Глава шестая,
о загадочном раскопе, интригующем письме, несчастной книге, о рецепте приготовления старинных чернил и о сонете «Мадонна»
Поспать с полтора-два часика всё-таки удалось. Когда вскочил, стыдясь подчинённых, возвращающихся из людской от стола с утренней трапезой, солнце пробиралось в листве золотых крон, обещая с безоблачным небом яркий день. Старый прапорщик Круглов, водивший команду на хозяйственный двор, позаботился о завтраке для часовых, которые на рассвете сменили ночную стражу. Не забыли накормить и горе-защитников кургана. Один из них, копаясь штыком в заросшем дёрном углублении, оставленном светлой памяти Алмазовым, поранил руку (просто удивительно, как живучи слухи о кладах!), и Варя, переложив из большой сумки в холщовый мешочек часть бинтов и пузырьков, ушла с ним к первому нашему раненому с моим многозначительным обещанием представить его зад к ордену «зелёной лозы». Я решил обследовать часть парка при речном обрыве.
Выходя на него, ожидал увидеть ротонду, а глазу на её месте открылась безобразная, наспех вырытая яма. Вокруг неё белели разбросанные в беспорядке части купола, колонны, доски настила, обломки балюстрады. На выброшенной из ямы глине валялись три лопаты, штыковая, сапёрная и совковая, лом. Не поймёшь: то ли несколько человек работали, то ли один, используя по очереди разные инструменты.
От внезапной догадки стало мне жарко. Медленно, чтобы унять волнение, направился к дому, размышляя, как, с какой стороны подойти к Прохорову, чтобы выведать у него, кто копает, с какой целью снёс красивую, добротную беседку над речной кручей. Понимает ли больной старик, что происходит у него под носом? С этими вопросами на языке вышел к чёрному крыльцу, снял обломком ветки глину с сапог и, подняв голову, замер с ногой, поставленной на нижнюю ступеньку крыльца. На меня в упор смотрел из чёрного дверного проёма хозяин. Вы бы видели в эту секунду его глаза! Взгляд человека вполне здорового, проницательного, себе на уме, как говорится. Взрыв смеха за углом заставил меня отвлечься на миг. Машинально переступил ногами, а когда, уже поднявшись на крыльцо, вновь посмотрел на старика, увидел прежнего сумасшедшего, каким он уже бывал после просветления. Вновь подумалось: «Играет, шельма! Надо не спускать с него глаз». Понял, что расспрашивать его «в лоб» бессмысленно. Необходимо прежде подумать, подыскать ключик. В дом входить не стал, спустился с крыльца и заглянул за угол: что за веселье?
Кучка нижних чинов, не выпуская из рук винтовок, сгрудилась у пушечки. Один солдат, из старых, с серьёзным видом, что называется, «травил», остальные смеялись, не столько от острот, сколько от сытного завтрака и мирного настроения, навеваемого солнечным днём. Я подошёл ближе. Говоривший, не меняя вольной позы, переключился на меня без всякого почтения к чину (признак демократизации армии):
- Что скажете, господин штабс-капитан, пустим это орудие в ход? Оно, конечно, устарело, да жахнуть может громко. Издали не разберут, из чего палим.
- Прекрасная мысль, - ответил я в тон, - поэтому назначаю вас, ефрейтор Беляков, командующим артиллерией отряда. Ствол почистить, вообще привести в порядок. По исполнении - доложить.
И пошёл прочь. Новый взрыв хохота. Теперь смеялись над новоиспеченным канониром, хлопали ладонями по его спине, требуя выставить за назначение.
И вдруг веселье прерывает топот копыт. Со стороны моста врываются в аллею на полном скаку два всадника. Солдаты рассыпаются от французского орудия в разные стороны. Кто стоя, кто опустившись на колено, берут наизготовку ружья и сразу опускают их, признавая в скачущих своих. Действительно, перед портиком спешиваются Григорий и его, как важно представил он мне кривоногого крепыша Павла, адъютант. Я возвращаюсь к пушечке.
- Вы что, через Низы?
- Пришлось. Но пронесло, вслед стреляли, беспорядочно, не ждали. Там комендантом сын Прохорова, больше пьянствуют, чем несут службу.
- А что за спешка? Где остальные подразделения?
- Погоди, всё по порядку. Спешка оправдана. Идём в дом. Эй, Павел, лошадей отведи во двор, туда!
Войдя вслед за мной в библиотеку, Григорий снял картуз, ослабив ремешок под подбородком, снял и бросил на круглый стол шашку, но пистолет, теперь висевший на ремне поверх френча, оставил. Расстегнув верхние пуговицы, достал из внутреннего кармана вскрытый конверт серой бумаги.
- Письмецо, тебе. Сам понимаешь, обязан был вскрыть. Не Татьяна Онегину пишет.
На конверте крупно было вырисовано по букве: ШТАБС-КАПИТАНУ БЕЛОЗЁРСКОМУ. Недоумевая, вынул из конверта лист плохой бумаги. Пробежать послание глазами было делом нескольких секунд:
Ваше высокоблагородие Милостивый государь Андрей Николаевич!
Не откажите в приятности видеть Вас для разговора tete-a-tete в пятницу, в два часа пополудни под старой сосной, что у реки в парке бывшего имения Вашего батюшки. Вашу безопасность гарантирую словом русского офицера. Не сомневаюсь также в Вашем благородстве.
Примите уверение в моём нижайшем почтении. Прюмих.
Мне бросились в глаза четыре слова со строчной буквой «б». Везде эта буква имела вверху завиток, делающей её похожей на строчную букву«д». Мне уже приходилось видеть написанное таким почерком. Где? Когда? Начала вызревать смутная догадка. Неужели… Не может быть! Невероятно!
- Как попала к тебе эта записка?
- Принёс княжпольский письмоводитель. Уверяет, посетил его незнакомый офицер, просил доставить по местонахождению адресата.
В это время вошла Варя, брату едва кивнула, не стала расспрашивать, как он здесь очутился. Я в двух словах посвятил её в события последних часов и показал ей письмо.
- А если писал не Прюмих? Если готовится ловушка? Почему письмо не доставили прямо сюда?
- Видимо, автор не знал, что я уже не в Княжполе?
- При его-то ушах и глазах? Вы, стратеги, думаете, первый взвод проследовал через реку незамеченным?
- Авангард, конечно, заметили, - вмешался Григорий, - только не знали, кто его ведёт.
Я поддержал комиссара:
- Или, скорее всего, письмо составлялось не в Княжполе, за день, а то и больше до нашего выезда. Это одно из подтверждений подлинности подписи. Прюмих на узловой станции, может быть, в Чёрном лесу. В любом случае, надо рискнуть. На войне как на войне.
Григорий забегал по комнате.
- Сомнений нет, писал Прюмих. В уезде нашлись бумаги, подписанные садовником. Рука та же, почерки совпадают. А вот ловушка! Здесь гадать бесполезно. Ещё меня смущает народная кличка этого Прюмиха - Чёрный Поручик. Запрашивал генеральный штаб, ответили, поручик с такой фамилией в армии никогда не числился. Наверное, самозванец. Тогда почему не генерал? Больше шику. Больно скромен наш узурпатор.
Я уже почти не сомневался, что разгадал одну из тайн, но раскрыться решил не полностью, как раз из-за этого «почти».
- Ловушки не будет. Всё честно. Наш загадочный Прюмих уже один раз спас мне жизнь, рискуя многим. Какой смысл сейчас…
Мельничуки не дали мне договорить, в один голос издали какое-то междометие, выражающее высшей степени изумление и недоверие одновременно. Тогда, поколебавшись, я коротко изложил историю своего бегства в Сибирь, о которой умолчал в ночных откровениях перед Варей.
- В твоего бездарного артиста, господин боевик, стрелял садовник Прохорова, - закончил я свою повесть. - Есть ещё одна загадка. Не связано ли желание Прюмиха встретиться со мной, с тем, что я сегодня утром увидел над речкой? В парке кто-то копает. Подробности? Извольте.
Бедные мои приятели детства! За какие-нибудь полчаса переварить сразу столько невероятного, словно из приключенческого романа. Ничего, на ногах устояли. Правда (не могу вспомнить), мы уже, кажется, сели за стол, так что ножки стульев спасли моих собеседников от ушибов.
- Что это может значить, Андрей?
- Это значит, что в усадьбе или вокруг неё завелись кладоискатели, другого объяснения не нахожу.
Услышав «Андрей» в устах сестры милосердия, обращающейся к своему командиру, Григорий пытливо ощупал нас по очереди внимательным взглядом, но ничего по поводу нарушения субординации не сказал, сейчас его волновало другое.
- Неужели эта дурацкая сказка о кладе способна кому-то вскружить голову?
Над подобным вопросом я думал. Поэтому ответил без запинки:
- В клады, мой друг, верят все; одни - больше, другие меньше. К счастью, большинство наслышано о них по литературе: «Граф Монте-Кристо», «Остров сокровищ», записки искателей затонувших в Карибском море галеонов. Чтение как бы уводит в сторону - дочитана одна книга, можно начинать другую, так до бесконечности. Но тот, кто коснулся даже не самих сокровищ, а «достоверных» слухов, дескать, вот эти желанные тяжёленькие, блестящие желтые кружочки совсем рядом, только потрудись протянуть руку, тот заболевает неизлечимо. Кладоискательство - самая заразная болезнь на земле. Причём, чем невероятнее легенда, тем легче она проникает в мозг, чтобы начать своё разрушительное действие. Заражённые делятся, в общем, на две категории. Для одних клад - это череп на ветке дерева, через глазницу которого опускают на нитке Золотого Жука, в виде указателя тайника; для других - стол с рулеткой. Могу назвать реальных представителей того и другого племени из наших общих знакомых. Верность первому доказал бы поручик Радыч, среди вторых при случае можно было увидеть моего учителя. Почему я так решил? Адмирал Нельсон был не от мира сего, насколько его помню, а «не сей мир» не купишь, на золото не обменяешь, достигнуть его можно только воображением. Что до Росина, видел, как он в карты играет: хоть по копеечке, только не за «просто так». Болезнь эта распространяется быстро, а слух о ней достигает самых глухих углов практически мгновенно. Более того, есть избранные места, в которых легенды о кладах существуют всегда, возьмите степные и пустынные полосы распространения древних могильников - на Алтае, в Долине Царей, в Македонии, и подпитывают эти легенды реальные находки. Достаточно найти одну золотую монетку…
- Верно, - подхватила Варя,- тот наполеондор, что нашли наши отцы.
- Вот, вот, из-за этого ничтожного кругляша двое взрослых дядей несколько часов кряду копались в речной тине.
- Тем дядям помогал отрок, который сейчас в клады не верит, ибо считает себя очень умным.
С этими словами сестра выразительно посмотрела на брата.
- Почему я один? - неожиданно обиделся Григорий. - А он? Андрей заводила.
- Андрей потому и копал вместе со всеми, что заводила, - проницательно заметила девушка. - Сам он без вас, дураков, в ту сторону и не смотрел. Насчёт «дурной» местности я согласна. Вон как нашу Олегову горку изрыли.
- И будут рыть, - поддержал я Варю. - О серебряном динаре, что нашёл Алмазов, уже рассказывают, как о горшке с золотыми монетами. Представляю, во что превратили слухи пропавшую кассу «Соединённых славян». А если узнают о двух миллионах Белого Генерала, половину уезда снесут.
Григорий вдруг спохватился:
- Мы ушли в сторону. Не так важно, что ищут в парке, как кто копает. Что за люди вокруг нас? А если шпионы Прюмиха?
Тут меня осенило:
- Друзья, сделаем попытку убить двух зайцев сразу. Отвлечём наших гробокопателей в удобное для нас место и там возьмём. Вряд ли они вернутся к яме на месте ротонды. Насыпной грунт там снят, пошла материковая глина, я внимательно посмотрел. Второе - выясним, имеет ли ко всему этому отношение наш хозяин. Сдаётся мне, не так он ненормален, как мы думаем. Подождите.
С этими словами я вышел из библиотеки, осмотрел все помещения. Наша маленькая армия, пользуясь прекрасной погодой, находилась снаружи. Прохоров спал на кушетке в столовой, накрывшись армяком. Вернулся к своим, которые, казалось, даже не пошевелились, пока я отсутствовал, достал из рюкзака отцовского «Пушкина» и золингеновскую бритву.
- Эх, жаль! Да всё равно, подпорчена. Видите, титульный лист. Моя работа, ещё тогда. Искал тайник с вложенным в него планом спрятанного сокровища.
Варвара, поднявшись со стула, взяла у меня из рук «Сочинения А.С. Пушкина», раскрыла на форзаце, провела подушечками пальцев по плотному листу, наклеенному на переднюю крышку переплёта с внутренней стороны.
- Здесь пустота. Притроньтесь-ка пальцами. Форзац по центру отстаёт от крышки.
У меня перехватило дух:
- Там что-нибудь есть? Чувствуете?
Девушка несколько раз провела пальцами по едва заметной выпуклости листа.
- Не могу понять.
Я раскрыл бритву.
- Режем!
- Дайте мне, у вас руки дрожат.
Положив раскрытую книгу на стол, Варя осторожно сделала надрез по нижнему краю форзаца, не задевая коленкор переплёта, подняла книгу на уровень рта, сильно дунула в разрез, заглянула в образовавшуюся щель.
- Ничего нет. Пустой карман. Видно, при изготовлении этого экземпляра пожалели клея.
- Чёрт! - выругался Григорий. - Зря старались.
- Не зря, - возразила сестра. - Подтвердилась мысль Андрея, что в клады верят все, даже комиссары, активисты боевых групп.
Я встал на сторону мастерицы по иронии и надрезам.
- Совсем не зря. Раз плана нет, мы его создадим. Варюша, вижу, пальчики у вас золотые и ум такой же. Как изготовить старые чернила?
- Проще простого: в новые налить воды.
- Гениально! Действуйте!
Через несколько минут наша сестра милосердия принесла из лазарета чернильницу и ручку со стальным пером. К этому времени я вырвал из взятого в шкафу фолианта лист благородной желтизны бумаги с золотым обрезом, уже своим видом внушающей почтение. Основательно усевшись за стол, расставив локти и высунув от напряжения кончик языка, как заправский гимназист (нет, лучше изготовитель средневековых портуланов), макая стальное перо в чернила Вариного изготовления, вычертил план усадьбы со всеми постройками, извилистую ленту Стривигора, мост через речку, лес за ржаным полем, Олегову горку и овраги, кудревато выделил парк. Натурально вырисовал Прабабабушку, ротонду. После короткого военного совета с комиссаром и медицинской сестрой, поставил жирный чернильный крестик в том месте, где легче всего устроить засаду, не вызвав подозрения. Возле крестика, подражая отцовскому почерку, изученному при сидениях над его бумагами, написал: «В десять саженях к востоку».
- Ну как?
Варя молча показала большой палец. Григорий скептически пожал плечами.
- Не пойму, кто на это клюнет.
- Судя по разгрому ротонды, раскопку затеял тот, кто заглянул в мой дневник. С бумагой я рассуждал, как мне казалось, секретным языком о спрятанных сокровищах, плане с тайником, о «Сочинениях Пушкина». Что мы теряем? Теперь… Варюша, сделай мне, милая, чайку в столовой. Попью за чтением «Пушкина», там его и забуду, на глазах Прохорова.
Григорий развеселился:
- Верно рассчитал! Сумасшедший старик копать станет, где захочешь. Ну, командир, уморил! Ладно, посмеялись, и годи, - вспомнил он одно из любимых хохлацких словечек своего отца. - Последний раз прошу тебя подумать, штабс-капитан, прежде чем идти на встречу с Прюмихом. Тогда он по каким-то соображениям тебя выручил. Но пять лет тому ты был сам собой, а теперь привёл на территорию, которую этот ненормальный самодержец уезда считает суверенной, воинскую силу, чтобы покончить с независимостью его идиотского княжества… Послушайте, может быть здесь все становятся ненормальными, воздух такой, что ли, я ведь давно здесь не был?
Я воспользовался паузой:
- Последний раз уже подумал. На встречу иду. У меня есть основания полагать, что Прюмих - совсем не Прюмих, за этим именем кроется другой человек, слову чести которого можно верить. Есть ещё одно соображение, вынуждающее меня идти на риск. Пока что ни мы, ни монархисты не сделали ни одного выстрела. Воспользуемся встречей. Вдруг договоримся, а, комиссар? В каких рамках перемирия я могу заключать договор?
Григорий усмехнулся:
- Сомневаюсь, что садовник пойдёт на какие-либо уступки. Силы у нас равны, он знает. Можешь обещать ему сохранение его формирования до Учредительного собрания. Но узловую станцию он должен очистить и на Княжполь рот не разевать.
- Хорошо. И ещё проблема. У нас всего один способ дать знать Прюмиху, что его предложение принято. А именно, вывести наш взвод из усадьбы; всех людей, обоз тоже. За час до встречи. Уверен, отход отделения будет его наблюдателями замечен. Не исключено, таковые есть и среди работников Прохорова, тем более, что в Низах Прохоров Младший.
- Это можно, - ответил Григорий, подумав, разглядывая своё министерское лицо в стекле книжного шкафа. - Отойдём в лес, в случае чего атакую усадьбу через ржаное поле. Но на кургане заслон усиливаю, с пулемётом, если монархисты сунутся из села.
- Через поле, комиссар, атаковать не годится. Плоско, всех наших положишь. Действуй через овраги.
- Ладно, стратег, подчиняюсь.
Вошла Варя.
- Чай подан.
- Спасибо. Теперь, друзья, оставьте нас с хозяином в доме одних. Он в столовой? Спит? Отлично.
Я вышел из библиотеки, прихватив с собой «Сочинения А.С. Пушкина». Действительно, Прохоров даже позы не изменил. Лежал на спине, высунув ноги в валенках из-под армяка, закрыв лицо полотенцем. Обычно спящие в такой позе храпят. Да не умер ли? Нет, армяк ритмично воздымался и упадал. Окно во двор было плотно закрыто. Спёртый воздух не располагал к долгому чаепитию. Открыл наугад книгу. «Мадонна», сонет. Знал наизусть, но сейчас прочёл с особым чувством, подумал: «А Мадонна может быть с рыжими волосами и кожей в веснушках?». Пока представлял свою Мадонну, чай остыл. Выпил полстакана в серебряном подстаканнике с отвращением и, под грохот упавшего стула, громко стуча сапогами, «забыв» на столе сборник стихотворений, вышел из столовой. Почувствовал, Прохоров смотрит мне в спину.