Для меня справедливо и символично, что возвращающийся домой «Командор Беринг» не мог миновать и моего дорогого Аскольда.
Посреди ясного дня на фоне синего моря, посеребрённого солнечными бликами и лёгкими барашками волн, сказочным видением возник зелёный остров. Подумалось: почему его, и Монерон, и Русский с Путятиным называют жемчужинами? Летом в добрую погоду цвет островов - чистый изумруд.
Тоска-мечта по Аскольду снова переполнила сердце. Просто пройти мимо невозможно. В самом узком месте одноимённого пролива между камнями Унковского и мысом Стрельчатый с натруженных ног снимаются бежевые туфли-плетёнки, десять лет служившие на маршрутах Дней славянской письменности и культуры и в недавнем автопробеге на Байкал. Терпеливые, выносливые, не раз уже ремонтированные китайцами-сапожниками, лёгкие, мягкие обутки достойно отстояли почти месячную вахту на палубе «Командора.», где пользоваться сланцами и прочей обувью без задников и застёжек категорически запрещено капитаном яхты, то есть правилами безопасности. Честно отдавшие долг дальним сухопутным дорогам, к концу морского похода туфли в последний раз «попросили каши». Траверз северного рубежа Аскольда, когда до вожделенного, но недосягаемого острова было подать рукой, явился лучшим местом, чтобы придать морю великих путешественников. Обряд прощания состоялся в полном соответствии с непререкаемыми флотскими традициями. Экипаж, не чокаясь, поднял рюмки в память почивших, и Прокоп Иваныч, из-за грустно притихшего ветра освободившийся от генакера на подступах к проливу, посочувствовал нам в торжественном и печальном молчании, нарушаемом только привычным баритоном мотора.
Аскольд опять был рядом. Память вновь возвращалась почти на полвека назад.
Бриз над островом не разгонял частые туманы. Они чередовались со штормовыми ветрами и внезапными субтропическими ливнями, как в калейдоскопе.
Туман времени скрывал прошлое. Из поколения в поколение моряками передавались невероятные картины истории острова. Как-то необъяснимо они обретали подробности - чем красивей и нереальней, тем более не подвергаемые сомнению. Мы, например, верили, что на Аскольде пребывал в заключении Леонид Утёсов со всем своим оркестром. Ему приписывалось создание Окна Петра Великого - овального сквозного отверстия в скале на юго-востоке острова, открывающегося судам, идущим из Стрелка, на верхотуре берегового обрыва при повороте в бухту Наездник. На самом деле, Окно -подлинное произведение, шедевр природы, человеческие руки к его сотворению не при-частны. Оно заставляет вспомнить Михаила Юрьевича: «Верстах в трёх от Кисловодска, в ущелье, где протекает Подкумок, есть скала, называемая Кольцом; это ворота, образованные природой; они подымаются на высоком холме, и заходящее солнце сквозь них бросает на мир свой последний пламенный взгляд» («Герой нашего времени»). Разница - Кольцо известно всему свету, Окно Петра Великого видели избранные.
Был ли Утёсов на Аскольде, или хотя бы слышал о нём, не ведаю до сих пор. Зато теперь много говорится и пишется о царской каторге и гулаговском лагере на острове, о каторжных золотых приисках, китайских добытчиках морской капусты и старателях, хунхузах, опиекурильнях и «манзовых» войнах из-за аскольдовского золота. Наши артельщики утаивали драгоценный металл и
контрабандой сбагривали за границу, китайские разбойники беспредельничали, терроризируя всех, кого можно, и почти извели на острове оленей ради лечебных пантов, шкур и мяса.
В конце XIX века управляющим золотого прииска назначается Михаил Янковский. Ссыльнопоселенец из поляков, блистательный хозяйственник, человек умный, умелый, решительный, он стал легендой дальневосточной истории. Выявленные и схваченные главари хунхузов конвоируются во Владивосток. Наводится порядок в золотодобыче. И, между делом, Янковский разводит на Аскольде оленей. В 1888 г. они передаются на попечение Владивостокскому обществу любителей охоты. Историки утверждают, что за десятилетие поголовье увеличилось более чем в три с половиной раза и достигло трёх тысяч особей, и что много-много лет олений питомник на Аскольде являлся единственным в мире.
Не очень многочисленные потомки янковских питомцев вольно гуляли по острову в лето 1968 года. Одиночки появлялись на опушке леса, метрах в пяти от крыльца санчасти, и, замирая как памятники, с любопытством вглядывались в окно моего боевого поста. Опекала стадо жена нашего старшины-сверхсрочника, занимавшая в связи с этим какую-то должность. Как женщина, живущая на берегу Наездника, могла охранять оленей на всём острове, уразуметь трудно. Браконьерством гарнизон не увлекался, однако за полгода моей службы на посту один олешка был съеден. Подстрелил его из автомата Калашникова водитель-уралец, знающий толк в охоте. Ему хватило единственного патрона, не знаю, каким образом раздобытого - боезапас находился на строжайшем учёте и хранился с тщанием. Надо признать, однако, что дело, коим трудно не соблазниться, большого труда не стоило - аскольдовские олени не отличались бдительностью, позволяя подходить к ним достаточно близко.
Употребить преступный дополнительный паёк следовало в один присест - чтобы не узнал командир. Из-за могучих порций мяса задача оказалась непростой, но личный состав благополучно с нею справился.
О Михаиле Янковском мы не ведали. Вообще, для нас история Аскольда, по большей части, начиналась с нас и нами кончалась. С закрытыми глазами ориентировались мы в хозяйстве своей маленькой В/Ч - казарме, землянках, по крыши зарытых в сопку, в электростанции, где дённо и нощно тарахтел дизель, прикамбузном свинарничке и всём прочем, включая снятые с автомобилей кунги и игрушечную баньку, к которой вёл долгий почти вертикальный спуск через чащу в сторону моря. А что такое весь настоящий Аскольд, представляли понаслышке и очень фрагментарно.
Полторы тысячи гектаров островной поверхности почти сплошь были территорией тайны. С высот (максимальная - над уровнем моря 358 метров) до горизонта открывалась головокружительная панорама. Но никакой бинокль не позволял разглядеть противодесантные ДОТы, километровую на сорокаметровой глубине потерну под парой двухорудийных артиллерийских башен со стволами 180-миллиметрового калибра (последний раз отстреляют учебные стрельбы в 1991 году), какие-то бетонно-каменные пустые фортификации непонятного назначения. Всё это существовало при нас. Но мы не знали, что в своё время на острове дислоцировались два строительных батальона, когда-то работала метеостанция, и остров, схожий с мужским монастырём, населяли девушки-гидронаблюдатели, по несколько раз в день «прогуливающиеся» вверх-вниз по крутенькой трехсотметровой лестнице.
Недалеко от поста разведки - много ближе, чем от других воинских частей - на небольшом пологом плато меж двух вершин располагалось старое кладбище. Сиротливый, безнадёжно заброшенный погост безмолвно хранил замшелые тайны. По слухам, кладбище возникло в тридцатые годы при строительстве артиллерийской батареи, однако даты на сохранившихся надгробьях чаще всего относились к 1940-м и 1950-м годам. По количеству захоронений можно судить о численности населения и гарнизона в то время. И, очевидно, о весьма высокой смертности. Где-то, надо полагать, живут родственники покоящихся на Аскольде, никогда не видевшие дорогих могил.
Никто из разведчиков, насколько помнится, особо не разбирался в дикой акации, бархатном дереве и реликтовом тисе, но экзотический маньчжурский орех и дикий виноград пробовали все желающие.
Однажды с борта катера, идущего с Аскольда в Крым, мне удалось порыбачить. Катер лёг в дрейф, кто-то из экипажа поделился нехитрой снастью - толстой лесой с большими крючками, вместо наживы украшенными синим и красным мулине. Через полчаса-час дали ход - у меня, впервые ловившего «на дурака», в деревянном ящике трепыхалось килограмм пятнадцать окуня-терпуга.
Из крупных морских зверей на Аскольде лично видел только касатку, но островной народ рассказывал о нерпах, ларгах, сивучах и каких-то ещё невиданных обитателях прибрежных вод. Однако нам всё же полагалось служить, а не изучать флору-фауну.
Память - кровь жизни человеческой. Высыхает память - всё пропадает. Было - жизнью, мной, тобой, нами... Ушли, перестали помнить, другие не знали и знать не станут. Немножко бессловесного времени - и: никого, ничего, никогда, нигде, никак.
Если бы остров мог рассказать о своих прошлых и настоящих бедах и радостях! Нет, сам не расскажет. Он как будто ушёл в себя, отстранился от мира, чего-то ожидая. В комментарии проницательного туриста нечаянная, но глубокая и точная метафора: «Почти нет сотовой связи, с трудом можно дозвониться с вершин (час-полтора ходу)»
У Аскольда, в отличие от Русского, пока (дай Бог, только пока) не появились летописцы. Голоса в Интернете вторят друг другу. «Жителей в настоящее время на острове нет, за исключением смотрителей маяка».
«Встретил нас Аскольд своим трухлявым пирсом, который уже, можно сказать, полностью сожрало время». «Сооружения титанические, поражающие воображение.» «Крепко строили!» «Перестройка всё развалила». «Огромное количество спецтехники.» «Да, всё-всё заброшено.» «Крепость» «Ошмётки от неё». «Металлолом.» «Догнивающее». «Сколько людей смотрело на океан с этой точки, пока остров был жив, обитаем.» «Остров необитаем». «Смертным вход туда заказан». «Печально, что такой колоссальный труд, да и финансовые вложения, память для потомков вот так запросто, простите, втаптывается в г. Печально и непонятно».
Пока не появились летописцы, появились «хозяева». Некоторые интернет-сообщения звучат осторожно, с оговорками - авторы явно чего-то остерегаются. Общая картина, тем не менее, вполне ясна. «На сайте одного из туристических центров Приморья появился раздел, посвящённый правилам поведения на острове Аскольд. Согласно информации, остров является частным владением ООО "Аграрный комплекс" и пребывать на нём можно только с согласия администрации». «.правила посещения острова, опубликованные на сайте ООО "Турцентр «Беркут» ", по-прежнему находятся в общем доступе. Учредителем ООО "Аграрный Комплекс", согласно документам, является Елена Владимировна Текиева. Такое же имя носит супруга известного своей финансовой состоятельностью депутата ЗС ПК Джам-булата Текиева. Директором турцентра "Беркут" также является Елена Текиева.»
«Новость появилась на примамедии, но вскоре была выпилена. Заместитель начальника отдела по управлению муниципальным имуществом ЗАТО Фокино Елена Олейникова пояснила, что "Остров Аскольд сдали ООО «Аграрный комплекс» в долгос-рочную аренду на 49 лет в 2006 году."»
Нашёлся и смелый блогер: «Жители Приморского края возмущены: фирма Елены Текиевой, жены уроженца Чечено-Ингушской АССР Джамбулата Текиева - гордости приморской "Единой России", получила в аренду на 49 лет остров Аскольд в заливе Петра Великого. Всего за 11 тысяч рублей в год. Сделка совершилась в 2007 году, при "честнейшем" губернаторе Дарькине».
Даты не совпадают, отдельные детали вступают в противоречие, но окончательный диагноз сомнения не вызывает: «Остров Аскольд прибрали к рукам».
Всезнающий Интернет содержит и такую информацию: «До перестройки на острове проводились геологоразведочные работы. Было разведано Аскольдовское месторождение коренного золота площадью 1,63 км. Запасы по категории С1 определены в 250 кг золота, прогнозные ресурсы -9 т.» Не знаю, что такое «категория С1». Остальное - понятно.
Пролив Аскольд почти спокоен и красочно лучезарен под ласковым августовским солнцем. Волна нежно покачивает яхту, идущую мимо острова, с которого я как будто машу себе бескозыркой.
Мысли, коим следовало бы устремиться к семье, к домашнему очагу, не соответствуют моменту. Перед глазами - путь «Командора.», должный, по расчётам, завершится за полночь.
Господи, ну как же прекрасна русская земля! Далёкая от возмущения, от негодования. Как же она жалостлива. Амур, Сахалин, Монерон, Аскольд, Русский терпеливо хранят свою историю, словно понимая, что не ослепшие душой сами разглядят её величие и драгоценность. Земля не взывает к совести бесстыжих. Она открыта всем одной красотой своей. И, наверное, жалеет неожиданных, непрошенных «хозяев» - этот буржуазно-чиновный эстеблЯшмент (пусть эстеты простят неизящный боцманско-ма-тросский термин, но в данной транскрипции он точно подходит тем, о ком идёт речь).
Какие надо иметь незрячие глаза, какую мёртвую душу, какой ограниченный ум, чтобы не видеть, не чувствовать, не понимать Божьей красоты отеческой земли и не пытаться разделить радость и счастье обладания ею со всем народом своим?