шенных и самобытных форм управления государством, а не в чуждом нам, давно отжившем западном конститу­ционализме, который многолетним опытом уже доказал свою полную непригодность»[l]. Отдельные крайне пра­вые публицисты даже выдвигали идею возрождения существовавшей в допетровские времена приказной системы, выгодно, по их мнению, отличавшейся от современной административной системы[li].

Внутренняя перестройка административного аппара­та на основе русских традиций включала внедрение сле­дующих принципов. Во-первых, принцип персональной ответственности чиновников за результаты деятельности ведомства (в введенных великим реформатором коллеги­ях служащие «могли ничего не делать, сваливая вину друг на друга»)[lii]. Во-вторых, принцип компетенции и профессионализма. Описывая допетровские приказные по­рядки, черносотенная пресса разъясняла: «каждый чело­век ведал в государственных делах только то, в чем он был опытным специалистом и хорошим администратором, и ни в коем случае больше вышеуказанного, как то постоян­но происходит в современных министерствах»[liii]. Совре­менные черносотенцам администраторы, заведовавшие огромными министерствами с массой разномастных де­партаментов, не могли быть в курсе происходящего и адек­ватно реагировать на возникающие проблемы. Поэтому глава департамента, не будучи компетентен во всех отрас­лях своего министерства, вынужден был передоверять свои полномочия нижестоящим чиновникам, что нередко при­водило к злоупотреблениям. В-третьих, принцип контро­ля. В отличие от современных административных учреж­дений в допетровский период русские цари лично сле­дили за деятельностью приказов, жестко наказывая за неудовлетворительную работу: «И надо сказать, что в Москве не церемонились не только с дьяками и подья­чими, но и с боярами, заведовавшими приказами»[liv]. В-четвертых, принцип строгой законности, который впо­следствии был подменен принципом непогрешимости на­чальства, когда судить министра стало считаться дискреди­тацией власти[lv].

Основным направлением реформирования админи­стративного аппарата должна была стать централизация управления и укрепление властной вертикали. Данная мысль была озвучена в постановлениях состоявшегося в октябре 1906 г. в Киеве III Всероссийского съезда русских людей: «Всякий разумный человек понимает, что только твердая, сильная верховная власть может восстановить и обеспечить спокойствие, законность и порядок в государстве»[lvi]. В августе 1908 г. газета «Русское знамя» писала, что основным «устоем (после православия. — М. Р.) русской государственности, как и всякого вообще государ­ства, является сильная и твердая верховная власть, незави­симо от того, кто ее носит в стране: монарх ли, король или парламент; одно лицо или народное представительство. Ни монархия, ни республика, ни всякий другой вид сло­жившегося государства не может остаться даже на корот­кое время без твердой и сильной верховной власти»[lvii]. Раз­вивая тезис о централизации власти как силе, способной обеспечить целостность многонационального государства и правовой порядок на всей территории империи, черно­сотенцы параллельно утверждали на страницах своей пе­чати идею о том, что любое ослабление власти чревато продолжением революции и распадом страны. Здесь они нередко обращались к истории России, напоминая сооте­чественникам, что именно разложение властной верти­кали приводило к внешними нашествиями и внутренней смуте и, наоборот, укрепление ее вело к разгрому агрессо­ров и расцвету страны[lviii].

Положение о крепкой единоличной государственной власти как универсальном инструменте успешного разви­тия государства и сохранения его целостности подтвержда­лось примерами как современных зарубежных стран, так и историческими фактами. «Германия своим процветанием обязана абсолютизму, хотя в ней и существует более по­лустолетия народное представительство, но министры ему не подчиняются»[lix]. Обращаясь к прошлому, черносо­тенцы подчеркивали, что необходимость пресечения вну­тренней смуты проявилась еще в древности призванием варягов, которые установили сильную власть и прекрати­ли беспорядки[lx]. По мнению черносотенцев, революция не столько поставила вопрос о возможных путях рефор­мирования самодержавной системы в сторону демократи­зации, сколько актуализировала проблему необходимости укрепления жесткой вертикали власти, ослабленной ре­формами XVIII—XIXвв. «Брань междоусобная, внутрен­няя смута, грозят разрушить наше отечество и вконец уни­чтожить все то, что веками созидали наши предки, русские православные люди», — говорилось в листовке СРН, вы­пущенной в мае 1906 г.[lxi]

Выступавшая альтернативой либеральная, европоцен­тристская модель развития не могла сохранить империю в силу ее органической неспособности к интегративной прак­тике. «Конституционная власть — власть слабая», — убеж­денно утверждали крайне правые публицисты, а поэтому «власть ограниченная, неуверенная в себе, в завтрашнем дне, власть случайная, никогда не водворит ни спокой­ствия, ни безопасности, ни благоденствия на Руси в силу своей природной слабости, всеобщего неудержимого свое­волия и озорства и стремления к хищничеству, которые мо­гут быть сдержаны и обузданы одной только неограничен­ной всесильной самодержавной властью». Неустойчивость модели западноевропейской демократии обуславливалась тем, что при ней царствовали «подвижные, непрерывно сменяющиеся течения в настроении различных классов и партий в государстве»[lxii].

В своей апологии идеи жесткой властной вертикали крайне правые прибегали и к цитатам из источников не­примиримых врагов. На страницах черносотенной прессы цитировались «Протоколы сионских мудрецов»: «План управления должен находиться в одной голове: если его допустить к раздроблению на клочки многочисленных умов, его уже не скрепишь, кроме правителя, никто не должен его ведать»[lxiii]. «Русское знамя» комментировало: «В "Сионских протоколах" жиды убежденно говорят, что без "абсолютного деспотизма не может существовать ци­вилизация", а в 1905 г. кричали: "Долой самодержавие" и восхваляли конституцию»[lxiv].

Черносотенцы подчеркивали преимущество монар­хического способа правления и жесткой административ­ной вертикали над демократическими формами властиустроения для сохранения единства многонациональной империи. Апеллируя к необходимости защиты русско­го населения, крайне правые предложили не только отказаться от рассмотрения каких-либо предложений по автономизации, но, наоборот, усилить присутствие на окраинах центральных властей. «Существенным услови­ем единения является установление на окраинах твердой русской государственной власти, главною задачею ко­торой должна быть охрана интересов русского народа, а также неотложное принятие мер к восстановлению попи­раемого ныне достоинства русского имени и к отведению русскому языку подобающего ему, как государственного языку, значения», — говорилось в резолюции Всероссий­ского съезда Русского собрания состоявшегося в феврале 1906 г. в Петербурге[lxv].

Принципы по укреплению властной вертикали и усилению централизаторских функций государства в противовес автономистским устремлениям националь­ных меньшинств достаточно развернуто сформулировал состоявшийся в апреле—мае 1907 г. в Москве IV Всерос­сийский съезд Объединенного русского народа: «Закон, войско, полиция и монетная система должны быть для окраин общими с Россией как единым и неделимым го­сударством». Укрепление внутриимперских связей долж­но было проходить посредством реализации жесткой на­ционально ориентированной политики, подкрепленной системой репрессивных мер: «...окраинная политика должна быть непременно национально русскою, твердою и последовательною, то есть неизменно направленною к объединению окраин с центром России в географическом, политическом и культурном отношениях»[lxvi].

Важнейшей мерой борьбы с финским сепаратизмом являлась ликвидация автономности правоохранительной и юридической системы Финляндии. Согласно решениям состоявшегося в феврале 1906 г. в С.-Петербурге Всерос­сийского съезда Русского собрания укрепление властной вертикали должно было сопровождаться подчинением общим законам империи дел, касающихся совершаемых в Великом княжестве государственных и политических преступлений[lxvii].

В этой связи предлагалось ликвидировать незави­симость финского суда и всей правоохранительной си­стемы, подчинив их общеимперским установлениям[lxviii]. Усиление репрессивных мер должно было проявляться в жестком подавлении даже малейших попыток анти­правительственных выступлений: «При первом случае террористического посягательства на представителейгосударственной власти в Финляндии... или финлянд­ского посягательства в России — необходимо немедлен­ное объявление Финляндии на военном положении со всеми строгостями начала групповой ответственности: военными судами, ссылкой подстрекателей и главарей революции в отдаленнейшие места Сибири, военным по­стоем, временной приостановкой всех газет и журналов, обществ, собраний и увеселений и пр.»[lxix].

Важнейшая часть стратегии по удержанию окраин со­стояла в недопустимости уступок: «…политика уступок шведоманским требованиям, начатая после убийства Бобрикова злодеем шведоманом, является устрашающим примером того, как не подобает действовать, ибо она не только уничтожила почти все плоды объединительной деятельности гр. Гейдена и Бобрикова, но и развила в из­вестных слоях населения края небывалое ранее озлобле­ние против России, выразившееся в действиях (вооруже­ние «Воймы» и красной гвардии, преступные сношения с японцами во время войны, тесный и активный союз с русскими революционерами, участие в Свеаборгском мятеже и пр.)»[lxx].

Установление твердой государственной власти и борь­ба с сепаратизмом должны были сопровождаться над­лежащим исполнением администрацией и правоохрани­тельными органами своих обязанностей. Казалось, стоит репрессивному аппарату применить уже существующие ограничительные законы — и порядок восторжествует на долгие годы. Черносотенцы заявляли, что пассивное реагирование на сепаратистские проявления только под­талкивало крамольников «на дальнейшие подвиги к отде­лению от России»[lxxi]. В докладной записке группы правых деятелей главе правительства В. Н. Коковцову указыва­лось: «Сами финляндцы многократно заявляли, что им несравненно легче примириться с требованиями русскойгосударственности, как бы суровы и горьки для финлянд­цев ни были эти требования, лишь бы они предъявлялись и осуществлялись твердо, решительно и бесповоротно, без шатаний и отступлений»[lxxii].