Среди офицеров с академической подготовкой, каким был Алексей, росло понимание того, что основная вина за понесённые в последние дни поражения лежит на генерале Куропаткине.
Многие из них были свидетелями вспыхнувшей непримиримой вражды между Куропаткиным (низкорослым, с черными с сединой волосами и мелкими чертами лица, со всегда прищуренными глазами, будто он подозревает в чём-то каждого) и командующим 2-й Маньчжурской армией – генералом Гриппенбергом (похожим на богатыря, с окладистой бородой, длинными усами, широким лбом и внушительной лысиной).
Перед «операцией при Сандепу», которая имела целью разгромить левое крыло японской армии, генерал Гриппенберг распорядился подготовить топографические карты, охватывающие район действий. Его приказ объяснялся тем, что штаб главнокомандующего не обеспечил войска точными картами. Когда карты были готовы, то последовал приказ главнокомандующего их сжечь под формальным предлогом, что «право издавать карты предоставлено исключительно его штабу». И всё-таки, несмотря на отсутствие необходимых карт, армия Гриппенберга перешла в наступление, с минимальными потерями разгромив японцев. Гриппенберг решил развить успех. Однако Куропаткин приказал «немедленно остановить команды и в течение ночи возвратить их на исходные позиции».
Русские войска отступили после практически выигранного сражения при Сандепу. Повторилось то, что произошло за несколько месяцев до этого, когда побеждавшим под Ляояном русским войскам так же было приказано отступить.
«Что это? Идиотизм Куропаткина или его предательство?» – задавались вопросом полевые офицеры.
Удручённый до крайней степени, генерал Гриппенберг вынужден был выполнить приказ главнокомандующего. В адрес Куропаткина он бросил лишь одно слово: «Скурк!» (В скандинавских языках оно означает «негодяй»).
Гриппенберг Оскар-Фердинанд Казимирович, генерал-адъютант. Военную службу он начал в 1854 году в финляндском гренадерском стрелковом батальоне. Участвовал в Крымской войне, в Туркестанских походах и в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Отличился при защите Правецкой позиции, отражении турецких атак под Араб-Конаком. Награждён многими высшими царскими наградами. Его попытка добиться личной встречи с государем, на которой он надеялся рассказать о творимых в армии безобразиях, была блокирована Витте, Куропаткиным и их приспешниками. После русско-японской войны он написал книгу «Изнанка операции охвата левого фланга расположения армии Оку».
Алексей, соблюдавший этику выпускников Пажеского корпуса и Академии Генерального штаба, счел не достойным развивать далее мысль о нерадивости и непрофессионализме своего непосредственного начальства. Кате тоже не очень хотелось говорить об этом. Он с готовностью поддержал тему разговора, которую она ему подсказала.
– Признаюсь тебе, Алёша, я очень беспокоюсь за Володю. Он служит на эскадренном броненосце «Александр III», который направился на фронт… По рассказам офицеров, у нас были потери в морских сражениях...
– Катя, я бы тебе посоветовал заранее не настраивать себя так. Судьба военных переменчива. Всякое может случиться...
– Я это понимаю… Но сердцу не прикажешь...
Чтобы не расстраивать Катю, Алексей сдержал себя, он не стал говорить ей о случившейся недавно гибели нашего броненосца «Петропавловск», который взорвался на японской мине. На нём погиб замечательный флотоводец – адмирал Степан Осипович Макаров и выдающийся живописец Василий Васильевич Верещагин.
Для дальнейших разговоров у них и времени не было. Катя заспешила в госпиталь. Отпущенные ей полчаса были уже на исходе.
– Алёша, мне нельзя опаздывать. Там столько раненых! Ты меня, пожалуйста, извини, – просительным тоном сказала она.
В её глазах было столько сожаления, что Алексею стоило немалых усилий над собой, чтобы не опуститься перед ней на колени и самому не просить у неё прощения за то, что он нарушил её обычный порядок вещей.
Он предложил проводить её до госпиталя. По пути они договорились видеться, как только у них будет время.