§4.2. Общность языка

Язык имеет ключевое значение для развития русской нации. В этой книге мы сочли необходимым затронуть некоторые факторы языка: границы феномена «русский язык», соотношение с соседними языками, понять, насколько русский язык целостен сегодня и какова линия магистрального развития русского языка, роль в нём литературной нормы.

Границы феномена «русский язык». Соотношение носителей русского языка и состава русской нации.

Русский язык делит с португальским 7-8 места в мире по численности носителей, для которых он является родным, - это 170-180 млн человек. Всего же в мире на русском разговаривают около 300 млн.

Вместе с тем отставание численности носителей русского языка от английского и других европейских языков не столь уж велико.

Русский не является глобальным языком, в отличие от английского, испанского или французского. Более половины носителей русского языка входят в состав русской нации, что говорит о том, что русский язык в большей степени является национальным, чем цивилизационным, т. е. русский язык - язык оригинальной цивилизации. Просто ситуация складывается так, что границы русской цивилизации количественно всё больше приближаются к границам нации. Русский язык может считаться и языком межнационального общения в большей части Евразии (в границах бывшего СССР), хотя и с ограниченной социальной компетенцией. Термин единое языковое пространство сегодня означает либо территорию русской нации, включая диаспоры, либо зону действия койне - языка межнационального общения.

Так что хорошее владение цивилизационным русским и его постоянное употребление, в отличие от интернационального английского, приближает

индивидов к вхождению в русскую нацию. Именно это и позволило нам использовать его как этноопределяющий инструмент при расчётах численности русских во 2-й главе. Разговаривает ли человек в основном на русском языке - является для нас этноопределяющим признаком при проведении границ нации, хотя и ни в коем случае не достаточным.

«...Тремя основными факторами определяется судьба языка: культурным весом, характером социальной базы и вмешательством политических сил. Когда все они действуют в пользу одного языка, то он быстро и прочно выдвигается как постоянный при переменных вторых (и третьих). Таково положение французского литературного языка в многоязычном Париже и во Франции (многодиалектной и многоязычной), нововерхненемецкого в Берлине и Германии, русского литературного в Москве, Санкт-Петербурге и т. д.

Почти такова же лингвистическая ситуация в тех городах, где правительственный и наиболее культурный язык получил преобладание над массовыми местными («низовыми») диалектами; в составе населения таких городов большинство жителей принадлежит к ассимилированным (прошедшим уже через стадию двуязычности). Такова история латинизации или романизации городов (и гораздо позже деревень) Западной Европы и распространения испанского языка в городах Мексики и Южной Америки, английского (через города) в Северной Америке. Этим же положением объясняется стойкость французского языка в Касабланке, Бресте и Биаррице, русского в Одессе и Уфе (даже и теперь ещё, когда переменился язык правительства для последних двух городов)157.

Современное развитие русского языка и формирование нации.

Практически в любом развитом языке можно отметить его некоторые разновидности:

- литературный язык (стандарт);

- территориальные говоры;

- городское просторечие;

- групповые жаргоны (профессиональные и социальные) 158.

До XIX века включительно русский язык развивался в различных часто параллельно эволюционирующих формах: «Мы не только выдвигаем, но и реализуем в работе тезис, что русский язык XV-XVIII вв. не представлял единой системы, особого языка, что было несколько типов

литературного языка и ряд разговорных диалектов, более резко различавшихся, чем в последующее время» 153. Вызывает также сомнение, что ранее когда-либо существовал единый прарусский или правосточнос-лавянский язык, хотя подобная версия высказывалась авторитетными учёными русистами (в частности А. А. Шахматовым).

Слабость единой общенациональной формы породила неизбежность ускоренной унификации языка в ходе складывания нации (со второй половины XX века). В этом процессе устанавливалась норма, и появились так называемые новоязы. Движущей силой унификации была бюрократия, которая занимает особое центральное место в социальной структуре нации. По мере революционного обновления бюрократии обновлялся и язык. Новояз и был порождён и порождается обновлённой советской, а затем российской и русской бюрократией (новоязы начиная 1920-х и 1930-х гг. и заканчивая 1990-ми). Бюрократия же рекрутировалась из различных низовых, почвенных и промежуточных слоёв, даже отчасти люмпенских и полукриминальных, а также частично люмпенизированной интеллигенции, полуобразованщины, которые принесли общее расшатывание языковой нормы.

Как результат этого мы наблюдаем сегодня совершенно другую ситуацию с единством русского языка: мы имеем язык с высокой степенью гомогенности, отражающий единство нации. Современный русский язык - это язык населения больших городов, телевидения и печати, даже если на них говорят в провинциальных городках и сёлах. Унификация русского языка разных слоев и регионов происходит не только путём экспансии литературной нормы, но и путём её расшатывания, делая её доступной для массового носителя языка, являющегося типичным полуобразованным человеком. Общая линия развития русского языка - расшатывание языковой нормы литературного языка за счёт социолектов и полудиалектов, в том числе в самой литературе, прежде всего в русскоязычной, условно называемой «постмодернистской», а также в СМИ.

Русский язык последних десятилетий превратился из великорусской литературной нормы во всеобъемлющую языковую основу нации и соприкасающихся с ней этносов.

Кризис русской речевой среды конца XX века как отражение процессов развития нации. Кризисные явления в языковой среде в 1980-1990-е гг. выразили процессы унификации и сближения подсистем языка.

«Это - образование новояза-2 - расцвет полижаргонности вкупе с варваризацией; это расщепление норм и победа вариативности в литературном языке. Это - «псевдофеномен» борьбы за культуру речи, рождающий блеф экологии языка. Ведь призыв А. И. Солженицына расширять словарь за счёт внутренних ресурсов (деривация в частности) распространяется и на русский мат» 154.

Очевидно, что разные слова и обороты, отмечаемые в современной речи, по-разному принимаются нормой литературного языка. Так, производные слова, не зафиксированные словарями и грамматиками, часто могут оцениваться как средство выразительности. Например, И. Волгин в статье, защищающей пуристическое отношение к языку, выступая против ошибок, создаёт слово «быдловизация» (помещая его в кавычки). Тем самым он признаёт право пишущего на словотворчество. Как особенно грубые нарушения воспринимаются явления ударения и управления, не соответствующие нормам литературного языка. Однако и в них можно увидеть некие важные новые закономерности.

«Быдловизация» - это и есть ускоренный языковой процесс становления массовой нации за счёт перемешивания её социолингвистических пластов, уравнивание социальных пластов, по сути своей революционное, дающее в качестве нации некий средний продукт, языковое и культурное качество которого в дальнейшем может улучшаться.

В этом же направлении идёт и массовое распространение бюрократизмов, которое означает овладение массами бюрократическим вариантом литературного языка, который ранее был менее доступен.

Отход от литературных норм и распространение арго вызваны увеличением социальной базы носителей языка, расширением национальной интеллигенции за счёт выходцев из рабоче-крестьянских слоёв, исчезновением диалектов и экспансией русского языка среди носителей других языков на территории РФ.

Загрязнение языка и его смешение происходит и в процессе конкуренции русского с другими национальными проектами (Украина, Казахстан, кавказские республики). Русский язык там вытесняется, молодёжь не знает русской литературной нормы, но язык остаётся в виде суржиков, смесей. Этот процесс является неизбежным, его необходимо принять и осмыслить как реальность, научиться управлять им.

В 1990-е с особой тревогой отмечалось интенсивное засорение русского иностранными словами, в основном из American English, развернувшееся вместе с освоением русскими новых социально-экономических и политических практик и созданием соответствующих профессиональных групп. Употребление этих слов закрепляло переход в престижные страты общества, а одновременно и особую прозападную этнокультурную ориентацию этих страт внутри нации, в положение её периферии относительно общей массы нации. В дальнейшем эти слова вошли в язык бюрократии и новояз, а также и в язык массы.

Всё вышеперечисленное вместе поначалу вызвало сильное замешательство у русских, тяготеющих к традиционным языковым практикам и нормам национальной культуры, резкую неприязнь к проявлениям такой новизны, носящей, по сути, адаптационный характер к новым условиям жизни этноса. Сегодня очевидна необходимость хотя бы частичного моратория на заимствования иностранной и жаргонной лексики в публичной и бытовой коммуникации. В противном случае русский язык перестанет успевать в своём развитии за мировым прогрессом.

Диалекты русского языка и их современное значение.

Диалектное членение русского имеет ступенчатую иерархию: наречия -диалектные зоны - говоры. В русском языке два наречия: северное и южное. Между ними располагаются среднерусские говоры, которые также разделяются по наличию в них северных и южных признаков (оканья, аканья).

В 40-50-е годы Диалектологическим атласом русского языка (ДАРЯ) зафиксированы говоры русского языка и смежных восточнославянских языков, объединённые в диалекты:

Диалектное членение коррелирует с расовыми типами - антропологическими комплексами, вместе они соотносятся с территориями расселения исторических племенных групп 155. Антропологические комплексы и диалекты интенсивно размываются и смешиваются между собой в крупных и средних городах.

Русский литературный язык в своей основе является средним между южнорусским и севернорусским наречиями, что отражает некогда завершившийся процесс слияния территориальных групп восточнославянских общин в великорусскую народность и интеграцию в неё значительных прослоек носителей этнокультурного наследия украинского юга и белорусского запада - носителей древнерусской литературной

нормы и городских койне юга и запада, в свою очередь близких, скорее, к южнорусским говорам. В результате южнорусский диалект получил определённое преобладание, которое будет усиливаться, так как аналогичные процессы интеграции и экспансии литературной нормы продолжаются.

Диалектологические карты и атласы русского языка составлялись в 1914-м и 1964 гг. Содержащееся в них диалектное членение в целом отражает ситуацию до Первой мировой войны, а далее - до первых десятилетий после Великой Отечественной. В этот период ещё не завершилась ломка аграрной цивилизации в России, а до Первой мировой она ещё толком и не начиналась.

Диалектное членение воспроизводило ситуацию аграрной Европейской России в исторической проекции на прошлое, то есть на период, когда русская нация не вполне оформилась. В идеале, диалекты воспроизводят географическую структуру великорусской народности в XIX веке.

Сегодня нужно учитывать, что численность носителей диалектов сократилась в разы по сравнению с указанными периодами, даже послевоенным, а их языковые характеристики в значительной степени усреднились, сохранились полудиалекты159.

В конце XX века происходила ускоренная нивелировка территориальных говоров русского языка160, сохранившихся к этому времени уже в преобразованном виде. Сегодня диалектология имеет дело не с целостными системами диалектов, а с более или менее разрозненными говорами, подверженными нивелирующему воздействию литературного языка.

Великорусские диалекты и говоры представляют собой, скорее, лишь этнокультурное историческое богатство нации, «архив памяти», нежели актуальный социально-политический фактор. Это богатство может быть использовано или похоронено, но какого-либо воздействия на ситуацию в стране и нации оно не оказывает.

Несмотря на региональную локализацию и специфику, великорусские диалекты практически не влияют на этнокультурное обособление регионов России в рамках нации. Современное состояние диалектов не позволяет сформировать какое-либо автономное политическое сознание.

Это ещё раз подтверждает тезис о том, что усиление политической и культурно-экономической автономии российских регионов, за исключением нескольких национальных республик, не несёт в себе какой-либо угрозы сепаратизма для России. Регионы с преобладанием русских и ассимилированных русскими групп, не несут и не могут нести в себе угрозы политической целостности страны. Вопрос идёт лишь о степени политической управляемости элит в этих регионах со стороны централизованного государства, что не имеет прямого отношения к целостности нации.

Даже наоборот, расцвет региональных культурных черт оживил бы историческую память у русских - её носителей и раскрасил бы в целом всё более монотонную картину национальной культуры, пробудил бы интерес к себе, к своим проектам у массового жителя регионов, инициировал бы саморефлексию культуры народностей внутри русской нации.

Украинский и белорусский языки. Дифференцированное отношение к украинским и белорусским говорам.

Совершенно иная ситуация сложилась с вопросом о целостности русской нации в связи с украинскими и белорусскими диалектами. Эти языки напрямую влияют на степень интеграции их носителей как в общерусский проект, так и в проекты украинской и белорусской нации.

В географической локализации наречий великорусского, украинского и белорусского языков, являющихся близкородственными, отсутствуют чёткие границы 161.

Стоит отметить особое сходство в южном наречии русского и белорусского языков: «Кроме общих явлений, свойственных этим языкам в целом как языкам близкородственным, русский и белорусский языки имеют ряд фонетических и грамматических явлений, ареалы которых прочно связывают эти языки между собой.

Среди данных явлений некоторые свойственны белорусскому языку в целом, а на территории русского языка их изоглоссы проходят восточнее Курска и Орла» 162.

Носители русского и украинского языков объединены в зоне пограничья соответствующих государств и внутри них, включая 12 областей Украины и РФ. В социальном плане они объединены в суржиках. Взаимодействие русского/украинского и русского/белорусского языков часто нельзя назвать двуязычием, так как для определённого типа носителей этих языков их сходство очень велико, и, по сути, составляет один органичный язык, известный под названием суржик/трасянка. Причём суржики касаются не только пограничья, но и городского просторечия обширной зоны совместного проживания русских и украинцев. Взаимное обогащение ведёт и к некоторой украинизации русского языка. Носители языков с высокой языковой компетенцией, знающие литературные формы, конечно, стремятся к различению языков и реальному двуязычию, тем не менее и они склонны переходить с украинского на русский и обратно.

Между тем различие диалектов украинского языка в их отношении к русскому языку и его смесям с украинским сегодня является площадкой ожесточённой политической борьбы. Совершенно очевидно, что экспансия западноукраинских диалектов в украинском языке способствует его отрыву от русского и тем самым упрощает его подавление административными и информационными методами. Сторонник русского проекта на Украине - это не противник украинского языка, а защитник соловьиной мовы Котляревского в качестве языковой нормы, а также региональных диалектных особенностей.

Усиление и культивирование специфических диалектных черт в западных и, особенно, северных регионах Украины (полесские говоры) способствует её регионализации. Русскому проекту на Украине противостоит не единый украинский проект со смещённой на запад языковой нормой, а целая группа небольших восточнославянских этнокультурных проектов: русинский, галицкий, буковинский, гуцульский, полесский, гуляйпольский и другие.

Ситуация с диалектами в Белоруссии является совершенно иной, так как роль общенационального языка там выполняет русский, и нет необходимости бороться за его конкурентоспособность в вопросе о том, какой язык будет этническим языком № 1. Отношение ко всем говорам должно быть как к общерусскому этнокультурному наследию. Среди всех прочих равных здесь предпочтение должно быть отдано севернобелорусским говорам, как наиболее близким к великорусским.

В целом линия поведения русских должна быть такая: украинский и белорусский язык в сумме всех их говоров - это ценное наследие, которое необходимо сберечь и освоить, в том числе в определённой степени и русским, но при этом всё же использовать русский язык в качестве главного средства общения.

Отношение к этим языкам как диалектам русского является заведомо проигрышной слабой позицией. Фактически же магистральной линией развития белорусского и украинского языков, по крайней мере, на территориях с преобладанием русского, будет их диалектизация по мере дальнейшего сближение с местным русским, т. е. превращение в суржики или в диалекты русского на этих территориях. Роль основного этнического литературного языка будет выполнять русский, а украинский и белорусский - местных диалектов. Данная ситуация, в общем-то, уже имеет место на некоторых территориях Белоруссии и Украины.

Диалектологическая карта восточнославянских языков а-г - северновеликорусские говоры (группы: а - западная: б - владимирско-поволжская; в - северная; г - олонецкая); д - псковская группа; е - южновеликорусские говоры (их группы обозначены буквами А, Б, В); ж - севернобелорусские говоры; з - южнобелорусские говоры; и - полесские (северноукраинские) говоры; к - полесско-украинские говоры; л - украинские говоры. Средневеликорусские говоры и переходные к южновеликорусским на белорусской основе не заштрихованы 163

Происхождение и трансформации русского языка. Нынешний облик русского языка.

Вопрос о формировании русского языка и сохраняющихся восточнославянских диалектах имеет важное историческое значение для определения современной русской нации. Но он может прояснить немало актуальных этнополитических вопросов.

Высказывалось несколько различных точек зрения на происхождение современного русского языка. В книге «Образование языка восточных славян» Ф. П. Филин пришёл к заключению, что формирование восточнославянского языка происходило в VIII-IX в. на обширной территории Восточной Европы164. В целом гипотезы о существовании единого древнерусского восточнославянского языка отражают устаревшие идеологические воззрения, которые мало что поясняют в вопросе общерусского единства. Наиболее вероятным сегодня является вывод об отсутствии единого древнерусского восточнославянского языка для всех территориальных групп.

Ещё Б. М. Ляпунов выдвинул идею о формировании восточнославянской этноязыковой общности не на базе единого предшествующего языка, а на основе нескольких диалектных групп. Сходная позиция высказана и у Г. А. Хабургаева, что язык складывался на основе объединения диалектов племенных групп 165. Общего единого языка внутри восточнославянской этноязыковой общности не существовало.

Единством обладали специфические языки: койне - языки межплеменного общения крупных центров, прежде всего Киева, Новгорода, Москвы, в которых пересекались восточнославянские потоки населения разной племенной и диалектной принадлежности. Единством обладали также языки средневековой верхушки, первоначально дружинно-торговой знати. Близостью обладали также языки крупных родоплеменных союзов и позднее княжеств, соответствующих современным диалектным зонам.

Историческая схема развития наречий русского языка и других восточнославянских языков (по А. В. Абакумову)

Блок-схема лингвистического разветвления восточного славянства

Восточнославянское (антское) лингвистическое единство

Условные обозначения (забыли только написать время их существования! - прим. авторов)

1 - вятичские говоры (в т. ч. и старомосковский)

2 - старогалицкий говор древнерусского языка

3 - т. н. «старобелорусско-староукраинская» литературно-деловая форма

4 - белорусские диалекты (в т. ч. и современная их литературно-деловая форма)

5 - лемковский диалект

6 - бойковский диалект

7 - гуцульский диалект

8 - «неоволынско-галицкая» группа говоров (в т. ч. и т. н. «язычие»)

9 - буковинский диалект

10 - полесская группа говоров

11 - группа украинско-великорусских (новороссийских, кубанских и пр.) койне.

Смешанное общерусское происхождение русского литературного языка. Язык Москвы и русский литературный язык.

Русский литературный язык не является чисто московским продуктом, он развивался под воздействием основным восточнославянских культурных центров. По мнению Н. Трубецкого, русский литературный язык прошёл в своём развитии следующие этапы и формы: 1) древнеболгарский церковно-славянский язык; 2) старорусский церковнославянский язык (Киевская, Новгородская, Галицко-Волынская, Московская версии); 3) единый русский церковнославянский язык второй половины XVII; 4) старомосковский светско-деловой язык; 5) воздействие западнорусского светско-делового языка Великого Княжества Литовского польской лексикой (влияние на русский литературный в XVII-XVIII вв.); 6) русский деловой и упрощённый церковно-славянский светско-литературный язык XVIII в. 7) язык литературы и делопроизводства XIX вв.

По мнению Н. Трубецкого, «как бы то ни было, в XVII веке киевская традиция церковно-славянского языка одолела московскую, вытеснила её в старообрядческое подполье, а сама воцарилась в Москве, сделавшись отныне общерусской. Таким образом, в XVII веке из соединения восточнорусского церковно-славянского языка с западнорусским (при преобладании именно этого последнего) возник общерусский церковнославянский язык 166.

А. В. Абакумов выделил следующие исторические формы древнерусского языка, являющиеся источниками русского литературного:

• Старокиевская литературно-деловая норма. Диалектная база - древнекиевское росо-полянское койне для племён, окружающих Киев, и надплеменной дружинной верхушки. Первое южнославянское влияние через церковнославянский язык.

• Старобелорусский письменно-деловой диалект (виленско-полоцкая деловая лингвистическая норма). Диалектная база - язык полоцких кривичей.

• Старомосковский деловой язык XV-XVII вв. Второе южнославянское влияние. Аканье изначально не присуще, но усиливается. Диалектная база - старомосковское койне.

• Московский говор XVIII века 167.

Ключевую роль играла экспансия днепровского пучка через внедрение его в язык Москвы, а не сближение всех диалектов. По мнению А. Шахматова, «своё общевеликорусское, а затем и общерусское значение язык Москвы получил прежде всего потому, что он передал свои звуки и свои формы тому письменному языку, который северно-восточная Русь унаследовала от Руси юго-западной; язык Москвы, московских посадских и чёрных людей, был усвоен и правящими верхами, которые облекли в его звуки искусственный, книжный язык, сложившийся при указанных выше условиях в Киеве» 168.

На языке Москвы говорят сегодня не только в Москве, Московской области и Петербурге. Это язык крупных центров, где высока концентрация интеллигенции, научно-технических кадров. Например, на севере, это город Подводных лодок Северодвинск, что отличает его от соседнего Архангельска, в котором преобладают черты северного наречия.

Конвергенция древнерусских диалектов через городские центры. Данные исторических исследований последних десятилетий, в частности анализ языка новгородских берестяных грамот А. Зализняком, говорят о сближении между собой диалектов крупных древнерусских городских центров. Вот что он говорил о приближении древненовгородского диалекта к «древнерусскому стандарту» за период XIII-XV вв.: «То, что по ожиданиям лингвистов, не имевших в своём распоряжении берестяных грамот, должно было произойти только в XVI-XVII вв., в лучшем случае в XV в., представлено уже в XI в., причём очень полно. Это полностью переворачивало картину. Более того, после того как были систематизированы данные берестяных грамот по векам в соответствии с датировками, которые нам дают археологи, т. е. сначала грамоты XI в., потом XII в., XIII в., XIV в. - по порядку, получилась совершенно неожиданная, неправдоподобная с точки зрения существующей лингвистики картина. Выяснилось, что в грамотах Новгорода XI-XII вв. количество диалектных особенностей по сравнению с тем, что можно назвать древнерусским стандартом (который мы хорошо знали, т. е. тот, который представлен в литературных памятниках), не меньше, а гораздо больше, чем в XV в. Выяснилось, что движение было прямо противоположное. Это вещь, абсолютно перевернувшая лингвистические представления. Т. е. дерево росло, вовсе не разветвляясь, вместо этого его ветки сходились. Такое бывает в истории языков. Нельзя сказать, что лингвисты не имеют представления об этом. Одно движение называется в лингвистике дивергенцией, расхождением, второе называется конвергенцией, схождением. Схождение бывает реже, но оно тоже бывает»169.

«Аканье» как норма современного русского языка и его происхождение. Аканье - один из двух основных типов безударного вокализма русских говоров, противопоставленный оканью, наиболее характерная черта южного наречия и южной части среднерусских говоров, свойственная и литературному языку. Аканье - неразличение безударных звуков на месте букв О и А, совпадение их в одном звуке: в первом предударном слоге они совпадают в звуке [а], а в остальных безударных - в звуке [ъ] 170.

В современных условиях развития русского языка аканье стало общерусской нормой, несмотря на то, что довольно большая доля русских его не имеет. Опорой аканья является утверждение его в качестве нормы литературного языка, а также населения мегаполисов и крупных развитых городов.

«Аканье - яркая особенность южновеликорусского наречия, оно распространено в отдельных средневеликорусских говорах (центральных и псковских) и на большей части белорусского языка. Аканье является нормой русского и белорусского литературных языков, но его нет в украинском языке» 171.

Несмотря на первоначально диалектный характер и противоречие древнерусским литературным нормам вплоть до XIX века, аканье по своему происхождению соответствует магистральной линии развития русского этноса, а именно - славянской экспансии с территории Белоруссии на восток и юго-восток с середины I тысячелетия нашей эры, с последующим движением в северном направлении с вытеснением северновеликорусских диалектных особенностей. Носителями аканья были крупнейшие племенные группы вятичей и кривичей. Предположительно вятичи проникли в свой верхнеокский ареал с территории Белоруссии, смешались с представителями более южных славянских групп и только позднее двинулись в северном и северо-восточном направлениях.

На диалектной карте Восточной Европы акающие говоры пролегают широкой полосой с запада на восток между северорусскими на севере и полесскими и украинскими говорами на юге. Таким образом, аканье занимает центральную позицию для русского этноса в территориальном и историческом плане. А. А. Шахматов отмечал близость между акающими белорусами и южными великорусами: «Среднерусская группа в только что предложенном делении соответствует двум другим группам, известным под названием белорусской и южновеликорусской: языки белорусский и южновеликорусский сильно между собою различаются, но, как увидим, предполагают общее для них обоих основание; это основание мы и называем среднерусскою языковою группой, допуская её позднейшее распадение или, точнее, как увидим ниже, её позднейшее распределение на группы белорусскую и южновеликорусскую» 172. «На протяжении своей истории аканье постоянно расширялось, подчиняя себе окающие говоры и литературный язык» 173.

«Исходным ядром южновеликорусских говоров стали племена волынцевской культуры, сформировавшиеся в условиях взаимодействия славянских переселенцев из региона Среднего Поволжья с антскими племенами Днепровского левобережья, Подонья и верхней Оки. Широкое расселение их и, вероятно, подключение субстратного населения в условиях инфильтрации славянских групп из Днепровского правобережья наметили членение говоров внутри южновеликорусской диалектной зоны» 174.

Вполне естественно, что именно этот диалект, присущий славянскому населению всего юга, юго-запада юго-востока и запада и северо-запада Московской Руси, в конце концов, был принят правящим слоем за основу.

Не нашла подтверждения гипотеза А. Шахматова о происхождении аканья как результата миграции вятичей и донских славян в северозападном направлении на территорию Белоруссии. Временная миграция из лесостепной зоны на северо-запад не могла изменить ключевые особенности диалектов местных белорусских племён. Наоборот, устойчивая линия миграции пролегала в обратном восточном направлении: из Белоруссии в центральные районы России и Черноземье и на восток Украины. На ошибочные лингвистические предположения Шахматова повлияла неверная общая гипотеза о почти исключительном расселении русских с юга по Днепру (а не с запада на восток).

Таким образом, причина аканья и других черт русского языка заключается не в обособлении языка восточнорусов от языка южнорусов и последующей его экспансии и не в воздействии угро-финского субстрата, которого не было в Белоруссии, а в изначальной устойчивости языка и культуры восточных славян средней полосы: от Бреста до Самары.

Сегодня же оно мешает прослеживать очевидные этнокультурные связи великороссов и белорусов, в частности причину столь широкого распространения и признания современного русского языка в современной Белоруссии.

Шахматов писал: «Вятичи, как указано, двинулись не только к северу, но и к северо-западу; они заняли часть старой Северщины и, перекинувшись через Днепр, наводнили современною Белоруссию. Здесь, как мы видели, жили южнорусские племена; соединившись с ними, слившись с ними в одно целое, вятичи вошли в состав новой обособившейся народности - белорусской. Вот почему белорусская речь оказывается столь близкою к речи южновеликорусов» 175.

В параграфе о русском этногенезе (общая история) мы подробнее останавливаемся на юго-восточном центре русского этногенеза, имеющем прочные южные корни и связывающем великороссов с малороссами.