В данной главе будет рассмотрена тема оценки состояния русского народа в идеологии черной сотни. Успешное решение поставленной задачи может быть достигнуто только при определении содержательной трактовки понятия «народ» и «нация», присущих правомонархической доктрине. Крайне правые не приняли получившее распространение на Западе определение, смысловое содержание и трактовку понятия нации. Консервативные корни и русоцентричный характер черносотенной доктрины заставляли их ограничиваться рамками российского масштаба при разработке понятия «русская народность», рассматривавшейся как сугубо национальная категория, ограниченная национальными традициями. Отказавшись от решения всемирных «универсалистских» задач, черная сотня находила опору в национальных идейных корнях, в частности в русском консерватизме, а не в западных учениях.
Воспринятые русскими националистами идеи европейских мыслителей о неравенстве рас и народов были отвергнуты отечественной консервативной мыслью, стоявшей на позициях признания социальной иерархии, а не этнической[i]. А. В. Репников отмечал, что русские консерваторы видели причины государственных нестроений в религиозно-нравственном состоянии народа и не рассматривали развитие комплекса идей национальной исключительности как панацею от социальных бед[ii]. Данная мысль находила свое отражение и на страницах правомонархической прессы, в которой нередки были случаи жесткой критики русского народа как основного виновника собственных проблем из-за утраты религиозности. Препятствующим фактором для восприятия крайне правыми расистских идей был присущий им религиозный подход, ставивший приоритет духовного очищения субъекта (нация, человек) перед социально-политическими преобразованиями социума на основе умозрительных доктрин, т. к. источниками нестроений рассматривались причины морального порядка, а не социальные условия жизни[iii]. Идеи расового превосходства и этнической чистоты не могли быть восприняты черносотенцами в силу их антихристианского характера, поэтому плодородную почву для их утверждения представляли секуляризированные сегменты российского политического сообщества, черпавшего идейные новации за рубежом.
Концепция русской народности в теоретических построениях идеологов правомонархических организаций рассматривалась как защитно-охранительный комплекс идей, выполнявший мобилизующую функцию по защите основ традиционного русского общества, но не фундамент для разжигания ксенофобии и ненависти к представителям других этносов. Включенная в основополагающие документы крайне правых организаций формула «Россия для русских» в «Обращении» Союза русских людей расшифровывалась следующим образом: «Державные права русской народности суть: первенство Православной церкви, самодержавная власть русского царя, единство строя и подчиненности Государю императору сухопутных и морских военных сил Российской империи и общегосударственное значение русского языка»[iv]. С этой точки зрения лозунг утверждал Россию как духовно-территориальное пространство для лиц, рассматривавших Русь как оплот святости и место спасения во Христе. Приоритетом здесь выступала проблема сохранения незыблемости духовных ценностей русского культурно-исторического сообщества от влияния чуждых идеологий.
Пытаясь дистанцироваться от националистов, правомонархисты отказались от расово-биологического критерия определения понятия нации, а также широкого использования самого термина «нация», заменив его народностью. Руководствуясь необходимостью сохранения «единой и неделимой России», идеологи черной сотни осудили этнический национализм, видя в нем конфликтный потенциал осложнения межнациональных отношений в стране. Не желая безоговорочно опираться на теории западных националистов и расистов, они не обращали особого внимания на четкую теоретическую разработку оперируемых ими терминов. Их доктрина не имела генетической зависимости от европейских учений, поэтому даже сам термин «национализм» черносотенцы считали несостоятельным и неприменимым к России. Он был привнесен с Запада, будучи рожден в других социокультурных условиях и среде. Их пугало его иностранное происхождение как проявление антиправославной западной мысли, а потому, по мнению правомонархистов, он был малопригоден для реализации практических задач по стабилизации социальных и гармонизации межнациональных отношений в России[v].
Отрицательно относясь к распространенным в тот момент на Западе теориям, рассматривавшим национальный феномен в контексте расово-биологических факторов, черносотенцы придерживались иной трактовки понятия «нация». В отличие от понимания национальности как определенного типа человеческой общности по крови и единства этнического происхождения черносотенцы вкладывали в этот термин религиозно-политическое и культурное содержание. «Плотское единство» националистов крайне правым казалось недостаточным. «Националисты не считают единство, религию и политический строй за устои государства, находя, что эта вещь сторонняя, как кто хочет, так пусть и понимает», — писало «Русское знамя»[vi].
В своих подходах к определению понятия народности черносотенцы использовали теоретические наработки славянофилов. Народность рассматривалась в нераздельности с православием и самодержавием и не имела самодовлеющего этнического значения. Иными словами, народность понималась как религиозная (православная), политическая (самодержавие) и культурная (язык, быт, просвещение) общность. Содержательная сторона данного понятия была раскрыта в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанном в мае 1912 г. IVВсероссийским съездом Союза русского народа и V Всероссийским съездом русских людей: «...народность, в отличие от национальности и космополитизма, есть триединство 1) вероисповедания, 2) государственности и 3) своебытной просвещенности, основанной на обособленности языка, страны и нравов (обычаев)»[vii].
Этническому подходу националистов черносотенцы противопоставили «почвенническое» содержание понятия народности, которое рассматривалось как исторически сложившаяся самобытная общность, связанная племенным родством, территорией (всею русскою землею) и возделыванием ее плодов для материального самодовления (удовлетворения своих нужд). Культурный компонент народности определялся как идентичность самосознания народа, обусловленный общностью «языка, науки, просвещения и всего того, что творится в Отечестве всеми средствами человеческого разума для блага общественного и частного». Культурная составляющая в значительной степени являлась производной от религиозного элемента, а потому носила второстепенное значение, что было зафиксировано в Своде понятий русских монархистов: «Народность же требует, кроме языка, истории (быт), нравов, обычаев и просвещения (культуры), единство: 1) веры, 2) царства и 3) земщины»[viii].
Таким образом, под народностью черносотенцы понимали духовно-религиозное, политико-идеологическое, культурно-историческое и соборное единство русских людей[ix]. Данная трактовка коренным образом отличалась от пришедшего с Запада понятия нации, в который националисты вкладывали этническое, «кровное» родство, а либералы государственно-гражданскую сплоченность. Сравнивая нацию с народностью, черносотенцы указывали, что нация является понятием более общим по объему и менее содержательным по сути: «Нация есть искусственное общество людей разного рода и племен, разно верующих и не всегда говорящих одним общим языком, но сплоченных одной цивилизацией и подвластных одному государству». Противопоставляя два понятия, крайне правые указывали на необязательность присутствия у нации важнейших атрибутов, составлявших понятие народности. «Национальность может обходиться без веры и вероисповедания (французы), рода и племени (австрияки), без страны и земли (жиды), без государственности (цыгане, жиды)», — утверждалось в программных документах крайне правых. При утрате одного из базовых компонентов русской народности черносотенцы указывали на опасность ее перерождения в «национальность» или «нацию». «Без вероисповедного единства, царского домостроительства и земской соборности русская народность перестает быть народностью, а становится антинародною не русскою национальностью», — говорилось в Своде основных понятий и положений русских монархистов[x].
Народности противопоставлялся и космополитизм, давая определение которому, крайне правые делали акцент на отсутствии у него каких-либо атрибутов, присущих как понятию народности, так и нации: «Учение о такой безнародности, при которой будто возможно гражданское сплочение, которое охватывало бы всю земную поверхность без различия народности и национальности»[xi]. По мнению черносотенцев, в утверждении космополитизма были заинтересованы «паразитное жидовство и масонство», которые посредством внедрения его в сознание народов пытались ликвидировать охранительно-защитительную функцию нации-народности и обеспечить себе доступ к власти и национальным богатствам страны. В этой связи повсеместное внедрение на Западе понятия нации в вышеуказанной трактовке рассматривалось ими как переходный этап к космополитизму: на пути «прогресса» нация постепенно теряла бы один за другим свои защитные компоненты, разлагалась и превращалась в лишенную национальных черт людскую массу — объект для эксплуатации еврейских банкиров и промышленников. Космополитизму противопоставлялось христианство, которое «объединяет все народы, без разрушения народного облика, масонство же стремится обезнародить народ, как пытается оно обезнародить и обессилить государство и обезверить веру». Исходя из вышеизложенного, заявлялось, что и национализм и космополитизм для русской народности одинаково вредны, так как разрушают «народность русскую, уничтожают, в конце концов, русскую государственность и русскую церковность»[xii].
Итак, принадлежность к русскому народу определялась через принятие основных компонентов теории официальной народности: православия, самодержавия и народности. В мае 1907 г. газета «Русское знамя» кратко, но емко утверждала: «Русский народ как нация выражается в трех символах: вере православной, царе самодержавном и народе русском»[xiii]. Они стали идентификационными чертами истинно русского человека. «...Три основные начала сознательно или бессознательно, но, во всяком случае твердо, начертаны в сердце каждого честного русского человека, любящего Родину и верного долгу и присяге», — утверждалось в постановлениях III Всероссийского съезда русских людей[xiv]. Состоявшийся в ноябре 1911 г. в Москве Всероссийский съезд СРН к истинно русским относил лиц, «твердо, до самозабвения исповедующих наши святые основоположения, единственно и исключительно способных осуществить самодержавную волю нашего царя»[xv].
Рассмотрим подробнее систему аргументации, предлагаемую черносотенцами при определении понятия русской народности.
[i]Репников А. В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999. С. 58.
[ii]Там же. С. 55.
[iii]Лебедев С. В. Слово и дело национальной России. Очерки истории русского патриотического движения. М., 2007. С. 130.
[iv]ГОПБ. ОРК. Кор. № 46/2. № 981/33.
[v]Русское знамя. 1912. 13 октября.
[vi]Там же.
[vii]Вестник Союза русского народа. 1912. № 104.
[viii]Там же.
[ix]Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911— 1917 гг. М., 2001. С. 305.
[x]Вестник Союза русского народа. 1912. № 104.
[xi]Там же.
[xii]Там же.
[xiii]Русское знамя. 1907. 13 мая.
[xiv]ГОПБ. ОРК. Кор. 46/3. № 981/33 (№№ 8913 и 13315).
[xv]Постановления Всероссийского съезда Союза русского народа и примыкающих к нему монархических организаций. 21 ноября—1 декабря 1911 года в г. Москве. СПб., 1912. С. 28.