ГЛАВА 3.
КРАХ «БЛИЦКРИГА».
Только совершенно выдающиеся
гении расчищают себе дорогу
одним ударом.
А. Гитлер. (9.с.182).
1.
Великая Римская империя – это эпоха. Великая Советская империя – это тоже эпоха. А Великий Германский III Рейх? Это – эпоха продолжительностью 147 месяцев. Ровно столько времени прошло со дня, когда Гитлер стал главой германского правительства до дня его самоубийства. Чуть меньше 4500 суток. Чуть больше 12-ти лет.
И всё-таки, если оценивать не время, а события, то это, несомненно, эпоха в многовековой уже человеческой истории.
2.
«Блицкриг» придумали не нацисты. Теория «молниеносной войны» родилась в Генеральном штабе ещё кайзеровской армии. Родилась потому, что ведение любой другой войны для Германии не годилось по причине полной бесперспективности одержать победу. Однако, уж: в чём в чём, а в плагиате обвинять нацистов было бы неправильно и несправедливо. Сугубо военную доктрину они не просто по-настоящему творчески переработали, учтя вновь появившиеся возможности вооружённой борьбы, они распространили эту доктрину на ВСЮ политику, превратив 147 месяцев своей «самой народной власти» в целую эпоху. И до начала боевых действий блицкриг одерживал блестящие и значительные победы.
Если к войне относиться как к одному из средств продолжения политики, а именно так к ней и следует относиться, то вся политика нацизма строилась на концепции «молниеносной войны».
Первую серию своих блицвойн нацисты провели в собственной стране. Конечно в этих войнах не рвались бомбы, и даже выстрелов гремело не очень много, но зато во всём остальном концепция блицкрига реализовывалась в полной мере вплоть до деталей. Во всех действиях Гитлера детали эти легко увидеть: тщательно маскируемая подготовка, внезапность, агрессивность, жестокость в подавлении сопротивления и решительность в использовании любых средств. Он не просто стремился достичь цели, он стремился сделать это сразу, и, уж во всяком случае, в максимально короткий срок. Блицкриг требовал не длительных поисков союзников, а немедленного уничтожения противников. Главнокомандующий-ефрейтор именно так всегда и поступал.
Только один пример.
Штурмовым отрядам СА и их руководству Гитлер был обязан немалым. Но борьба за единоличную власть над страной потребовала, уже сделавших своё дело штурмовиков, нейтрализовать. И 30 июня 1934 года проводится стремительная акция: «Колибри». В один день по заранее подготовленным проскрипционным спискам физически уничтожается около 1200 человек, среди которых и давние недоброжелатели, и ближайшие сподвижники, и просто слишком много знающие члены партии. (1.с.58). Гитлер, в отличие от Сталина, не тратил время на показательные суды. Он поступал в полном соответствии со стратегией и тактикой «молниеносной войны». Результат: ровно через 18 месяцев он – рейхсканцлер – становится фюрером германского народа. Властелином. Сталину на это потребовалось десять лет.
Политика, как известно, – грязное дело. Грязное «искусство» доказывать и обосновывать «справедливость» процветания одних за счёт порабощения других. В любом обществе всегда находятся люди, которые берут на себя «ответственные» функции руководителей, организаторов и распределителей всего того, что называется «совокупным общественным продуктом». И с помощью законодательных актов, Положений, Инструкций, тюрем и даже военных приказов обеспечивают «общественное согласие и справедливость», не забывая при этом не только себя, но и всех, с кем повязан круговой кланово-цеховой порукой. Словом: любая политика – дело воровское. Что же касается политики национал-социализма...
Нацистский блицкриг, в отличие от блицкрига кайзеровского, – это не просто агрессивная и скорая война, это – клыкастая, безжалостно-силовая, абсолютно аморальная и, говоря нормальным языком нормальных людей, – откровенно разбойная политика. И настоящее её имя: «Национал-бандитизм».
3.
Хорошо любое время года. Приятно, например, летом; у меня день рождения в июне. О моём дне рождения, впрочем, мало кому известно, а вот день рождения российской советской власти помнят многие. 7-е ноября в Советском Союзе было официально-политическим, но вполне приятным праздником. Официально-приятным было и 1-е мая. Международную солидарность официально проявляли в этот день и трудящиеся III Рейха; гитлеризм заботился о «человеческом лице» своего, арийского социализма.
Вообще-то параллелей много. Например тот же ноябрь и для нацистской Германии был не простым месяцем: в ноябре отмечали неудавшуюся гитлеровскую революцию в Баварии. Правда не 7-го, а 8-го числа. Ну, о параллелях как-нибудь в другой раз, а вот месяц март был для Германии Гитлера месяцем почти фатальным.
В марте 1933 года Гитлер наносит первый удар: требует от рейхстага чрезвычайных полномочий. Получает – мгновенно.
В марте 1935 года нацисты принимают закон о всеобщей воинской повинности и уже открыто создают агрессивную армию – вермахт. Этот блицкриг выигрывается ими за неделю. Англия ограничивается туманным дипломатическим протестом, а государственные деятели в Лиге Наций лишь осуждающе покачивают головами: «Ах, как нехорошо». (1.с.57).
Проходит год. И снова в марте, и снова агрессивно-безапеляционно а попросту – нагло, в демилитаризованную зону Рейна входят германские батальоны. И новый блицкриг снова, на этот раз в три дня одерживает полную викторию. 10 марта Гитлер с восторгом понимает: мешать ему никто и ни в чём не собирается. Два последующих года уходят не только на оснащение вермахта современным оружием и техникой, но и на блицкриги внутренние, связанные с расстановкой на ключевые посты исполнителей, способных решать новые задачи. Например: пост военного министра неожиданно (а как же иначе?) упраздняется, а следом, в связи с обвинением в гомосексуализме (!), отправляется в отставку командующий сухопутными силами генерал-полковник фон Фрич. Офицерский суд чести обвинение с генерала, естественно, снял, ложь объявил ложью, но это ничего не изменило: ретроград Фрич Гитлеру не нужен, а в блицкригах без лжи не побеждают.
В марте 1938 года блицвойны перестают быть только внутренними. Вермахт впервые перешагивает границу Германии и спешит «откликнуться на просьбу правительства Зейсс-Инкварта не допустить кровопролития и беспорядков в Австрии». «Австрийский» военно-политический блицкриг назывался аншлюсом и продолжался всего сутки. После чего Гитлер на свою родину в Линц и Браунау мог уже ездить хоть и на танке.
Цепь последовательных, не спровоцированных и вероломных ударов по своим заканчивается отставкой министра иностранных дел Нейрата, и тут же «возникает» «судетский кризис». Гитлер рвётся в бой. «Он предпочёл бы этому совещанию (Мюнхенскому, В.Г.) войну с Чехословакией». (6.т.1.с.5).
«Я и не надеялся на то, что друзья из Чехословакии преподнесут её мне как на блюдечке», - это комментарий Гитлера по поводу мюнхенских событий. (13). Германия уже была готова к новому, военному блицкригу, но... Сделать это ей не дают «миротворцы».
Ну: нет, так нет, подождём следующего марта.
Кроме чехословацкого «блюдечка» Гитлеру будут преподносить многое и на другой посуде. С ним будут вести непрерывные умасливающие переговоры представители правительств, международных промышленных структур, свои и не свои военные, банкиры. С ним, и не только с ним будут вестись переговоры и официальные, и кулуарные, и совершенно секретные...
Просто так, к примеру: прямо в день оккупации Чехии в Дюссельдорфе было подписано соглашение между Имперской группой промышленников и британской Федерацией промышленности. С выводами о необходимости заключения и развития «широкого экономического соглашения». (1.с.99). Как Вы думаете, на что Гитлер больше обращал внимание: на газетно-грозные заявления официальных политических бонз, или на подобные вот соглашения?
15 марта 1939 года очередная «молниеносная война» превращает суверенную Чехию в «Моравско-Богемский протекторат», а 22-го мемельская область в Литве тоже становится германской.
4.
Ну вот как на всё это реагировать? Шесть лет я веду себя самым наглым образом, шесть лет откровенно лгу, расправляюсь с неугодными, бью стёкла, жгу синагоги, готовлю всех к войне, создаю невозможные условия жизни для тех, кто способен самостоятельно мыслить, меряю циркулями черепа, пишу родословные до седьмого колена – и всё у меня проходит!
Нарушаю международные соглашения?
Пожалуйста!
Захотелось Австрии?
Добро пожаловать в Вену!
Чехословакии?
Да никто не возражает!
Как бы Вы на это реагировали? Вот и он реагировал соответственно: не возражают – значит правильно всё. Значит блицкриг – дело верное, и останавливаться – глупо. Кто следующий?
5.
Следующей была Польша.
31 марта польское правительство получило от правительств Франции и Великобритании заверения: в случае агрессии окажем помощь. Для чего давались эти гарантии, и что на самом деле они гарантировали – разговор уже шёл, так что не буду повторяться. Это был обман народов, цена которому – 55 миллионов человеческих жизней. В обмане этом принимали участие не только, конечно, политики Англии и Франции. Новая мировая бойня – это результат лжи едва ли ни всех политических деятелей тогдашней Европы и не Европы. Однако приведённые во второй главе аргументы – не единственные в пользу подобных выводов. Нам предстоит познакомиться с аргументами и другими, связанными с ещё одной «миролюбивой» внешней политикой – политикой Советского Союза.
Но будем последовательны. Посмотрим, как реагирует Гитлер на вдруг проявившиеся «политическую твёрдость» и «моральное давление» в попытках сохранить мир.
Никак он не реагирует.
Планов своих не меняет и ни от чего не отказывается. Через трое суток после громогласных англо-французских гарантий Польше генерал Вильгельм Кейтель подписывает секретную директиву «О единой подготовке вооружённых сил к войне» против Польши и стран Балтии. И назначает срок операции – любое время, начиная с 1 сентября. (6.т.1.с.21). А 11 апреля Гитлер уже утверждает план «Вайсс» – удар только по Польше. (12). И, не обращая никакого внимания на «раздачу слонов», готовится к своему 50-летию.
Скажете: один пример – ещё не пример? Вот вам второй: 27 апреля Англия вводит всеобщую воинскую повинность, а 28-го Германия, тем не менее, денонсирует своё соглашение с Польшей о ненападении. (11.т.20.с.297). Так что не боится почему-то Гитлер, и не в его самодурстве тут дело.
Как ларчик всегда открывается? Правильно. Все политические договорённости, меморандумы, соглашения и клятвы способны успокоить, убедить и ввести в заблуждение только нормальных граждан. Потому что только нормальные граждане понимают: нарушать договоры непорядочно, да просто нехорошо, некрасиво. Но политики нормальными гражданами не являются, и живут в мире других ценностей.
Поэтому Гитлер на политические договоры внимания не обращал. А, как и все остальные политики, обращал внимание на реальные силы своих соседей и на собственные возможности урвать у соседей кусочек пожирнее. Так что до начала мая 1939 года германский вагон в международном экспрессе катился вообще очень легко, без раскачиваний, скрежета и посторонних стуков. Но что-то случилось, что-то стало настораживать фюрера, что-то подтолкнуло его к решению поискать альтернативу уже сложившемуся в Мюнхене германо-англо-французскому кумовству.
Вопрос: почему? Почему это всё-таки произошло? Почему 6 мая 1939 года, впервые за шесть лет власти, Гитлер вдруг потребовал от Риббентропа детально ознакомить его с положением дел в СССР?
Историки, в качестве объяснений указывают на разные причины, но я полагаю, что дело всё же – в их совокупности. Никаких признаков неуверенности, колебаний или тревоги при принятии апрельского решения о насильственной оккупации Польши Гитлер ещё не проявлял. Но усиливающееся общественное брожение во Франции, англо-советско-французские консультации, принятие Англией нового военного закона и замена Наркоминдел СССР Литвинова на Молотова не могли не заставить Гитлера задуматься. Задуматься над тем, что же будет, если, вопреки мюнхенским договорённостям и политической логике, Советскому Союзу всё же удастся получить доступ к решению европейских проблем? А задумавшись, с удивлением понять, что ответить на этот вопрос не так-то просто. Докладом одного Риббентропа Гитлер не удовлетворился, и в Берхтесгаден 10 мая был вызван советник германского посольства в Москве Хильгер. (3.с.143). Доклад последнего – более обстоятельный и, видимо, более неожиданный – удивил Гитлера настолько, что он обвинил советника в том, что тот, засидевшись в Москве, отравился советской пропагандой.
Обвинить-то обвинил, но вывод для себя сделал неутешительный: получается, что при любом раскладе политического пасьянса, угроза со стороны Советского Союза, в отличие от всех англо-французских угроз, может стать не только реальной, но, при определённых условиях, даже неизбежной. И если выхода у Сталина не будет (останется он, например, как «миротворцами» и планировалось, в изоляции), то произойти может что угодно. Вплоть до оказания Сталиным прямой помощи в защите польских территорий. И хотя существуют многочисленные свидетельства, что в вермахте своём Гитлер был уверен и едва ли боялся Красной Армии, но... Но очередной, теперь уже чисто военный блицкриг, в таком случае, мог растянуться не на один месяц, а ТАКАЯ война Гитлеру была не нужна. Этого он допустить никак не мог. И выход-то оставался только один: предложить Сталину сделку. Просто расстроить советско-англо-французские переговоры – было мало. Знал: переговоры эти и так приведут в тупик, загонят кумовья Сталина в угол и тогда... Тогда первая же «молниеносная» война грозила превратиться в многомесячную авантюру с непредсказуемым исходом.
Смириться с таким выводом Гитлеру было нелегко, но он с ним смирился, и 19 мая графу фон Шуленбургу – германскому послу в Москве – было передано его указание о возобновлении экономических переговоров с СССР.
6.
Гитлер начинает с разных сторон подбираться к Кремлю, и одновременно, в июне-июле, политики Англии и Франции пытаются ликвидировать последствия собственных поспешно-неосторожных гарантий. Но ни у него, ни у них ничего пока не получается. Вообще сам по себе период этот интересен, но к политике «блицкрига» он имеет лишь то отношение, что в нём эта самая политика дала пока ещё не очень заметный, не очень ощутимый сбой.
Лишь после 26-го июля Гитлер вздохнул спокойнее. И хотя его дипломаты продолжали лихорадочные поиски возможных соглашений со Сталиным, хотя ничего утешительного на официальном уровне не происходило, Гитлер уже считал, что и в этой войне он победил умело и быстро.
7.
В августе военно-дипломатическая делегация из Англии и Франции должна прибыть в Москву для переговоров о заключении военной конвенции. Заключение такой конвенции, как заключение и любых других реальных военно-политических союзов означало бы неизбежный конец всяким блицкригам, потому что «молниеносная» война хороша только против одиночек. Но Гитлер планов своих не меняет и не корректирует. И оснований для этого спокойствия у него хватало.
Давайте опять обратимся к фактам. И попробуем дать им сначала нормальную, а потом – политическую оценку.
Факт первый. Англо-французская делегация едет в Москву на переговоры по безопасности.
- Едут! Едут, чтобы спасать мир.
Это – оценка обычного гражданина.
А вот – оценка политика:
- Едут с 5 августа обычным грузопассажирским рейсовым пароходом «Сити оф Эксетер», зная прекрасно, что время не терпит. Стало быть, спасать мир не торопятся.
Факт второй. В составе делегации второстепенные политики и военные.
- Ну и что из того, ведь за этими людьми – великие державы.
- Договариваться с Советами о чём-то серьёзном Англия и Франция не намерены.
Факт третий. СССР отделен от центральной Европы странами «санитарного кордона»; придётся решать проблему пропуска через эти страны советских войск.
- Для того и едут, чтобы договориться и – раз едут – значит решения такие существуют.
- Ни одна из этих стран, зная агрессивность большевизма, пустить на свои территории Красную Армию никогда не согласится. Переговоры в Москве – чистый блеф.
Гитлер мог не знать, что принимать какие-либо решения делегация даже и не могла, не имела на это полномочий. Гитлер наверняка не знал, каким языком собирались разговаривать с этой делегацией в Москве. Но он уже знал другое.
Ещё 26 июля в берлинском ресторане «Эвест» личный эмиссар Сталина Г.А. Астахов через германского дипломата Шнурре передал ему – Гитлеру – принципиальное сталинское согласие на совместные действия. (3.с.161). И, демонстрируя всему миру явное нежелание искать компромиссы с нацистами, товарищ Сталин, между тем, тайные переговоры с ними уже завершил и готовил текст пакта о ненападении, а заодно и протоколы по разделу сфер интересов.
Надо знать Сталина, чтобы понять: столковаться с ним о чём-то значительном – вроде мирового переустройства, используя любые видимые каналы, наивно. Как наивно пытаться с ним, старым подпольщиком, открыто столковаться и о коллективной безопасности.
Сталинского урока тридцать девятого года Гитлер не усвоил. И оступится в сороковом. Но это будет через год.
8.
А пока Гитлер торжествовал. 20 лет жаждал он реванша, 20 лет пестовал свой социал-расизм, искал соратников-единомышленников, подбирал и расставлял кадры для политических и военных своих блицкригов, и вот – наконец-то – началось!..
1-го сентября, когда в Польше уже сыпались бомбы, ревели моторы и сотнями гибли люди, немцы с молчаливой покорностью выслушали радиообращение своего фюрера. «Ни один народ, даже немецкий, не испытывал ничего похожего на то воодушевление, которое в 1914 г. охватило все народы Европы». И всё-таки «немецкий солдат независимо от чина чувствовал свой долг перед отечеством и стремился выполнить его во что бы то ни стало». (6.т.1.с.8).
Какой же скорой и агрессивно-бессовестной должна была быть война против собственного народа, чтобы всего за шесть лет приучить немцев ТАК понимать свой долг перед Отечеством: УБИВАТЬ ДРУГИХ!
Уже к концу дня 2 сентября соединения вермахта разорвали приграничную полосу польской обороны, и части 10-ой армии покатились к Варшаве и Радому. (6.т.1.с.25). Гитлер мог торжествовать и мнить себя гением. Но на третьи сутки боевых действий, «...когда Гитлеру перевели ультиматум английского правительства, он точно окаменел – он понял, что ошибался относительно возможной реакции англичан и действовал слишком неосторожно». (6.т.1.с.8). Было из-за чего каменеть: в соответствии с «Директивой № 1 о ведении войны» группа армий «Запад» генерал-полковника Риттера фон Лееба имела в распоряжении всего 8 кадровых и 25 резервных и ландверных дивизий, которые не были к тому же полностью отмобилизованы. (6.т.1.с.31). Но испугался Гитлер не возможного немедленного англо-французского удара в спину. В шок его повергло то, что «миротворцы» вдруг СДЕРЖАЛИ свои обещания Польше. Не понял «гений» истинных причин англо-французского испуга.
Блицкриг впервые и сразу затрещал по всем швам. И после того, как в 17 часов последовал ещё и ультиматум от Франции, фюреру оставалось только переодеваться во что-нибудь неброское, сбривать усы и пускаться в бега.
9.
Но шок продолжался недолго.
Ещё через день-другой Гитлер понял: всё это – очередная демонстрация. А поняв, не снял с польского фронта ни одного взвода. И не ошибся. Правда через 10 дней французы в двух местах перешли-таки германскую границу, но взволновали этим только фон Лееба, не Гитлера. Встреченные неорганизованно-беспорядочным ружейно-пулемётным огнём с недооборудованных ещё позиций линии Зигфрида, французские части тут же остановились и стали неторопливо зарываться в землю.
Политика блицкрига продолжала работать безотказно, продолжала приносить желанные плоды; «...многое говорило за то, что ещё больше усилится стремление Франции положить конец войне, ставшей, по её мнению, бесцельной». (6.т.1.с.32). Гитлеру не нужно было ни переодеваться, ни бриться. Ему нужно было другое: теперь, после разгрома Польши, политика блицкрига требовала срочного заключения мира.
Блицкриг – это политика удава. Анаконды. Бросок, заглатывание и – умиротворение. Усыпляющее новую жертву.
В марте 38-го нацистская анаконда проглотила Австрию.
Через полгода – Судеты.
В марте 39-го уже вся Чехия стала протекторатом. «Миротворцы» смирились и с этим. В октябре 39-го в генерал-губернаторство превращается Польша. Франция, несмотря на всевозможные опасения уже готова принять и это, но, вот, Британия...
10.
На этот раз Британия не только Германии, но и всему остальному миру вдруг демонстрирует исключительную решимость отстаивать права уже поверженной и разделённой Польши. Британия с возмущением и гневом отвергает все предложения о мире. И совместные советско-германские – в сентябре, и германские – от 6-го октября. Польшу, мол, обидели несправедливо и незаконно, а за справедливость и законность английское правительство и парламентарии готовы живот положить. Хоть и тысячу лет воевать с «тысячелетним Рейхом», но справедливость отстоять и агрессора бессовестного наказать.
Не буду возражать. Готов допустить, что эта – официальная британская версия о войне за мировую справедливость и мировую законность – ни что иное, как правда. Но господа политики, просветите, не дайте, как говорится, помереть дурой: почему эту священную войну объявили только Германии? Разве Словакия не обрушила на Польшу удар (пусть даже и одной) своей дивизии? (6.т.1.с.25). Разве Советский Союз не принимал участия в разгроме польской армии и польской государственности? Почему же тогда, объявив войну Гитлеру, англо-французские борцы за справедливость не объявляли войны Тисо и Сталину?
Если событиям объяснений не изобретать, то ответ на все эти вопросы очевиден: воевать бросились не за Польшу, и заключать мир не соглашались по причинам совсем не морального толка.
11.
Владеть большим хотелось не только Сталину, Гитлеру, Квислингу или Даладье. Британская внешняя политика в этом смысле ничем не отличалась от любой другой. В коммунистическо-нацистском союзе увидели угрозу всему мировому порядку, а в порядке этом Британия тех лет исполняла если и не соло, то партию первой скрипки. И Чемберлен не собирался делиться британским влиянием с новыми претендентами. Ни с противниками, ни с союзниками. Сдавать свои хозяйские позиции Британия не намеревалась, она намеревалась их упрочнять. И до 23-го августа британские мудрецы действовали по плану. План оказался никуда не годным; пришлось за одну ночь придумывать новый. Решили: возникновения германо-советской границы не допускать и Гитлера напугать войной. Возможным вторым фронтом. Но его уже так долго пугали без последствий, что он и на этот военный англо-польский союз махнул рукой: «Блеф». И на Польшу напал. И двое суток ходил перед своими генералами гоголем: «Говорил же – Англия не вмешается».
Англия вмешалась. У Англии уже не было выбора. Англия объявила войну Гитлеру в надежде остановить этим, нет-нет, уже не Гитлера, остановить хотя бы Сталина. Остановить никого не удалось. Польская армия была разбита, польская территория превращена в генерал-губернаторство и довески к территориям Словакии и СССР, польское население – в даровую рабочую силу разбойничьих государств.
И что дальше?
А дальше, если собирались отстаивать справедливость, нужно было объявлять войну Словакии и Советскому Союзу, громить и рассеивать пока ещё неорганизованные дивизии ландвера, терять солдат, но всеми силами наваливаться на промышленную зону Германии – на Рур.
Не будем фантазировать. «Миротворчество» закончилось крахом, и исправить результаты этой политики не могли уже ни скороспелые военные союзы, ни объявление войны.
«Русские теперь граничат непосредственно с Германией, и оголение Восточного фронта для Германии совершенно невозможно... Восточный фронт существует, по крайней мере, потенциально». Так оценивал сложившуюся обстановку морской министр Великобритании У. Черчилль в меморандуме военному кабинету от 25 сентября. (6.т.1.с.30). Помнил Черчилль о единой цели коммунистов и нацистов, помнил и надеялся: подерутся. Не могут они не подраться – это не только Черчилль, это и миллионы не политиков понимали.
Так за чем дело-то стало? Замиряться надо с Германией и ждать громкой свалки там, на Востоке. Месяц ждать, год, сколько потребуется. Так бы оно, вероятно, и было, и войну бы за «справедливость» не продолжали, если бы не пресловутый московский пакт. И не пугающая неизвестность того – что за этим пактом ещё, какие сюрпризы. Замиряться с Гитлером – значило не только «терять лицо» и признавать «законность» его очередного блицкрига. Это, как раз, не страшно, этому-то они нашли бы оправдание. Но это ещё означало: распускать свои армии по домам и дожидаться вполне вероятного появления под Саарбрюккеном, Страсбургом и Базелем не только танкистов Гитлера, но и танкистов Сталина. Или советско-германских парашютистов – в Берне. Или... Таких «или» замирение с Гитлером сулило множество. «Зицкриг» породил московский пакт и, пока он существовал, скорым миром эта война закончиться не могла.
12.
Вернёмся к политике блицкрига.
- А чего к ней возвращаться? Ведь, по мнению автора, возникновение англо-франко-польского военного союза и невозможность заключения мира даже и в «странной» войне означает, что этой политике пришёл конец.
Нет, уважаемый читатель. По мнению автора крах политики блицкрига наступил позже. Правда, не в 41-ом и не под Москвой; под заснеженной Москвой погибнет последняя из форм нацистской блицполитики. Но в октябре 39-го, несмотря на то, что странная не-война-не-мир на Западе грозила стать позиционной и долговременной, у Гитлера были основания надеяться на успешное продолжение молниеносных политических решений. В том числе и с помощью своих вооружённых сил.
«Странная война» казалась странной только невоюющим солдатам. Для политиков она была привычной и обычной, хотя и велась ими в не совсем обычной форме. Историки много лет доказывают, что эта внешняя необычность – следствие тайных англо-французских попыток спровоцировать Гитлера на войну с СССР. Да, и тайные встречи, и тайные переговоры между ними велись. И через герцога Виндзорского, и через Ватикан, и через Швецию... Но главные причины странностей «странной войны» заключались не в этом.
«Я так сильно настаиваю на доведении английской армии до 50 – 55 дивизий потому, что сомневаюсь, чтобы французы согласились с таким распределением нагрузки, которое возлагало бы на нас ведение войны на море и в воздухе, а на них – всю тяжесть потерь в войне на суше». Так писал 19 сентября 1939 года тот же Черчилль своему патрону – премьер-министру Чемберлену. (6.т.1.с.37). И в этом – ключ к пониманию веры Гитлера в возможность продолжать одерживать свои молниеносные победы.
Прекрасная Франция, истратившая за десять лет огромные средства на строительство оборонительных сооружений Линии Мажино, выходить из этих сооружений во чисто поле желанием не горела. Первые четыре английские дивизии планировалось перебросить на континент лишь к середине октября, а до этого англичане могли помочь только морской блокадой Германии и бомбёжками её промышленных районов. Но «помощь» провоцировала немедленное возмездие – ответные удары Люфтваффе. И не по английским, ввиду удалённости, а по французским городам. Вам бы такая помощь понравилась?
Словом: сложилось необычное положение цугцванга, и не проявиться эта необычность не могла. Она и проявилась. В странном ведении странной войны.
Но Гитлер отчётливо понимал, что время работает не на него. И, несмотря на резкий конфликт с командующим сухопутными силами генерал-полковником Браухичем, он уже 9-го октября отдаёт директиву № 6 о подготовке наступления на Западе, а 29-го Браухич подписывает план «Гельб».
Замиряться, кстати, хотелось не только Германии, СССР и Франции. 7-го ноября Бельгия и Голландия обращаются к враждующим сторонам с предложением о посредничестве для заключения мира; положение Бельгии и Голландии стало слишком напоминать недавнее положение Польши. Германия «…обещала «тщательное рассмотрение ноты». (6.т.1.с.37). Но Британия упёрлась.
13.
Осуществить удар на Западе Гитлер намеревался уже 9-го ноября. Известно: не ударил. Известно и другое: сроки дня «Д» переносил двенадцать раз. Надеялся на мир? Конечно надеялся, этого требовала вся политика блицкрига, а не только Браухич. Надеялся, ждал, чувствовал: не в Польше дело, не в Польше, что-то мудрят в Лондоне и Париже. Но не читали там секретных московских приложений, не знали, что СОВМЕСТНЫЕ германо-советские военные действия уже ЗАКОНЧИЛИСЬ. А, кроме того, были у них теперь все основания полагать, что и к новому «Договору о дружбе и границе между СССР и Германией» от 28.09.39 есть новые, неизвестные никому довески. «Странная» война продолжала оставаться войной. И законы у неё были совсем не странные.
17 сентября в Бристольском заливе от немецких торпед гибнет английский авианосец «Коррейджес», в северной Атлантике рыскает «карманный» линкор «Дойчланд», в южной – ещё один, «Адмирал граф Шпее» – топит английские транспорты, 15 октября капитан-лейтенант Прин на своей U-47 проникает в Скапа-Флоу и спокойной торпедной атакой отправляет на дно линкор «Ройял Оук»... И лучшая в мире английская почта всё в большее количество домов доставляет стандартные письма военного ведомства – похоронки. Тем же самым, закручивая пружину массовой ненависти, занимается и почта немецкая.
Гитлер – агрессор. Гитлер – расист. Гитлер – негодяй и захватчик. С этим невозможно не согласиться. Гитлер, не добившись заключения мира с Западом, совершил ещё один акт агрессии: оккупировал Данию и Норвегию.
Но давайте себя спросим: «Что ему там потребовалось – в Дании и Норвегии, что это автора «Майн Кампф» потянуло вдруг не на восток, а куда-то в сторону?»
- Ну как же, - пожмёт плечами любой военный историк. – Норвегия – это стратегический плацдарм для войны с Англией. И Дания ему нужна была для той же цели. Чтобы за узостями датских проливов следили немецкие комендоры через прицелы немецких же орудий. Дания – ворота в Балтику, а по Балтике шли в Германию караваны с ценной шведской рудой, а мимо датских берегов в Норвегию – грузы для будущих оккупационных войск. Вот 9-го апреля 1940 года Гитлер и ринулся в новую агрессивную войну.
Добавлю: молниеносную и успешную. И, не споря с военными историками, позволю себе спросить ещё кое о чём.
Да, ровно за полгода до этого, 9 октября 1939 года адмирал Дёниц направил своему начальнику – гроссадмиралу Редеру – меморандум о важном стратегическом значении Тронхейма и Нарвика. (1.с.113). Да, 12 декабря Редер имел по этому поводу беседу с Гитлером, присовокупив к предложениям Дёница предложения норвежского фашиста Квислинга. Да, 14-го, после личной встречи с Квислингом Гитлер отдал приказ о подготовке к вторжению в Данию и Норвегию. (6.т.1.с.53). Да, всё это – правда.
Но разве английский меморандум от 16 декабря не ставил вопрос об оккупации Бергена и того же Нарвика? Разве 15 января 1940 года генерал Гамелен не указывал на важность создания скандинавского театра боевых действий? Разве в сентябре 39-го, ещё ДО меморандума Дёница, Черчилль не высказывался за «обеспечение» (читай: оккупацию) Норвегии от угрозы германского вторжения? (6.т.1.с.51).
5 апреля 1940 года с 4.30 до 5.00 английским флотом в трёх местах выполняется боевая задача на минирование. И лишь через полчаса после того, как последняя английская мина упала в норвежские территориальные воды об этом уведомили хозяев – норвежское правительство! (6.т.1.с.56). Англичане уже грузили на крейсера 1-ой эскадры войска десанта, когда получили известие: германские транспорты в сопровождении боевых кораблей – на пути к Норвегии. Опять, в который раз – поздно.
Гитлер опередил своих противников, и потому противниками этими вновь был объявлен захватчиком. А если бы не опередил? Если бы не Чемберлену и Черчиллю, а Гитлеру и Редеру пришлось помогать норвежцам отбиваться от непрошеных гостей, кто тогда выглядел бы захватчиком?
Он будет опережать их всегда. Придёт время – он опередит и Сталина.
Гитлер – агрессор, захватчик и негодяй – это несомненно.
- Но только ли Гитлер? – вот о чём хочется мне спросить военных и невоенных историков. А заодно и негодующих по поводу чьих-то бессовестно-агрессивных действий «праведных» политиков.
14.
1940 год стал годом триумфа Гитлера и политики нацистского блицкрига. И не только потому, что к середине лета Германия контролировала колоссальные территории и собирала с них обильные товарно-сырьевые и военные урожаи, отнимала то, чего не создавала. Молниеносный военный разгром Франции и союзникам, и противникам Германии убедительно и наглядно продемонстрировал: блицкриг – это не просто серьёзно, эта политика совершенна и всесокрушающа, и противиться ей – дело безнадёжное. Политика блицкрига позволила немецким националистам объединиться с советскими интернационалистами и образовать парадоксально-неестественный гитлеровско-сталинский альянс, эта политика развалила такой многолетний и «незыблемый» военно-политический союз Франции и Англии и выгнала англичан с материка, она превратила в германских вассалов не разрозненные племена Африки и Ближнего Востока, а развитые и сильные государства центральной и западной Европы. Эта политика, наконец, в самой Германии сделала немцев восторженными поклонниками своего фюрера, а самого фюрера – идолом. За которым целая нация готова была идти куда угодно, хоть и в царство Люцифера.
В этом триумфальном, завалившим берлинские улицы и площади живыми цветами, году, под восторженный рёв «масс», истерические женские слёзы и гром оркестров, без устали исполнявших «Хорста Весселя» и «Идём на Англию», всесокрушающей политике блицкрига пришёл конец. И хотя впереди Германию ожидали неслыханные победы вермахта, хотя немецкие солдаты будут с лёгкостью перешагивать границы государств и даже материков, хотя элитным частям парашютистов ещё предстояло оказаться в Греции и на Крите, все эти военные победы уже ничего не изменят.
15.
19 июля 1940 года Гитлер в очередной раз выступил в Рейхстаге. Это выступление – продолжение бенефиса фюрера, бросившего к ногам Германии поверженную Францию. В этом выступлении он – победитель – вновь предлагает, теперь уже только Англии, прекратить противиться своей политике. «Я не вижу причин, которые заставили бы продолжать эту войну». (6.т.1.с.94). Он – не видит. Он снова взывает к благоразумию: не вынуждайте, мол, продолжать. Сопротивляться Германии бесполезно, но я готов остановиться сам.
В Англии его речь слушает новый премьер-министр – Уинстон Черчилль. И на предложение о мире отвечает молчанием. Вместо него по английскому радио министр иностранных дел лорд Галифакс объявляет о том, что Британия сдаваться в этой войне не намерена, а намерена драться до победы. (6.т.1.с.94).
Что это? Жажда брани? Благородное возмущение? Желание наказать агрессора, стремление исправить результаты своего «миротворчества»? Несомненно: всё это имело место – и возмущение, и желание, и стремление. Но имело место и нечто другое. Не соглашаясь на мир с Гитлером Британия предупреждала не только Гитлера: за свои интересы и своё влияние в мире она готова сражаться насмерть. Не только с нацистской Германией, фашистской Италией, хортистской Венгрией или пролетарским СССР. Но и с франкистской Испанией, императорской Японией, вишистской Францией, да хоть с курортной Швейцарией – со всеми кто захочет от Британской империи отщипнуть кусочек. А на империю с 10 июня навалилась уже и Италия с её претензиями на северную Африку и всё Средиземное море. И с каждым днём росла воинственность далёкой, но опасной Японии. Не говоря уже о затаившемся СССР.
Бездоказательные домыслы и авторские фантазии? Нет, не фантазии. И не домыслы. Пройдут десятки лет, и когда аргентинцы захотят называть Фолклендские острова Мальвинскими, преемница Ллойд Джорджа, Чемберлена и Черчилля – «железная леди» Маргарет Тетчер отправит к крохотному архипелагу эскадру и, после короткого, но совсем не бескровного удара, британские «командос» вновь поднимут над Порт Стэнли флаг Объединённого Королевства: знай наших. Какие уж тут фантазии. Так было в 1982 году. Так было и в 1940 году. Так было всегда, и поступала так не только Британия.
Благородные и мудрые британские политики ничего не имели против любой агрессии и любых агрессоров; ко всему этому они относились со спокойным и хладнокровным пониманием. Они ничего не имели бы против нацистского удара по СССР. А то и совместного. И вовсе не потому, что Черчилль, как и Гитлер, терпеть не мог идеологию марксизма-сталинизма. Просто в Советской России не осталось в своё время места для британских нефтяных концессий. И для других британских же выгод на 1/6 части суши. Но Гитлер, обманув в Мюнхене, отвоёвывать у Сталина британские интересы не захотел, а со Сталиным договорился о чём-то совсем своём. И договор этот Британии ничего хорошего не сулил. Поэтому праведный гнев английских «херувимов», обманутых в ожидаемых результатах собственного «миротворчества», обрушился на головы «негодяев» из третьего Рейха. И только. О захватившем часть Польши и начавшем хозяйничать в Прибалтике и Румынии Сталине благоразумно помалкивали, перчатку в лицо не бросали и к барьеру не требовали. Понимали: объявить Сталину войну – значит Сталина с Гитлером побратать. Будет, понимающий это Черчилль, объявлять войну Сталину? Конечно он поступит по-другому: уже в июне 40-го пошлёт в Москву нового посла – Стаффорда Криппса, а с послом – своё личное письмо Сталину, в котором выразит надежду на взаимное понимание и сотрудничество на благо мира во всём мире. (6.т.1.с.121).
Гитлер, конечно, попал в западню, но выход из западни ему ещё виделся: для этого требовалось только опять обезопасить себя с Востока.
Вопрос: как?
16.
Для коммунистических историков это не вопрос. Разными голосами и в разных вариациях продолжают доказывать: воевать с СССР Гитлер собирался всегда, а решение на войну принял сразу после разгрома Франции, в июне сорокового. В качестве доказательств приводят факты.
Например, такие: запись в дневнике генерал-полковника Франца Гальдера от 30 июня 1940 года: «Взоры обращены на Восток», разговоры генералов Браухича, Грейфенберга, Йодля. Наконец – факт главный и «неопровержимый»: в конце июля 1940 года начальник штаба 18-ой армии генерал-лейтенант Маркс по приказу того же Гальдера садится за оперативную разработку предварительного плана будущей восточной кампании. (1.с.141; 6.т.1.с.166). 18 декабря, как известно, директива № 21 «Операция «Барбаросса» была уже утверждена Гитлером.
Убедительно?
Вполне.
Если, конечно, забыть о других событиях и решениях. А если не забывать, то становится очевидным, что боевые действия в наступательной войне начинаются не с разработки и даже не с утверждения оперативных планов, а с боевого приказа на ведение этих действий. А от планов до приказа – дистанция немалая. Особенно для блицполитики.
Из множества тому подтверждений приведу только один.
2 июля того же 1940 года Кейтель отдаёт приказ о подготовке десанта на британские острова. (5.с.59). 9-го и 13-го июля Гитлер подписывает директивы о начале бомбардировок Англии и резком увеличении производства морских мин и торпед. (21.с.92). 16-го утверждается директива под названием «Зеелёве» с указанием уже и срока высадки – 15 августа. (6.т.1.с.98). Войска готовят десантно-переправочные средства, в штабах рассчитывают необходимое количество снарядов, бензина, патронов и бинтов, определяют радиопозывные штурмовым группам – словом готовятся приказ о наступлении выполнять... А 19-го Гитлер из зала Рейхстага предлагает Англии мир, предлагает не только надеясь, но и почти не сомневаясь в том, что предложение его обязательно примут.
Нет, товарищи историки, указывая в октябре 39-го на ненадёжность и недолговечность московского пакта и даже распорядившись в июле 40-го начать предварительную разработку плана войны против Советского Союза, воевать со Сталиным Гитлер ещё не собирался. Он собирался свою безопасность с Востока обеспечить другими средствами: со Сталиным договориться. Иными причинами многих поступков Гитлера в этот период – не объяснить.
Давайте рассуждать вместе.
Перед подписанием в Москве пакта о ненападении в Берлине подписали торгово-кредитное соглашение. В соответствии с ним в конце октября 1939 года через уже поверженную Польшу советская торговая делегация прибывает в Германию. Делегацию радушно встречают и с вокзала отвозят в самую роскошную гостиницу на Унтер-ден-Линден – в «Адлон». То, что торговая делегация состоит сплошь из полковников, генералов и специалистов по вооружениям немцев не удивляет, и «торговым экспертам» никто не предлагает рекламных буклетов с фотографиями посуды, мебельных гарнитуров и описанием возможностей немецких пивоваренных заводов. Экспертов везут на другие заводы – выпускающие танки, самолёты, боеприпасы, противогазы и прочее полезное и нужное народу имущество. И показывают на этих заводах всё – от продукции и технологий, до рабочих бытовок и столовых. Как это происходило, что и как демонстрировали заклятым идеологическим врагам лучше прочесть в книге Александра Яковлева «Цель жизни». Того самого, который – «Як», и который в январе 40-го года станет заместителем Наркома авиационной промышленности.
Отвлекусь.
Когда меня – конструктора – решили однажды командировать в город-герой Одессу для наладки технологического оборудования, я проклинал всех милитаристов мира и, прежде всего, своих собственных. Потому что цех, в котором мне предстояло работать, выпускал авиабомбы. Не атомные, не нейтронные, а самые обыкновенные, фугасные, 250-килограммовые. Но чтобы проникнуть в этот злосчастный цех, мне – своему, родному, принимавшему Присягу на верность Родине офицеру запаса советских Вооружённых сил – потребовалось фотографироваться и заполнять целую стопку разных бумаг, в обмен на которые Первый (!) отдел выдал специальный документ: «Допуск». Этот самый «допуск» вместе со своим паспортом я предъявлял каменнолицей военной охране два раза в день: когда входил в цех и когда выходил из него.
Конечно у них там, в Германии, в охране секретов не так щепетильны, но, ведь, и Яковлев – не офицер запаса вермахта. И генерал Гусев на верность нацизму не присягал. И их, ведь, не просто пускали на заводы поглазеть, их сопровождали специалисты с переводчиками – чтоб сподручнее было на вопросы гостей-покупателей отвечать. Подозреваю, что наши генералы не только здоровьем хозяев интересовались. Подозреваю также, что члены торговой делегации кроме заводов посетили и верфи. И попросили немцев продать недостроенный ещё тяжёлый крейсер «Лютцов».
Ну не нахальная ли просьба?! Германия – в состоянии войны с самой мощной морской державой, с Британией. В 39-ом в строю британского флота – 12 линкоров, 3 линейных крейсера, 15 одних только тяжёлых крейсеров, 7 авианосцев, не считая всякой плавмелочи вроде эсминцев, и подводных лодок. Это – против 5 немецких линкоров (если учитывать и 3 «карманных») и двух тяжёлых крейсеров. А на немецких стапелях, из тяжёлых крейсеров – в постройке всего только три. (6.т.1.с.12;с.20). Германия, тем не менее, нахальную просьбу удовлетворяет, крейсер буксируют в Ленинград, называют «Петропавловском» и согласовывают два графика: поставок на него всего недостающего, включая вооружение и боеприпасы (!) и достроечных работ немецкими специалистами.
Вопрос: намеревался Гитлер в 39-ом на мою Родину нападать? А что он намеревался делать? А что собирается делать армия, если её Главком издаёт приказ о производстве боеприпасов, «...соответствующих потребности запланированного нападения на Западную Европу» и о значительном наращивании производства морских мин? (Приказы фюрера от 25 ноября и 6 декабря 1939 года). (21.с.91).
Рассуждаем дальше.
Результатами первой поездки советских военно-промышленных «челноков» Сталин остался недоволен: кроме недостроенного крейсера и сувениров жёнам ничего путного не купили. И в марте 40-го собирает ту же бригаду во главе с тем же О.Т. Тевосяном и гонит её туда снова. На этот раз бригада с задачей справляется и, после обширной программы знакомства с германской военной промышленностью и её продукцией, закупки продукции производит. В некоторых случаях минуя бюрократов из родного торгпредства. Напрямую, через Сталина. (8.с.226).
А за месяц до этого, 11 февраля 1940 года Германия и СССР заключили новое хозяйственное соглашение – в развитие предыдущего. (5.с.89). Так что всё хорошее продолжалось своим чередом и со стороны Германии, и со стороны советской.
21 апреля, напуганный положением дел в Норвегии, Гитлер издаёт приказ о доведении сухопутных сил до 120 дивизий и довооружении 20 моторизованных, 15 оккупационных и 6-ти дивизий горно-егерских. Но в конце июня, после падения Франции, он ограничивает производство боеприпасов и отдаёт приоритет самолётам, подводным лодкам и моторизованным частям. (21.с.91). Самолёты и моторизованные части могут, конечно, быть использованы и против Советского Союза. А лодки? А всё вместе? 30 июня, когда Гальдер пишет в дневнике о «взорах на Восток», Гитлер пишет другое: «Только то, что непосредственно необходимо для войны против Англии, является срочным». (21.с.92). Пишет не в дневнике, а в директиве подчинённым. Как это понимать? Как дезинформацию?
Допустим.
Но лодки-то строят. Конструируют, испытывают и запускают в производство магнитные мины и авиационные торпеды. Во всё возрастающих количествах. И не отправляют всё это в арсеналы, а тут же используют по прямому назначению – против английских транспортов. Подобная «дезинформация» влетает в пфенишку. И всё-таки: допустим. Допустим и то, что маскировкой начавшейся подготовки к войне с Советским Союзом является и директива № 17 от 1 августа, в которой – чёрным по белому: «Чтобы создать предпосылки для окончательного поражения Англии, я намерен продолжать воздушную и морскую войну... более энергично, чем это было до сих пор». (6.т.1.с.100).
Допустим потому, что некоторые историки обращают внимание не на эту директиву, а на другую – от 9 августа. Называлась она «Ауфбау Ост», и требовала произвести на территории бывшей Польши реорганизацию транспортной системы для обеспечения её большей пропускной способности. В директиве этой товарищи историки усматривают не желание восстановить разрушенные войной дороги, вокзалы и виадуки, а явные признаки подготовки к агрессии против СССР. Допустим, что в оценке этой директивы историки правы, а все остальные директивы, постановления и приказы – для обмана Сталина, для широкомасштабной дезинформации.
Но можно ли принять за дезинформацию действия Люфтваффе? С 13 августа начинается так называемый «Большой Блиц» против Англии. «Блиц» длится девять месяцев – до 11 мая 1941 года. За это время на английские города сброшено 58 тысяч тонн разнокалиберных бомб, сожжены тысячи тонн высокооктанового авиационного бензина, с 7 сентября 3-й воздушный флот 65 ночей подряд бомбит один только Лондон, 14 ноября 500 бомбардировщиков варварски уничтожают Ковентри... За это время Германия теряет около 4400 самолётов! (21.с.97).
Может кому-то всё это и кажется дезинформацией, но вот Черчилль эту «Битву за Англию» дезинформацией не считал, а считал войной на пределе человеческих сил. Черчилль умоляет Президента США оказать помощь. И в обмен на 50 изношенных эсминцев готов давать какую угодно цену, готов сдавать американцам английские базы. Это Черчилль-то! Даёт. Платит. И радуется как ребёнок, когда в конце сентября эсминцы получает. (6.т.1.с.127). Тоже Сталина пытается обмануть?
Поэтому, когда я слышу, что Гитлер, мол, остановил танки Гудериана у Дюнкерка из соображений сберечь эти танки для уже решённой войны с СССР, я сразу вспоминаю о четырёх с лишним тысячах самолётов, сгоревших в небе Британии вместе с экипажами, о том, что гореть они не переставали до 11 мая 1941 года, а ещё о том, что всех собак повесить на Гитлера до сих пор хочется многим.
У мифа о ефрейторских мозгах подпорки разнообразные. Одна из них выглядит весьма основательно.
3 сентября 1940 года генерал-лейтенант Фридрих Паулюс назначается начальником оперативного управления германского Генерального штаба. Его должность – это должность главного планировщика войны. И Паулюс садится за разработку своего варианта нападения на СССР.
- Вот! – восклицают оппоненты. – Сразу – и за главный план!
Я с выводами не тороплюсь. И оценивать этот план как главный пока не имею оснований. Напротив: имею основания полагать, что в сентябре этот план как главный не воспринимался и Гитлером. И в октябре. И даже в ноябре об этом плане не очень вспоминали в самом генштабе.
Основание первое.
После капитуляции Франции обнажился вопрос: что дальше? 30 июня 1940 года Йодль, а затем Геринг и Редер в соответствующих записках Гитлеру предлагают перенести боевые действия на периферию. Периферия – это не Белоруссия и не Донецкий бассейн, а бассейн Средиземного моря, Северная Африка, Касабланка, Красное море... (1.с.142; 21.с.98). Гитлер отнюдь не против, и генштаб принимает к разработке планы: «Феликс», «Изабелла», «Аттила», «Зонненблюме»... Так что у Паулюса было чем заниматься и помимо «Барбароссы».
Основание второе.
Оперативные планы в германском генштабе умели разрабатывать оперативно. Когда это требовалось. План нападения на Польшу, например, разработали за 8 дней, на высадку в Британии – за 14, на захват Югославии – за несколько часов... Не верите, посчитайте сами. Директива Кейтеля на подготовку к войне против Польши родилась 3 апреля, а план «Вайсс» Гитлер утвердил 11-го, совещание по балканским проблемам началось вечером, а уже в три часа ночи у Браухича была готова «операция 25».
Возражают тут примерно так: «Гитлер решил напасть на Норвегию ещё в декабре, а напал 9 апреля. Через четыре месяца». А я и не спорю. Потому что речь веду о сроках разработки планов, а не о времени их реализации. А потом, сказано же: «Когда это требовалось». К слову: директива Гитлера по Норвегии появилась на свет божий 1 марта 1940 года, а операцию «Везерюбунг» он утвердил уже 7-го. Того же марта.
Разработка будущей «Барбароссы» тянулась пять месяцев. Видимо требовалось – не очень. На возражение: Россия, мол, не какая-то там Франция, и готовиться к войне с ней надо было куда основательнее, отвечу тем, что в то время ни Гитлер, ни его генералы так не думали. Недаром же первый «российский» вариант ничем не отличался от «французского»: единый проникающий удар через Украину и Ростов на Сталинград с последующим поворотом на север – к Москве. Тот же танковый «серп» во Франции.
Основание третье.
Многочисленные факты свидетельствуют о том, что с августа и до самого начала ноября 1940 года нацистские политики во главе со своим фюрером взоры свои устремляли на периферию, в частности – на бывшие германские колонии и район Средиземного моря. Причина устремлений очевидна – перерезать жизненно важные для Британии морские коммуникации и попытаться, в обмен на африканские колонии, заключить почётный и приемлемый для неё мир. Для этой цели Гитлер предлагает плотное минирование Суэцкого канала, для этого пытается втянуть в войну Франко и с его помощью заблокировать Гибралтар, для этого встречается с Петэном и настаивает на участии остатков французского флота в совместных с Германией и Италией действиях. Всё это происходит не в мае, не в августе, а в самом конце октября. Да, эти попытки закончились неудачей, да поведением Франко, Петэна и Муссолини Гитлер был просто взбешён. Ну, а если бы договориться ему удалось? Если бы Муссолини не полез в Грецию, если бы французские линкоры вместо Дакара и Тулона оказались у Гибралтара, если бы Франко пообещал своё участие в войне не с 10 января будущего, а с ноября текущего года, осталось бы в германских планах место для плана нападения на Советский Союз? И – главное – остались бы силы? А ведь Гитлер вояжировал по Европе с желанием и надеждой обо всём этом договориться. Вояжировал в октябре.
Есть и другие основания считать, что до середины ноября 1940 года Гитлер в ближайшем будущем на СССР нападать не собирался, а собирался поддерживать с ним хорошие отношения. Один пример, только для того, чтобы не показаться голословным.
Очередной советской комиссии Хейнкель показывает и продаёт ещё один образец скоростного истребителя: Не-100 с принципиально новой системой охлаждения двигателя. Может ли Хейнкель сделать это без разрешения военных? А военные без разрешения Гитлера или Геринга могут продать оборонительную технику будущему противнику? Комиссия, о которой идёт речь, прибыла к Хейнкелю 30 октября. Значит вопрос о закупке истребителя решился уже в ноябре. Решился положительно. Продолжали положительно решаться и вопросы по поставкам оборудования и вооружения нашему знакомцу – крейсеру «Лютцов–Петропавловск».
Но в ноябре происходит для Гитлера что-то совсем нехорошее. 20 ноября он отправляет своему подельнику Муссолини полное пессимизма и мрачных предчувствий пространное письмо, и только после этого в германском Генеральном штабе «вспоминают» о планах Маркса и Паулюса и проводят по ним соответствующие штабные игры. И 5 декабря генерал-полковник Франц Гальдер докладывает фюреру «...о результатах работы над планом». (6.т.1.с.166).
17.
В июле 1940 года всеобщая эйфория в Германии достигла апогея. Но Риббентропу, а тем более Гитлеру, было уже не до эйфории. С сочно-зелёного дерева блицкрига с тихим шорохом посыпался привлекательный лиственный убор, обнажая ветви и подставляя их палящему политическому солнцу. Гитлер, совсем не собираясь начинать длительную, а тем более Мировую войну, после очередного отказа мириться оставшейся уже в одиночестве Британии, понял: война эта всё-таки началась. Вопреки его желаниям. Вопреки его воле. Вопреки всем его расчётам. Вышибить из Британии мир Гитлер пытается силой – ударами Люфтваффе и Кригсмарине задушить британскую метрополию и психологически, и экономически. Но не мог он не понимать: всё это без лихого броска через Ла-Манш – бесперспективно. Слишком уж доброжелательны к англичанам нейтральные пока Соединённые Штаты, слишком уж похоже развитие событий на события 25-тилетней давности. Пугал его и второй фронт. Военно-экономический англо-германский паритет приобретал всё более неустойчивый характер и уже попал в зависимость не только немецких и английских политиков. Блицкриг настоятельно требовал активных действий, но активничать можно было, лишь спеленав Рузвельта и Сталина. «Стальной пакт» оставался слишком куцым, требовались новые основательные союзники.
Именно поэтому 27 сентября 1940 года в Берлине правительствами Германии, Италии и Японии был подписан договор, вошедший в историю под названием: «Берлинский пакт»; ось Рим – Берлин получила продолжение – Токио. Потом, как и планировалось, на эту ось «нанижутся» Румыния, Словакия, Китай, Испания, Финляндия... Десяток государств, включая далёкие Манчжоу-Го и Таиланд. В борьбе с Англией и возможной войне с Америкой без Таиланда Гитлер обошёлся бы, а вот без Японии и Советского Союза – сами понимаете. Повторялась летняя история 39-го года. С той существенной разницей, что теперь немецких пограничников с советского берега можно было достать пулей из обычного старенького нагана, а до румынских нефтяных промыслов танкам Жукова оставался один бросок. Без дозаправок. Не понимать этой разницы Гитлер не мог. Миролюбивую авиационно-танковую Красную Армию от германских границ куда-то надо было направлять. Существует конечно «Пакт о ненападении», и срок его заканчивается в 1949 году, но кто же пактам верит? Поэтому в середине ноября 1940 года произошло событие, имевшее для Гитлера значение исключительной важности. Поворотное.
12 ноября на Ангальтском вокзале Берлина Риббентроп и Кейтель встретили правительственную советскую делегацию во главе с Молотовым. Событию этому предшествовала поездка Риббентропа в Москву и два письма: Риббентропа – Сталину, полученного Сталиным 17 октября, и сталинский ответ от 22 октября. Цель ноябрьских германо-советских переговоров – убедить Сталина присоединиться к странам новой «Оси». Это утверждение – не моя выдумка. Оно прозвучало ещё на нюрнбергском суде, и коммунисты-сталинцы с тех пор не перестают его оспаривать.
Один – из множества – похожих доводов: «Берлинский пакт» был тесно связан с планами нападения агрессоров на СССР». (11.т.3.с.247).
Версия такая: Риббентроп, используя этот пакт как предлог, пригласил Молотова в Берлин, чтобы доверительными разговорами и заманчивыми предложениями Молотова обмануть. И, таким образом, скрыть уже ведущуюся полным ходом подготовку к нападению на Советский Союз. Аргументация версии многолика, но сводится к следующему: с пролетарским государством нацисты ничего общего иметь не собирались, Гитлер патологически ненавидел коммунистов, и война с СССР была для него делом всей жизни. Ну как тут возразить? Да никак, потому что это – правда.
Но это – не вся правда. В тридцать девятом-то Гитлер с пролетарским государством нашёл общий язык. И, не оставляя мыслей о предстоящей борьбе с коммунистами, посчитал возможным борьбу эту пока отложить (до смерти «тяжелобольного» Сталина). В пользу обеспечения собственного тыла и совместного со Сталиным передела Польши. Через год проблемы тыла приобрели для Гитлера куда более угрожающий характер и ставили его блицполитику уже просто в безвыходное положение. Восточный фронт, потенциальное наличие которого Черчилль увидел в 1939 году, теперь, в 40-ом после демаршей Сталина, отчётливо видел и Гитлер. Тем не менее, в пользу версии об обмане Молотова, приводится ещё одно доказательство – распоряжение Гитлера, отданное им прямо в день прибытия делегации, 12 ноября: «Независимо от того, какой будет исход этих переговоров, следует продолжать все уже предусмотренные ранее приготовления для Востока. Дальнейшие указания на этот счёт последуют, как только мною будут утверждены основные положения операционного плана». (5.с.71). Это – факт. Из него, утверждают историки, неопровержимо следует, что переговоры – блеф и дезинформация.
Из этого факта ничего не следует.
Кроме того, что, отдавая своим подчинённым распоряжение не расхолаживаться, а продолжать работать, Гитлер указывает: разрабатывайте план, а что делать после его утверждения – я скажу потом. Потом он сказал: «Все приготовления закончить к 15 мая 1941 года и быть готовыми к боевым действиям по обе стороны припятских болот». Мог бы сказать и что-нибудь другое. Мог бы вполне. При условии, если бы с Молотовым сговорился. На что и надеялся.
18.
Они почти сговорились. Стенограммы переговоров Молотова с Гитлером и Риббентропом опубликованы; это не мифы, не подлоги и не провокации. И из сталинского ответа на письмо Риббентропа, и из этих стенограмм следует, что советские интернационалисты на предложения Гитлера о совместном германо-итальяно-японском переделе мира негодованием не ответили, а ответили тем, что, по их мнению, прежде чем начинать новое дело, необходимо закончить дела старые. К старым делам относились: окончательное подчинение СССР недобитой Финляндии, оседание Советского Союза на территориях Румынии и Греции, уточнение статуса проливов из Чёрного и Средиземного морей... Обо всём этом говорилось и в советской дипломатической ноте от 26 ноября. Нота так и осталась без ответа, потому что Гитлер понял главное: уводить Красную Армию со своих западных границ к далёким индийским берегам Сталин почему-то очень не хочет. И уже не уведёт.
И, значит, ждать больше нельзя. Судьба III Рейха повисла теперь на шальной надежде в успех внезапного штыкового удара и сокрушения Советского Союза. В шесть недель!
Вот это и был – окончательный крах.