Сизов С.Г. Уголовное дело Константина Бежицкого как пример борьбы НКВД с инакомыслием в годы войны.

УДК 929:351.751«1941»

СИЗОВ С. Г. (Омск)

Сибирский автомобильно-дорожный университет

УГОЛОВНОЕ ДЕЛО КОНСТАНТИНА БЕЖИЦКОГО КАК ПРИМЕР БОРЬБЫ НКВД С ИНАКОМЫСЛИЕМ В ГОДЫ ВОЙНЫ

Аннотация: В статье исследовано дело омского писателя К.Я. Бежицкого, осуждённого в 1941 г. по политической статье и реабилитированного позднее. Автор считает, что такие процессы усиливали страх в обществе, укрепляли его консолидацию, подавляли критические настроения в отношении власти.

Ключевые слова: репрессии, спецслужбы, Омск, Великая Отечественная война, интеллигенция.

SIZOV S. G. (Omsk)

Siberian Automobile and Highway University

CRIMINAL CASE OF CONSTANTIN BEZHITSKY AS AN EXAMPLE OF THE STRUGGLE OF THE NKVD WITH DISSENT IN THE YEARS OF WAR

Annotaton: The article examines the case of Omsk writer K. J. Bezhitsky, who was convicted in 1941 of a political article and rehabilitated later. The author believes that such processes intensify the fear in the society, strengthened its consolidation, suppressed the critical attitudes towards the authorities.

Keywords: repression, special services, Omsk, the Great Patriotic War, the in-telligentsia.

Период Великой Отечественной войны характеризуется ужесточением борьбы с инакомыслием. В некой степени это было оправдано условиями военного времени, в период которого всякое политическое вольномыслие рассматривалось как недопустимая нелояльность власти. Критика политики властей фактически оценивалась как предательство, способствующее ослаблению страны, усилению пораженческих и паникёрских настроений.

Статистические данные позволяют представить масштабы репрессий в предвоенный год и военные годы. Цифры, осуждённых «за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления» (т.е. по «политическим» статьям 58 и 59 УК РСФСР), приводятся в справке МВД СССР и были опубликованы В.Н. Земсковым [4]. Вот лишь фрагмент этой таблицы.

Как видно из статистики, сравнение количества осуждённых по политическим статьям в 1940-1941 гг. даёт незначительное увеличение приговоров в 1941 г., но одновременно демонстрирует значительное их ужесточение (рост приговорённых к высшей мере). Самый напряжённый период войны (1942 г.) вновь приводит к росту репрессий, и количество смертных приговоров вновь возрастает в разы. Последний всплеск репрессий пришел на конец войны, когда после освобождения ранее оккупированных территорий были осуждены многие из тех, кого власть признала пособниками фашистов. Мы не имеем, к сожалению, статистику такого рода по Омску, но, вполне вероятно, определённый рост репрессий наблюдался и здесь, поскольку политика была общей по всей стране. Конечно, репрессивные мероприятия периода войны несравнимы по количеству пострадавших по политическим статьям с периодом «большого террора» [7].

Тем не менее, и в это время, конечно, были и пострадавшие невинно, реабилитированные позднее. Среди дел представителей интеллигенции, кто в годы войны был осуждён по статье 58-10 («за контрреволюционную агитацию»), а позднее реабилитирован, мы ознакомились с уголовными делами Бориса Леонова [8], Вацлава Дворжецкого [9]. В этот период был осуждён и редактор Омского издательства и первый редактор «Омского литературного альманаха» - поэт Константин Яковлевич Бежицкий [6].

Константин Бежицкий (настоящая фамилия - Пстыго) родился в Брянске (Орловская губерния) в 1909 г. Учился в Ленинградском институте журналистики, ноне закончил (по другим данным закончил в 1930 г.). Был сотрудником свердловских газет «На смену» и «Уральский рабочий» (1930-1935 гг.), заведующим отделом омской газеты «Молодой большевик» (1935-1937 гг.), сотрудником тюменской газеты «Красное знамя» (1937-1938 гг.).

С 1938 г. Бежицкий работал в Омском государственном издательстве редактором отдела художественной и детской литературы. Первая книга его стихов для детей «Грач и калач» (1938) вышла в Свердловском областном книжном издательстве, вторая - «Всадник» (1941) - в Омске. На рубеже 1930-х -1940-х гг. К.Я. Бежицкий был признанным детским поэтом и журналистом, активно сотрудничал с местными газетами «Молодой большевик», «Омская правда», «Ленинские внучата», был секретарем литературного объединения при Омском книжном издательстве, а также первым редактором «Омского альманаха» [2].

23 июля 1941 г. К.Я. Бежицкий был арестован по обвинению в «систематическом распространении контрреволюционных троцкистских взглядов клеветнического характера». Из показаний свидетелей выясняется, что этот омский писатель в конце 1930-х гг. был критично настроен к происходящим в стране событиям. Очевидно, что информацию о нём, впрочем, как и о многих других, органы НКВД собирали в течение ряда последних лет. Константин Яковлевич позволял себе резко критиковать Сталина, говоря, что в СССР «жизнь хуже в несколько раз, чем при крепостном праве, мы все крепостные, а помещики - это верхушка, сидящая в обкомах и в Москве» [1, л. 21]. Он считал, что в СССР царит произвол, «мало демократии», критически отзывался о профсоюзах («ничем нужным не занимаются»). Поэт осуждал уничтожение военачальников РККА Тухачевского, Гамарника и др., старых большевиков (Бухарина, Крестинского, Раковского).

Можно предположить, что в отношении обвиняемого использовались не-законные методы ведения следствия. Это видно из его показаний. Первоначально он отказывался признать свою вину, но через какое-то время был сломлен и признавал уже всё, что предлагал следователь. Подобная ситуация повторилась в 1944 г. и с Борисом Леоновым. Он рассказывал, в частности, о такой пытке как лишение сна.

В деле Бежицкого есть показания ряда свидетелей. Вызывался в частности и поэт Леонид Мартынов, который дал Константину не очень хорошую характеристику, обвиняя в бытовом разложении. И это, как кажется, имело свои глубокие причины. Леонид понимал, что его вызывают, чтобы получить на Бежицкого компромат. Если бы Мартынов рискнул отзываться о нём хорошо, то у следствия немедленно бы возникло «подозрение», что Мартынов покрывает врага. И в таком случае могли бы взяться за него самого. Тем более что он был когда-то осуждён по политической статье.

С другой стороны, Леонид Мартынов, прошедший уже когда-то через подобные обстоятельства, понимал, что нельзя слепо идти на поводу у следствия. Даже если страшно. А Мартынов действительно очень боялся, что, впрочем, было характерно почти для всех, кого вызывали в «Серый дом» - так омичи называли здание, где располагались местное управление милиции и госбезопасности. Если бы он сказал, что Константин с ним вёл некие политические «антисоветские» разговоры, то возник бы вопрос к самому Мартынову: почему не донёс об этом? Трудно поверить, что Леонид Николаевич не ведал, что его коллега настроен к власти критично. В то же время поэт, наверняка, знал, что нет никого, кто бы присутствовал при совместных разговорах на политические темы. Поэтому он выбрал неплохую (для тех условий) тактику. Да, Бежицкий - «лентяй», «нытик», «занимал у всех деньги», «плохо жил в семье», но «о политике», мол, ничего не знаю [1, л. 64-66]. Позднее в одном из своих журнальных очерков он тепло вспоминал К. Я. Бежицкого, поражаясь его энциклопедичности [5].

Литератора Бориса Леонова нет среди тех, кого вызывали в НКВД по этому делу, хотя Бежицкий и общался с ним. Константин не мог не знать о его исключении из партии, наверняка, располагал сведениями о его негативном отношении к культу личности Сталина, но по каким-то причинам его не назвал. Это одна из загадок этого дела. Объяснений здесь может быть несколько. В том числе и то, что тесные контакты Бежицкого и Леонова - это миф или, как минимум, преувеличение. Миф, придуманный позднее Леоновым, чтобы дать следствию дополнительный материал (а компромат из него выжимали!), но не подставить людей, которые ещё были на свободе.

Вполне возможно и другое предположение: Константин мог опасаться, что вызов Б.Ф. Леонова даст следствию серьёзные политические козыри и осложнит его положение как обвиняемого. И если следователь его о Леонове не спросил, не счёл возможным называть это имя. Позднее Борис Фёдорович, арестованный в 1944 г., рассказывал на допросе, что с Бежицким они обсуждали весьма откровенно и критично ситуацию в стране.

Возникает, правда, ещё один вопрос: почему же вездесущие органы НКВД тогда сами не вызвали и не допросили Леонова хотя бы в качестве свидетеля? Трудно усомниться в том, что сотрудники НКВД, перед тем как арестовать редактора Бежицкого, не имели обширную информацию о его контактах. Вероятнее всего в последние месяцы перед арестом контакты Леонова и Бежиц-кого были минимальны, а свидетелей по делу Бежицкого было более чем достаточно. Но нельзя исключить и каких-то других, неизвестных причин. (И в этой связи остаётся лишь догадываться, как повёл бы себя Леонов на допросах и очных ставках).

Не назвав следствию Леонова, Бежицкий охотно говорил о писателе Сергее Тихонове. Это был его близкий приятель и коллега, отрицать теснейшее общение с ним было бессмысленно. Тем более что навредить ему он вряд ли мог: Тихонов уже был на фронте. Дело в отношении С.Г. Тихонова было выделено в особое производство, но арестовать его не успели: в сентябре 1941 г. он уехал на фронт, а в 1942 г. - погиб.

9 октября 1941 г. прошел суд над К.Я. Бежицким. Приговор суда гласил: «Бежицкий, будучи враждебно настроен к ВКП(б) и Советской власти среди лиц его окружения проводил контрреволюционную антисоветскую агитацию, направленную против проводимой политики партии и правительства, клеветал на материальные условия жизни трудящихся в СССР, антисоветской критики подвергал указы правительства, клеветнически отзывался о профсоюзах и советской демократии, т.е. совершил преступление, предусмотренное статьёй 58-10 УК РСФСР». Подсудимый признал себя виновным полностью и был приговорён к восьми годам лишения свободы и поражению в правах на три года» [1, л. 87]. 2 мая 1942 г. он, находясь в заключении в Омске, в ИТК № 7, умер, но причины его смерти нам неизвестны. А 4 июля 1990 г. К.Я. Бежицкий полностью реабилитировали [3, с. 228].

Таким образом, война привела к арестам тех, кто был, по данным спецслужб недостаточно благонадёжен и подлежал изъятию из общества. Уголовные дела К. Бежицкого, В. Дворжецкого, Б. Леонова делались по одному лекалу. Целью следствия было любой ценой (в том числе, с использованием пыток) заставить подсудимых дать признательные показания. Такие процессы усиливали страх в обществе, укрепляли его консолидацию, подавляли критические настроения в отношении власти.

Список литературы:

1.            Архив УФСБ России по Омской области. Отдел спецфондов. Д. П-

12448. Т. 1.

2.            Бродский И.Е. Бежицкий-Пстыго Константин Яковлевич // Омский некрополь. Омск, 2005. С. 143-144.

3.            Забвению не подлежит. Книга Памяти жертв политических репрессий Омской области. Т. 1. А-Б. Омск, 2001.

4.            Земсков В.Н. О масштабах политических репрессий в СССР // Политическое просвещение. 2012. № 1(66). - URL: http : // www . politpros.com/journal/read/?ID=783 (дата обращения 07.11.2017).

5.            Мартынов Л.Н. Ян Озолин // Сибирские огни. 1990. № 6. С. 165-168.

6.            Поварцов С.Н. Гибель журналиста // Отечественной журналистике -

300 лет: Сб. статей. Омск, 2004. С. 60-68.

7.            Сизов С.Г. «Варфоломеевские ночи» в Омске: проведение «чисток» и репрессий во второй половине 1930-х гг. // Забвению не подлежит: Материалы II регион. науч.-практ. конф., посвящ. памяти жертв политических репрессий (70-летию Большого террора), 20 декабря 2007 г. Омск: ИП Загурский С.Б., 2007. С. 17-28.

8.            Сизов С.Г. «Двадцатый век - не для камина»: Историческая реконструкция судьбы репрессированного литератора Бориса Леонова: монография. Омск: Изд-во ОмГПУ; Изд. дом «Наука», 2008. 412 с.

9.            Сизов С.Г. Дело Вацлава Дворжецкого (Омск, 1941-1942 гг.): «тоталитарная жестокость» и «тоталитарный гуманизм» власти // Культура и интеллигенция меняющихся регионов России: ХХ век. Интеллектуальные диалоги XXI век. Россия - Сибирь - Казахстан: Материалы VI Всерос. науч. и науч.-практ. конф. с междунар. участием (Омск, 3-5 октября 2006 г.) / Отв. ред. В.Г. Рыженко. Ч. 1. Омск: Междунар. ин-т стратегич. проектир., Омск, 2006. С. 59-65.