ГЛАВА 4.
КРАХ «МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ».
Это дело есть дело всемирной
пролетарской революции, дело
создания всемирной Советской
республики.
В. Ленин. (20.т.41.с.235).
1.
Общеизвестно: марксизм – это наука. В её основе лежат не кумушкины разговоры, а фундаментальное социально-экономическое исследование под названием «Капитал». В самом деле: сорок лет занимался Маркс написанием своего труда, сорок лет учёный-теоретик исследовал факты и цифры, искал причины общественных пороков и пути их преодоления.
«Я надеюсь добиться для нашей партии научной победы», – такой виделась ему самому эта грандиозная задача. (18.т.2.с.429).
Он добился победы. Созданная им наука заявила на весь мир: «Человечество обречено жить в коммунизме, это – не умозрительные придумки, а, поддающийся расчёту научный вывод, сделанный на основе всестороннего анализа истории цивилизации». И теперь, через сто с лишним лет, марксизм почитают за науку, вскрывшую подлинные причины социальной несправедливости и указавшую путь к мировому бесклассовому счастью.
Я восхищаюсь логикой политиков. Всех. Без исключения. Но логика политиков коммунистических повергает меня в состояние трепетного восторга. Моему разуму она неподвластна, как задача о квадратуре круга. Я не могу понять, каким образом ВЫВОДЫ из научного анализа можно сделать за 35 лет ДО его завершения? Я не могу понять: зачем после «Манифеста» нужно было писать ещё и «Капитал»? Я не понимаю, почему ОБЪЕКТИВНЫЕ законы социального развития требуют штыкового обеспечения, и к какой свободе может привести диктатура? В политических науках мне многое непонятно, но я не отчаиваюсь, я себя успокаиваю: «Что делать – не Маркс».
Природа делит нас на мужчин и женщин, на сильных и немощных, на здоровых, больных, способных, чувственных, удивительных, неповторимых... Почему же во всём этом природном разнообразии марксизм различает только эксплуататоров и угнетённых?
Марксизм даёт на это ответ. Марксизм определил главный порок общества: эксплуатацию труда. Марксизм вскрыл этот порок, марксистская политическая экономия объяснила механизм эксплуатации и разделила общество на тех, кто создаёт прибавочную стоимость и тех, кто её присваивает. И марксизм сделал вывод: «Ни о какой общественной справедливости не может быть и речи, пока жив порок присвоения». С этим – не поспоришь. Я лично даже и не пытаюсь. Но, вот, выводы прочие...
Многотомные научные исследования марксистов, включая и теорию прибавочной стоимости, никак меня не убеждают, что эксплуататором является только помещик, капиталист или рабовладелец. Они убеждают меня в другом: эксплуататор «сидит» в каждом из нас.
От природного нашего эгоизма.
От пелёночной эксплуатации труда наших матерей.
От «ленивых» устремлений жить «по уму».
Пролетарская революция способна, конечно, ликвидировать эксплуататорский буржуазно-помещичий класс. Пролетарская диктатура способна уничтожить как класс и эксплуататоров-кулаков, и эксплуататоров царей-королей. Но кто после этого изведёт классы эксплуататоров-пролетариев, эксплуататоров-партийцев, эксплуататоров-политиков? Пролетарская революция способна уничтожить классы, но уничтожить саму эксплуатацию она не в состоянии. Извести стремление к присвоению способна только духовная революция, революция мировоззрения, повседневная и непростая борьба с собственным потребительско-иждивенческим «Я» – вот такой получается у меня вывод. Понимаю: не марксистский, не классовый, а какой-то беззубый, нереволюционный.
Но у меня есть оправдание: я – не Маркс.
2.
Теоретики построения бесклассового общества делали, понятно, другие выводы. И на их основе разрабатывали тактику политической борьбы, называя почему-то свою борьбу за власть борьбой за власть пролетариата.
В ноябре 1912 года в Базеле состоялся международный конгресс социалистов, результатом которого явился единогласно принятый манифест. Конгресс был чрезвычайным и грозил буржуазии пальчиком: «Пролетариат считает преступлением стрелять друг в друга ради прибылей капиталистов...» (20.т.26.с.407). В этом же манифесте социалистам всех стран рекомендовалось использовать вызванные войной кризисные ситуации для борьбы за социалистическую революцию. Но когда через два года Европа затряслась от рвущегося аммонала, первой политической жертвой этой войны сделался вдруг сам II Интернационал. Как-то так случилось, что не только пролетарии, но и их вожди напрочь забыли и о том, что «у пролетариата нет отечества», и о своём базельском манифесте, и о необходимости использовать мировой кризис во благо мирового же социализма.
Ох и досталось же всем этим каутским, плехановым и зюдекумам от Владимира Ильича! И поделом, поделом социал-предателям! Исповедовали, ведь, Маркса, голосовали в Базеле за решение о войне против эксплуататоров, а как дошло до дела...
Тактика социалистов-большевиков проста: война приносит горе и обнищание, война, пусть и не сразу, но неизбежно вызывает протест, во время войны народ из арсеналов получает оружие, и остаётся только указать этому народу на его «истинного» врага. Такая простая задача.
«Эту задачу правильно выражает лишь лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую... Нельзя знать, в связи с 1-ой или 2-ой империалистической войной великих держав, во время неё или после неё возгорится сильное революционное движение, но во всяком случае наш безусловный долг систематически и неустанно работать именно в этом направлении». (20.т.26.с.325). Именно так, и именно в этом направлении они и работали. И в октябре 17-го власть взяли.
Но вызывающе-новой, увы, сделалась только Россия.
Торжество эры мирового коммунистического счастья откладывалось на неопределённый срок, указать который были не в состоянии ни великий советский кормчий, ни вожди революции, да и сами авторы научного коммунизма. Очевидным было только одно: без серьёзных потрясений никаких революций не дождаться, и для торжества идей самого передового и самого научного учения требовалось что-то очень похожее на новую империалистическую войну. И основную свою надежду «кремлёвские мечтатели» не могли не связывать с Веймарской республикой.
Россию и Германию объединяла традиционная, более чем вековая дружба. Русским мужикам, правда, до Германии не было никакого дела; им хватало забот под Воронежем, на Урале и в Сибири. А вот российскому государству – дело было. И межгосударственные российско-германские отношения ничем не омрачались до самого августа 1914 года. Известно, что перед подписанием манифеста о войне с Германией, последний российский император в письмах своих к кайзеру умолял того остановиться, не дать загореться этой «несчастной войне». «Несчастная война» оказалась несчастной для обоих родственников-императоров. Но российско-германскую дружбу война не порушила, потому что вместо дружбы аристократов появилась дружба пролетариев. Ключ к мировой революции лежал под ковриком в центре Европы, и «ковриком» этим была сбросившая кайзера Германия.
Уже закончилась война, уже ни с чем вернулась из Швейцарии подстрекательско-дипломатическая советская миссия, уже канули в Лету Баварская и Венгерская социалистические республики, сама Россия исходила кровью и ненавистью в собственной гражданской войне, а интернационалистам-ленинцам казалось: ещё не кончилось, ещё есть возможность пробить дорогу социализму в центр Европы, ещё можно освободить от буржуазной эксплуатации классовых братьев в других странах. Весной 20-го была предпринята отчаянная попытка – польский поход.
Тем, кто настаивает на коммунистическом объяснении причин советско-польской войны, кто считает эту войну актом самозащиты советской власти от «интервенции белополяков», настоятельно рекомендую полистать первоисточники того времени.
2 октября 1920 года на съезде рабочих и служащих кожевенного производства Ленин констатировал: «Когда, как вы знаете, у нас немного не хватило сил, чтобы дойти до Варшавы и ПЕРЕДАТЬ (выделено мною, В.Г.) власть варшавским рабочим, чтобы собрать варшавские Советы рабочих и крестьянских депутатов, чтобы сказать им: «мы шли вам помочь», когда армия после неслыханных и невиданных героических усилий оказалась истощившей все свои силы, – наступило военное поражение». (20.т.41.с.329).
Может быть поражение обескуражило Ленина или заставило от мировой революции отказаться? Нет, он только призывает кожевенников помочь Красной Армии: обуть, натачать для неё сапог. А через несколько дней, 15 октября, на совещании председателей исполкомов он сомнения председателей пресекает: «Окрепнет Советская Россия, и разлетится Версальский договор, как он чуть не разлетелся в июле 1920 года от первого удара Красной Армии». (20.т.41.с.356). Версальский договор зафиксировал послевоенную Европу, и «разлететься» он мог только в одном случае: если бы Европа сделалась вдруг другой. Как Вы думаете, какой?
Но сразу, с революционного наскока – не получилось.
3.
Гениальная мысль: для одержания победы необходимо чтобы ты был сильным, а противник – слабым. И не надо сразу смеяться над её гениальностью. Потому что на подобной «гениальности» выстроена вся политическая концепция научного коммунизма. Как, впрочем, и концепции всех остальных политических «наук».
В сентябре 1915 года в журнальной статье «Крах II Интернацианала» Ленин перечисляет условия, необходимые для победы пролетарской революции. Владимир Ильич пишет о субъективных и объективных факторах, о неравномерности развития капиталистических государств, о неизбежности возникновения кризисных ситуаций... А суть – гениально-банальна: чтобы произошли «великие социальные преобразования», пролетариат должен быть организованным и сильным, а существующая власть – ослаблена. Сила пролетариата – в его единстве. Поэтому: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Поэтому ещё при Марксе возникает I-й Интернационал. Потом будет II-ой, потом – некий II-ой с половиной... вплоть до Коминтерна. Задачи всех этих «интернационалов»: «воспитание» пролетариата, а точнее – организация партий, боевых отрядов и групп, их не только и не столько теоретическое вооружение и откровенная подготовка к драке за власть. Вот всё это и есть – по Ленину – «субъективный фактор». Фактором объективным Владимир Ильич называет некое временное ослабление существующей буржуазной власти, возникающее в период неизбежных в эпоху «уже гниющего» капитализма кризисов. Кризис вынуждает власть обратиться к «инициативе народа», и вот тут-то инициативный и подготовленный пролетариат...
Словом, власть должна быть ослаблена. Чем-то.
И не обязательно Мировой войной.
В 1929 году весь капиталистический мир накрыла первая волна экономического кризиса. За три последующих года кризисная ситуация, когда власти «вынуждены обращаться к народной инициативе», достигла невероятного размаха. Руководители Советского Союза не оставались в стороне, ситуацию усугубляли; на мировом рынке предлагались советские товары по совершенно смешным ценам, Коминтерн засыпал директивами соц и компартии разных стран, требуя солидарности и координации пролетарских выступлений, по засекреченным «коридорам» курсировали эмиссары и передавались деньги... В 1933 году кризис закончился ничем, если не считать социалистической революции в Германии.
Но это была не ТА революция.
На рубеже тридцатых, таким образом, подтвердилась ещё одна гениальная ленинская мысль: «Для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без революционной ситуации, причём не всякая революционная ситуация приводит к революции». (20.т.26.с.218). В общем – как повезёт.
Вывод виделся без напряжения: подготовка мира к мировой пролетарской революции всё ещё крайне неудовлетворительна.
4.
С началом двадцатых годов началась мировая война за Германию. Но Советская Россия, так быстро и успешно вступившая в эту войну, была обречена в ней на поражение. Международная политическая экспансия с принятием плана Дауэса быстро переросла в экспансию экономическую, и одолеть противников в такой войне Советский Союз был в то время не в состоянии. А с приходом нацистов и превращением Веймарской республики в третий Рейх все надежды на скорые марксистско-пролетарские преобразования в центре Европы рухнули окончательно.
Через полтора десятка лет после российской в Германии тоже произошла Великая социалистическая революция. Январская. Так, по крайней мере, называл её сам Гитлер. (13). В атрибутике марксистских и нацистских социалистов было поразительно много общего – начиная от цвета знамени и партийного обращения «товарищ». Но все эти внешние сходства обмануть, конечно, никого не могли. Национал-социалисты Германии открыто и смело отстаивали исключительность СВОЕГО социализма, и собственные виды на новый мировой порядок не скрывали. И выходило из всего этого... Как ни поворачивай, а для Советского Союза ничего хорошего не выходило. По всему было видно: воевать придётся, и основной противник – стремительно набирающая силу нацистская Германия.
«...политика Сталина поддержать германский национализм в надежде натравить Германию на западную буржуазию привела к тому, что он дал указание германской компартии своим главным врагом считать не гитлеровскую национал-социалистическую, а социал-демократическую партию», – так писал в своих мемуарах один из руководителей имперской службы безопасности Вальтер Шелленберг. (10.с.23). К этой сентенции и версии о «руке Москвы» возвращаться не буду, но вот на выводе о том, что Сталин с самого начала планировал идти с Гитлером рука об руку, остановиться необходимо. Потому что вывод этот – из разряда мифов.
Политическую программу национал-социалистов двусмысленной, ведь, не назовёшь. И программа эта, хотя и звала к мировому господству, на «вековую коммунистическую мечту» не была похожа даже отдалённо. Мог ли Сталин влиять на тактику немецких коммунистов? Разумеется мог, для этого и создавался Коминтерн. Но, во-первых, как уже говорилось: сталинские директивы – не военные приказы, обязательные к исполнению немецкими избирателями, а во-вторых: нежелание коммунистов сотрудничать с социал-демократами имело куда более прозаическую причину, чем политическая помощь Гитлеру. Коммунисты, как советские, так и немецкие надеялись на собственные успехи в предвыборной борьбе за власть. Только и всего. Надеждам этим сбыться было не суждено, но это не повод для сенсационных исторических предположений и открытий. Всё куда рутиннее и проще. А если бы это было не так, то поведение Сталина после 30 января 1933 года выглядело бы тоже совсем иначе. Но вот как раз реальное поведение советского руководства указывает на другое: после того как Гитлер сделался рейхсканцлером, никаких потрясений и европейского переустройства Сталин не хотел.
5.
Давайте опять обратимся к фактам.
Гитлер ещё не стал фюрером, рейхсвер насчитывал всего 100 тысяч военнослужащих, в Германии не было ни одного танка, а член французской Академии и министр иностранных дел Луи Барту уже предлагает свой проект укрепления безопасности – «Восточный пакт». Проект этот так и не был осуществлён, и может быть именно этим объясняется невнимание к нему историков. А может быть и не только этим. Потому что невнимание это – явно незаслуженное. Потому что инициатива Франции и – главное – реакция на эту инициативу Советского Союза при внимании надлежащем могут поведать о многом.
Барту предложил договор о взаимопомощи между СССР, Финляндией, прибалтийскими государствами, Польшей и Чехословакией. Идея «Восточного пакта» родилась весной 1934 года, а в мае-июне, после франко-советских консультаций, было решено дополнить этот пакт ещё одним договором. Договор предусматривал двухсторонние гарантии: Францией – «Восточного пакта», Советским Союзом – «Локарнских договоров» 1925 года.
Попробуем разобраться в мотивах. Почему Франция предложила вдруг связать СССР со странами восточной Европы единым договором о взаимопомощи? И почему в этом французском проекте отсутствовали Венгрия, Румыния и Болгария? Чтобы ответить, достаточно лишь взглянуть на европейскую политическую карту того времени. И сразу становится понятным: «Восточный пакт» – это щит против Германии. Барту заботится о безопасности СССР? С чего бы?
Девять лет назад в Локарно Франция вынуждена была согласиться с британской инициативой и подписать «Рейнский пакт», гарантировавший нерушимость германо-франко-бельгийской границы. Тогда же Франция обязалась оказывать помощь полякам и чехословакам в защите не столько от немецкого, сколько от советского кулака. Но вот к власти приходит Гитлер, и для Барту уже ясно: от ЭТОГО можно ждать больших неприятностей. Этот попрёт на восток и, если решит напасть на Польшу или Чехословакию, Франция помочь им не сможет уже ничем. А, предложив «Восточный пакт», включив в него ещё и страны Балтии, Франция создавала трудности не только для германской, но и для советской агрессии. Неплохо, верно: руками Сталина блокировать претензии не только Гитлера, но и самого Сталина! Барту – не альтруист, он всего лишь политик, и «Восточный пакт» никогда не увидел бы света, если бы не был выгоден Франции. Это – вывод первый.
Теперь посмотрим, как реагировали на эти французские предложения «заинтересованные лица».
В Москве с ними не только сразу согласились, но пошли дальше: в обмен на французские гарантии «Восточному пакту» брали обязательства по гарантиям пакта «Рейнского»! Весной 34-го Сталин готов укреплять Европу! Французы с предложениями соглашаются, и 14 июня СССР предлагает заинтересованным странам обсудить и подписать «Восточный пакт».
А вот дальше начинаются разные интересные вещи.
Польша – молчит.
Финляндия от выражения своего мнения уклоняется.
Чехословакия отвечает согласием уже 2-го июля.
Через полтора месяца соглашаются, наконец, и прибалты. Однако Эстония и Латвия выдвигают условие: вести переговоры без участия в них Польши и Германии не будут.
А вот – «балансирующая» Великобритания. Благосклонно одобряя идею создания коллективной безопасности, Англия обещает поддержку при условии включения в эту систему Германии. Вот как пестует Гитлера, вот как всё зримо-то! Понятно: Англия не для того столько лет превращала Германию в «противовес», чтобы безмолвно наблюдать, как вокруг неё теперь сооружается блокадное кольцо. Англия требует для Германии равноправия в системе безопасности, но сама, кстати, включаться в эту систему не торопится. А СССР и Франция вдруг дают согласие и на это!
В течение каких-нибудь двух месяцев с «Восточным пактом» происходит полная метаморфоза. Задуманный как восточно-европейский вал против возможной германской или советской агрессии он, с согласия авторов, уже готов превратиться в систему круговой европейской поруки. Всё это может показаться если и не удивительным, то уж очень нелогичным, если забыть, что именно в эти два месяца в Германии был уничтожен Рем, умер Гинденбург, а Гитлер стал фюрером. И мотивом согласия с предложением Барту мне представляется острое нежелание Сталина быть втянутым в возможные вооружённые конфликты. Это – вывод второй.
Вывод третий. Поведение британской дипломатии в данном эпизоде красноречиво свидетельствует о том, что не только само существование нацизма в Германии, но и начавшееся превращение её в откровенно реваншистское государство, британских политиков устраивало. И «баланс» надел личину «невмешательства».
Вывод четвёртый. 11 сентября Германия, а 27-го Польша, отказываются от участия в «Восточном пакте», ставя жирный крест на франко-советской идее. Почему это сделала Германия – понятно: пеленать себя «Восточным пактом», не освободившись от Версальского договора... Не для того Гитлер рвался в фюреры. Ну, а поляки? Их поведение традиционно: никаких дел с Советами. Истоки этой традиции – имперская политика России и поход советских армий Тухачевского. А ещё – французские гарантии, данные в Локарно и создавшие у польских политиков устойчивое ощущение надёжности.
И вывод пятый. К этому времени революционная романтика из кремлёвских кабинетов выветрилась. За правительственными столами сидели теперь не мечтатели, а партийные бонзы, власть для которых из средства уже успела превратиться в самоцель. Они не забывали теории Маркса и наказов Ленина о создании «всемирной Советской республики», но пока и не жаждали этого. Недр и людей хватало, Коминтерн неустанно вершил своё международно-интернациональное дело, его штатные и нештатные сотрудники возделывали революционную почву в собственных странах (получалось пока это плохо), и бросаться в сомнительные авантюры, рисковать ЗАВОЕВАНИЯМИ ОКТЯБРЯ ради братьев по классу, Москва не намеревалась.
ЖДАЛА.
Пока экономика страны не станет автономно-неуязвимой.
Пока Красная Армия не получит самого совершенного оружия и в сверхдостаточных количествах.
Пока военно-политические планировщики не ответят на вопрос: «КАКИМ ОБРАЗОМ «освобождать» пролетариат других стран?»
Пока в руках Генерального секретаря ЦК ВКП(б) не окажется вся полнота власти, совершенно необходимая для осуществления Верховного военного командования...
В 34-ом подобных «пока» было ещё слишком много. Поэтому в 34-ом Советский Союз шёл на любые уступки в любых предложениях по предотвращению войны. Особенно мировой. В 34-ом Сталину было не до мировой революции. И в 35-ом. И в 36-ом. А тем более в 37-ом и 38-ом.
Проект Барту не был осуществлён. Но, несмотря на это, несмотря на смерть самого Барту, в 1935 году Советский Союз ЗАКЛЮЧИЛ-таки с Францией двухсторонний договор о взаимопомощи. Вопрос: соответствуют такие политические решения «желаниям» Сталина пестовать Гитлера и взрывать мир в Европе? Не стоит преувеличивать. Советский Союз конструировал и строил ледоколы. Но без кавычек и исключительно для освоения Северного морского пути. А «Ледокол» для Европы конструировало много других «гениев». Было – кому.
1936 год.
Когда испанский мятеж стал превращаться в испанскую войну, Сталин не остался безучастным зрителем. В Испанию поплыли советские танки и самолёты, в Испанию окольными путями и под вымышленными именами поехали добровольцы и не добровольцы, за развитием боевых действий в Испании внимательно следили сотрудники генштаба Красной Армии. Да, всё это – так. И, тем не менее, превращать испанскую войну в войну мировую Советский Союз никак не собирался. Если бы собирался, то сделать это не составляло труда. Достаточно было по примеру Германии и Италии бросить туда регулярные части РККА. И сразу – в большом количестве. То-то полыхнуло бы! Можно было рассчитывать и на то, что уже в 1936 году Испания станет социалистической. Для СССР и для интересов мировой революции это сулило такие перспективы, которые революционерам 20-х годов могли только присниться. Имеются, кстати, сведения о том, что Сталин и намеревался это сделать, но... Тухачевский запротестовал, и с этими намерениями не согласился. Однако: если событие это и имело место, то подтверждает оно только то, что сталинские намерения были не слишком твёрдыми, в них было больше сомнений, чем стремлений. И как раз потому, что такая операция могла привести к войне Советского Союза с Европой, а, возможно, и с США и Японией, то есть – к драке с новой «Антантой». Поэтому Сталин вместо войск в Испанию, направляет Ивана Михайловича Майского в «Комитет по невмешательству в испанские дела» со строгим наказом вести решительную борьбу против германо-итальянской помощи Франко. И отзовёт его оттуда только 1 марта 1939 года.
Не думать о мировой революции советские коммунисты не могли, но до самого начала 1939 года подготовка её не выходила за рамки деятельности Коминтерна. Потому что до самой оккупации Чехии в марте 39-го, возможная война виделась Сталину только как новая интервенция против СССР, а такая война мировой революции породить никак не могла. Поэтому Советский Союз в эти годы действительно боролся за мир во всём мире.
Сталинская логика незатейливо-прямолинейна.
1. Отношение мирового капитала к советской власти было более чем красноречивым. Настолько «более», что 18 мая 1931 года СССР предложил международному сообществу проект Протокола о принципах мирного сосуществования и экономическом (!) ненападении, но этот проект капиталисты проигнорировали. (11.т.24.II.с.162).
2. По коммунистической теории мировая война в эпоху империализма являет собой вооружённую борьбу за передел уже поделённого мира, что и происходило в Первую Мировую. Теперь ситуация была другой. Перед международными разбойниками-буржуями лежала огромная территория, вполне способная удовлетворить их неуёмные аппетиты. Иными словами: прежде чем отбивать друг у друга колонии, капиталисты по всем общаковским законам должны были бы сговориться, навалиться и совместными усилиями разделить пролетарскую собственность. Хватило бы на всех и надолго.
3. Какими были 36-ой, 37-ой и 38-ой годы для руководящей советской (в том числе и военной) верхушки – комментировать не надо. Внутри страны царил разгром, и думать в этих условиях о мировой революции... Сталину было явно не до этого. А уж до мировой войны – тем более.
Было у Иосифа Виссарионовича в этой логической цепочке и ещё одно крепкое звено: печальные для большевиков результаты мирового экономического кризиса.
Нет, при всём стремлении ускорить мировую революцию, большевики-сталинцы до 1939 года мировой войны желать не только не хотели. Они её желать категорически НЕ МОГЛИ.
6.
Нелишне, пожалуй, вспомнить, что к этому времени во всех развитых странах мира уже готовились к новым военным столкновениям. Политико-экономические сражения становились всё более ожесточёнными, и логика этих сражений в недалёком будущем снова должна была потребовать применения вооружённых сил. За свои коммунистические идеи вели войну и руководители Советского Союза. К середине тридцатых ценою невосполнимой и страшной в СССР была создана система, обеспечивающая тотальное подчинение 150-миллионного населения страны властям «советов», о светлом будущем и враждебном окружении неустанно сообщали газетные передовицы, в коридорах официальных учреждений висели зубастые плакаты с лаконичной надписью: «Враг не дремлет», политинформаторы и партийные инструкторы рассказывали о преимуществах социалистической системы хозяйства и удивительных перспективах.
Страна, пройдя через страшный голод, с энтузиазмом возводила ленинско-сталинский социализм. Бывшие безлошадники учились управлять тракторами, бывшие нэпманы, кулаки и прочие прослоечники и недобитки рыли каналы и возводили индустриальные гиганты, «синеблузницы» (в том числе и моя мама) пели частушки на злобу дня, молодые «фабзайцы» плавили алюминий, добывали нефть, катали броневые листы... Моя прекрасная и великая Родина жила, смеялась, рыдала, ходила на демонстрации и выборы, пила водку и плясала на свадьбах, боролась с неграмотностью и эпидемиями, слушала соловьёв и писала стихи, училась отличать колчедан от простого гранита, училась читать, строить автомобили, гидростанции, бомбардировщики и подводные лодки. В начале тридцатых Горький пишет «Егора Булычёва» и «Достигаева», СССР устанавливает дипломатические отношения с Соединёнными Штатами и вступает в Лигу Наций, а мой отец с раздольного, милого сердцу, но голодного своего придонья отправляется на морозную маньчжурскую границу служить «кадровую».
7.
Сталин ненавидел Гитлера. Но это была странная ненависть, граничащая с любовью, это была ненависть властолюбца к успехам другого властолюбца. Сталин странно ненавидел Гитлера, но бояться Гитлера... Он опасался только одного: новой международной интервенции. Опасения имели основания; слишком уж многое подтверждало сталинское беспокойство. Поэтому, начав с 1929 года подготовку к активным наступательным действиям на капиталистический мир, расходуя огромные средства на производство танков, тяжёлых бомбардировщиков, гаубичной артиллерии, миномётов и подводных лодок, он продолжал строить полосы мощных оборонительных сооружений, поэтому после анализа боевых действий в Испании расформировал механизированные соединения, поэтому в 1937 году в войска начинает поступать лучшая в мире противотанковая 45-миллиметровая пушка, компактные и незаменимые для диверсий на транспорте магнитные мины, радиоуправляемые фугасы и прочие, необходимые для обороны, новинки. Поэтому в сентябре 38-го Сталин предлагает Бенешу прямую помощь даже в том случае, если Франция не захочет отстаивать территориальную целостность Чехословакии. Поэтому 27 февраля 1939 года Нарком обороны Ворошилов отдаёт Генштабу РККА директиву: разработать план отражения возможной германо-польской агрессии. (7.с.27).
10-го марта начинается очередной, 18-й съезд ВКП(б). 14-го Словакия провозглашает свою независимость, а в 9 утра 15-го германские военные колонны уже гремят по улицам Праги.
Официальные Лондон и Париж по этому поводу хранят молчание. Но хранит молчание и официальная Москва. События последующих семи недель окончательно убеждают Сталина: произошло, наконец, то, чего он так долго и терпеливо ждал. Гитлер сделал самоуправный, не согласованный с Западом, шаг, вызвав среди «миротворцев» подозрительность не только к себе, но и взаимную подозрительность. Начались нестыковки и торопливая «раздача слонов». Для Сталина это означало: в империалистическом мире – раздор, и никакая интервенция уже не состоится.
Вот только после этого он и вышел на подиум политического шоу под названием: «Чудеса в решете».
8.
Мудрые Даладье и Чемберлен решили перемудрить Сталина. Но Иосиф Виссарионович сам себе режиссёр. Для него все эти дипломатические премудрости – детский лепет. Он тоже давно понял: в Мюнхене Гитлер вступил в войну, и теперь, после оккупации Чехии мешать ему уже не собирался.
Распустили слухи, будто Сталин Гитлера боялся. И ну примеры приводить – в подтверждение! И что стремился Сталин против Гитлера с Западом объединиться, и что после провала этого объединения вынужден был Пакт о ненападении подписать, и что все условия по поставкам неукоснительно выполнял, и что последний эшелон советский в Германию за полчаса до войны прошёл, и что после вероломного нападения «отец народов» в шоковом состоянии несколько дней на даче у себя сидел...
Потом, правда, выяснилось: нет, вроде не сидел. И шокового состояния не испытывал, а совсем наоборот – чересчур уж активно вмешивался в дела военных. Но и страха у него перед Гитлером не было. А вот имитация этого страха – была. Талантливая.
В 1939 году народный артист СССР И. Джугашвили (Сталин) в своей гримуборной в Кунцево писал собственный сценарий спектакля. И, ещё раньше народных артистов Англии и Франции поняв, что действо на театрально-политических подмостках зашло слишком далеко и может Гитлера всполошить и заставить от чего-то отказаться, заменил актёра Валлаха (Литвинова) на актёра Скрябина (Молотова).
О чём такая замена может сказать НЕ политику? Да ни о чём! Заменили, значит так надо. ЕМУ видней. А ему и в самом деле – было видней.
Максиму Максимовичу Литвинову (Максу Валлаху) в 1939 году было 63 года, 9 из которых он отдал работе на посту Наркома по иностранным делам, решая задачу укрепления добрососедских отношений СССР со всем остальным миром. Это была не простая задача. Не так-то легко было поддерживать и развивать межгосударственные отношения одиозной большевистской России. Для этого требовались не только незаурядные способности, но и крепкое здоровье. Литвинов, однако, на здоровье не жаловался и с задачей справлялся неплохо. При нём Советский Союз приобрёл политический вес в мире, заключил немало договоров и соглашений по самым разным вопросам и с разными государствами, при нём СССР был признан, наконец, Соединёнными Штатами, при нём страна вышла на мировой рынок и, став полноправным членом Лиги Наций, получила возможность легально влиять на международную жизнь. Литвинова знали за рубежом, а доверительные личные отношения в политике куда весомее подобных отношений на производстве. «Литвинов был выдающимся советским дипломатом, умело проводившим ленинскую внешнюю политику». (11.т.14.с.506). Так характеризует бывшего Наркома «Большая Советская энциклопедия».
О Вячеславе Михайловиче Молотове (В.М. Скрябине) энциклопедия отзывается не так восторженно. Дело, конечно, не в энциклопедии. А в том, что председатель Совета Народных Комиссаров (глава правительства) В.М. Молотов с начала мая 1939 года становится ещё и Наркомом по иностранным делам. Вместо Литвинова. У Вячеслава Михайловича забот мало? Нет, забот у него хватает. Тогда зачем?
Объяснение такое: назначив главу правительства ещё и наркомом иностранных дел Советский Союз продемонстрировал всему миру, какое внимание он придавал внешней политике, какую проявлял озабоченность. И – доводы: англо-франко-советские переговоры не прерывались, 2-го июня СССР представил свой проект обеспечения нерушимого мира, а на все германские предложения продолжал отвечать ледяным молчанием. Да, действительно, именно так всё и было. Ну и, кроме того, замена эта ничего не изменила. Всё равно, ведь, решения по всем вопросам лично товарищ Сталин и Политбюро принимали. Тоже верно.
Но позвольте спросить: «Если замена наркома иностранных дел – демонстрация озабоченности, то почему «выдающегося советского дипломата» отправляют не в соседний кабинет Наркомата, а домой?» В те времена после такой «демонстрации» товарищи литвиновского калибра, придя домой, паковали чемоданчики. Некоторые стрелялись. А, ведь, куда правильнее и понятнее было бы назначить его Первым заместителем нового наркома. И поставить перед ним задачу: об Уругвае, Парагвае, островах Зелёного мыса и всех остальных странах и делах забыть, но добиться ускорения и успеха в советско-франко-английских переговорах, используя все свои личные зарубежные связи и более широкие возможности нового Наркома.
Да, замена была демонстрацией. Но демонстрировала не озабоченность. И означала не только: товарищ Сталин миротворцев-политиканов «раскусил» и на «коллективную безопасность» махнул рукой. Всё это можно было сделать и не убирая Литвинова. Нет, она означала другое: теперь, после «пражской весны» образца 39-го не собирался вождь мирового пролетариата останавливать нацистов. Потому что теперь, после раскола Запада, уже появилась возможность руками Гитлера тряхнуть империалистический мир. В целях торжества мировой революции.
В Берлине это поняли сразу.
Но поняли там и другое. У Иосифа Сталина коварства на десятерых хватит, и выйти на общую с ним границу – дело обоюдоострое. Поэтому из Москвы в Берхтесгаден срочно вызывается Хильгер, а после его доклада Гитлер приказывает своим дипломатам «...консолидацию советской силы предотвратить...» (3.с.142-143). Как угодно.
Вот и всё.
И с мая по самый август 1939 года Сталину уже ничего не нужно было делать и некуда было спешить. Он и не делал. И не спешил. Делать и спешить приходилось Гитлеру. Это над ним висела дата: 26 августа – первоначально намеченный им срок нападения на Польшу. Так и пролетели для него один весенний и два летних месяца. В бесплодных попытках чем-то Сталина соблазнить. Но все официальные попытки немецких дипломатов никакого отклика не находили. Ни в мае, ни в июне, ни в июле, ни даже в августе. Да что же это за человек такой принципиальный и несгибаемый?! Ему всё новые и новые выгоды предлагают, на какие угодно уступки идут, а он на своём стоит. И устами то Молотова, то Деканозова, то Микояна – одно и то же: «Я – за мир. А все ваши предложения – недостойная коммунистов политическая возня». Одно слово – Сталин.
7 августа в дневнике немецкого дипломата фон Хасселя появляется унылая запись: «Ничего серьёзного в области отношений с Россией не произошло». (3.с.170). Это – не единственный подобный вывод и не единственного дипломата.
12 августа должны уже начаться советско-англо-французские переговоры, а официальная дипломатия Гитлера месит воду.
Переговоры начались. 12 августа.
А 14-го Риббентроп требует от Шуленбурга посетить Молотова и передать, что Германия готова решить все вопросы, затрагивающие безопасность СССР.
16 августа. Берлин ПОДТВЕРЖДАЕТ ЖЕЛАНИЕ не только заключить с СССР пакт о ненападении, но и гарантировать вместе с Советским Союзом суверенность стран Балтии, но и оказать влияние на Японию... (3.с.172). Риббентропа в Москву не зовут. Рано. Не всё ещё Иосиф Виссарионович сделал, не всё и не всем сказал. Ещё «не исчерпал всех возможностей договориться о мерах по обеспечению коллективной безопасности». Такой формулировкой прикрывал своё поведение сам Сталин.
Все возможности «исчерпались» вечером 19 августа после официального отказа польского правительства пропускать через свою страну сталинские армии. Но и после этого товарищ Сталин встретится с Риббентропом не сразу. Пройдёт ещё несколько дней.
9.
А пока – о том, как над мудрецами из Лондона и Парижа потешались на переговорах в Москве. Почти в открытую.
Ещё до прибытия делегации Москва получила от своей разведки полные досье на каждого из её членов. (12). И сообщение о том, что глава делегации – отставной английский адмирал Дракс – полномочий на подписание ЛЮБЫХ документов не получил. Сталин, тем не менее, делегацию радушно встретил и за кремлёвский игорный стол усадил.
Зачем? Знал же, ведь, что прибывшие никаких решений принимать не будут. Потому что права у них нет решения принимать. А приехали – понятно для чего: время потянуть. Именно такие инструкции Дракс в самом деле и имел, и догадаться об этом никакого труда не составляло. Ну ладно. Раз приехали – будем говорить, не выставлять же за дверь.
Но сталинско-ворошиловские разговоры привели к тому, что уже после третьего заседания – вечером 14 августа – Дракс развёл руками: «Полагаю, что на этом нашу миссию можно считать законченной». (3.с.170).
Как бы не так! Не тот Сталин человек, чтобы ему английский адмирал указывал: когда начинать, а когда – заканчивать. Он ещё не всё сказал. И на следующий день, как ни в чём не бывало, начинается первое заседание военных миссий. (2.т.1.с.281). Слово для доклада – начальнику Генерального штаба РККА, командарму первого ранга Шапошникову. Борис Михайлович конкретен. Он предлагает три варианта совместных действий против агрессии в Европе. Не вдаваясь в подробности отмечу только, что в его предложениях нагрузка на всех союзников распределена справедливо и по-военному чётко. Стенограммы обнародованы, ознакомиться с ними может любой желающий. Поэтому остановлюсь только на части третьего варианта, предусматривающего действия союзников в случае агрессии непосредственно против СССР. В этом случае Советский Союз «...развёртывает 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжёлых орудий, от 9 до 10 тысяч танков, от 5 до 5,5 тысяч самолётов. Франция и Англия должны в этом случае выставить 70 процентов от указанных только что сил СССР и начать немедленно активные действия против агрессора». (2.т.1.с.284).
- Ну и что здесь плохого? – спросит обычный гражданин.
И будет прав. Цифры как цифры: пехотные дивизии, танки, самолёты... Но английские и французские военные, которым Шапошников эти цифры называл, от обычных граждан отличались тем, что знали другие цифры. Относящиеся к их собственным армиям. И имели возможность цифры сравнивать, а результаты сравнений оценивать.
Оценки ошеломляли. По пехоте и орудиям ещё как-то можно было договариваться и искать компромиссы. Но где взять 3,5 тысячи самолётов? По каким сусекам наскрести коней, упряжь и подковы для одиннадцати дивизий кавалерийских? Откуда взять 7 тысяч танков?! Не говоря уже о танкистах.
Думаете НКВД и Разведупр Красной Армии не знали, что на момент переговоров в армии французской – 1 кавдивизия? Думаете намного ошибались в оценке танкового парка? Хорошо, допустим на минуту: Сталин не знал, что у Франции и Англии нет 7 тысяч танков. И 5 тысяч – тоже нет. Но не мог Сталин не знать, что во Франции и Англии нет ни одной Паши Ангелиной. И её подруг-трактористок, способных взяться за рычаги французских тракторов вместо мужчин, взявшихся за рычаги французских танков. Не мог Сталин не знать, что Англия и Франция к войне готовились совсем не к той, к которой готовился Советский Союз. И совсем не так.
Сталин, разумеется, знал намного больше. И цель ТАКОЙ попытки договориться о заключении военной конвенции тоже легко иллюстрируется обычной и вполне мирной бытовой сценкой.
Решили, допустим, мы с соседом котлован вырыть. Совместная работа – дело хорошее, к обоюдной пользе. Но я такое вот условие выдвигаю: работать ВМЕСТЕ будем только в том случае, если я трёхкубовым экскаватором копать буду, а сосед – двухкубовым. Котлован мне нужнее, так что соседу – облегчение. Оно-то – так, но мой экскаватор уж и смазан, и заправлен, а у соседа, кроме тачки, кирки да лопаты, в сарае ничего нет. Вопрос: до чего мы договоримся при ТАКОМ условии? И второй вопрос: если я про соседский сарайный инвентарь наслышан, то к чему о СОВМЕСТНОЙ работе разговоры затеваю?
Зачем же Хозяину нужно было продолжать с гостями разговоры говорить? Всё ещё надеялся на что-то? Или доказать пытался, что не он, а гости договариваться не хотят? Так тут и доказывать было нечего. И всего-то дел: тиснуть в «Правде» сообщение ТАСС. О том, что англо-французская делегация – вовсе никакая не делегация, а просто группа интуристов. Ну а какая же делегация – без полномочий? И надеяться было не на что. Но разве «великий и мудрый» что-нибудь просто так делал?
Не знаю я, что там в досье шпионских было, но предположить: имелись на кого-то из приехавших данные о связях с абвером или YI отделом РСХА – не трудно. Впрочем предположить это нетрудно было и без всяких досье. Потому что в такие «командировки» без разведчиков никто не ездит. А ещё потому, что каждый третий разведчик, особенно со стажем – наверняка «двойник». Или «тройник». Поэтому разговоры о советской военной мощи были необходимы и цели преследовали две.
Первая – лишить англичан и французов всяких иллюзий по поводу возможностей СССР.
Вторая и главная – известить немцев: с этими господами мы договариваться не собираемся, но если вы не захотите договориться с нами...
Думаю, что в этом – одна (если не самая главная) из причин того, что Сталин, так рвавшегося в Москву Риббентропа, согласился принять только 23 августа. Выждав несколько дней. Чтобы уготованная для Гитлера информация о возможностях Красной Армии дошла до того вовремя, не запоздала.
20 августа английские и французские дипломаты вздохнули с облегчением: накануне вечером польское и румынское правительства дали, наконец, официальный и окончательный ответ: Красную Армию на свои территории не пустим.
Надо было ехать по домам.
«Миротворцы» могли потирать руки – всё шло, как они и задумывали. Переговоры московские провалились, в провале этом виноваты поляки и румыны, серьёзных обязательств у Франции и Англии нет ни перед кем, а между непримиримыми диктаторами – одна только несчастная Польша. Что делать, такая, уж, у неё доля. Как и у других прочих.
Но «миротворцев» ждал уже во всех деталях подготовленный Сталиным сюрприз. Пакт о ненападении.
Он обманул их. Всех! Окончательно избавившись от возможности их совместной интервенции, остался в стороне от замершей в ужасе Европы. Из доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС: «Ходил, задравши нос, и буквально говорил: «Надул Гитлера, надул Гитлера!»
Они все пытались «надуть» друг друга, оправдывая обман «ложью во благо». Они решали: что – во благо, а что – нет.
Политические провидцы. Полубоги. Сверхнедочеловеки.
Они продолжают решать это и сейчас.
10.
Читайте Ленина. Если хотите познакомиться с подлинным большевизмом, не удовлетворяйтесь воспоминаниями Крупской, очерками Бонч-Бруевича, мемуарами революционеров-соратников и материалами партийных съездов. Во всём этом – лишь антураж большевизма, изобразительное искусство мифологов-косметологов. А в очерках, статьях, речах и записках самого Ленина – живая, жестокая, кровавая и беспощадная борьба за власть. Нет в ней места состраданию и милосердию, она допускает применение любых средств и приёмов, оправдывает предательство, разбой, братоубийство, насилие и надругательство над любой жизнью, над любой душой, верой, чувствами... Читайте Ленина, и вы неизбежно увидите и поймёте, что большевизм – это диалектика единства и борьбы одинаковостей. Диктатуры пролетариата – с диктатурой буржуазии, обмана – с ложью, насилия – с жестокостью, корысти – с выгодой, властежелающих – с властеимеющими.
Большевизм – это политика с большой буквы «П».
Товарищ Ленин, например, негодуя со всеми остальными политиками по поводу войн и приносимых ими всенародных бедствий, войн этих, тем не менее, не слишком пугался: «Социалисту всего тяжелее не ужасы войны – …а ужасы измены вожаков современного социализма, ужасы краха современного Интернационала». (20.т.26.с.8).
«...не слушай сентиментальных нытиков, боящихся войны; на свете ещё много осталось такого, что должно быть уничтожено огнём и железом для освобождения рабочего класса...» (20.т.26.с.259).
Не пугался войны и верный ленинец товарищ Сталин. Теперь – не пугался.
23 августа лязгнули железнодорожные стрелки, а 17 сентября заботливо подготовленный бронепоезд мировой революции легко выкатился с запасного пути на генеральную магистраль...
11.
28 сентября 1939 года. Москва, Кремль.
Сталин и Риббентроп на карте бывшего польского государства рисуют линию уточнённой советско-германской границы и подписывают соответствующий этому событию договор о дружбе. Восточная часть Польши превратилась в западные области Белоруссии и Украины. Никаких «случайностей и неожиданностей» произойти в них уже не могло; в общей сложности полтора десятка польских дивизий, сложив в указанных местах своё оружие, отправились на восток – на казённые пайки новых сталинских лагерей. Гитлер и Сталин обращаются к Западу с совместным заявлением: пора прекратить бессмысленную войну. Сталину никто войны не объявлял; в Париже и Лондоне ломают головы: что сие значит и что из этого может следовать? Следовало очевидное: НЕНОРМАЛЬНЫЙ СИМБИОЗ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НЕ НАМЕРЕВАЕТСЯ. Подтверждение этих опасений последовало незамедлительно. В тот же день.
28 сентября Эстония подписывает с СССР договор о взаимопомощи. А 5-го и 11-го октября то же самое делают Латвия и Литва.
- Что ж из того? – скажете. – Не могли же прибалты сидеть и дожидаться, пока с ними поступят как с Польшей? Вот и попросили Москву помочь, в случае чего, оружием и боеприпасами. А, кроме того, договорились не заключать союзов, направленных против любого из партнёров. И главное: суверенитет сторон не должен был нарушаться!
Всё – так. Но поступили с ними именно как с Польшей. Только без бомбёжек. Потому что теперь на Эзеле и Даго началось строительство советских военно-морских баз, в Палдиски, Либаве и Виндаве стояли советские эсминцы, на побережье Финского и Рижского заливов монтировали береговые батареи, и во многих местах этих трёх государств расчищали площадки под стационарные аэродромы и возводили казармы для советских гарнизонов. Красная Армия «тихой сапой» вползала на чужие территории. Поближе к Большой Европе.
5-го октября в Москву пригласили делегацию финляндского МИДа. Смысл приглашения никаких сомнений не вызывал не только в Хельсинки. Финны позволили себе проявить упрямство, и через полтора месяца «финская военщина осуществила ряд провокаций», а в 8 часов утра 30 ноября войска Ленинградского военного округа переходят в организованное наступление по всей советско-финской границе. Теперь уже не Гитлер, теперь уже Сталин открыто наносит агрессивный удар по суверенному государству, теперь не германские, а советские снаряды вспарывают морозный воздух и усыпают чужую землю безобразной оспой глубоких воронок. Прежнее финское правительство тут же уходит в отставку, а новое, во главе с Рисо Рюти, заседая в «бомбоубежище» – золотой кладовой финляндского банка – обращается в Лигу Наций. За помощью. Лига Наций, в которую входят и Франция с Англией, помощь оказывает: исключает СССР из состава международного сообщества.
И всё. Сталину опять никто войны не объявляет, и Сталина это не удивляет. Потому что знает Сталин: злейшие классовые враги советской власти и мировой революции уже заняты другой войной с другим агрессором. И объединять Гитлера со Сталиным ещё и общей ВОЕННОЙ целью – совсем не в их интересах.
Удивляет Сталина другое. Уже 1-го декабря в занятом Красной Армией финском городке Териоки образовано Временное правительство Финляндской Демократической Республики, возглавляет которое секретарь Исполкома Коминтерна товарищ Куусинен, но финский пролетариат никаких признаков восторга по этому поводу почему-то не проявляет. Финский пролетариат идёт на сборные пункты, переодевается в шинели, получает из арсеналов оружие и с мрачной решимостью отправляется на фронт драться с классовыми братьями в красноармейских будёновках. Проходит одна неделя, вторая... Красная Армия топчется на месте, вывозит в тыл обмороженных, несёт удручающие потери, а признаков финской классово-пролетарской революции не наблюдается. На смену сталинскому удивлению приходит сталинский гнев. И «слабая» Красная Армия совершает чудо из чудес: перегруппировавшись, проламывает в лоб (!) линию Маннергейма и 11 марта 1940 года входит в Выборг. 12 марта в Москве финны подписывают договор о безоговорочном мире.
Из «неудачной» финской войны Сталин сделал много выводов. По боевой подготовке, по системам вооружений, по организации взаимодействий войск, инженерному и тыловому обеспечению, снабжению... Но главный вывод – кадровый. Будущему Верховному совершенно ясно: превращать мир из буржуазного в пролетарский с такими помощничками-стратегами – нечего и думать. Знаменитый конный Маршал из Наркома становится молотовским замом, а попросту – изгоняется из армии, в Генеральном штабе, военных округах и академиях «тасуются» люди; идёт поиск и отбор способных и агрессивных военачальников, из Монголии отзывается новый Герой Советского Союза – Жуков. В Москве малоизвестный 44-летний комкор получает звание сразу полного генерала и является на первую в своей жизни встречу со Сталиным. И, после по-военному кратких, но обстоятельных ответов членам Политбюро, получает назначение: вступить в командование самым большим и важным – Киевским особым военным округом.
12.
Западу же советско-финская война и отношение к ней немцев продемонстрировали совершенно недвусмысленно: Сталин и Гитлер действуют СОГЛАСОВАННО и драться друг с другом пока не собираются.
Да, пока не собирались.
25-го июня 1940 в 0 часов 35 минут во Франции наступил мир; Франция стала – вишистской Францией. А 26-го Молотов вызывает к себе румынского посланника Давидеску и требует не позднее чем через сутки дать ответ румынского правительства относительно передачи СССР Бесарабии и Северной Буковины. (5.с.62,63). 27-го Риббентроп со своей стороны через германскую миссию в Бухаресте «рекомендует» румынам советские требования удовлетворить. Румыния, с 1939 года имевшая англо-французские гарантии границ, и рада была бы противиться, но... К этому времени: «иных уж нет, а те – далече». В прямом смысле. И 28-го июня войска Жукова буквально врываются в Бесарабию и Буковину, «освобождая» пролетариат румынский.
Пожар мировой революции ширится.
21 июля в Эстонии, Латвии и Литве провозглашается советская власть и с замечательным единодушием принимаются декларации о вхождении в «нерушимую семью советских республик». В августе просьбу эту Сталин с удовольствием удовлетворяет. А заодно образовывает ещё и Молдавскую ССР. В августе же Молотов в речи, посвящённой внешней политике, откровенно высказывается относительно того, что «Советский Союз не может удовлетвориться достигнутыми до сих пор успехами». (6.т.1.с.106).
Останавливаться Советский Союз не собирается, он собирается с силами. В сентябре Нарком обороны маршал Тимошенко инспектирует военные округа. Цель инспекции: оценка уровня боеспособности частей и соединений армий «прикрытия». Например у того же Жукова Тимошенко 22 сентября проверяет тактическую подготовку 41-ой, а 25-го – 99-ой стрелковых дивизий. (2.т.1.с.287). Нарком обороны занимается дивизиями! Значит Сталин хочет знать о способностях Красной Армии всё досконально. В эти же дни Жуков получает указание подготовить к декабрю доклад на тему: «Характер современной наступательной операции».
Войска учатся военному делу «настоящим образом». Учатся так, как этого требовал жесточайший приказ нового Наркома. Бывший работник Генштаба Советской армии Владимир Карпов так вспоминает свою военную юность: «Армейская жизнь... никогда не была лёгкой, а после издания этого приказа в армии начались такие трудности, вспоминая которые сегодня я думаю: как же мы всё это могли выносить?» (5.с.72).
После захвата Бесарабии, после оккупации Буковины, о которой с Гитлером предварительно не договаривались и что вызвало у Гитлера «естественное» недовольство и обеспокоенность, Сталин понял: следующих «освобождений» Гитлер уже не стерпит. Ну что ж, значит пора начинать активную подготовку к тому, чтобы свернуть шею самому Гитлеру. Пока тот занят сворачиванием шеи Черчиллю. Сталин и начинает такую подготовку, но 17 октября получает от Риббентропа пространное письмо с предложением фюрера присоединиться к оси «Рим-Берлин-Токио» и приглашением Молотову посетить с этой целью Берлин. Над ответом Сталин думает не очень долго. Через пять дней, 22 октября Молотов через Шуленбурга передал этот ответ в запечатанном конверте. (5.с.65). А 12 ноября глава советского правительства и нарком иностранных дел прибывает в Берлин.
13.
Риббентроп устраивает банкет в ресторане отеля «Кайзерхоф», делегацию поселяют в замке Бельвю, окружают вниманием и заботой, словом: встречают как дорогих гостей.
Молотов проводит две официальные встречи с Гитлером и одну – с Риббентропом. Разговоры происходят с глазу на глаз – откровенные и без сантиментов. Германия предлагает СССР заняться районом Индийского океана. Оно и понятно: нечего Красной Армии торчать на восточных германских границах; есть много других интересных и даровых мест. Гитлер дерзок в своих планах. Он свободно оперирует категориями глобальной географии, называет уже не страны, а целые континенты... Но «каменного» председателя всех советских наркоматов глобальными категориями с толку не сбить. «Молотов оказался крайне упорным и трудным партнёром для переговоров...» (6.т.1.с.118). Ему бы чего-нибудь попроще, пореальнее. Вроде Болгарии, Румынии с Югославией, Греции, Турции, да той же Финляндии...
Сталина не интересовала глобальная география. Сталина интересовал – МИР. Планета Земля. Потому что это – был интерес марксизма-ленинизма, это была цель мировой революции. А чтобы возникла Индийская ССР или Австралийская ССР не требовались парашютные десанты в Дели или Канберру. Требовалось другое: чтобы сначала возникла Английская ССР. Чтобы коммунистическими стали Африка, обе Америки и острова Океании, нужно было, чтобы коммунистической прежде всего стала Европа. И Гитлер понял: Красную Армию из Европы Сталин не уведёт. Поэтому на советскую правительственную ноту от 26 ноября Гитлер ответит тем, что 18 декабря подпишет директиву № 21 «Барбаросса». И каждый раз будет срываться на крик по поводу необходимости помогать Муссолини и отвлекать силы на Грецию, Югославию, Африку...
14.
А как бы хотелось, чтобы всё было совсем не так, чтобы всё было иначе! Как бы хотелось, чтобы Сталин, разобравшись после финской войны с уровнем боеспособности Красной Армии, увидев всю глубину несоответствия этого уровня требованиям современной обороны, велел Тимошенко издать драконовский приказ с целью наверстать упущенное! И заставил нового Наркома проинспектировать войска и собрать в декабре совещание высшего командного эшелона для решения задач обороны! Как бы мне хотелось гордиться как в детстве своим миролюбивым и справедливым государством, ставшим жертвой подлого мирового империализма, породившего отвратительное явление – гитлеровский нацизм!
Но история – не фантастика.
И поведение политиков зависит не от желаний биографов и мифологов. И события, происходившие в моей стране в сороковом и сорок первом, происходили не просто так и не как попало. Они, эти события, в точности и деталях повторяли то, что происходило в тридцать восьмом и тридцать девятом в Германии. И ни к чему другому, как к ещё одной агрессивной и вероломной войне привести не могли.
Такова логика не фантастики, а истории. Такова логика всех политических «наук».
Не буду цитировать предвоенную советскую художественную литературу, газетные статьи, речи военачальников, Полевой устав Красной Армии... Всё сводилось к одному: наилучший способ обороны – нападение, и поэтому обороняться будем только на чужих территориях. И советское руководство готовило страну именно к такой «обороне». А покорённая страна с этой позицией своего руководства покорно соглашалась.
15.
В конце декабря 1940 года в Москве прошло совещание высшего командного состава армии и, тщательно подготовленная на основе реальной обстановки, большая оперативно-стратегическая военная игра. Останавливаться на этом подробно не буду. Напомню только, что игра показала слабость советских западных рубежей, и главные в ней «противники» – Жуков и командующий ЗапВО генерал-полковник Павлов не могли не сделать соответствующих выводов.
Как и руководитель строительства укреплённых районов маршал Шапошников. Как и Нарком Тимошенко. Как и сам Сталин.
Выводы, конечно, были сделаны. Вылились они в строго секретные решения Политбюро, приказы и распоряжения руководящим политорганам. Но чтобы понять, какими были эти выводы, не так уж обязательно перерывать архивы. Достаточно посмотреть на события дальнейшие.
Жуков, проявивший в Монголии, Румынии и «игре» своё умение наступать, 31 января 1941 года назначается начальником Генштаба РККА.
Расформированные ранее механизированные корпуса и танковые дивизии начинают формировать снова. Срочно.
Вместо тайно создававшихся будущих партизанских отрядов и подпольных групп начинается создание групп диверсионных, отдельных воздушно-десантных бригад и даже корпусов.
В войска в возрастающих количествах начинают поступать новейшие средства наступательных вооружений, прежде всего – танки, в том числе плавающие, и автоматическое стрелковое оружие ближнего боя – пистолеты-пулеметы.
Резко возрастает количество военных учебных заведений, особенно училищ младших командиров.
ОСОВИАХИМ «пропускает» через себя миллионы юношей и девушек, обучая их стрельбе, пользованию картами, парашютным прыжкам и прочим видам военно-прикладного «спорта».
Ужесточается дисциплина на рабочих местах; никто теперь не имеет права без основательных на то причин бегать с производства на производство.
И так далее, и так далее...
Сталин готовит страну к войне. Но, не в пример Гитлеру, делает это куда основательнее. Идеи коммунизма Сталин намеревается «защищать» на чужих территориях. И платить за это любой кровью.
16.
Через два с лишним десятка лет четырежды геройский советский маршал – Георгий Константинович Жуков написал мемуары. И назвал их: «Воспоминания и размышления». В моей библиотеке есть и десятое издание этих мемуаров, уже без многих предыдущих купюр и с курсивными вставками восстановленного по рукописи текста. Касаться достоинств этого трёхтомника не хочется; скажу только, что память у Маршала – с большими провалами, а размышления – по меньшей мере – странные. Впечатление такое, что книга рассчитана на широкий круг читателей школьного возраста.
Историю замолчать нельзя. Но историю невозможно и заговорить. Истина из оболочки любых «размышлений» вырывается неизбежно. Кто и к чему готовил советское государство наглядно видно всего лишь в одном эпизоде, который тоже вспомнил товарищ Жуков. Эпизоде, стоившем жизни прошедшему Испанию генералу-танкисту Дмитрию Григорьевичу Павлову.
17.
Павлов тоже сделал выводы из январской военной игры. И, вернувшись в округ, на штабном диване не отлёживался в ожидании директив сверху, а проделал титаническую работу. Уже 29 января он направляет Наркому обороны Тимошенко обстоятельный доклад, а 18 февраля дополняет этот доклад ещё и донесением за № 867. О том, что было в докладе Жуков не вспоминает, но на донесении останавливается довольно подробно. (2.т.1.с.312...314). И сетует: «Справедливость требует сказать, что к требованию командующего Западным округом И.В. Сталину следовало бы отнестись с большим вниманием, так как Д.Г. Павлов вносил разумные предложения». Справедливость требует сказать, что к предложениям Д.Г. Павлова следовало бы отнестись с большим вниманием прежде всего самому Г.К. Жукову. Донесения свои Павлов писал не Сталину, а Наркому обороны, и не знать о них ставший непосредственным начальником Павлова – генерал армии Жуков – не мог. А игнорировать требования командующего округом – не имел права. И попытки свалить вину на Сталина очень уж напоминают обвинения других мемуаристов: Манштейна, Гудериана, Типпельскирха... Не в Сталинский, разумеется, адрес.
Павлов вносил «разумные предложения»: он требовал заняться, наконец, обороной государства.
«Необходимо западный театр военных действий по-настоящему привести в действительно оборонительное состояние...»
«Учитывая, что в обороне страны должны не на словах, а на деле принять участие все граждане Советского Союза...»
Всё это – Павловские формулировки. И он, ведь, не просто требует помощи, он предлагает решения, он даёт совсем не «потолочные» расчёты. Включая и стоимость – 859 миллионов рублей только на шоссейно-грунтовое строительство. Предложения спрятали в Генеральном штабе под сукно. И не дали ни одного рубля. Можно, конечно, сослаться на отсутствие средств. Ну не было у советской власти таких денег. Но ведь существовали проблемы, решить которые войска могли вполне самостоятельно. Требовался только соответствующий приказ.
Новая госграница СССР двумя глубокими выступами вдавливалась в страны Рейха: в районе Львова – на Украине, и в районе Белостока – в Белоруссии. Это были классические плацдармы для проникающих ударов стратегического значения. Но невозможно было придумать ничего более худшего для обороны. Эти выступы, с расположенными там войсками, представляли собой готовые мышеловки в случае удара германских войск. Именно это и продемонстрировал генерал Жуков генералу Павлову в начале января в упомянутой военной игре. «Это ошибочное расположение войск, допущенное в 1940 году, не было устранено вплоть до самой войны», – это – из мемуаров Жукова. (2.т.2.с.30).
В январе Жуков ещё командовал Киевским округом и над решениями Павлова был не властен. Но он и в своём округе власть почему-то не проявил. И, сдавая дела Кирпоносу, об опасности «львовской мышеловки» Кирпоносу ничего не сказал. Но кто мешал Георгию Константиновичу вспомнить об этом в феврале и, уже из кабинета Начальника Генштаба, потребовать немедленной передислокации так опасно расположенных армий? Кто мешал ему исправить эту ошибку в марте, в апреле?
Павлов наверняка напоминал своим начальникам об этой опасности и ждал от них подобного приказа. Но из генерального штаба шли тогда совсем другие приказы. «Считаю, что во всём этом сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта…», – вот такое «размышление» по этому поводу предлагает читателю Жуков. Через несколько месяцев, 30 июня 1941 года «неопытного» Павлова вызовут в Москву, сорвут награды и знаки различия и расстреляют. А «неопытному» Жукову через 55 лет в той же Москве поставят памятник. Как защитнику Отечества.
Нет, не убеждает меня ссылка на неопытность. Это – не ответ. Правильный и действительно убедительный ответ Жуков даёт в другом месте своих «Воспоминаний».
«Дело прошлое, но и тогда, и сейчас считаю, что название книги «Мозг армии» (книга Шапошникова, В.Г.) применительно к Красной Армии неверно. «Мозгом» Красной Армии с первых дней её существования являлся ЦК ВКП(б), поскольку ни одно решение крупного военного вопроса не принималось без участия Центрального Комитета». (2.т.1.с.155). Вот это – настоящая правда. Жуков, возглавляя Генеральный штаб РККА, без всяких размышлений выполняет сталинские директивы, готовит новый, невиданный по размаху, «освободительный» поход, закончиться который должен на берегах Средиземноморья и Атлантики. Армии сидели в «мышеловках», дожидаясь доукомплектования и приказа о «передислокации» совсем в других направлениях. В Берлин, Амстердам, Афины, Брюссель, Париж...
И кровь Дмитрия Григорьевича Павлова Сталин, Тимошенко, Жуков и компания добавили к той самой «малой крови», которой не задумываясь и не размышляя готовы были платить за «мировую мечту».
18.
В Центральном Архиве Министерства обороны генерал-историк Дмитрий Волкогонов отыскал документ. Документ датирован 15 мая 1941 года и называется: «Соображения по плану стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза». Это – черновик жуковского плана удара по Германии. Неподписанный документ – это, разумеется, всего лишь «соображения». Но из этих «соображений» не создаётся впечатление о том, что в советском Генштабе сидели недоучки, не имевшие «достаточного опыта». Впечатление создаётся прямо противоположное.
Они знали, чего хотели, и знали, КАК этого достичь. Теперь – знали. Над пюпитром с нотами «Мировая Революция» уже замерла дирижёрская палочка, но... «История нам отпустила мало времени». Гитлер упредил в стратегическом развёртывании, и вместо «аккордов» генерала Жукова загремели «аккорды» генерала Гальдера.
Это – был реквием по «мировой революции».
В это не хотелось верить. Настолько не хотелось, что даже после получения Молотовым германской Ноты об объявлении войны, Сталин приказал военным: «Давайте директиву. Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу». (2.т.2.с.10).
ТАКОГО НАЧАЛА у мировой революции быть не могло. Такое начало вырвало инициативу, в первые же часы лишив возможности управлять войсками и поставив армии перед фактом гигантской катастрофы. И всё же к концу этого первого дня сталинская Директива № 3 уже требует наступать! Наступать... (2.т.2.с.14). Только через неделю Сталин смирится и примет решение о переходе к стратегической обороне, и только в июле призовёт в СОЮЗНИКИ ярого врага коммунизма – воюющую с Гитлером Великобританию. И эмигрантские правительства Чехословакии и Польши. (28.с.15). А потом – США. И не сложивших оружие патриотов Франции...
И всё это, вкупе с необходимостью отступать и принимать импровизированные решения, на «Великой мечте» ставило крест. В конечной победе над Германией Сталин, зная потенциал страны, едва ли сомневался. Но европейский, а значит и мировой сталинский коммунизм так и остался Призраком. Потом будут попытки материализовать его в оккупированных зонах Европы, потом – в Китае, Корее, Кубе, Вьетнаме, Анголе...
Но все они закончатся крахом.