Решение Баркера провести в Сонгми повторную операцию было неизбежным. В начале марта он говорил о ней с генералом Липскомбом и получил его разрешение. «Баркер говорил мне раз или два, что этот 48-й (партизанский) батальон был у него как бельмо на глазу, поэтому он хотел повторить операцию...— показал комиссии Липскомб.— Без этого просто нельзя было установить контроль над районом». Прежде чем ввести в дело свои подразделения, Баркер безрезультатно просил разрешения расчистить зону Сонгми «римскими плугами» — чудовищной мощности полуторатонными бульдозерами, способными снивелировать сотни гектаров за день. О неудачной попытке Баркера убедить командование бригады в необходимости применения «плугов» рассказал мне сержант Сесил Д. Холл, служивший в тактической группе связистом. «Я неоднократно слышал его слова,— сказал Холл,— что было бы здорово нагнать сюда бульдозеров и расчистить зону раз и навсегда».
Теоретически Сонгми не находилась в пределах участка, выделенного тактической группе Баркера, а была включена в зону действия 2-й южновьетнамской дивизии, штаб которой находился менее чем в десяти милях в городе Куанг-Нгай. Но Баркер и его сослуживцы не испытывали к своим союзникам ничего, кроме презрения, из-за неспособности южновьетнамских войск оказать поддержку тактической группе при проведении февральских операций в Сонгми. «2-я дивизия южновьетнамской армии никуда не годилась,— показал генералу Пирсу капитан Юджин М. Котук, начальник разведки тактической группы Баркера.— Сэр, они не то что сражаться, они и защищаться-то толком не могли».
Чувство презрения к южновьетнамской армии не ограничивалось рамками тактической группы. Управляющие провинцией американские офицеры в установленном порядке удовлетворили запрос Баркера и дали ему разрешение на проведение боевых операций в районе деревни Сонгми, но офицеры 2-й дивизии южновьетнамской армии о планах тактической группы уведомлены не были. Подполковник Уильям Д. Гуинн-мл., заместитель военного советника провинции Куанг-Нгай, показал, что Баркеру предстояло действовать в этом районе самостоятельно, «...не информируя нас о своих действиях. Это было в порядке вещей, они не хотели информировать нас, поскольку в структуре вьетнамского командования было чересчур много утечек».
Хотя Костера и заверили, что наступление, планируемое тактической группой, будет еще более успешным, чем две предыдущие операции — Баркер доложил, что рассчитывает обнаружить 400 партизан,— командир дивизии признал, что в действительности знал чрезвычайно мало о планируемой операции. Ему вообще сообщили о предстоящих боевых действиях лишь потому, заявил Костер, что только он мог санкционировать участие в них двенадцати боевых вертолетов, что Баркер считал необходимым. Как поначалу объяснял генералу Баркер, главной целью была деревушка Милай-1, центр района Пинквилль, где, по данным разведки, находился штаб 48-го батальона противника. Как впоследствии показал Костер, он, хотя и санкционировал операцию, даже и не утруждал себя ее анализом. «Я достаточно уверенно могу сказать: он, наверное, объяснил, что планирует блокировать отход противника двумя ротами — одна рота идет маршем, остальные десантируются с воздуха... Но я не припомню, чтобы я даже нашел ее точно на карте, одну маленькую деревушку из многих... Да там, конечно, все равно ничего не было, кроме развалин. Я знал, что войска входили туда не единожды и пытались взрывать убежища и ходы сообщения, и я знал, что это продолжается постоянно. Каждый раз, проходя этот населенный пункт, мы пытались взорвать что-нибудь еще».
Ни на одном этапе подготовки операции не составлялось никаких официальных письменных документов о ее тактических аспектах. Составленный Баркером план операции не предъявлялся в какой бы то ни было форме ни одному из старших офицеров дивизии «Америкал», таким, как начальник разведки дивизии подполковник Томми П. Тресклер. Более того, начальник штаба тактической группы майор Чарльз Калхун не мог припомнить каких-либо конкретных проявлений беспокойства о судьбе гражданского населения Сонгми перед началом операции 16 марта; он даже заявил комиссии, что, по его мнению, в Милай-4, главном объекте роты «Чарли», проживало всего около сотни человек. (На самом деле там жило не менее пятисот). Майор отметил, правда, что «над районом постоянно разбрасывались листовки, рекомендующие гражданскому населению перемещаться в центр для беженцев... они (личный состав тактической группы) предупреждали гражданское население, что из этого района надо уходить, и некоторые, видимо, ушли».
Остается неясным, отдавал ли кто-нибудь себе в штабе Баркера отчет в том, что населению было некуда уходить, даже если бы они и хотели уйти, потому что лагеря беженцев уже были переполнены, но на уровне дивизии положение дел было известно многим офицерам. В ответ на вопрос о планах перемещения населения генерал-майор Костер просто ответил, что их не существовало: «Я, право же, не рассматривал этот район как нашу основную заботу. Им надлежало заниматься 2-й дивизии южновьетнамской армии... Пожалуй, моя дивизия и не взяла бы на себя перемещение этих людей. Не думаю, что я стал бы поощрять и вьетнамское командование заниматься перемещением населения из этих деревушек, потому что это абсолютно невыполнимая задача. Людей просто некуда было девать».
Капитан Котук, офицер разведки, вступивший в должность за три недели до операции в Милай-4, представил комиссии Пирса возможное объяснение отсутствия какой- либо заботы о гражданском населении со стороны тактической группы: «Было известно, что местное население весьма активно поддерживает Вьетконг. Партизанская часть набиралась из местных. В одних семьях оставались матери, отцы, дети партизан. Из других к партизанам ушли отец или дядя».
Каких политических взглядов ни придерживались бы жители Сонгми, если придерживались их вообще, ситуация для них сложилась безысходная. Капитан Чарльз К. Уиндем, до 16 марта служивший при тактической группе офицером по делам гражданского населения, показал на следствии, что ни разу не принимал участия в каких-либо совещаниях по обеспечению безопасности гражданского населения до начала боевых действий. Капитан добавил также, что опыт службы во Вьетнаме показал ему «полную бесполезность попыток работы с гражданским населением, когда выходишь на боевую операцию с пехотной ротой».
На каком-то этапе подготовки операции командование тактической группы получило непроверенные разведывательные данные о том, что жители Милай-4 покинут деревушку около семи утра в субботу, в день проведения операции, чтобы отправиться на рынок.
Поскольку никаких деталей о подготовке операции вышестоящим инстанциям не докладывалось, офицеры штаба не имели возможности дать более квалифицированную оценку предположениям разведчиков.
Из всей противоречивой информации, предоставленной комиссии Пирса, не вызвало, однако, сомнений одно: не было абсолютно никаких оснований полагать, что все жители Милай-4 покинут деревню в семь утра, чтобы отправиться на рынок. На самом деле, как показал лейтенант Кларенс И. Дьюкс, хорошо информированный офицер разведки при штабе дивизии «Америкал», следовало ожидать как раз обратного: «Я бы сказал, что если партизаны располагаются в населенных пунктах, то к восходу солнца, до рассвета, они обычно уходят... Большая часть мужского населения выходит в поле на работу, в домах в основном остаются женщины и дети». Аналогичного мнения придерживался и подполковник Трекслер: «Полагаю, что в населенном пункте с более или менее значительным количеством населения всегда будет находиться кто-то из местных и днем и ночью, если только их не предупредили о необходимости эвакуации по какой- либо причине». Но ведь при любых обстоятельствах, спросили его, «в деревне всегда останется кто-то из стариков, беременных женщин, маленьких детей, других людей подобных категорий»? Трекслер ответил утвердительно.
Итак, план наступления был составлен без проявления какой бы то ни было озабоченности возможными жертвами среди гражданского населения. Майор Калхун изложил свое представление об этом плане следующим образом: «...основной состав 48-го батальона снова находился в этом районе (деревни Сонгми). Поскольку предыдущие марши по открытым рисовым чекам, окружающим Милай-4, доставляли нам столько хлопот, полковник Баркер хотел высадить десант как можно ближе к деревне либо совершить к ней максимально стремительный бросок, чтобы использовать фактор внезапности. Поэтому он и принял решение использовать вертолеты. В общих чертах он предполагал высадить возле Милай-4 пехотную роту (роту «Чарли» под командованием капитана Медины), блокировать расположенный там форпост противника, а затем высадить в тылу противника еще одну роту для быстрого марш-броска непосредственно в район Пинквилль (Милай-1), имея целью захват штаба противника, прежде чем тот успеет переместиться, как это случалось в других операциях».
Однако офицер разведки Котук предоставил комиссии Пирса совсем иное толкование важности объекта Милай-4: «Мы направились туда, потому что ожидали обнаружить в Милай-4 штаб и два подразделения 48-го батальона».
Однако не вызывает никаких разногласий применение полковником Баркером другого основного элемента полевой тактики. Он приказал приданной его тактической группе четырехорудийной батарее открыть в семь часов двадцать минут утра, то есть за десять минут до приземления первого вертолета с подразделением лейтенанта Колли на борту, залповый огонь продолжительностью от трех до пяти минут. Военные называют это «обработкой местности».
Подполковник Роберт Л. Люпер служил тогда командиром артиллерийских подразделений, приданных 11-й бригаде. Он показал, что Баркер «требовал артподготовки, но не по зоне высадки его десанта. Требование несколько отличалось от обычной практики, поскольку он считал, что его войска высаживаются для ведения наступления на достаточно открытую местность и, если возникнут препятствия, он их сразу сумеет обнаружить. Он требовал, чтобы артподготовка велась по участку севернее зоны десантирования, что неминуемо подвергало обстрелу Милай, деревню Милай». В ответ на вопрос, предполагалось ли сосредоточивать огонь по деревне все пять минут, отведенные на артподготовку, Люпер ответил: «Да... Видите ли, эта деревня, безусловно, была одно время густо заселена, но на день проведения операции большая часть домов и построек уже была взорвана и участок был сравнительно небольших размеров по сравнению с тем, что показывала карта». Люпер признал во время опроса, что ведение артиллерийского огня даже по малонаселенным деревням являлось нарушением принятой в бригаде практики, но добавил, что полковник Гендерсон был детально информирован о плане, разработанном Баркером.
Ведение артиллерийского огня по населенному пункту также считалось само собой разумеющимся офицерами тактической группы. Оправдание подобной тактике — явному нарушению международного права — предложил майор Калхун: «Утром 15 марта (за день до начала операции) он (Баркер) должен был принимать решение, высаживать ли десант в такой непосредственной близости от деревни без артиллерийской обработки ее западного фланга. Он полагал, что если произведет высадку десанта — я сейчас вынужден говорить за него, и я уверен, что он именно так и думал,— если, значит, высаживать десант, имея опыт предшествующих десантов и зная, что противник оснащен тяжелым вооружением, пулеметами и автоматами, если высаживаться девятью или двенадцатью вертолетами в пределах досягаемости огня противника... то можно потерять и вертолеты, и американцев... самые, конечно, уязвимые — это первые машины, которые идут на посадку; на земле ничего ведь нет, никакого прикрытия, а вертолеты садятся медленно и сидят, как утки на воде. Либо он мог обработать участок артогнем, понимая, конечно, что кого-то из гражданских заденет. Но есть ведь разница, кем жертвовать — американцами или какими-то местными».
Еще одним оправданием артиллерийского обстрела деревни служило «разрешение» на подобную акцию, полученное от южновьетнамских властей этой зоны. Власти считали весь район зараженным влиянием Вьетконга и давно объявили его зоной свободного огня. Разрешение требовалось только для того, чтобы удостовериться в отсутствии в предполагаемом секторе обстрела американских или южновьетнамских войск. Ответственным за передачу соответствующим южновьетнамским властям запросов американского командования на разрешение вести артобстрел был капитан Уэйн И. Джонсон, офицер связи дивизии «Америкал» при штабе 2-й дивизии южновьетнамской армии в Куанг- Нгай. Разрешения неизменно давались. По мнению Джонсона, как американцы, так и южновьетнамские военные, служащие в провинции Куанг-Нгай, «считали все население деревни Милай враждебно настроенным. Если обнаруживалась цель, стоящая того, чтобы вести по ней огонь, присутствие там гражданского населения не могло служить препятствием. Руководство района не считало, что там находится много гражданских. Он не был густо заселен».
Эта широко распространенная точка зрения была трагически неверна, как показала последующая программа переселения. Сайгонские власти приступили к перемещению жителей Сонгми в феврале 1969 года, рассчитывая переселить 5000 гражданских лиц. В конечном счете из этого района было перемещено 12 000 человек.
Как разъяснил генералу Пирсу подполковник Люпер, получив разрешение южновьетнамских властей, его люди открывали огонь по любой указанной цели. Ему был задан вопрос: «И если вы вели огонь по населенным пунктам, убивая мирных жителей, то вам как артиллеристу это было глубоко безразлично. Так я вас понял?» Люпер ответил: «Никак нет, сэр, я не хочу сказать, что мне это было безразлично. Но я хочу сказать, что если пехотный офицер требует огневой поддержки... Я полагаю, что обязан усомниться в ее необходимости, если знаю, что он требует обстрела населенного пункта, так точно, сэр, обязан, но, если офицер все же настоятельно требует ведения огня, я обязан вести огонь».
15 марта, за день до проведения операции, полковник Баркер, майор Калхун и капитан Котук назначили оперативное совещание в небольшой палатке непосредственно рядом со штабом тактической группы. На совещание были приглашены офицеры, которым предстояло сыграть ключевые роли в бою 16 марта: командир роты «Чарли» капитан Медина, капитан роты «Браво» капитан Майкле, командир артбатареи четырехорудийного состава, расположенной в зоне высадки, в пяти милях от Милай-4, капитан Стивен Гэмбл и майор Фредерик У. Уотке, командир разведывательной эскадрильи авиачасти 123, расположенной в месте расквартирования штаба дивизии «Америкал» в Чулай. Его летчикам предстояло обеспечивать воздушное прикрытие. Роте «Альфа» — третьему подразделению тактической группы Баркера — активной роли при проведении операции не предназначалось.
За несколько часов до начала совещания в штаб тактической группы нанес свой первый визит преподобный Карл Кресуэл, дивизионный капеллан. «Это был в основном светский визит,— вспоминал священник в интервью со мной,— Баркер и майор Калхун работали с картами, нанося на них оперативные данные. Я стоял и смотрел, как они работают». Кресуэлу запомнилась «чрезвычайно враждебная атмосфера, царившая в штабе дивизии. Они намеревались «сровнять Пинквилль с землей». Враждебность прямо висела в воздухе, хоть ножом режь. О переселении гражданского населения никто и не упомянул. Я заметил, что воевать так — не в наших правилах». Кто-то из офицеров ему ответил, Кресуэл не помнит, кто именно, но ответ был безапелляционный: «Идет жестокая война». Ярость их высказываний удивила его. Хотя он и привык к несдержанности высказываний во взводах, он отметил, что «на уровне батальона обычно можно себе позволить более спокойное отношение к делу».
Само совещание было проведено по-военному четко. Работники штаба тактической группы Баркера, набившиеся в переполненную палатку, выслушали выступление полковника Гендерсона, которое свелось к тому, чтобы «дать им накачку». Гендерсон всего лишь несколько часов как официально вступил в должность командира 11-й бригады. Выступление его было кратким, и капитан Стивен Гэмбл сумел припомнить многое из его слов, когда давал показания комиссии: «...Он отметил, что операция намечена очень важная, что командование хочет раз и навсегда разделаться с действующим здесь подразделением Вьетконга и очистить район от противника. Это он подчеркнул особо и потребовал проследить, чтобы в ротах все шло без сучка без задоринки и чтобы операция велась слаженно, как часовой механизм».
Капитан Эрнст Медина припомнил требование Гендерсона, чтобы роты действовали более агрессивно: «Полковник Гендерсон... отметил, что неудачи предыдущих двух операций объяснялись недостаточной агрессивностью солдат в стычке с противником. Мы оставляли на поле боя чересчур много оружия, поэтому другие вражеские солдаты при отступлении, а также женщины и дети из местного населения подбирали это оружие и прятали его. Таким образом, когда солдаты прибывали на место, где убили противника, его оружия уже не было».
Капитан Котук вспомнил обещание Гендерсона: «Дайте только добраться до этого 48-го батальона, больше у нас с ним проблем не будет. Разделаемся раз и навсегда». Жесткая линия Гендерсона пришлась капитану по душе: «Я лично подумал, что он здорово сказал».
После выступления Гендерсона Котук сжато проанализировал разведданные, включая сведения о том, что все гражданское население покинет Милай-4 к семи утра. За ним с картографическим обзором выступил майор Калхун. Затем поднялся Баркер. Котук живо припомнил его слова: «Полковник Баркер требовал очистить район, нейтрализовать его. Жилища сжечь, тоннели засыпать, домашний скот и прочую живность истребить. О том, чтобы убивать гражданское население, полковник Баркер ничего не говорил, сэр,— заявил капитан Котук генералу Пирсу.— И я ничего такого не говорил тоже. Он хотел нейтрализовать этот район».
Далее капитан Медина показал, что Баркер «приказал мне сжечь и уничтожить деревню, уничтожить всех домашних животных, буйволов, свиней, цыплят. Засыпать все колодцы, какие найдем в деревне». Майор Уотке, командир вертолетчиков, заявил комиссии: «Больше всего мне запомнилось их неподдельное предвкушение встречи с контингентом противника. Они просто были убеждены, что в районе находится вражеский батальон, и стремились настичь его, прежде чем он уйдет... Последняя стычка позволяла судить о значительном количестве вражеских солдат. Они намеревались ворваться в деревню, выбить этот батальон и покончить с ним. Совещание было типичным для тех, в которых я принимал участие ранее,— добавил он,— Оно проводилось очень профессионально. Все высказывались откровенно. Операция обсуждалась профессиональным образом».
Специалист четвертого класса Фрэнк Биардсли тоже слышал, о чем шла речь на совещании. Положение личного водителя Баркера позволило ему, не вызывая вопросов, забиться в угол палатки. «Баркер приказал им навести в деревне порядок. Я так понял, что он имел в виду очистить ее,— поведал Биардсли в интервью.— Он не сказал: «Стереть с лица земли все живое», не приказывал убивать детей и женщин. Просто сказал: «Навести порядок». Мы собирались «не покладать рук», пока от 48-го следа не останется». Биардсли вызвался идти добровольцем с ротой «Чарли» — хотел получить «Боевой знак» пехотинца.
После того как совещание было закончено, Баркер вылетел с капитанами Мединой и Майклсом для рекогносцировки намеченных на следующий день целей, указывая им районы десантирования и показывая намеченные участки артобстрела. Позже он высадил Медину и Майклса в расположениях их рот, где им предстояло проинструктировать своих солдат. Капитаны, на которых произвела впечатление информация, полученная от командования, исполнительно довели до сведения подчиненных жизненно важные данные об операции. Той ночью расположение роты «Чарли» обходил сержант Нгуен Динь Фу, переводчик южновьетнамской армии. Инструктаж закончился два часа назад, но сержант на нем не
присутствовал. Он показал комиссии: «Очень многие солдаты перепились. Один сказал мне, что завтра они пойдут в бой и перережут детей, женщин, домашний скот, всех, кто попадет под руку... «Ты не думай, я не шучу, я всерьез». Поскольку солдат был пьян, я отнес это на счет алкоголя. Потом я пил с солдатами». Позже, сказал Фу, он вернулся в палатку, где жил с капитаном Мединой, и лег спать. Капитан уже спал.
Раны сознания. Американские писатели и журналисты об агрессии США во Вьетнаме. М., 1985, с. 281-291.