Проза
Евгений КУЗНЕЦОВ
ДВА РАССКАЗА
(Из цикла «Ярославцы в своем Ярославле»)
РАЗВЕДЧИК
Звонит он ей теперь, быть может, и с того света.
А еще в прошлый Новый год – как всегда! – он, старик, звонил ей и поздравлял. Точно-ровно за полчаса до курантов.
И шубу за целых пять тысяч («старыми») купил он ей на виду у всего города!
И все вокруг не знали, чего и сказать.
Это ещё что! Он – фронтовик матерый, прошедший «от» и «до», разведчик, самому под пятьдесят, статный верзила; а она – девочка тринадцатилетняя, с косою, конечно, и с голубыми глазами.
Он – ух! – учитель рисования на всю школу; а она – она ученица молчаливая в одном из классов.
У него еще – не скандал ли? – и жена-учительница в той же самой школе!
У нее – мать-одиночка. И та мать на то разводит руками.
Но – но его серые командирские глаза, его властный голос сразу наводили тишину. И в школе, и в известном, стало быть, доме.
Вот – урок, шуршащий карандашами, и все похвалы о даровании – ей… И дорогущие, под это будущее, альбомы – аж с тиснением на картонных крепких корочках! – тоже ей… В поход ли, в летние каникулы, какой бы класс ни шел (под его, конечно, рукой) – шествует, с рюкзачком, с ними и она… В палатке, ясное дело, ночует – в его, в его: в других, если и одни девочки, то такие ли разговорчики!
И кто бы посмел хотя бы вопросительно заглянуть в его быстрые смелые глаза!
Быт как быт. Зима или лето, выходной или будний, и сидит ли кто, может, у него дома, иль сам ушел, кто его знает, в гости (телефон, по той поре, редко у кого бывал) – на форточке оконной имеется внутри мелкая задвижка.
Так к задвижке к этой, изнутри-то, следует накрепко привязать ярко-красную ленточку. И, осторожно закрывая форточку, надо выправить ту, издали видную, ленточку – наружу!
Ни у кого об этой ленточке сведений не было уж полвека.
Тихо!.. Тихо!..
Он ее и не уговаривает: он целует ей только грудь…
ПЕСНЯ
Они, бывает, подолгу молчат.
Потому что живут у реки?
Может быть, может быть…
Но это – когда они одни и вместе.
А каковы они врозь – того друг о друге они даже и не знают.
И никто не знает, что они бывают вместе и одни.
Познакомились они месяца три назад на том пляжном пятачке, на окраине города, где речной «трамвайчик» спускает со своего носа трап прямо на песок, на песочек. Было солнечное и тихое утро, самое начало лета. И – никого рядом.
Он, чуть глянув на нее, вдруг спросил, а не подходил ли, мол, уже «этот самый кораблик» (хотя и знал, что тот ходит точно по минутам).
И она – тоже вдруг: улыбнулась так, будто он пошутил с откровенным намеком.
Тогда он, совсем уж воспрянув и тоже с улыбкой, словно давнишней своей знакомой, знающей его игривую манеру, заговорил, спокойно глядя ей в глаза:
- Вот, понимаете ли, река. А что это такое? Вода? А может быть, это русло? Ведь вода течет давным-давно в одном и том же месте. Разве не так? Вот вы думаете – как? Но ведь и русло когда-то появилось, так как вода тут текла и текла…
Но тут как раз – «трамвайчик» тот беленький…
Он, однако – своё:
- Так и мужчина и женщина. Мужчина – русло. Женщина – вода. Вы согласны? Не было бы русла, если б не вода… было б одно пустое место… Так вы согласны? Не было б и воды, если б не русло… она бы просто лужей растеклась…
А сам, между тем, уже торопливо доставал из сумки записную книжку… и записывал что-то… и вырывал листок… и подавал ей…
И потом оба – издалека – знали друг о друге, что каждый из них – улыбается.
Только подумать, а? Вокруг столько одиноких, и все они одинаковы лишь в том, что – одиноки. А тут…
И она – да, позвонила.
Ему на этот раз труднее было с ней говорить, потому что он, с одним-то мобильником, не видел ее глаз.
Он в этом ей и признался!
Что ж, пришлось встретиться.
Притом – сразу у нее дома, в «однушке». И, по ее просьбе, вечером.
Так и повелось.
Сходились легко и весело.
О прошлом своем говорили, понятное дело, строго и скупо.
Зато она работала в газетном киоске – вот уж куда заглядывай посреди города и среди бела дня.
А он был какой-то помощник какого-то начальника в порту.
И она, значит, все вечера дома, а у него посложнее, он дежурил «сутки – трои».
Забавнее же всего – вот что.
Из окон ее десятого этажа – как раз и видно, за рекой, его одноэтажное служебное здание на причале!
А с причала с того – отлично виден, за рекой и над деревьями, ее последний десятый этаж. С ее окнами!
И однажды они договорились.
Когда у него будет смена, – ночью, в самую темень, – он выйдет на край причала со своим надежным, с подзарядкой, фонарем – и направит луч в сторону ее дома… И –
включит-выключит… включит-выключит…
А она, если из окна разглядит мигание, пусть включит-выключит свет в комнате… выключит-включит...
Так они и завели.
Ровно в одиннадцать вечера или в двенадцать.
Обо всем же прочем – они даже и думать не думали.
И вот – для всякого любознательного или досужего – то явится, то исчезнет какой-то огонек на той стороне реки…
Или – то горит, то гаснет почему-то свет в высоком доме, что смотрит окнами на реку…
А вообще, когда вместе, они, и правда, вдруг надолго замолчат.
К чему уже и привыкли.
И молчат оба – об одном и том же.
Какая бы у них могла быть жизнь!.. Какая бы могла быть жизнь!..
Если бы… если бы…
Ведь всё у них, двоих, есть… кроме – чего?..
Может быть, поэтому они иногда, поздним-то вечерком, и чокаются.
И оба тогда чуть повышают голос.
Она – бранит политиков. Возможно, излишне зло, как бы, при этом, боясь саму себя.
А он – даже перебивая ее – читает наизусть стихи, не тая слёз.
Но это всё, впрочем – уже не песня, не песня…
Недавно, кстати, «обмывали» ноутбук (ему подарили на работе).
Оказалось, что и ей тоже подарили несколько лет тому назад – ну, точно такой же!
Но главное-то: подарили, ему и ей, – по одному и тому же поводу! В связи с выходом на пенсию.
И как что они с самого начала сказали друг другу про себя – так больше уж и не переспрашивали.
Зачем?
Для чего?
Он – разведен давно и так далее… У нее двое детей семейных – здесь же, в городе. Поэтому-то и лучше бы к ней вечерами попозднее…
Кстати, тогда на берег она приходила посмотреть, не опасно ли было бы ей покатать на «трамвайчике» внуков.
Но это уж – не песня…
Или – какая-то другая.