По Забайкальской железной дороге поезд двигался ещё медленней. Несколько раз долго стояли в глухой, безлюдной тайге, дожидаясь, когда очистят путь от обвалов. На некоторых участках железная дорога проходила так близко от нависающих сверху скал, что, казалось, в любой момент они могут обрушиться на вагоны.
После станции Маньчжурия ландшафт изменился. Вокруг расстилалась просторная степь. Вдали в сизой дымке виднелись отлогие холмы. Леса не было видно. Лишь сухая, цвета осенних листьев трава колыхалась от порывов холодного ветра. Поезд шёл уже по китайской территории. На перегонах появились кирпичные башни с бойницами и вооружёнными часовыми. Солдатам были розданы боевые патроны. Их предупредили о возможных налётах хунхузов, о звериной жестокости которых писали газеты.
В Харбине поезд простоял несколько часов. Точную информацию об отправке поезда ни у кого невозможно было получить. Катя хотела отправить телеграмму родителям. Но телеграф на станции не работал. Оба вокзала: новый в стиле модерн и старый, маленький и грязный, были до отказа набиты военными, интендантами и какими-то гражданскими лицами неопределённых занятий. Бойкие китайцы торговали различной снедью. Цены были заоблачные. Но изголодавшиеся в дороге люди платили большие деньги, только бы утолить мучивший их голод. Всюду царили бестолковая толчея, ругань и неразбериха. Хотя комендант поезда обещал скорую отправку в Мукден, но в течение нескольких часов простояли без движения и в полной неизвестности.
После Харбина Катя обратила внимание на то, что вокруг были тщательно обработанные поля, на которых убирали зерновые культуры: каолян (вид сорго) и чумизу (китайский чёрный рис или просо). Всюду копошились трудолюбивые китайцы. Это выглядело резким контрастом с безлюдными сибирскими просторами, где на сотни вёрст не увидишь ни одной живой души.