В конце февраля погода резко переменилась. С раннего утра подул сильный ветер, поднимая пыль, которая застилала глаза и мешала дышать. К середине дня пошёл мокрый снег, сделав непроходимыми дороги.
Японцы сумели воспользоваться этим, открыв бешеный артиллерийский огонь по нашим позициям. Разрывы шрапнельных снарядов и шимоз вызывали впечатление, что японцы окружили русские отряды. Их пристрелянные за время относительного затишья орудия наносили русским большие потери. К вечеру японцы атаковали южный фронт, вызвав смятение в русских частях.
Паника достигла госпиталя. В мерцающем свете фонарей метались искалеченные люди. Они будто потеряли рассудок. Надрывно кричали, грязно ругались, хватали костыли и палки, в давке и толчее нанося дополнительные увечья друг другу. Ужас вселился в них. Все, кто мог двигаться, повскакивали с коек и проходов, стремясь как можно быстрее достичь двери. Прикованные к постелям рыдали, умоляя взять их с собой. В тёмных оконных проёмах всем чудились злые физиономии японских солдат, наставивших на них свои винтовки. Если бы разверзлись в этот миг небеса, то, вероятно, испуг людей не достиг бы таких гипертрофированных форм и размеров. Во всеобщей панике люди потеряли человеческий облик. С искажёнными лицами они бросились бежать, не думая, куда и зачем. Перескакивали через кровати лежавших, топча тех, кто находился в проходах, сбивая с ног слабых и немощных, с диким криком сгрудились у входа. Демон страха сковал в бедолагах своими стальными путами человеческое начало, обнажив звериные инстинкты. У дверей образовалась пробка. Каждый стремился прорваться наружу первым, взбираясь на спины тех, кто впереди, давя ногами оказавшихся внизу. В ход были пущены кулаки, костыли, всё, что попадало под руку. Наконец, окровавленная груда тел выдавила дверь из проёма. По свалившимся на пол в несколько минут протопали сотни ног, превратив несчастных в кровавое месиво. Попытки дежурных врачей и санитаров хоть как-то привести в чувство взбесившуюся толпу не дали никакого результата.
Только благодаря распорядительности доктора Силина заранее были подготовлены подводы, к которым бросились вырвавшиеся из госпиталя раненые. Их тут же направляли к железнодорожному составу, стоявшему недалеко от станции. Была дана команда – все лазареты эвакуировать в Телин. А что останется – сжечь.
Пронизывающий насквозь ветер, усилившийся снегопад и непрекращающаяся артиллерийская канонада обострили у всех чувство безысходности. Спешно прошла погрузка раненых в санитарные поезда. Рядом с вагонами закапывали тех, кто не выдержал испытаний.
Полнейший хаос царил и в Телине. Через этот город проходили обозы трёх армий на большую Мандаринскую дорогу. Почти неуправляемая солдатская масса инстинктивно сбивалась поближе к железной дороге. На несчастье здесь уже находились несколько тысяч дезертиров. Своим распущенным поведением они разлагающе действовали на остальных, вовлекая их в пьянство и грабежи. Ими были опустошены в городе все питейные заведения и магазины. Попытавшийся их урезонить один из полковых офицеров оказался на штыках взбесившихся дезертиров.
Через Телин проследовал экстренный поезд главнокомандующего. Вагон самого Куропаткина и три теплушки, прицепленные к нему, были облеплены дезертирами, сидевшими на крышах и буферах. Кто видел эту картину, понимал её гротескно-трагический смысл.
Прибывший вскоре на станцию генерал Каульбарс Александр Васильевич распорядился срочно эвакуировать всех далее на север, на станцию Куанчендзы. А штаб армии во главе с главнокомандующим прибыл на станцию Май-май-кай, где и находился до заключения мира с японцами.
Так закончилась Мукденская катастрофа, ставшая позорнейшей страницей в истории Российской армии.
Полумиллионная армия, несмотря на проявленный героизм солдат и офицеров на отдельных участках фронта, потерпела сокрушительное поражение в главных сражениях на море, на сухопутной территории Маньчжурии и при обороне Порт-Артура и Дальнего.
Ещё раз подтвердилась истина, выраженная словами русского историка, что история ничему не учит, но сурово наказывает тех, кто не учитывает или не усваивает её уроков.
Вернувшиеся с войны сотни тысяч солдат, покалеченные физически или морально, стали тем взрывным материалом, который полыхнул революционными событиями 1905 года. Это потрясение основ русской государственности стало прологом будущих чудовищных испытаний и безумств, через которые пришлось пройти нашему народу в начале двадцатого века.