Глава 2. Наследник восстановителя монастыря кн. Огинский...

Наследник восстановителя монастыря кн. Огинский. – Его жалованная подтвердительная грамота, списанная с подлинного текста. – Его отношения к этому делу, как ренегата от православия. – Переход к тяжелым испытаниям для монастыря. – Перечень дел, взятых из подлинных документов монастыря, свидетельствующих об этих грустных фактах. – Изложение этих фактов, в кратких выдержках (экстрактах) из документов, согласно сделанным рубрикам. – Переводные грамоты королей польских, данные в разные времена Маркову монастырю. – Мнение о том, что Марков монастырь всегда неизменно оставался верным православию. – История иерархического положения монастыря. – Его отношения к митрополитам киевским, к патриархам московским и Св. Синоду. – Личное непосредственное распоряжение Патриарха Никона, относящееся к игумену монастыря Калликсту; его назначение наместником, а потом епископом Полоцкой епархии. – Грамота Св. Синода на право собирания милостыни в разных отдаленных местах. – Подчинение Маркова монастыря разноместным сопредельным епархиальным начальствам. – Перечень настоятелей, многих ктиторов, благотворителей и лиц из братии. Переход речи к следующей главе.

Грустным и почти невероятным представляется такое перерождение одной и той же кровной фамилии, и притом в столь короткое время. Сын благочестивого князя Льва Самуила, восстановителя православного Маркова монастыря, князь Симеон Карл Огинский, мечник Великого княжества Литовского и подкоморий Витебского воеводства, успел скоро совратиться не только в унию, но и в чистое латинство. Здесь необходимо пояснить значения слов «мечник» и «подкоморий».  Мечник(польск. miecznik) — придворная должность в Речи Посполитой, в его обязанности входило носить перед королем меч, знак монаршей власти. Коронный мечник и литовский мечник были постоянными чиновниками, а земские мечники исполняли свою почётную службу только тогда, когда король находился в их землях. Подкоморий — судья по спорам о границах имений.Правда, несмотря на свое ренегатство, он вместо сгоревших в 1690 году монастырских зданий, вновь построил своим иждивением деревянные монашеские кельи и теперь еще существующую деревянную же соборную Свято-Троицкую церковь; но все это было, очевидно, не плодом истинной ревности о делах благочестия, а действием одного личного, так называемого honora, или же следствием необходимости быть верным исполнителем завещания отца своего. По силе сего завещания, князь Симеон Огинский в 1687 году 14 августа, дал монастырю собственно от себя жалованную грамоту, в которой подтвердил все прежние условия отцовской дарственной фундушевой записи.[1] При чтении этой подтвердительной грамоты, мы уверены, едва ли кто из читающих мог не остановиться невольно на следующих ее пунктах: а) «абы в том монастыре в церквах хвала Божия ширила и уставичные молитвы за добродеев родичов моих зешлых и нас в живых зостаючих щастливе на все потомные часы оправлены быть могли»…  b) «Если бы Пан Бог смерть на отца Игумена Марковского допустить рачил, тогда другие отцы наши, законники-чернецы, тогож монастыря со мною яко фундатором и их милостями паны … в релеи нашей зостаючыми и иншыми людьми той же релеи старожитной греческой. На тот стан игуменский годного … яко я сам и потомки мои оберегать маю и мають»… с) «Чего Боже уховай, чтобы который отец игумен в той релеи нашей страрожитней греческой одступит и до униатской албо до кой иншей приступить хотел … тогда таковой, яко отступник не только у отца митрополита (православного киевского и галицкого), но и у нас самих фундаторов … отлучен и декретован (отрешен) быть имеет»… d) «Хто бы хотел яковым способом в тот монастырь и маетность уступовать, отнимать, кривды чинить, - у каждого суду и права заступовать (защищать) маю и повинен буду я сам и потомки мои и на то я Семион Кароль (Карл) Огинский … дал сей мой добровольный фундацийный лист запись с подписанием руки моей»… Кто, говорим, не остановится на этих пунктах, чтобы понять и определить состояние того, кто дал и заактовал сей добровольный фундацийный лист с подписанием руки своей? Какова должна была быть добрая воля на пожертвования в пользу православия, со стороны человека, добровольно перешедшего в ту веру, исповедники которой, напротив, употребляли все силы и меры, чтобы уничтожить самое имя православных? Каковы чувства и убеждения были в душе завещателя, при положении тех условий, чтобы в монастыре,  в церквях православных, хвала Божия ширилась, и чтобы молитвы о его покойных родителях и родственниках, о нем самом с потомством на все времена отправлены быть могли, когда он невольно должен был разделять мнение своих единоверцев публично и официально унижавших и бесчестивших самыми гнусными названиями все священнодействия православной Церкви? В каком смысле отзывался он о религии православной, как старожитной греческой, и в случае отступления от нея и перехода в униатскую, или иную какую веру, называл всякого отступником и угрожал отлучением, когда сам состоял уже в отступничестве?.. Что, наконец, хотел он выразить своим обещанием заступничества за благосостояние обители перед судом и властями, когда сам, состоя в звании судьи и начальника, должен был составлять, быть может, многие приговоры в обиду и лишение прав других монастырей? На все это остается сказать, что верно не один только Пилат был в том состоянии, когда сказал: «еже писах, писах…» Это фраза из «Евангелия от Иоанна», гл. 19. В этой главе повествуется о том, что Понтий Пилат лично написал на табличке, прикрепленной к кресту, слова: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Несмотря на протесты иудейских первосвященников, отказался снять или заменить надпись. Не желая объяснять причин своего отказа, Пилат ответил фразой: «Что написал, то написал».

В самом деле, хотя эта жалованная подтвердительная грамота служила всегда основанием прав для Маркова монастыря; а сверх того были даны ему и в прежние и в последующие времена от польского правительства многие привилегии и права, как общие для всей местной православной населенности, и в частности, для воеводства витебского, так и собственно относящиеся к монастырю. Не трудно представить себе заочно все то, что пришлось вынести настоятелям и братии, чтобы сохранить свою обитель ото всех напастей и бед со стороны неистового униатско-католического фанатизма и от других различных многотрудных обстоятельств.

Вот перед нами архивная опись монастырских дел, заключающая в себе более 229 №№, с подлинными и в копиях списанными документами, начиная с 1570-го по 1784 год; следовательно, обнимающая собою двести четырнадцать лет. И какое содержание всей этой массы документов? Чтобы отвечать на это яснее и отчетливее, мы представляем предварительно перечень документов по следующим рубрикам:[2]

I. Документы правительственные, о разных правах и привилегиях.

а) общих для всего православного населения в западном и юго-западном крае России,

b) частных, - для Витебска и Полоцка и

с) более частных, собственно для Маркова монастыря.

II. Документы о населенных имениях и землях

                   а) пожертвованных монастырю и

                   b) приобретенных.

III. О сборах доброхотных подаяний.

IV. О границах разных монастырских владений.

V. Об исках и пенях (штрафах).

VI. О различных доносах и клеветах против монастырских лиц.

VII. О наездах, грабежах и разорениях в монастыре.

VIII. О личных оскорблениях, побоях, увечьях настоятелям, братии и прочим монастырским лицам.

IХ. О мерах по совращении в унию.

Х. О разных притязаниях ксендзов униатских, базилианских и доминиканских.

ХI. О многочисленных позывах и объявлениях по разным судебным делам.

Смотря на одни заглавия дел в этом перечне, всякий читающий, конечно, живо может представить себе всю грустную и мрачную судьбу, совершавшуюся в стенах той обители, видя которую в настоящем ее безмятежном состоянии, едва ли мог кто и подумать о чем-либо подобном. Но все это было в действительности, как свидетельствуют неподкупные документы, и могут подтвердить, быть может, многие из потомков тех родовых фамилий, которых числится в документах более шестидесяти. В ряду этих фамилий были лица всех званий и сословий: вельможи, помещики, шляхта, арендаторы, мещане, панцырные бояре, крестьяне, жиды, ксендзы и проч.; словом, весь местный не православный люд восставал против беззащитной обители. Вот список подлинных фамилий лиц, по порядку времени участия их в тех или других действиях и отношениях во вред и ущерб благосостоянию монастыря: Киселев, Пипка, Гано-Липский, Хребницкий, Почобутов, Волошинский, Богомольцев, Милькевич, Болтка, Даниславский, Хусович, Поплонский, Ольшевский, Старосельский, Хозьюшев, Димович, Сивоха, Шабловинский, Овсядовский, Хасминский, Коска-Жданович, Несторович, Любошинский, Гурко, Жук, Шадловский, Ильяшевич, Радкевич, Лаппо, Свирщевский, Заранен, Крупявичев, Чарторбийский, Шадлуцкий, Шверин, Янушевский, Лузгино, Новицкий, Жаба, Лебо-Лейбович (жид), Сипка, Стояничев, Тумачев, Кирчиха, Радзневич, Реут, Лукьянович, Зелазовский, Климашевский, Зброжка, Склотовский, Иесипович, Зергздина, Гартусевич, Игольников, Микоша, Зекждов, Шишка, Волошановский и имена некоторых ксендзов-базилиан и доминикан.

Итак приступим же, на основании подлинных документов, согласно представленным рубрикам их содержания, к возможно обстоятельному изложению истории Маркова монастыря за рассматриваемый период.

Сказав в самом начале перечня документов о дарованных правительством разных правах и привилегиях, общих для всего православного местного населения, мы коснемся содержания их в той только мере, насколько это нужно для изображения тогдашнего состояния всех православных церквей и монастырей, и в том числе, следовательно, монастыря Маркова. Известно, что с началом введения унии, при всем яром фанатизме виновников ее, правительство действовало со своей стороны в тоне примирительном. Посему грамоты королей польских и определения, как генеральных конфедераций, так и созывательных сеймов постоянно твердили и подтверждали вопросы за вопросами о том, что относилось к равности прав, так называвшихся тогда, диссидентов и водворению общего спокойствия. Но все это было, если не на одних словах, то не более, как в рукописях. Так например, под руками нашими теперь одна из древних копий с привилегии короля Стефана Батория, данной в 1585 году, писанная на латинском языке.[3] В этой привилегированной грамоте всякий читающий, конечно, видит с душевным удовольствием, как радел, по-видимому, король Баторий о неприкосновенности всех прав и свободы для верных сынов православия. Но в то же время, достаточно только вспомнить, кто был первый раболепный поклонник иезуитизма, как не этот самый король Баторий. Известно, что Стефан Баторий учредил в 1581 году иезуитский коллегиум в г. Полоцке. С другой стороны, довольно припомнить, что один ли Баторий давал подобные грамоты, - да еще какие - с присягою утвержденной самими королями. Перечень этим грамотам, по порядку времени, и почти в тождественном их содержании можно сделать следующую:

В 1573 году – избранный король Генрих.[4]

В 1576 году Стефан Баторий в присяге своей и в генеральном подтверждении прав.[5]

В 1587 году король Сигизмунд III.[6]

В 1633 году король Владислав IV.[7]

В 1649 году король Ян Казимир.[8]

В 1669 году король Михаил Корыбут.[9]

В 1676 году король Ян IIIСобесский.[10]

В 1697 году король Август II.[11]

В 1735 году король Август III.[12]

В 1764 году король Станислав Август Понятовский.[13]

И что же было на деле, вследствие сих королевских грамот? Яснейшим ответом могут служить следующие слова прошения, поданного до всей Речи Посполитой в 1632 году от лица всего православного русского народа, претерпевавшего разные утеснения.[14] Выпишем некоторые места из этого прошения.  «Всему свету известно, в каком состоянии славный древний русский народ за несколько перед сим лет: а ныне оный, подобно возлюбленному Богом народу израильскому, с плачем о состоянии своем вопиет: се мы днесь уничтожены паче всех живущих на земли, не имамы князя, ни вождя, ни пророка, ни жертв, ими же могли бы умилостивити благосердаго Бога; но в сердце сокрушенном и смиренном, да будем приятны перед Тобою, Господи! Тако в несчастные сии времена и нашему русскому народу, подобным образом в течение толь многих лет гонимому, что иное в слезах сказать о себе остается? Но какая тому причина? Что терзает наши утробы? То что права наши нарушены и вольность попрана, священные храмы, издавна сооруженные, иные запустели, иные и доныне запечатаны, дабы возбранить нам в оные вход, для поклонения единому в Троице Богу. Знаменитые наши особы изгнаны из правительства за то только, что они русские… Наконец, и самые обыватели, как духовные, так и мирские, именем народа многократно вопили о том, что, живя в вольном государстве, ни в чем не имеем вольности. Многие же из граждан с сердечною горестью доносили, что при разграблении и разорении церквей, при всяком личном нашем утеснении, дети наши в младенчестве умирают без крещения, или очищения от грехов: совершенно возросшие живут вне законного брака, а что всего больше, без исповеди и причастия Святых Тайн лишаются временной и купно вечной жизни; мертвецы наши погребаются без подобающих православной Церкви обрядов. Сии и сим подобные обиды – не насилие ли совести? Не нарушение ли прежней нашей златой вольности? Чье не содрогнется сердце? Чия не подвигнется на сожаление душа?... Ныне убо почтеннейшие духовного и мирского чина знаменитой польской короны, великого княжества литовского сенаторы, благоволите дело сие разуметь, и узрите яко солнце: что отторгшаяся от православия Русь так нагло домогается прав и вольности нашей, как некогда при Соломоне лживая и притворная жена признавала себя матерью дитяти, а наконец согласилась с соперницею своею разсечь его надвое. Вникните сострадательным оком и вы, господа послы обоего народа, в оные наши исторические с 980 до 1510 года деяния, начав от князя Владимира, Самодерца Российского и Ярослава Владимировича, Мстислава, Казимира короля польского, Ягелла князя литовского, короля Владислава Ягелловича и короля Александра Казимировича; рассмотрите, какие они учинили постановления (конституции), какую даровали вольность предкам нашим русского народа; а ныне все отнято у нас. Отверзите двери милосердия толкущим нам; дайте, или паче возвратите просящим со слезами прежнюю вольность». Что изложенное в этом прошении положение православного русского народа относилось, если только еще не по преимуществу, особливо по случаю убиения Иосафата Кунцевича, к жителям Витебска, а также и к Маркову монастырю, об этом свидетельствуют несомненные исторические факты. Таковы, например: упомянутые нами выше декреты Сигизмунда III, которыми под смертной казнью запрещалось не только строить в Витебске православные церкви, но и быть последователем православной веры. Что же касается, в частности, собственно Маркова монастыря, то мы имеем под руками самый ясный документ, свидетельствующий, что настоятель Маркова монастыря был послан от белорусского епископа Сильвестра, князя Четвертинского, в числе прочих депутатов, на гродненский сейм.[15]  Об этом факте так говорит г. Бантыш-Каменский, автор исторических известий о возникшей в Польше унии: «поданное от настоятелей всех тогдашних монастырей прошение довольно доказывает, коликим именно обителям и каково причиняемо было с польской стороны насилие обращением в унию монастырей, отнятием доходов и мучительскими побоями. Вот это прошение: «Бьют челом богомольцы твои от всех благочестивых монастырей литовских и белорусских, мужеских и девичьих, игумены со всею о Христе братиею и игумены со всеми сестрами, именно ж: Виленского, Евейского, Крайкого, Брестского, Слуцкого, Минского, Борисовского, Новодворского, Сурдецкого, Купятицкого, Белорусских же: Кутеинского, Буйницкого, Мстилавского, Соломерецкого, Марковского, Могилевского, Шкловского, Горецкого, Полоцкого, Друцкого, Десненского, Крыжборского, Невельского, Вохорского, Гривенского и прочих многих мужеских пустынножительных, в княжестве Литовском обретающихся; да в девичьих – Кутеинского, Баркалабовского, Мазаловского, Костюновского и прочих многих пустынножительных же девичьих монастырей, о благочестии святом, которое поляки всеконечно хотят во всем государстве своем польском и великом княжестве литовском искоренити, и на сейме варшавском унию везде конституциею утверди… И аще в нынешнее нужное гонительное время вскоре не получим помощи, то … от древле-насажденное благочестие в конец искоренится… А монастыри, которые от благочестивых создателей построены…, на костелы и унию превращены будут; нам же оные оставити и в различные страны разбегнутися нужда будет от насилия многих указов… и податей стократно сугубых, которыми убогие обители наши православные в конец разоряют».[16] Но ни письменные ходатайства Русского двора к королю польскому, ни личные представления министра в Варшаве, не могли облегчить ежедневно происходящих на православных гонений. И потому (в другом месте) читаем, между прочим, следующие слова того же могилевского епископа Сильвестра, князя Четвертинского[17]: «Не обретается подобное под солнцем утеснение, каковое от веков давных распространяющаяся древняя вера греко-российская в странах короны польской и вел кн. литовского давно терпит напрасно; и вспоминать не довлеет и всемирных надежностях, многими законами и уложениями установленных, о вере православной и совершенно описанной, когда, ни в едином пункте установления, справедливости не узнаем, ниже приемлем основания, но и паче день от дня, через разные вымышленные способы, до крайнего приводят нас оскудения и часть оставшуюся цветущего православия разорить тщатся». Правда, в скором после этого времени, король Август IIиздал привилегию, в которой, между прочим, упоминается также Марковский Свято-Троицкий монастырь, в витебском воеводстве, с церквами к нему принадлежащими;[18] а затем подтвердил эту привилегию, во всем ее содержании король Август III (30 декабря 1735 г.); но все эти грамоты были, очевидно, общие. Собственно же данные на имя Маркова монастыря и теперь в подлинниках хранящиеся в монастырском архиве, суть следующие три:

            I. Дана польским королем Августом III, 1752 г., месяца октября 10 дня, царствования же (Panowania) его XIX, с обозначением ее содержания, вниз текста, сими словами: «UtwerdzanieprawmonasterowiMarkowskiemu».

            II. Дана тем же королем в 1756 году месяца Grudnia(декабря) XIdnia(PanowaniaXXIVroku), с обозначением содержания «ApprobaciaprawmonasterowiMarkowskiemu».

            III. Дана королем Станиславом Августом в 1765 году месяца января XVdnia. Содержание ее обозначено так: «KonfirmaciaPrawmonasterowiMarkowskiemu».

Первая и третья из этих грамот писаны на больших свернутых вдвое пергаментных листах и скреплены привешенными на зеленых шелковых шнурах сургучными печатями, в складных жестянках, большими печатями; вторая же грамота писана на бумаге, и печать вытиснута на самом листе. Все грамоты за собственноручными подписями королей; писаны они на польском языке,  с полными титулами в заглавии, текст их сохранился весьма хорошо. Первую и третью из этих грамот мы прилагаем в русском переводе, а вторую оставляем потому, что содержание ее не имеет особенного значения.[19]

Из содержания всех этих грамот очевидно, что они даны были с единственной целью, как выражают сами обозначения этих грамот, т. е. approbaciaUtwierdzenieи Konfirmaciaprawдля монастыря; следовательно, очевидно и то, что были времена и обстоятельства, по коим монастырь имел несчастие лишаться этих прав. Что это так, мы уже видели в изложении общей судьбы всех тогдашних православных монастырей и церквей. Теперь же представим частные об этом сведения, на основании подлинных данных.

Прежде всего, впрочем, должно упомянуть об одной стороне фактов, о которых нами еще не сказано, но которые естественно имели важное влияние на судьбу Маркова монастыря. Мы разумеем пожары, от которых пострадали сколько здания и наличное имущество обители, столько же и документы на права ея и привилегии, которые были дороже по тогдашним обстоятельствам, всякого материального благосостояния. Первый пожар случился в 1690 году, после чего сын и наследник восстановителя монастыря, Огинский, построил на месте сгоревших деревянных, монастырские деревянные же кельи и доныне еще существующую соборную Свято-Троицкую (деревянную) церковь. Второй пожар был не в монастыре, а в городе Витебске (в 1752 г.); но он чувствительно отозвался монастырю, в том отношении, что жертвою сего пожара сделались монастырские документы, хранившиеся тогда в витебском доминиканском кляшторе. В том и в другом случае, оказалось много затруднительных хлопот по предмету выручки документов. После первого пожара, по ходатайству игумена Феофана, документы и с ними самое существование монастыря подтверждены были на вечные времена привилегией польского короля Яна Казимира, в 1695 году июля 16 дня. После второго пожара процедура дел замечательна была тем, что игумен Гиацинт (Иакинф) Пелкинский должен был принести присягу, состоявшую в весьма многих пунктах относительно сгоревших документов. При всем желании узнать сущность этой присяги, мы не могли прочитать ее, потому что бумага почти истлела. Из приложенного же реестра видно, что оказалось в дефиците XXVfastibul-ов (связок). Содержание этих, заявленных сгоревшими, дел, касающихся благосостояния монастыря, нет нужды излагать здесь, Мы скорее должны сказать, что не столько, конечно, были враждебны здесь стихии, сколько личные неприязненные действия. Согласно нашей рубрике, мы, по возможности изложим дело.

Первый вопрос об имениях. Как все монастыри тогдашнего времени, Марков монастырь имел счастливую возможность пользоваться и усердием доброхотных жертвователей, и собственными средствами к приобретениям. Нельзя определить верно, за запутанностью дел, сколько именно было в разные времена имений во владении Маркова монастыря, но до одиннадцати насчитать можно. Названия их следующие: Плетнино, Присушино, Охотинцо, Марково, Гаещизна (Гаевщина), Черничи, Васьковичи, Дуброва, Слободка за Двиной, Претника и Юрисдика.

Деревни Плетнино ныне не существует, она находилась на горе в том месте, где сейчас Витебская кольцевая автомобильная дорога пересекается с железнодорожной веткой на Полоцк. Охотинцо сейчас называется Хотиничи, о Марково, она же Маркова слобода,  Гаевщине и Дуброва шла речь выше. Васьковичи существуют до сих пор в качестве пригорода и находятся за Тирасполем. Присушино расположено в Витебском районе, семью километрами севернее поворота от дороги Витебск – Сураж на Яновичи. Юрисдика – не имя собственное, это термин обозначающий земельный участок в городе, который был не в юрисдикции городского магистрата, а подчинялся суду своего владельца, в данном случае монастыря. Пока не удалось атрибутировать только участки Черничи и Слободка за Двиной. Впрочем, можно предположить, что в случае со Слободкой имеется ввиду городской участок земли, принадлежащий монастырю и находившийся в Задвинье, которое одно время называлось Задвинская Слободка. Что же касается Чернич, то это мог быть не населенный пункт, а просто участок земли.

Причина сейчас сказанной запутанности дел, особливо в рассматриваемом отношении, понятна иже из одного количества лиц, имевших противу монастыря судебные процессы. Этих лиц, считая по одним фамилиям, было несколько десятков; а сколько их могло быть поименно? Эти процессы состояли или в спорах относительно границ владений, или же прав на них, или же, наконец, разных предметов собственности. Входить в подробное изложение всех подобных тяжебных дел теперь уже излишне; особливо в настоящее время, когда правительственные положения относительно этого вопроса совершенно изменились. Чтобы дать, впрочем, читателям понятие о том, что и как происходило по рассматриваемым делам, мы представляем здесь буквальное содержание одной записки игумена Маркова монастыря Иакинфа Пелкинского относительно имения, под названием Охотинцо. [20]

Конечно, в подобных делах всегда, как говорится, не без греха от различных споров и проч., но трудно не согласиться, что в дела, собственно относящиеся к интересам Маркова монастыря, как православного, непременно входили другие причины и виды со стороны истцов и судей. Первые дозволяли себе возможные хитростные путаницы и волокиты в своих процессах, уповая на снисходительность и потворство судей, а последние, сообразуясь с духом времени и с положением дел, преследовали одну главную цель, т. е., чтобы всеми мерами стеснять, а если возможно и в конец уничтожить монастырь, или же привести его к унии. Что такая мысль не произвольна и не ошибочна, документальными свидетельствами служат многие другие факты. А именно, находились люди, которые, не имея поводов к притязаниям и искам против монастыря, формою суда, смело дозволяли себе делать открытые наезды на монастырские владения, и вообще наносить им вред и ущерб, зная, что так или иначе все подобное сойдет им с рук. Мы жалеем, что некоторых из подобных документов не можем читать; так как они теперь решительно почти истлели. Но вот некоторые дела. 1-е. «Выпись из книг главного Трибунала великого княжества Литовского, 1760 года месяца декабря 17 дня, содержащая жалобу игумена Иакинфа и всей братии на пана Иосифа Богомольца, бывшего витебского градского дьяка Игнатия Любощинского, мечника Витебского, - о причинении разных ущербов монастырю наездами в границы, о снятии ржи с поля, вырубке леса и притеснениях подданных монастырских»…[21] 2-е. «Выпись из книг градских воеводства витебского, 1768 года месяца мая, содержащая жалобу игумена Сильвестра Холинковского на пана Бернарда Зброжку, который въехав в монастырскую землю, на оной построил кирпичный завод, лес монастырский вырубал и проч.»[22] 3-е. «Выпись из тех же книг (1758 года) октября 25 дня, содержащая жалобу игумена Иакинфа Пелкинского, о побитии его, игумена, и о наезде вооруженном…»[23] 4-е. «Выпись из тех же книг, 1720 года мая 25 дня, содержащая жалобу игумена Мефодия Олешкевича на панью Жегрждиною и сына ея Стефана, о забрани земель, данных монастырю ее мужем…»[24] 5-е. «Выпись приговора Витебского нижнего земского суда, 1780 года декабря 3 дня, по делу монастыря с паном Леоном Игольником о вырубке монастырского леса».[25] Таковы же и многие другие дела. И что мудреного, если все это было, когда бывали дела худшие и горшие. Не довольствуясь открытыми нападениями на мирную обитель, находились, во многих случаях, люди, чтобы заявлять перед начальством разнообразные мнимые жалобы, доносы и клеветы. Таковых документов оказывается десять.[26] Здесь, беззащитные по своему положению, не только настоятели, но и вся братия подвергались обвинениям и в религиозном, и нравственном, и политическом, и уголовном отношениях. Для примера выпишем некоторые из подобных дел. 1-е. «Выпись[27] из книг градских суррогаторских воеводства Витебского, содержащая жалобу ксендза Августина Новосельского старшего базилианов Витебских на Иакинфа Пелкинского, инвазор, интруза и узурпатора[28] игуменства марковского, на наместника его Спиридона Хриневецкого, иеромонаха Феодосия Каплинского, иеродиакона Антония и все общество дисуниатов марковских, - впредь на самого игумена Пелкинского, что он сам, как говорят, отступник от церкви католицкия святой унии, узнавши, что Серапион Пчолка, истинный и пожизненный игумен марковский, с некоторыми монахами просвещенными благодатью Духа Святаго, именно с иеромонахами: Рафаилом Зарембою и Маркелом, и с иеродиаконом Гавриилом Толстюкевичем, возжелал, отступивши заблуждений схизматических, возвратиться до двора овчаго Христова и святой унии, таковых 1751 года в декабре повязали, били, мучили, и на иные различные, по большей части выдуманные, беспорядки жаловался. Видно, что базилиане витебские, опасаясь жалобы вышеупомянутого Спиридона Хриневецкого и деятельности игумена Иакинфа, сами вздумали войти жалобою на них в суд, дабы при помощи дворян и чиновников витебских дело в неправом виде представить». 2-е. «Выпись[29] из книг градских 1761 года сентября 12, содержащая приговор суда градского витебского в деле игумена Иакинфа Пелкинского с паном Казимиром Зарановским Лузгиною. Лузгина жаловался на игумена Пелкинского, что через посредство посланника российского оклеветал его пред Его Королевским Величеством, угрожая на жизнь его, хвалился покровительством российским, и проч. Суд градский по неявлению игумена осудил его виновным, приказал взыскать с него 20 000 злотых польских, возложить секвестр на товары монастырские в Риге, и огласить его бесчестным человеком.

Кроме сих действий, не менее находится и таких документов, в которых были наносимы личные оскорбления, побои и увечья, как настоятелям, так и братии монастыря.[30] Выписываем некоторые из подобных грустных фактов. 1. В деле под № 63-м значится: «выпись из книг градских суррогаторских воеводства Витебского 1752 года генваря 11 дня, содержащая жалобу преподобного отца Спиридона Хриневецкого игумена Яблоченского наместника Марковского на Серапиона Пчелку, бывшего игумена марковского, обратившегося в унию и сообщников его, что они, нападши на монастырь разбойническим образом, впредь всех побили и повязали веревками, и велевши себе подать от всех келий и кладовых ключи все, кладовые, скарбец, ризницу монастырскую, многие драгоценности и чужие деньги, монастырю поверенные, заграбил, водку, пиво, квасы монастырские наездникам выпить велел. После, всех монахов к себе призвавши, объявил, что кто желает в унию, дабы его стороны держался; а упорствующие, дабы, позабрав свои вещи из монастыря уходили, прибавляя, что скоро придут монахи латинские разных орденов для отправления мши в монастыре. По каковому объявлению ни один из монашествующих не согласился в унию. Он всех выгнавши, все, что только можно было забрал, забрал между прочим и архив монастырский, забравши, уехал в Витебск, сделавши монастырю убытка более чем на пятьдесят тысяч рублей серебром (игумен Иакинф находился тогда в Гродне, на сейме по делам монастырским). 2. В деле под № 136-м находится: «выпись из книг 1766 года августа 9 дня, содержащая реляционный квит генеральский о побоях, причиненных паном Иосифом Богомольцем старостою Ясминским посредством пана Доминика Жабы и чиновника своего пана Щуки с крестьянами охотинскими в 1766 году августа 6 дня в деревне Болтке игумену Иакинфу Пелкинскому, которому голову и спину крепко разбили, половину бороды выдрали, и наместнику иеромонаху Нафанаилу Покорницкому лоб разбили, плечо правое крепко сбили, бороду вырвали, иеромонаху Илариону Поседимирскому лоб разбили и спину саблей избили». №. В деле под № 158-м, заключается: «выпись из книг городских воеводства витебского 1770 г. генваря 16 дня», содержащая жалобу игумена Сильвестра Холинковского на ксендза Михаила Роскесского, декана и плебана Витебского Трембицкого каноника Смоленского, Яна Девоина викарного той же епарахии и пана Казимира Яновицкого о побитии наместника марковского иеромонаха Мефодия Солтыка, ходившего в город для приобщения св. Тайнами больного Яна Радкевича, которые помянутые ксендзы хотели его наместника Мефодия в римский закон обратить, а Радкевича похоронить.

Из всех этих фактов кому не очевидно, что были за причины и какие цели подобных злодейских поступков со стороны притеснителей невинных иноков. Не то ли одно и главнейшее, чтобы, если не добровольно, то насилием обратить их в унию. Чтобы убедиться в этом еще более, вот новые подлинные документы.[31] Например, в деле под № 128 читается: «позыв из Девоинов Иосифа Соллогуба воеводы Витебского 1765 года октября 16 дня о. игумену Пелкинскому, пану Петру Иелиашевичу и детям его Федору и Марфе – пану Стояничеву и пане Лаповой Тумашевой и помещице Витебской в суд градский Витебский по жалобе приходского униатского Любашковского священника Михаила Хруцкого, жаловавшегося, что о. игумен Иакинф Пелкинский известный издавна развратник и пьяница, и гонитель православия и всем православным ненавистный, и в глубину входя неправостей, осмелился крестить младенца дочь пана Петра Иелиашевича урожденную из матери униатки, прихожанки его священника, и Петру Иелиашевичу, почему дочь свою скверным сим крещением крестить допустил, и Федора и Марфу, и Стояновича, и Лапову Тумачеву призывают, почему они были восприемниками. Кроме сего,  священник Хруцкий просил, дабы игумена Иакинфа лишить, яко недостойного, сана игуменства». В деле под № 129, «тот самый позыв, в котором помещено еще более ругательств на игумена Иакинфа и на православие». Под № 145-м пишется: «свидетельство генеральское 1768 года генваря 18 дня об арестовании по поручению о. игумена Сильвестра Холинковского тела умершей паньи Томашевой Лаповой, которая из предков православного исповедания была, и в православии померла, а которую муж ее Томаш Лапа с униатским священником Юревичем по-униатски похоронить хотели, под заручительством тысячи талеров битых. На оном листе имеется признание оного в суде градском Витебском».

Сюда же должно отнести, конечно, и все прочие действия ксендзов, базилианов, доминиканов и др. подобных лиц.[32] Таковы были судьбы Маркова монастыря в рассматриваемый период времени в отношении религиозном и в быту материальном! И неудивительно, что монастырь должен был все это вытерпеть со стороны господствовавшего тогда фанатизма против всего православного, особливо когда известно, что сам подтвердитель прав и фундушей его был не кто другой, как отщепенец праотеческой веры, а один из потомков этой же кровной фамилии, каштелян витебский Огинский, открыто восставал против благосостояния того, что основано и утверждено было его предками. Об этом лице вот что пишет автор исторических известий об унии: «Каштелян витебский Огинский, чиня гонение на монастырь марковский, согласился с архиепископом униатским мещанам витебским под смертною казнию в монастырь приход запретить и церкви запечатать.[33] Впрочем, что удивляться подобным действиям каких-либо подкомориев, ксендзов и проч., когда самые короли, по проискам и наглым клеветам униатских епископов, дозволяли себе такие действия во имя пропаганды, в которых решительно роняли в глазах подданных свое достоинство, являя все непостоянство воли и слабость власти. Таков именно рескрипт (данный в Варшаве 1699 года августа 9 дня) короля польского Августа II, уничтожающий привилегию на епископию могилевскую и всей Белой России, данную прежде им же самим настоятелю Маркова монастыря игумену Серапиону Полховскому. Мы выписываем этот рескрипт, как замечательный с своем роде образчик.[34]

Но закроем эту мрачную картину и в замене ея поспешим возразить ту утешительную уверенность, что, несмотря на все вышеизложенные невзгоды и всевозможные притеснения, Марков монастырь остался неизменно верным своему назначению и постоянно был достоянием православия. Правда, против последнего нашего заключения существуют мнения и даже печатные свидетельства, что будто бы Марков монастырь находился некоторое время в унии и принадлежал базилианам. Так у автора исторических сведений о примечательнейших местах в Белоруссии (г. Без-Корниловича) прямо говорится[35], что «в 1751 году, 22 декабря, витебский униатский декан Казимир с шляхтой ворвались в монастырь, игумена Серафима Кочета увезли в Витебск, монахов выгнали, архив и имущество монастырское разграбили, а монастырь отдали в управление монахам базилианам. По присоединении же Белоруссии к России, Марков монастырь снова поступил к православному духовенству.[36] Смеем решительно утверждать, что такое сведение совершенно ошибочно и ни на чем не основывается. Во-первых, в сейчас прописанном сведении несправедливо выставлено имя игумена Серафима Кочета. Такого имени, как увидим ниже, в преемственном ряду игуменов совершенно не было и значит под 1751 годом игумен Серапион Пчелка. Во-вторых, хотя игумен Пчелка, как мы видели в прежде изложенных документах,  с двумя иеромонахами Михаилом Зарембою и Маркелом и иеродиаконом Гавриилом Толстюкевичем предались в унию и, при помощи униатов и католиков ограбив монастырь, старались обратить его на униатский, но в этом воспрепятствовали им с одной стороны условия фундушевой грамоты[37], а с другой самая ревностная деятельность преемника Пчелки Иакинфа Пелкинского, известного поборника православия и всех интересов монастыря. В-третьих, если б Марков монастырь находился в числе униатских, то само собой, он был бы свободен от разных притязаний и притеснений, хотя бы на время, но этого не видится по ходу всех дел. В-четвертых, напротив, видим непрерывный хронологический ряд настоятелей сего монастыря из лиц православных; равно как и при тщательнейшем исследовании и осмотре всех монастырских церквей, со всеми их принадлежностями по части икон, утвари, облачений, книг и проч., не имеется никаких признаков и видов чего-либо униатского, в-пятых, хотя в грамотах королевских иногда братия монастырская называется базилианами, но в то же время с прибавлением слов: “RitusGraecinonuni”, значит здесь ясно показывалось, что под названием базилианов не должно разуметь орден не только католический, но даже и греко-униатский, а православный, так как устав Св. Василия великого соблюдается в православных монастырях. Наконец, в-шестых, о постоянном и неизменном пребывании монастыря в православии свидетельствует то, что он всегда находился под иерархическим начальством православным, а именно, или в ведении митрополитов киевских и галицких, или же патриарха московского и Святейшего Всероссийского Синода.

Перейдем теперь к изложению истории об иерархическом положении Маркова монастыря. В фундушевой записи восстановитель монастыря князь Огинский, как мы видели, положил непременными условиями: «быть игумену и братии сего монастыря под послушанием св. патриарха константинопольского и поставленных от него древним порядком преосв. митрополитов киевских и галицких и всея Руси». Иного условия и быть не могло по тогдашнему политическому положению здешней страны вообще и по иерархическому состоянию всех православных местных церквей и монастырей. Так король Владислав IV, при самой своей коронации (в 1633 г.) в Кракове, подтвердил с клятвою все прежние права и вольности и привилегии относительно диссидентов, издал от себя диплом и привилегию. В этой последней говорится, между прочим: «Который епископ сам будучи по правилам св. отцов под верховным послушанием не униатского митрополита, но посвящение от константинопольского патриарха, яко наивысшего своего пастыря, получивший, и от него приемлющий благословение, должен равным образом иметь в своем повиновении и послушании весь не в унии с церковью римскою находящийся и быть в оной не желающий народ русский, как в духовном, так и в светском чине состоящий в епархиях архиепископии полоцкой и епископии витебской и мстиславской и за нас и за благополучное наше под ними правление всегда Бога молить»… И далее: «К сему же привилегию утверждаем и позволяем епископу мстиславскому свободно ездить в Полоцк, Витебск, Мстиславль и иные города и селения Наши, для обозрения монастырей, церквей и подчиненных ему, не состоящих в унии, в оных же воеводствах и поветах находящихся приходских людей».[38] То же самое подтвердил (1650 г. генваря 12) на Варшавском сейме (на котором находился между другими лицами митрополит киевский Сильвестр Коссов), король Ян Казимир своею привилегиею, где сказаны такие слова: «В следствие сего такое королевское наше обещание…самим делом выполняя, праздные на сей час епископства – Луцкое, Хельмское, Витебское, присоединяя и Мстиславское со всеми издавна к ним принадлежащими церквями Сильвестру Коссову митрополиту киевскому и властям на сие избранным и от него посвященным отдали и сим нашим дипломом утверждаем».[39] В силу таких-то правительственных постановлений вышесказанный восстановитель монастыря князь Огинский и не мог иначе сделать свою дарственную запись, как под условием подведомственности монастыря киевским митрополитам. Марков монастырь действительно и состоял в ведении сих митрополитов до 1656 года. Об этом свидетельствуют также самые грамоты некоторых митрополитов киевских, как например митрополитов Сильвестра Коссова и Петра Могилы. Последняя дана была (в 1657 г.) на право инокам Маркова монастыря ездить с купцами в Ригу, для отправления богослужения на флоте и собирания милостыни.

С 1656 года Марков монастырь, с прочими православными монастырями и церквями в тогдашних полоцком  и витебском воеводствах, перешел во владение московского патриарха. Это совершилось по случаю похода царя Алексея Михайловича, который, первый из русских государей, среди политических дел с Польшей, поднял вопрос об облегчении участи единоверных и единоплеменных своих собратий, жестоко теснимых за православную веру. Именно, когда в 1656 году, Алексей Михайлович занял своими войсками Полоцк, и когда поляки стали просить перемирия, то он, отправляя за границу полномочных послов – ближнего боярина князя Никиту Ивановича Одоевского с товарищами, дал им первое и главнейшее приказание, «домогаться от государя польского, дабы церквям Божьим и всем греко-российского исповедания христианам, имеющимся в польском государстве ни малейшего не чинить поругания … паче же всего церквей их в униатские не обращать костелы».[40] Царь, конечно, имел на это многие свои причины, но несомненно известно также то, что за шесть лет перед сим, именно «в 1650 году в апреле месяце приезжал в Москву игумен полоцкого воскресенского монастыря Анфиноген Крижановский с жалобой к царю не только на польских людей, сильно обидящих тамошние монастыри и церкви, но и самого короля и вельмож его, силящихся всех грекороссийского исповедания в его владениях находящихся жителей истребить».[41] С другой стороны известно, что в промежуток этого же самого времени (в 1654 г.) Малороссия присоединилась к России, и все православное иерархическое управление, следовательно и митрополия киевская, перешли от константинопольского патриарха к московскому. Поэтому, бывший тогда патриарх Никон, по естественному духовно-пастырскому участию к их судьбе, бывших в таком угнетении, православных монастырей и церквей и для приведения их в возможное устройство и порядок, принял под непосредственное ведение, как ближайшие по местности, две епархии: полоцкую и витебскую. Об этом сам патриарх, в данной впоследствии грамоте, так выражался: «право и благочинно подобает, яже по нам деятися и управлятися, да не безправильно и безчинне деемая смятению и непостоянию виновна будут … Сего ради и святейшей епископии полоцкой, нане без правильного пребывающей предстоятеля, не восхотихом ю тако оставити … да не без того чада ея пребывающие, душевно некако вредятся». В числе других монастырей, как видно, Марков монастырь имел тогда особенное значение. Ибо патриарх Никон, для личных своих наставлений и распоряжений по управлению этим краем, вызвал к себе в Москву не другого кого, как игумена Маркова монастыря, которого тогда же назначил наместником полоцкой и витебской епархии. Об этом так писано было в патриаршей грамоте: «Духовно убо и соборне разсмотревше, обратихом Живоначальныя Троицы Марковского Витебского монастыря игумена Каллиста, мужа благочестива и богобоязлива и в добрых искусна, и сего … прежде всяцем опасным истязанием прилежно испытавшее и достоверными свидетельствами о нем уверившееся, судихом достойна наместником св. епископского полоцкого перстола быти. Сему убо Каллисту … даем власть духовная управляти в Полоцку и Витебску и во всех пределах, иже под властию прежних епископов полоцких бяху, завещевающе ему хранити и блюсти крепко»… Далее следуют тринадцать пунктов, заключающих в себе изложение прав и обязанностей наместника.[42] Все эти пункты наместнической инструкции мало чем разнятся от правил епископского звания: недоставало только сана святительства и следующих прав рукоположения во священство. Патриарх Никон не замедлил совершить и последнее. В следующем же, 1657 году, по соизволению царя Алексея Михайловича, он посвятил того же наместника Каллиста Дорофеевича Риторайского в сан полоцкого епископа, и благословил Марков монастырь Казанскою иконою Божией Матери, и до ныне там находящуюся в особенном почитании.[43] Таким образом, ровно почти через сто лет из под крова этой мирной древлеправославной обители явился второй святитель на полоцкой епархии. Такое непосредственное отношение Маркова монастыря к московскому патриаршему ведению было, впрочем, весьма непродолжительно. С переменою политических дел и положения здешней страны переменилась и судьба Маркова монастыря на прежний статус. Марков монастырь поступил опять, на правах ставропигии, в ведение киевских митрополитов, так что по распоряжению последних присылаемы были настоятели в сей монастырь большею частью из иеромонахов Киево-Печерской Лавры. Этот факт, сколько составляет для нас новое доказательство, что Марков монастырь всегда оставался неизменно православным, столько же служит отраднейшим свидетельством, что дух веры и благочестия и жизни иноческой насаждался в здешней обители прямо от матери городов русских и колыбели святоугодничества – Киево-Печерской Лавры. Этим же объясняется и та ревность о благе обители и православия, какую являли настоятели ея во всех тяжких ея годинах и обстоятельствах. Такое положение Маркова монастыря продолжалось до 1773 года, т. е. до самого времени присоединения Белоруссии к России, следовательно в течение не менее ста лет.

Состоя в ведении киевских митрополитов, Марков монастырь, само собою, состоял под верховной властью сначала московских патриархов, а затем Святейшего Синода, так что в делах особенной нужды настоятели его обращались с просьбами прямо то к патриархам, то к св. Синоду, и от них получали именные грамоты. Из таковых грамот сохранилась до днесь в монастыре лишь одна, именно грамота Св. Синода, данная в 1723 году июня 30 дня;[44] но из нее же видно, что были даваемы подобные грамоты и от московских патриархов и митрополитов киевских.

Когда же совершилось присоединение Белоруссии в вечное владение России (1772 г. июля 25 дня), то с этим событием не могла, само собою, не быть связана судьба и Маркова монастыря. Так действительно, мы видим, что с 1773 года монастырь сей, по указу святейшего Синода, причислен был к псковской епархии. Затем, по высочайшему указу, данному Св. Синоду в 10-й день января 1795 г., он наравне с другими монастырями и церквями, состоявшими тогда в полоцкой, нынешней витебской, губернии, перечислен от псковской епархии к могилевской, и наконец, от сей последней, в 1833 году, перешел в новооткрытую полоцкую, в которой и состоит теперь.[45] Марков монастырь во все описанное время своего существования до 1798 года состоял под управлением настоятелей-игуменов, но с сего года он возведен был на степень архимандрии. Таких архимандрий учреждено было тогда, по высочайшему повелению, в могилевской епархии три: в Могилеве, Полоцке и Витебске, как главных городах Белоруссии. Первым из настоятелей Маркова монастыря с званием Архимандрита был Иосиф, который умер и погребен в сем монастыре 1817 года декабря 17 дня. Место его погребения всякий посетитель может увидеть с правой (южной) стороны главной церкви (Свято-Троицкой), где в полу, на галерее вделана из камня круглая небольшая плита над его могилою, а на стене церковной сделана желтою краской надпись.

Вспомнив имя почившего первого из архимандритов Маркова монастыря, почтим же достойным воспоминанием имена и всех прочих настоятелей, достойно своего звания послуживших в сей обители, и своею истинно-христианскою и подвижническою ревностию о православии сохранивших ее от всех напастей и бедствий со стороны господствовавшего католическо-униатского фанатизма.

За неимением решительно никаких биографических сведений, мы сделаем, по крайней мере, перечень бывших настоятелей в хронологическом порядке, с указанием некоторых совершившихся при них и в их жизни фактов.

Ряд настоятелей-игуменов Маркова монастыря должен бы начинаться, по крайней мере, со времени его восстановления князем Львом Огинским, т.е. с 1633 года. Но, к несчастью, в жалованной фундушевой грамоте не упоминается имя игумена, а просто сказано: «признавши ввечистую посессию (владение) урадовне велебным (преподобным) в Богу отцу игумену з братиею законниками (иноками) подали и попустили» и проч. И потому, сколько за несомненное свидетельствуют документы, первым из игуменов должен быть поставлен.

Отец Сергий цитирует здесь грамоту Симеона Огинского, данную 14 августа 1687 года, в которой частично приведен текст грамоты выданной его отцом Львом Самуилом 6 августа 1642 года. Самой грамоты Льва Самуила отец Сергий не имел, а в ней-то и указано имя первого настоятеля – Елисей. Эта грамота опубликована в «Актах издаваемых Виленской археографической комиссией, том XII, Акты Главного Литовского трибунала», с. 128-132. Вот часть ее: «…церкви и монастыря од старших и зверхнейших пастырей рели нашой старожитное греческое, а не унитов, миновите в Богу велебного преосвященного его милости Петра Могилы, митрополиты Киевкого, Галицкого и всее Руси, для одправованья хвалы Божое, Елисей игумен з другою братею законниками, за жаданьем и потребованьем нашим зосланый есть». Сие означает, что Лев Самуил Огинский не только восстановил монастырь, наделил его землями, построил церковь, но и вытребовал из Киева настоятеля и первых насельников.

I. Каллист Дорофеевич Риторайский. Это тот самый, который, как сказано было прежде, ездил в 1656 году в Москву, где получил от патриарха Никона сначала звание наместника полоцкой и витебской епархии, а потом в 1657 году был посвящен тем же патриархом в сан епископа полоцкого. Об этом игумене Калликсте упоминается в документах еще раньше, а именно в 1651 году, в духовном завещании Евстафия Пипки, отказавшего в пользу монастыря имение Охотинце. По силе сего завещания была построена этим игуменом деревянная церковь во имя Покрова Пресвятыя Богородицы, на место которой существует ныне каменная, того же наименования.

II. Феофан Иванович – в 1687 году. При нем сгорел монастырь, и его старанием, на иждивение известного наследника восстановителя монастыря – князя Симеона Огинского, построена в 1690 году новая деревянная и поныне существующая Свято-Троицкая церковь. Этот же игумен исходатайствовал у короля Яна Собесского подтвердительную грамоту на монастырские имения в 1695 году.

III. Серапион Полховский, которого назначил было король Ян Собесский епископом белорусским, но полоцкий униатский архиепископ Маркиан Белозор не допустил его занять эту кафедру.

IV. Сильвестр Конарский, около 1713 года, из иеромонахов полоцкого Богоявленского монастыря.

V. Мефодий Олешкевич. Он в 1718 году, с другими депутатами, послан был от белорусского епископа Сильвестра, князя Четвертинского, на гродненский сейм, ходатайствовать, между прочим, о воспрещении местным гражданским властям взимать подать с монастырских имений.

VI. Серапион Пчелка, который в 1751 году с двумя иеромонахами и одним иеродиаконом предался в унию, а затем, с помощью униатов и католиков ограбив монастырь, хотел обратить его также в унию, но не смог по силе условий фудушевой грамоты и вследствие деятельной ревности о православии преемника его Иакинфа Пелкинского.

VII. Иакинф Пелкинский был настоятелем Маркова монастыря с 1746 по 1766 год, в котором переведен был в настоятели виленского Свято-Духова монастыря, где и скончался. При нем построен ныне существующий каменный монастырский корпус и каменная Покровская церковь.

VIII. После 1766 г. настоятелем был Иван Лукиянович; за ним же следовали:

IX. Сильвестр Голинкович – в 1768 г.

Х. Созонт – с 1776 до 1780 г.

XI. Петр – с 1780 по 1785 г.

XII. Досифей Быковский – с 1786 по 1795 г.

XIII. Иосиф, о котором помянуто выше, как первом архимандрите Маркова монастыря.

XIV. Анатолий – архимандрит, с 1818 по 1822 г.

XV. Иероним – архимандрит, с 1822 по 1832 г.

XVI. Павел Чичкевич – архимандрит, с 1832 по 1861 год.

Список отца Сергия, по понятным причинам, оканчивается 1861 годом. Вот его неточное и, может быть, пока не полное, продолжение:

1861-66 – архимандрит Анатолий;

1866 – архимандрит Полиевкт Пясковский;

1873 – архимандрит архимандрит Аркадий (Филонов);

1887 – архимандрит Иоанникий;

1888 -1894 – архимандрит Илларион;

1895 – архимандрит Виталий;

1904 – архимандрит Игнатий;

1905 - 1913 – архимандрит Пантелеймон (Рожновский);

1913 – архимандрит Геронтий;

1914 – архимандрит Порфирий;

1926 - архимандрит Таврион.

Вслед за именами сих лиц, настоятельствовавших в монастыре, мы не можем не воспомянуть и прочих иночествовавших в сей обители, равно как и благочестивых основателей, ктиторов и благотворителей ея. Вот эти имена, взятые нами из синодика, составленного в 1789 году, взамен древнего обветшавшего, а именно: иеросхимонахов: Сильвестра и Леонида; иеромонахов: Даниила, Исайи, Нафана, Ила, Симеона, Психия, Елисея, Адриана, Антония, Венедикта, Пафнутия, Варлаама, Гервасия, Митрофана, Вассиана, Геласия, Досифея, Киприана, Алексия, Сильвестра, Макария, Паисия, Кирилла, Самуила, Варлаама, Венедикта, Иннокентия, Феоктиста, Иосафа, Корнилия, Геннадия, Иринея, Феофана, Филарета, Гурия, Акиндина, Варнавы, Мефодия, Виктора, Августина, Венедикта, Авраамия, Иннокентия; иеродиаконов: Нафанаила, Варлаама, Афанасия, Феодосия, Порфирия, Мефодия, Лаврентия, Герасима, Иринарха, Ипполита, Самуила, Исайи, Иеремии, Варлаама, Филарета, Севастиана, Варсонофия, Никодима, Иннокентия, Исайи, Амвросия, Иосифа, Лаврентия, Георгия, Ионы, Никанора; основателей, ктиторов и благотворителей: монаха Марка, князей: Самуила, Богдана, Иоанна, Симеона, княгини Софьи, Княжны Елены; бояр и боярынь: Иоанна, Регины, Никиты, Евстафия, Регины, Христофора, Тимофея, Иоанна, Евы, Анны, Софии, Марины, Анны; монахинь: Ефросинии, Анны. Далее следует длинный список имен многих родов дворянских и прочих сословий; но мы не будем повторять их всех, а просим читателей представить только то, кто были в свое время эти отошедшие в вечность, как не подвижники и благодетели на пользу обители, а в лице ее на пользу св. православия. Говорим – подвижники, но этого мало; некоторые были истинные страдальцы и мученики; ибо достаточно вспомнить из прежде изложенных фактов, как многие из иноков вместе со своими настоятелями подвергались и поруганиям, и побоям, и увечьям, едва не до смерти. С другой стороны, довольно взглянуть на теперешнее состояние обители, на ее храмы и прочее устройство, чтобы понять и оценить их заслуги. Мы в состоянии теперь, быть может, только или любоваться видом обители и восхищаться архитектурой, например, главной Св.-Троицкой церкви, а иногда, может статься, дозволяем себе сказать что-либо не pro, a contra, но забываем главное, чего стоило созидание всего этого, когда из-за бревна и кирпича приводилось вести, как мы видели, тяжкие процессы… К тому же, каковы были средства, когда бедные иноки должны были ездить за милостыней то в Ригу, то в Украину, то на север, то в другие разные места. Наконец, смотря на древность обители, мы желаем, ищем, требуем в ней предметов древностей, драгоценностей, но каково было приобресть и сохранить эти предметы среди открытых нападений, разбоев, грабежей, в чем каждый может убедиться, зная историю прошедшего… Сделаем же возможно подробное описание: а) монастырских храмов и зданий; б) замечательных предметов древности; в) средств и способов к содержанию ея.