Вечером в те полчаса, которые дали Кате на краткий отдых, произошло неожиданное для неё событие.
Находясь в своей палатке, она только сомкнула глаза, уставшие от чудовищного напряжения за последние трое суток, как кто-то негромко спросил:
– Здесь ли находится графиня Игнатьева?
Катя подумала: «Голос, вроде бы, знакомый?»
– Да, войдите! – сказала она, поднимаясь с китайской циновки, лежавшей на полу.
В палатку вошёл капитан, в котором она узнала своего двоюродного брата.
– Алёша! – обрадовалась Катя.
Перед Алексеем предстала неожиданная картина. В палатке горела свеча, зыбкий свет которой отбрасывал на стены пляшущие тени. Лицо Кати, освещённое этим мерцанием, хотя и сохраняло черты былой красоты, выглядело уставшим, даже измождённым. Но глаза горели мистическим огнём веры в благородную правоту того дела, которому она служит. Алексею было не дано понять, что блеск глаз отражал душевное состояние Кати, подобное тому, которое бывает, когда на верующего человека нисходит небесный огонь во время литургии. Это состояние отражало интенсивную внутреннюю жизнь. Встретившись с ней взглядом, он смутился. Если бы не слабый свет свечи, Катя могла бы заметить, что Алексей в этот момент густо покраснел. Столь сильно было его смущение и переживание за неё: за то, что в такой примитивной обстановке он увидел эту гордую и когда-то блиставшую при царском дворе красавицу, за честь приблизиться и заговорить с которой считали самые изысканные кавалеры петербургского света.
Много позже, вспоминая этот миг своей растерянности перед непостижимым для него состоянием души Кати, он думал: «Откуда такая сила характера? Откуда такая убеждённость в правоте своего дела?... Такие люди не знают преград: ни физических, ни духовных в осуществлении своих благородных целей! Такие люди делают открытия, которыми восхищается мир. Такие люди покоряют неизведанные пространства и достигают ранее недоступные вершины. Они способны отказаться от земных благ ради служения людям, тем, кто больше всего нуждается в помощи. И не потому, что за это они ждут каких-то наград. А потому, что к этому призывает их сила сострадания. Это особое состояние души и сознания человека, который не делит других людей на своих и чужих. Для него все люди – свои. И каждый человек может стать для него объектом этого светлого чувства».
В глазах Алексея отражался мерцающий свет свечи. Катя отметила про себя тот взгляд, которым он смотрел на неё. Ей на секунду даже показалось, что этим взглядом он погладил её по голове, а про себя говорил: «Бедная ты, бедная!»
И чтобы он не начал её жалеть, что она оказалась в такой ситуации, Катя быстро заговорила:
– Я так рада видеть тебя, Алёша!... Ты даже не представляешь, как я рада!... Я знала, что ты на фронте. Начальник госпиталя как-то у меня поинтересовался: «А граф Алексей Игнатьев – не ваш ли родственник?» Я спросила у него, почему он проявляет такой интерес? Он сказал, что в штабе армии есть капитан граф Игнатьев. Я поняла, что это ты...
Она улыбнулась кроткой и чистой улыбкой, в которой, как показалось Алексею, светилась её душа. Катя поняла, что её гость ещё не справился со своим смущением, будто оправдываясь, пояснила:
– Но я не могла отлучиться из госпиталя, чтобы тебя навестить... После последних боёв привезли столько раненых, что мы третьи сутки беспрерывно заняты операциями и перевязками. Невыносимо хочу спать. Прямо валюсь с ног...
– Я тоже непросто нашёл тебя. Мне пришлось пробираться между какими-то двуколками, китайскими арбами и фургонами, которые, вероятно, ещё из екатерининской эпохи...
– Все они доставлены сюда, чтобы мы погрузили на них раненых и больных для перевозки на железнодорожную станцию и далее – в Мукден.
Алексей робко высказал сожаление, что Катя оказалась здесь, в этом кромешном аду, где человеку невозможно уцелеть.
– Что ты, что ты! – поспешила она его разуверить. – Посмотри, какая у меня чудесная циновка! Она очень хорошо спасает меня от грязи... Чтобы раненые не лежали прямо на земле, я иногда подкладываю циновку и под них. Это помогает им не замёрзнуть на холодной земле...
– Даже не знаю, – смущённо сказал Алексей, – чем я мог бы тебе помочь?..
Он растерянно смотрел на освещённое слабым огнём лицо Кати, уставшее и постаревшее после последней их встречи в Петербурге.
– Да, мне ничего и не нужно... Ты же знаешь, Алёша, я два года назад была уже в этих местах… Но тогда не было такого беспорядка, – добавила она с осуждением виновных в этом, не осмелившись назвать их поимённо.
Не в её характере было употреблять другие слова, чтобы охарактеризовать царивший вокруг беспредел.
– Тогда другие люди были во главе армии, – с неожиданной для военного откровенностью заявил Алексей.
– Ты считаешь, что в этом причина?
– Ну, конечно...
Он признался, что его отец, отправляя сына на войну, говорил ему: «У нас и в России хватает дел, чтобы не лезть в авантюры на чужой земле».
– Он негодовал на Витте, – с брезгливостью произнёс Алексей имя ненавистного ему министра финансов, – который ухлопал миллионы на свои завиральные идеи...
(Отец Алексея имел достаточно оснований для подобных заявлений. Он обладал большим опытом военной и государственной службы. Был генерал-губернатором Киевским и Восточносибирским, членом Государственного совета).