В дни и недели, последующие за Милай-4, рота «Чарли» развалилась. «По-моему, некоторое время спустя все устыдились того, что натворили,— показывал Фрэнк Биардсли,— потому что убили многих из тех, кого называют неповинными». Самому Биардсли не давала покоя мысль об убитых в тот день детях. «Они просто подворачивались под руку... на спинах матерей и все такое...» Позже Биардсли объяснял в данном мне интервью: «Мы и понять-то не поняли, что происходило, пока все не кончилось». Роджер Олэкс, артиллерийский наблюдатель, сказал комиссии, что «по всей роте ощущалась общая депрессия после завершения операции, и продержалась она — я за это время со многими поговорил — неделю или две, и очень многих из них одолевали мысли о том, что же произошло, и почему...».
К середине апреля тактическая группа Баркера была в обычном порядке расформирована. Лейтенант Колли был освобожден от командования первым взводом 1, а капитал Медина готовился к. переходу на должность в штаб бригады. Его рота, которой когда-то выпала честь возглавлять высадку подразделений бригады во Вьетнаме, пришла в полный упадок.
Один из членов комиссии Пирса излагает характеристику роты «Чарли» после событий у Милай-4, доложенную подполковнику Эдвину Д. Бирсу, командиру 1-го батальона 20-й пехотной бригады, базового батальона роты: «Ко времени ухода из роты капитана Медины, по словам опытного боевого младшего командира, он никогда в жизни не видел такой, так сказать, распущенной и недисциплинированной оравы — никакого контроля со стороны офицеров... некоторые солдаты по два месяца не стригутся. С утра до вечера шляются, не приводят себя в порядок. Ночью дисциплины не соблюдается практически никакой. По ночам не окапываются. Укрытий для личного состава не готовят. Офицеры совершенно не справляются с обязанностями командиров обеспечить бойцам укрытие. Довольно скверная выходит история...»
Бирс согласился: «Рота „Чарли", полученная мною обратно (от Баркера), вовсе не та рота, которая в декабре высаживалась со мной во Вьетнаме... Произошел обрыв где-то в командной структуре, разрушилось взаимодействие между капитаном Мединой, командирами взводов и сержантским составом» 2.
Майор Хэрри П. Киссинджер-третий, заместитель капеллана 11-й бригады, провел несколько дней подле расположения роты «Чарли» после операции в Сонгми. Зная, как высоко ценят ротные командиры большое количество убитых в бою солдат противника, «я поздравил Медину с тем, что его солдаты помогли истребить 128 вражеских солдат. Я стал расспрашивать о сражении, но он почти не отвечал. Не припомню, чтобы он сказал что-нибудь, кроме: «Да, вот именно», или просто кивал в ответ. У меня не сложилось впечатления, что он горд успехами... Я попытался расспрашивать других, но толком никто не отвечал. Я понял, что собеседник не хочет об этом говорить, и оставил эту тему без внимания, не задавая больше вопросов».
Подумав, капеллан отметил также, что оставался ночью с солдатами на позициях, даже выходил с ними на патрулирование. «Но никто ничего не говорил мне,— продолжал Киссинджер, — я разговаривал со многими из них, а ведь можно предположить, что кто-то должен был поделиться с капелланом, если у них что-то лежит на совести».
Однако десять дней спустя один из солдат рассказал о Милай-4 военному юристу, и пришедший в ужас офицер попросил разрешения солдата доложить об этом по инстанции. За какой-то незначительный проступок капитан Медина наложил на солдата взыскание по статье XV — несудебное наказание на уровне роты, обычно влекущее за собой несколько нарядов вне очереди либо дополнительное несение караульной службы. «Этот солдат начинает испытывать острое отвращение к армии в целом и к своей роте и капитану Медине в частности,— писал юрист, капитан Морис И. Борис, служивший тогда в юридическом отделе штаба дивизии «Америкал» в Чулай, в частном письме, впоследствии мне представленном.— Суть его жалобы в следующем: он просто не понимает, как человек, совершивший убийство и приказавший совершить убийство другим, может теперь наказывать его за сущую ерунду».
Борис быстро узнал, что история о Милай опережает его и разносится по всей дивизии. Узнал он также и то, что никто не собирается принимать никаких мер. Сначала он поставил этот вопрос перед своим непосредственным начальником, майором Робертом Ф. Комо, в то время заместителем начальника юридической службы дивизии. Перед переходом в штаб Комо служил в 11-й бригаде, и репутация Медины была ему известна. «Мы обсудили инцидент и его участников,— писал Борис,— особенно с точки зрения возможного измышления со стороны моего клиента либо по меньшей мере преувеличения, вызванного желанием «отомстить» командиру роты за наложенное взыскание, и на этом разговор прекратился. Майор Комо дал мне понять, что „займется этим делом"».
(Когда майор Комо давал свои непродолжительные показания комиссии, ему был задан вопрос, припоминает ли он какие-либо запросы, сообщения, следствия или что-либо в этом роде касательно инцидента в Милай-4... Он ответил: «Никак нет, сэр».)
Тогда капитан Борис начал задавать вопросы в штабе 11-й бригады в Дукфо, где обнаружил, что к рапорту роты «Чарли» о большом количестве трупов противника и о малом количестве захваченного оружия относятся «чуть ли не как к шутке».
Позже он говорил об инциденте с курирующим Дукфо сотрудником Управления по расследованию уголовных преступлений. «Он сказал мне, что до него доходили слухи об инциденте 16 марта и о других инцидентах, связанных с ротой «Чарли»... Он поставил меня в известность о имевшемся у него намерении провести расследование. Однако, когда я вновь затронул в разговоре с ним эту тему некоторое время спустя, он ответил, что ему рекомендовали «забыть об этом». Насколько мне известно, никакого расследования этот офицер не проводил». После этого, говорилось в письме, юрист обсудил вопрос о выдвинутом солдатом обвинении с другими офицерами штаба и постепенно стал заниматься другими делами. «Честно говоря, в этом обвинении не было ничего необычного. О том, что якобы совершались зверства, я слышал не в первый и не в последний раз. Из ряда вон выходящим казалось лишь количество жертв».
Некоторые подробности бойни в Милай-4 быстро стали широко известны в 11-й бригаде. Фрэнк Биардсли, участвовавший в операции с ротой «Чарли», поделился впечатлениями с солдатами в Дукфо. Джей Роберте и Рональд Хэберли — журналист и фотограф, своими глазами видевшие большую часть убийств,— тоже рас-сказали своим друзьям о событиях, свидетелями которых стали. Клинтон П. Стефенс, сержант-разведчик тактической группы, показал, что слышал высказывания солдат — он счел их шуткой,— «что группа Баркера перебила массу неповинных гражданских, или «группа Баркера» достала «тьму местных».
В авиачасти 123 капитан Брайан Ливингстон с отвращением отмечал, что все газеты, издаваемые службами информации бригады и дивизии, упивались восторгом по поводу последних успехов «баркеровских бандитов» в борьбе с отборными частями противника. «Тактическая группа Баркера сокрушает опорный пункт противника»,— гласил один из заголовков. 19 марта, в самый разгар рекламной шумихи, Ливингстон пишет очередное письмо жене: «Помнишь, я писал тебе о резне, свидетелем которой оказался? Так вот, я прочитал статью о ней в газете. Там говорится (я цитирую): «Американские солдаты вступили в тяжелый бой с неизвестным количеством партизан. Двое американцев погибли, семеро ранены. Потери противника составили 128 человек». Это же полная...»
Большинство летчиков эскадрильи разделяли точку зрения Ливингстона. Несколько недель спустя после Милай-4, вспоминает Лоуренс Куберт, майор Уотке собрал личный состав эскадрильи для текущего инструктажа, который проводил молодой офицер из дивизионной разведки. «По данным разведки,— показал Куберт,— в Милай было уничтожено 120 гражданских лиц... Я не помню сейчас, кто сказал тогда: «А, это вы о тех женщинах и детях?»... Вопрос вызвал реакцию среди офицеров. Тогда разведчик, который вел инструктаж, ответил, что есть достоверные сведения о сотрудничестве этих гражданских с Вьетконгом. Его ответ вызвал новое замечание: «Что-то не было похоже, чтобы эти люди представляли для нас какую-то опасность». Тогда вмешался майор Уотке: „Хватит об этой старой истории. Мы для этих людей сделали все, что могли... Сейчас вроде как начинаем все сначала"».
Уильям Безансон, пилот одного из десантных вертолетов авиачасти 123, пролетавших над деревушкой, объяснил в интервью, как он смог пережить увиденное в тот день: «Вернувшись, мы сидели в бункере и смолили марихуану. Одного из моих дружков начало трясти — он на этом деле чуть не чокнулся. Все сидел и твердил': «В кого же мы превращаемся?» Помню, тогда-то я и задумался обо всем этом впервые. Да подумаешь дело — это же всего-навсего гуки. На следующий день мы снова вылетали на задания и снова их убивали. Надо было просто выкинуть все это из головы».
Солдаты, которые не участвовали в бойне и не видели ее, охотно говорили о ней. По словам подполковника Чарльза Энистрэнски, уполномоченного офицера дивизии «Америкал» по делам гражданского населения, «к концу марта... об этом ходило много толков... Солдаты разговаривали в столовых... Проходя мимо штаба дивизии, мимо часовен... можно было услышать, как люди об этом говорят. Но все в очень шутливом тоне: „Эй, ты слыхал? Во дела!"» В ряде случаев, отметил подполковник, он слышал, как упоминались имена лейтенанта Колли и сержанта Митчелла. «Удивительно,— не без тени иронии добавил Энистрэнски,— что никто из офицеров об этом не говорил, ни в штабе, ни в столовой, ни где-либо еще».
Обеспокоенность старших офицеров несдержанной болтовней и боязнь скандала, способного испортить карьеру, подтверждаются печальным опытом достопочтенного Фрэнсиса Льюиса, капеллана-методиста, пытавшегося в течение нескольких последующих недель добиться рассмотрения командованием дивизии рапорта о совершенных зверствах. Сначала капеллан Льюис, услышавший рассказ Хью Томпсона от разгневанного и упорно стучащегося во все двери преподобного Карла Кресуэла, исповедника Томпсона, обратился к полковнику Джесмонду Болмеру, начальнику оперативного отдела штаба дивизии. «Я заявил Болмеру, что до моего сведения дошли крайне неприятные известия,— показал Льюис. — Он ответил, что ему эти сведения известны и будет проведено тщательное расследование». Позже они оба — Лыоис и Болмер — обсуждали операцию в присутствии полковника Томми Трекслера, начальника разведки. Льюис изложил офицерам сведения, полученные от Кресуэла, и «оба они ответили, что слышали об этом. Я хорошо помню их ответ. Все подробности совершенного злодеяния до меня не дошли, но я понял, что имели место убийства женщин и детей. [Болмер] сказал, что один сержант открыл огонь по женщинам и детям».
На этой или на следующей встрече, показал Лыоис, он спросил Болмера: «Да кто же это допустил? Кто же не усмотрел?» Тот ответил: «Мы же не всегда знаем, что происходит». Затем, показал Льюис, он поднял вопрос о проведении расследования в отдельном разговоре с полковником Нельсом Парсоном». Я спросил: «В каком сейчас состоянии находится дело Милай? Я бы хотел переговорить о нем с генералом Костером». Или что-то в этом роде. Полковник ответил: «Идет следствие, и говорить об этом не положено». Иными словами, он просто не дал мне встретиться с генералом». Затем священник в третий раз встретился с Энистрэнски, который к тому времени уже совершил безуспешную попытку расследовать преступление. Подполковник, как и другие штабные офицеры более низких рангов, предостерег капеллана от дальнейших разговоров на эту тему
При даче показаний комиссии Пирса почти все офицеры дивизии упорно отрицали какие-либо беседы с капелланом Льюисом касательно следствия по делу Милай-4. Один только Энистрэнски подтвердил, что советовал священнику прекратить задавать вопросы. Энистрэнски объяснил, почему он это сказал: «Капеллан Лыоис проявил большую активность в сборе сведений. А раз я знал, что командир проводил какое-то расследование, то и посоветовал капеллану не мешать своими расспросами генералу проводить следствие, если вам угодно трактовать это таким образом».
Капеллан Лыоис обсуждал этот вопрос даже с самим Баркером. Случайно наткнувшись однажды на Баркера в штабе дивизии в Чулай, капеллан задал ему вопрос о повальных убийствах. По словам капеллана, Баркер ответил ему: «Вот что, Лыоис. Я так считаю: шел бой. Что случилось, то случилось. Ужасно, конечно, что мы постреляли детей и женщин, но шел бой». Как показал Лыоис, Баркер сказал тогда, что обсуждал итоги операции со своими офицерами и солдатами и пришел к заключению, что «сообщения (о злодеянии), поступившие командованию дивизии, о том, что что-то произошло... не соответствуют действительности».
Льюис был не единственным офицером, в частном порядке обратившимся к Баркеру. За разъяснениями обратился также капитан Кешел, офицер 11-й бригады по умиротворению, до которого дошло множество слухов о событиях в марте и апреле. Его разговор с Баркером состоялся уже после того, как тактическая группа завершила существование и Баркер занял должность начальника штаба бригады. «В повседневной текучке,— показывал Кешел,— я все время почти что начисто забывал об этом, но однажды вечером я читал в своей хижине «Подъем и падение Третьего рейха»*. Я как раз дошел до главы о совершенных немцами зверствах, и они мне как бы напомнили обо всей этой истории, и я — как я упоминал, мне от нее было не по себе — решил: это же просто чушь какая-то, черт возьми. Пойду и спрошу полковника, правда все это или нет. Дня два я колебался: все-таки он полковник и мой начальник, к тому же ему давать оценку моей службе... Но я решил все же спросить его, потому что я его знал и у нас были очень хорошие отношения, он мне симпатизировал, а я его очень уважал... и я к нему обратился в столовой перед ужином... Перед ужином офицеры штаба обычно собирались поболтать, выпить пива или чего-нибудь еще, и в тот день я попросил у полковника разрешения обратиться, полковник ответил: «Да, конечно», подошел ко мне, и тут я его спросил. «Сэр,— сказал я,— до меня доходили всякие слухи... Ходят слухи о том, что ваша тактическая группа убивала гражданских.— И я сказал еще: — Я просто хотел спросить: это действительно было?» А он только — ну, он глянул на меня, будто, знаете, я ему дал пощечину. «Армия Соединенных Штатов не действует подобным образом. С невинными людьми мы не воюем. Мне как командиру абсолютно ничего не известно о чем-либо подобном, а если бы стало известно, я ничего подобного бы просто не потерпел»... Примерно так он ответил. На этом наш разговор и окончился... Я поблагодарил его и отошел» 3.
Кажущаяся недостаточность служебной информации, доступной командованию дивизии «Америкал», могла быть восполнена путем опроса людей, имевших самое непосредственное отношение к бойне,— тех, кто выжил в деревне Милай-4.
Раны сознания. Американские писатели и журналисты об агрессии США во Вьетнаме. М., 1985, с. 291-298.
Примечания
* «Подъем и падение третьего рейха» - книга американского историка и журналиста Уильяма Ширера.
1. В июне 1968 года Колли получил новое назначение — офицером по делам гражданского населения и умиротворению в другом батальоне 11-й бригады. «Он отлично справлялся со своими обязанностями,— заявил комиссии Пирса его командир подполковник Уильям Д. Келли,— особенно если учесть полное отсутствие опыта. Был энергичен и выполнял все мои распоряжения».— Здесь и далее прим. автора.
2. К июню рота «Чарли» уже месяц как была возвращена в свой базовый батальон, но все еще находилась в стадии полнейшей дезорганизации. Капитан Джерри У. Свенсон, третий за два месяца командир роты, так отозвался о своих солдатах в середине 1971 года: «Никакого чувства собственного достоинства, отвратительный внешний вид и никакого ухода за оружием... Я знал, что что-то произошло, имел место какой-та инцидент». Свенсон служил в 11-й бригаде на Гавайях в 1967 году, когда рота «Чарли» неизменно выходила победительницей возможных соревнований, проводимых в батальоне. «Я не психиатр,— сказал молодой офицер,— но это была совсем не та рота, которую я знал раньше». Однако в определенных отношениях рота была та же. Один ее солдат предоставил комиссии Пирса страницы дневника, который он ежедневно вел. Они включали следующую запись, сделанную в мае, около двух месяцев спустя после Милай: «Спускались в долину. Передний заметил бегущих гуков (презрительное прозвище вьетнамцев.— Ред.). Стреляли, но промазали. Зашли слева, метров через двести другой наш парень обнаружил трех гуков в кустах — женщину и двух мужчин. При них еда и медикаменты. Ребята позабавились с девкой. Вошли дальше в долину. Обнаружили хижины. Мы все их разнесли, баб раздели догола и изнасиловали. Сэл одну избил. Потом на холме остановились на привал пожрать и готовиться к ночевке. Я сделал несколько снимков».
3. В последние дни существования тактической группы Баркера некоторые ее офицеры все больше и больше ощущали необходимость оправдываться и защищаться. Имело место открытое столкновение с капитаном Уинстоном Гузулесом, занимавшимся вопросами умиротворения в другом батальоне 11-й бригады, действовавшем в начале 1968 года близ расположения тактической группы. В конце марта в присутствии молодых офицеров, принимавших участие в операции, Гузулес отпустил саркастическое замечание об убийстве гражданского населения людьми Баркера. Несколько недель спустя, когда группа уже расформировалась, капитан посетил десантную зону «Дотти» и обратился к- майору Калхуну с расспросами о происшедшем. «Он ответил, что не желает больше слышать никаких замечаний о группе Баркера, а я пытался объяснить, что никаких замечаний и не делал...— показал капитан.— А потом все вообще было забыто».