Днём это было незаметно. Ночью звучало, как правило, неожиданно, порой - часто, всегда - не вовремя. Позывной у пограничников «Лебедь», только номера меняются. По номерам узнаём, что один пост наблюдения передал нас другому. Вахтенным, когда рация оживает, приходится нырять с палубы внутрь яхты. Изредка, если не спит, в переговоры вступает кто-то из подвахтенных. Отвечает на одни и те же вопросы: кто-откуда-куда-зачем? Вежливый голос, иногда - женский, желает счастливого пути. Проходит немного времени - другой вежливый (по преимуществу. Возможны варианты: сонный, недовольный, грубый) голос называет наши координаты, требует отозваться и доложить: кто-откуда-куда-зачем?
«Лебединые» клики докучают, народ бурчит. Даже и поругивается вполне искренне. Но - не в эфир, не в микрофон. Тут (опять же, по преимуществу) - сама радость и доброта. «Счастливого пути, "Командор Беринг! "» -«Спасибо! Лёгкой вахты вам!» - «Спасибо! Всего доброго! Конец связи».
Сплю плохо. Ниссан Саныч тарахтит -дело привычное. В море тихо только на подводной лодке, идущей на глубине под электромоторами. На надводном корабле что-то тарахтит, гудит, свистит, воет непрерывно. На всю жизнь привык. А тут «Лебеди» покоя не дают. Но, по правде сказать, штука не в них. Ночь, вообще, с детства не люблю. То есть, не саму ночь, а то, что - спать надо. Засыпаю всегда трудно, долго - аутотренинг помогает слабо. Просыпаюсь запросто. В промежутках - разные сны в неограниченном количестве. Реже - светлые, совсем редко - цветные, яркие, радостные. Чаще - тревожные, кошмары дикие. Стандартный сюжет: фашисты густой цепью идут, вот уже близко совсем. Стреляю в них, вижу, как пули летят, попадают в грудь атакующим, но отскакивают, не чиня врагу урона. Этот сон воспринимается как реальность и почему-то никогда не кончается ни раной моей, ни смертью. Кончается, и всё. Картина исчезает, я сплю дальше, даже не проснувшись. Другой сюжет повторялся чуть реже. С пелёнок, кажется. Лет пять-семь последних уже не снится. Но помню его отчётливо, можно сказать, физически чувствую. Я - летаю. По комнате могу, под самым потолком. Над домами, над проводами электропередач. Этот вариант чёрно-белый. А над полем, большим таким, просторным, слегка всхолмлённым полем с густой молодой травой или дружно взошедшими хлебами - сон цветной, зелёный, с небом голубым и чистым. Странный. Тут, в отличие от военного, я с первых секунд понимал, что летать не волен, и, значит, это снится. Но страх упасть был настоящим. И являлась мысль (как наяву - совершенно ясная, живая): ага, раз лечу и не падаю, стало быть, никакой это не сон, и я, правда, летаю.
Сплю без сновидений - просыпаюсь и встаю легко. Со сновидениями - трудно, с тяжестью в голове. Но всегда - точно, когда надо, в любое время суток, независимо оттого, урвал для сна всю ночь с гаком или едва забылся на час-другой. Не знаю, как это получается. Какой-то сторожок внутри, таймер неведомый. Будильником сроду не пользовался, а практически никогда не просыпал - за жизнь, может быть, раза три-четыре.
На «Командоре.» товарищи мои отбива-лись30 без проволочек. Один только приляжет, другой за пару минут примостится в коечке - и вот уже задышали глубоко и ровно, а то и всхрапнули богатырски. Я малость завидовал. Но соображал, что они правы. Усну -буду терроризировать храпом. А мне они мешают не больше, чем «Лебеди» и трудяга Ниссан Саныч. Мысли докучают. Не понять, что
впереди, что следом. То ли думка уснуть не даёт, то ли бессонница заставляет задуматься о том и об этом.
Младенец тянет ручонку к погремушке. Тащит в рот всё, что сумеет ухватить, поднять, удержать неумелыми пальчиками. Замирает, услышав материнскую колыбельную... Потом его ругают за сломанную игрушку. Только что подаренную, дорогую, основательно сделанную - могла бы передаваться из поколения в поколение. Наказывают за новую книгу, ставшую непригодной для чтения из-за вырванных страниц.
Взрослый часто не помнит - он был таким. И тоже познавал неведомый мир. Откуда этот голос? О чём он поёт, почему кажется таким родным? Что это за корочка, эта податливая и упругая тяжесть в ладошке, чем она пахнет, с чем её едят? Из чего сделана эта незнакомая вещь, что там, внутри?..
От рождения нам интересно всё. Нужно это знание, не нужно, принесёт какую-то пользу, не принесёт... Удовлетворённое любопытство - одно из самых тонких наслаждений жизни, драгоценность, сравнимая с радостью открытия, с творческим достижением. Однако из нас, из большинства, как-то незаметно и незатруднительно вырастают прагматики. Мы становимся ленивы и не любопытны, справедливо заметил Александр Сергеевич.
Жизнь коротка, по сути - мгновенна. Здравый смысл заставляет не тратиться на пустяки. Окружающий мир бесконечен, познание его не имеет границ. Человечество столько всего придумало, построило, сотворило, а личные возможности отдельно взятого имярек хотя бы оглядеть это богатство - ничтожны. Стоит ли браться за безнадёжное дело?
Оперы, романы, стихи, картины не увеличивают нашу зарплату и продолжительность трудового отпуска. Зачем нужны композиторы, музыканты, писатели, живописцы?
На безжизненных вершинах нет драгоценных кладов. Ради чего люди, рискуя собой и погибая, снова и снова поднимаются в горы?
Зачем человек идёт в море? Понятно: за рыбой, за грузом полезных вещей, которые надо перевезти с одного берега на другой, но речь не об этом.
Что движет «Командором Берингом» по пути, пройденном русскими моряками в позапрошлом веке и - тысячу раз - в более поздние времена, вплоть до дней нынешних? Цель ясна и очень конкретна - в том и этом порту рассказать людям, зачем мы пришли, и на Петровской косе установить памятный знак в честь великого первопроходца. Но речь опять не об этом.
Размышления на означенную тему мешают уснуть и не позволяют спать спокойно. Я всё ещё не могу определить замысел книги, которую предстоит написать. Только чувствую -он где-то рядом и как-то связан со всеми этими «почему?» и «зачем?»
Ну что ж, поход пока в самом начале, и впереди, надеюсь, будет время найти ответ на вопрос, для меня, как всегда, не единственный, но самый главный сегодня.