1. Принадлежность к православию как трактовка русскости.

1. Принадлежность к православию как трактовка русскости. Основной характеристикой русскости являлась пра­вославная религиозная традиция, сформировавшая за ты­сячелетнюю историю русский народ, систему его взглядов и определившая его национальный облик. По заявлению состоявшегося в 1909 г. в Москве Монархического съезда, православие «создало сущность русской национальности, всегда являлось единственно прочным и жизнетворным началом...»[i]. Черносотенное «Русское знамя» писало, что православие есть «целое мировоззрение, веками вос­питанное, народом воспринятое в свою душу как родное, как единое истинное, как основа его жизни, и это миро­воззрение закон народа должен не только охранять, но и воспитывать в сынах народа, если хочет быть родным на­роду, священным для него»[ii]. Тезис о роли РПЦ был заим­ствован у русских консерваторов и почвенников, в частно­сти Ф. М. Достоевского, писавшего: «Русский народ весь в православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет — да и не надо, потому что православие все»[iii]. Данное мнение поддержал И. А. Ильин, заявивший: «Правосла­вие научило нас освящать молитвою каждый миг земного труда и страдания: и в рождении, и в смерти; и в молении о дожде, и в окроплении плодов; и в миг последнего, обще­го молчаливого присеста перед отъездом; и в освящении ратного знамени, и в надписи на здании университета; и в короновании царя, и в борьбе за единство и свободу От­чизны. Оно научило нас желанию быть святою Русью»[iv].

Черносотенцы рассматривали православие как нацио­нальную веру, ставшую стержневым элементом складыва­ния самобытного облика русского народа. Исходя из раз­работок консервативных мыслителей (Ф. М. Достоевского и И. А. Ильина), народ в крайне правой системе взглядов воспринимался не только как субъект истории, социаль­ный организм, но как духовная общность. Черносотенцы подчеркивали, что влияние православия и русского народа друг на друга было обоюдным. За многовековую историю взаимоотношений православие, по выражению крайне правой прессы, «прониклось духовными запросами рус­ского племени, став его народной верой». «Сохранив не­прикосновенную чистоту догматов, Русская православная церковь приобрела национальный характер…», — заявлял в марте 1907 г. на монархическом собрании студент-акаде­мист Б. Надеждин[v].

Из данного посыла следовал тезис об определяющей роли православия в формировании самой русской народ­ности и выработке ее отличительных от других народов черт. «Русское народное самосознание верой православ­ной рождено, воспитано, укреплено и освящено, которая и положила в основу русской государственности не деспо­тическую (варварскую) силу, а начала христианской люб­ви и нравственности», — говорилось в официальном доку­менте Союза русского народа[vi]. РПЦ выработала единую систему нравственных идеалов и духовных принципов русского народа, в частности понятия совести, справедли­вости, святости, греха, правды, добра и зла, милосердия, братства, чувство достоинства, сочувствие к бедному, сла­бому, больному, ответственность гражданина перед царем и Богом[vii].

Вслед за основоположниками славянофильской и «официально народной» доктрин черносотенцы указы­вали на православную религиозность как фактор, обе­спечивающий наличие у русского народа таких духовно-нравственных качеств, как верность, взаимоподдержка, жертвенность, соборность, солидарность, терпение, по­зволивших России выстоять в тяжелые исторические периоды, выдержать внешний натиск, создать великую империю: «Прошедший тяжелый исторический путь, не раз оказываясь на краю гибели, русский народ вы­работал в себе непреоборимую стойкость и крепость духа, готовность к перенесению невзгод и готовность к страданиям»[viii]. Православие проникло во все сферы жизни русского народа, став основой его политической, общественной и семейной жизни, что давало огромную нравственную силу и христианское терпение переносить страшные потрясения русской истории: удельное время, монгольское иго, Смутное время, крепостное право, на­шествие Наполеона[ix].

Успех православия объяснялся его соответствием ха­рактеру и духовным потребностям русского народа, ко­торому черносотенцы приписывали природную религи­озность и вечный поиск божественной истины. Идеолог Союза русских людей Ю. П. Бартенев утверждал, что хри­стианское учение пустило глубокие корни в менталитете русских: «Русский народ, глубоко проникшись бытовою стороною православия, смотрит на жизнь земную как на подготовление к бытию загробному…»[x]Присущая рус­скому национальному типу религиозность как психологи­ческая черта в сентябре 1909 г. подчеркивалась и «Русским знаменем»: «Русский народ — религиозный по преимуще­ству, начиная крестьянином и кончая дворянином. Иска­ние Бога живого составляет ту характерную особенность русского человека, которую не отрицают и враждебные духу народному выродки русского общества, всевозмож­ные "левые"[xi]. Соответствие православного вероучения духовным исканиям восточных славян утверждалось и в программных документах крайне правых организаций. «…Русский народ на заре народной своей жизни… вос­принял христианство православное, а не инославное, и потому, что само православие сохранило истину во всей ее целости и неприкосновенности», — говорилось в Своде основных понятий и положений русских монархистов[xii].

По мнению крайне правых, православие наиболее от­вечало характеру и психологическим чертам восточного славянства, что сделало процесс восприятия «греческой веры» безболезненным. При выборе религии русский на­род «инстинктивно почуял, что только православие дает "полную свободу и господство совести"». Потребность в совести составляла уникальную черту восточного славян­ства, проявлявшуюся даже в их языческой мифологии, которая не была проникнута враждой, кровью, насилиями (что проявлялось у западных народов). «Языческие боги славян были добродушными и бескорыстными, как и сами славяне», — писала черносотенная пресса[xiii].

Приоритет религиозного компонента над этническим при определении национальности распространялся и на другие народы. Об этом свидетельствуют многочисленные высказывания крайне правой литературы: «В Германии мужик и лютеранин, и католик, и реформатор, как придет­ся. Во Франции — мужик католик, кальвинист и гугенот. В России же мужик только православный»; «И как русско­го человека нельзя представить себе иначе как православ­ным, так и поляка иначе как католиком, татарина иначе как магометанином»[xiv].

Исходя из этого тезиса, черносотенцы делали вывод, что утрата духовного компонента приводила к потере при­надлежности к народу. Вслед за Федором Достоевским, утверждавшим, что «неправославный человек не может быть русским», принадлежность к православию провоз­глашалась главным признаком русскости. В несколько иной интерпретации эта мысль была озвучена видным черносотенцем Н. Е. Марковым в ноябре 1915 г. на Все­российском монархическом совещании в Нижнем Новго­роде: «Русский народ крепко связан своими верованиями, и если он перестанет быть православным христианином, он перестанет быть собственно русским»[xv].

Данное положение было зафиксировано в большин­стве программных и руководящих документов крайне правых, в частности в «Памятке» Союза Михаила Архан­гела. Измена православию неизбежно вела в стан врагов Родины, что было сформулировано одним из видных черносотенцев Густавом Шмидтом: «Потеряв веру, рус­ские становятся космополитами и революционерами»[xvi]. Даже принятие инославной христианской веры не могло спасти от данного приговора: «Русский человек, совра­щенный в баптизм или другую секту, перестает быть рус­ским, он ненавидит русского православного человека, не любит русского царя и вешает в своем доме портрет Вильгельма, его родиной становится Германия, и облик этого русского делается немецким»[xvii]. Лишенный право­славного ядра и самодержавного политического стержня народ превращается в многомиллионную этническую массу, с разновекторными устремлениями, делающими его уязвимым для внешних и внутренних врагов. Наобо­рот, принятие православия являлось пропуском в среду русского народа. «Когда спрашивают про кого-либо ро­дом из Польши или с польской фамилией, он поляк? От­вечают: нет, православный. Если он родился в Польше и поляк родом, но веры не католической, а православной, то он этим самым считается уже русским», — разъясняла черносотенная пресса[xviii].