Фрагмент из заключительной речи в защиту подсудимого Науманна
******************************
Я изложил, что Науманн не участвовал в осуществлении приказа фюрера, и он сам не отдавал приказов о казнях.
Однако, даже если такое участие можно считать доказанным, наказание за это будет невозможным, поскольку поведение Науманна было вызвано приказом отданным Гитлером. То, что этот приказ существовал, и то, что он существовал в течение всего периода который Науманн являлся начальником айнзацгруппы В, нельзя оспаривать с учётом представленных результатов. В отношении этого, особо сошлюсь на показания Олендорфа, Носске, которые дали подробное описание того как приказ фюрера был доведён до командиров айнзацгрупп и айнзацкоманд в Претче.
Для исследования вопроса о том, как и в какой степени, заявление о действиях по приказам, должно предшествовать наказанию, прежде всего оно имеет решающее значение, в соответствии с которым следует судить о законе применимом к данному возражению.
В ходе разбирательства в отношении Флика и других, военный трибунал IVзаявил о том, что он не является трибуналом США, и поэтому не должен применять американские принципы, но, он это международный трибунал поэтому, факты следует оценивать исходя из международного права. (Страница 3 приговора от 22 декабря 1947). Я должен предположить, что данный принцип в целом применим к данным военным трибуналам и поэтому, на данном процессе, заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников должно оцениваться в соответствии с международным правом, действовавшим во время совершения деяния.
Как я укажу, заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников до сих пор допускалось международным правом. Этот результат не может отменить ни Лондонский устав, ни закон № 10 Контрольного совета. Поэтому устав и закон № 10 Контрольного совета, могут применяться постольку поскольку они совпадают с общепризнанными нормами международного права. Однако никакое новое международное право, не может быть создано уставом и Контрольным советом.
Общепризнанно, что несправедливо наказывать лицо, которое действовало, выполняя приказ. Так, если бы оно отказалось выполнять приказ, подчиненного, вероятно, могли расстрелять. Поэтому, в таких случаях, правосудие требует наказания лица которое является ответственным за приказ, но не того кто исполнял приказ. Вместе с тем если полномочие использует принцип, вытекающий из этого, есть опасение того, что всякий подчинённый, который совершил наказуемое деяние, будет заявлять о действии по приказам вышестоящих начальников и поскольку в соответствии с общими правилами уголовно-процессуального кодекса, государство несёт на себе onus probandi[1], то тогда будет невозможно наказывать подчинённых за совершение наказуемых деяний. Лишь по этой причине заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников в целом не признаётся допустимым, но суду остаётся решать, является ли заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников допустимым. При таких результатах, заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников должно объявляться допустимым, если существование такого приказа неоспоримо доказано.
В случае разбирательства в данном трибунале заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников было бы допустимым в соответствии с таким сообщением о полномочии, поскольку, несомненно, установлено, что подсудимые действовали, выполняя приказ отданный Гитлером.
Что касается (b) – британский военный кодекс, принятый уже в 1715, уже предусматривал то, что всякий солдат должен следовать всякому приказу отданному ему его вышестоящим начальником независимо от того соответствовал приказ праву или нарушал право. В данном отношении я ссылаюсь на заявления профессора Лаутерпахта в эссе в «British Yearbook of International Law» изданном в 1944[2]. В последующий период, данная концепция стала принципом в армиях всех наций. Более того, с 1914 полевые уставы армий большинства наций восприняли данный принцип о том, что должно быть правильным заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников, так как допущение заявления о действиях по приказам вышестоящих начальников уже стало общим правом[3].
Таким же образом, британское руководство по военно-уголовным наказаниям, а также правила сухопутной войны прямо объявляли о допустимости заявления о действиях по приказам вышестоящих начальников. До апреля 1944 в параграфе 443, главы XIVбританского руководства содержалось положение о том, что солдат нельзя считать военными преступниками, если, совершив деяния по приказу своих правительств или вышестоящих начальников, они нарушили признанные законы войны. Данное положение прямо исключало наказание противником. В этом отношении я сошлюсь на заявления в правовых докладах процесса о военных преступниках, том I, страница 18, 1947, в котором со ссылкой, на фундаментальные заявления сделанные Оппенгеймом в его книге «International Law» (том II, стр. 454, 5-е издание), далее установлено, что в таком случае противник может привлекать к ответственности чиновников или командиров отдавших такие приказы[4].
В отношении содержания, статья 347 американских правил сухопутной войны соответствует положениям параграфа 443[5]британского руководства. В соответствии с этим положением, военнослужащие американских вооружённых сил не должны наказываться, если они совершили наказуемое деяние по приказам или даже при одобрении своего правительства или командиров. Только сами командиры могут быть привлечены к ответственности.
В обоих положениях значимым является факт, что не проводится никакого разграничения между законным и незаконным деянием и, что подчинённое лицо даже не имеет права и ещё меньше обязанности проверять незаконность и законность приказа.
Положение, содержащееся в параграфе 483 британского руководства (британское руководство о военном праве) было отменено 15 апреля 1944. С этого времени заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников уже недопустимо.
Похожая поправка в американском полевом уставе была опубликована 15 ноября 1944 путём поправки № 1 к правилам сухопутной войны.
В этом отношении нельзя не думать о том, что очевидно поправка была введена с учётом приближавшегося конца войны и предполагаемых судов над военными преступниками.
Гавлик: Ваши чести, после такого очерка и после передачи своей заключительной речи я получил книгу Шелдона Глюка[6] «War Criminals: Their Prosecution and Punishment[7]», 1944, и я нашёл подтверждение данного мнения в книге. Мой коллега, Ашенауэр, уже подробно комментировал эту книгу. Следовательно, я не вдаюсь в подробности, но я обращаю внимание трибунала на несколько предложений из этой книги, которые я прошу зачитать переводчика.
Переводчик: Страница 141 книги Шелдона Глюка. «Положения в американских правилах цитированные выше кажется, выглядят защищающими от наказания не только в случае приказов своего правительства (и вероятно актов государства), но также, поскольку при совершении запрещённого акта, они соблюдали приказ военного начальника, даже при том, что они знали о том, что их акты будут противоречить законам и обычаям легитимной войны».
Гавлик: Даже Глюк, который как показывает книга, вообще не является пронемецким и который попытался установить процедуру для разбирательства в отношении военных преступников, не смог обойти заявление о приказах вышестоящих начальников. Если бы Науманн в 1943 или 1944 был, судим американским военным трибуналом за обвинения, предъявленные ему сейчас, он не мог быть наказан, на основании статьи 347 правил сухопутной войны, наказан в соответствии с такой нормой. Я прямо подчёркиваю, что данная норма также применялась к вражеским гражданам. В результате изменения данной нормы, это заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников могло быть изменено только для тех деяний, которые были совершены после 15 ноября 1944, но не к тому, что было совершено ранее.
Применение обратной силы данной нормы имело бы схожее значение с одним из законов принятых нацистами в связи с поджогом Рейхстага, а именно о допустимости обратной силы смертной казни за поджог. Тогда в мире поднялся ажиотаж, он говорил о нарушении права, он говорил о начале распада правового государства и можно сказать, эти люди были правы. У меня есть очень большое доверие к данному трибуналу и поэтому мне не кажется, что он не построит свой приговор на такой шаткой позиции.
Я продолжу свою заключительную речь:
Более того, Уинтроп[8] известный профессор по американскому военно-уголовному кодексу и автор книги «Military Law and Precedents[9]», признавал заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников и выражал мнение о том, что приказ исключает наказание[10]. В качестве причины для такого мнения он утверждал, что подчинение является фундаментом всякой армии и что, поэтому подчинённое лицо не обязано для себя решать о вопросе того законен или незаконен приказ отданный ему. Такое поведение подчинённых лиц будет, согласно точке зрения Уинтропа, означать неподчинение и приведёт к подрыву военной дисциплины[11]. В этой связи, Уинтроп также ссылается на решение Верховного суда, который также пришёл к такому же итогу. В решении говорилось о том, что это означает конец всякой дисциплины, если, например, моряки военного корабля в открытом море на основе своего собственного чувства справедливости, имеют возможность поколебать командную власть командира по той причине, что они считают исполнение приказа незаконными деянием[12].
Следовательно, можно установить в качестве принципа международного права, что обязанность подчиняться со стороны солдата, и таким являлся Науманн во время его службы в России, не предшествует обязательству по проверке того нарушает ли приказ какой-либо закон, в особенности законы войны.
Трибунал, исследуя данный юридический вопрос, не пренебрежёт существовавшими в Германии условиями.
Я могу, понять, что для трибунала неуместно, если подсудимые на данном процессе, допрашиваемые в качестве свидетелей в свою защиту, снова и снова ссылаются на тот факт, что их обязанностью было исполнять приказ и на то, что у них не было никаких полномочий решать о законности приказа.
Германия это государство, в котором веками верность превозносилась как высший долг гражданина. Армия и гражданские служащие являлись столпами германского государства. Их высшим долгом была верность и безоговорочное выполнение приказов отданных вышестоящими властями. Это факт, который основан на исторических условиях в Германии, в особенности историческим развитием прошедших 150 лет, развитием которое совершенно отличается от Соединённых Штатов.
Принцип того, что верность является высшим долгом каждого гражданина, особо подчёркивался в национал-социалистическом государстве фюрера. Отдельный гражданин не мог озвучить своё мнение. Ему не позволялась никакая критика мер проводимых государственной администрацией.
Следовательно, условия в Германия были совершенно отличными от свободной демократии. Истины ради, верно то, что положения британского руководства и похожие положения в правилах сухопутной войны в Соединённых Штатах, в отношении заявления о действиях по приказам вышестоящих начальников, претерпели изменения в том плане, что заявление о действиях по приказам вышестоящих начальников уже не допускается в той мере, в которой это было в прошлом. Однако, в течение периода который Науманн являлся начальником айнзацгруппы В, а именно с конца ноября 1941 до марта 1943, старые положения вышеуказанных полевых уставов полностью действовали.
Разделяемое мной мнение о допустимости заявления о действиях по приказам вышестоящих начальников не опровергается статьей 47 германского военного-уголовного кодекса, который в этой связи постоянно упоминался в зале суда.
Положения статьи 47 военно-уголовного кодекса не могут быть применимы только по той причине, что он не применим к приказам, отданным главным руководителем государства. Такая интерпретация вытекает в частности из смысла данного положения.
Положения статьи 47 военно-уголовного кодекса всегда предопределяют, что возможность отказа в верности должна основываться на возможности пожаловаться вышестоящему офицеру на лицо отдавшее приказ для того, чтобы он мог найти там справедливость. Только в таком случае он может воспользоваться положением статьи 47 военно-уголовного кодекса. Если солдат не имеет такой возможности, тогда его отказ подчиняться приказу вызовет тяжкое наказание без проверки незаконности приказа, и незаконное деяние, которое приказано, нельзя будет предотвратить.
Таким образом, положения статьи 47 военно-уголовного кодекса, применяются, например, к обычному солдату который отказался выполнять незаконный приказ, отданный ему лейтенантом, потому что, тогда у него есть возможность пожаловаться вышестоящему офицеру на лейтенанта. Более того, в незаконном приказе, отданном генералом можно отказать, поскольку существует возможность, что тот, кому отдали приказ вправе обратиться к вышестоящему начальнику генерала. Однако, такой возможности не существует если какие-либо приказы, которые соответственно понимаются как незаконные, были отданы главным руководителем государства. И такая возможность никоим образом не существует если приказы отданы диктатором, который сочетает в своих руках инструменты власти государства, как было в случае Гитлера, диктатора, который бы использовал все средства в своём распоряжении для исполнения приказов, которые он отдал.
Какие действия должны были предпринять подсудимые против приказов, отданных им Гитлером? Как они могли предотвратить исполнение этих приказов? К кому они могли обратиться за справедливостью в отношении незаконных приказов Гитлера? В таких обстоятельствах, просто утверждать, что подсудимые не должны были исполнять приказ. Однако, никакого ответа нельзя дать на вопрос о том, какие действия они должны были предпринять для предотвращения исполнения приказа в той ситуации, в которой они тогда находились. Даже в соответствии с самим преобладавшим германским правом, незаконные приказы действуют[13].
Также в соответствии с французским уголовным кодексом, солдат обязан соблюдать приказ легитимных властей, независимо от того является ли приказ незаконным или нет. Солдат просто имеет право пожаловаться после исполнения приказа. В этой связи, я сошлюсь на заявление Коббета[14]. Более того, Гарнер[15], который в своих заявлениях ссылается, помимо прочих, на профессора Наста из университета Нанта и на пример приведённый последним, приходя к такому же выводу[16]. Профессор Наст далее добавляет пояснения к данному вопросу. В них он приходит к выводу о том, что sedes materiae[17] французского закона это статья 64 уголовного кодекса, в соответствии с которой деяние, совершённое под давлением не образует преступления. Среди таких деяний профессор Наст также включает случаи, в которых солдат должен выполнять свои приказы. В этой связи, Наст также упоминал бельгийский и голландский уголовные кодексы, которые содержат такие же положения. В этой связи, он в частности ссылался на статью 43 голландского уголовного кодекса, в соответствии с которой подсудимый непосредственно был оправдан приказами вышестоящих властей[18].
Что касается авторской гипотезы – гипотеза, принятая в юридической литературе не является источником международного права. Это в целом признаётся международным правом. Я особо обращаю внимание на пояснения Вартона[19], который ссылается на заявления председателя Верховного суда Кокберна[20]. В них говорится, что авторы в сфере международного права, независимо от того насколько ценными могут быть их усилия в отношении интерпретации и определения фундаментальных юридических положений, не могут принимать никаких законов, потому что законы, для того, чтобы быть обязательными, требует согласия наций, которое может быть получено договором или уместными заявлениями соответствующих правительств или даже путём создания традиции[21]. Следовательно убеждение, не может основываться на том факте, что отдельные учёные по международному праву придерживаются точки зрения на то, что обращение к приказу вышестоящего начальника является недопустимым.
Более того, вопрос допустимости обращения к вышестоящему приказу весьма спорный в юридической литературе. Он ни в коем случае не отвергается большинством авторов.
Обращение к вышестоящему приказу сначала объявлялось допустимым, как уже упоминалось Уинтропом, который признавал в качестве защиты тот факт, что инкриминируемое деяние было совершено при исполнении приказа вышестоящего начальника[22]. Также Гарнер, известный профессор международного права университета Иллинойса, заявлял о том, что было бы несправедливо отрицать право лица, подчинённого военным приказам обращаться к приказу вышестоящего начальника. Гарнер особо подчёркивал, что не является задачей военного подчинённого проверка незаконности и законности военной команды[23].
По его мнению, справедливость требует того, чтобы прежде всего было наказано лицо, которое несёт ответственность за приказ, но не то лицо которое находилось под принуждением[24]. У профессора Джорджа Маннера из университета Иллинойса такое же мнение[25]. Также Оппенгейм, известный британский профессор международного права, в своей работе «InternationalLaw» придерживался взгляда о том, что обращение к вышестоящим приказам допускается. В данной работе он заявлял о том, что нарушения законов войны являются преступлениями, если они совершались без приказа воюющего правительства. У него мнение о том, что военнослужащие вооружённых сил, которые совершают нарушения права по команде своего правительства, не являются военными преступниками, и, следовательно, не могут быть наказаны противником. В таких случаях, он предоставляет противнику только право на применение репрессалий[26].
Лаутерпахт, который закончил работу Оппенгейма в 1940, после смерти последнего, был первым кто отошёл от этого мнения. Однако, данный взгляд профессора Лаутерпахта, нигде в юридической литературе не находит согласия. Он в особенности атаковался профессором Кельзеном[27] в работе «Peace Through Law[28]», страница 98 и описывал его более чем спорным.
Из этих заявлений, видно, что принятое международное право единственное и решающее в установлении вопроса о том является ли допустимым обращение к вышестоящим приказам на данном процессе, и международному праву соответствует, что обращение к вышестоящему приказу является поводом для оправдания и освобождения от вины.
Частичный перевод документа Олендорф 38
Экземпляр защиты Олендорфа 1
Фрагменты из экспертного юридического мнения, представленного защите доктором Рейнхартом Маурахом[29]
Экспертное юридическое мнение, представленное защите доктором Рейнхартом Маурахом профессором уголовного и восточноевропейского права
Содержание
Введение: Предмет и характеристика экспертного мнения
А. Применимое право
1. Так называемая общая часть закона № 10.
2. Какую правовую систему следует использовать в качестве «Общей части» закона № 10.
В. Юридические предпосылки для предполагаемой необходимости и предполагаемой законности самообороны в соответствии с континентальными юридическими концепциями.
I. Самооборона.
1. В соответствии с германским правом.
2. В соответствии с советским правом.
II. Необходимость.
1. В соответствии с германским правом.
2. В соответствии с советским правом.
III. Выводы из сравнения двух правовых систем.
С. Рассмотрение конкретного дела с учётом установленных юридических предпосылок
1. Объективные предпосылки: война против Советского Союза как исключительная война.
а. Отношение Советского Союза к международному праву с его основания до начала войны в 1941.
(аа) Классовая борьба и международная война в свете советской теории.
(bb) Использование международного права в качестве средства борьбы против некоммунистических государств.
(сс) Практика Советского Союза в отношении международного права до начала войны с Германией.
b. Поведение СССР после начала войны в 1941.
(аа) по вопросу связанности международными конвенциями.
(bb) ведение так называемой партизанской войны.
2. Субъективные предпосылки: большевизм и иудаизм.
а. Слияние «еврейской проблемы с большевистской проблемой» в соответствии с нацистской теорией.
b. Связь между еврейством и большевизмом по личному опыту и концепциям подсудимых.
3. Выводы в отношении уголовного права.
a. Предполагаемое содействие в бедствии.
b. Предполагаемая необходимость.
ВВЕДЕНИЕ
Предмет и характеристика настоящего экспертного мнения
Настоящее экспертное мнение касается только части вопросов, которые будут обсуждаться во время процесса. Это не предполагает установления того, образуют ли деяния подсудимых состав преступления, т.е. можно ли классифицировать их в качестве типов правонарушений описанных в применимом законе № 10. В данном отношении отдельные пункты обвинительного заключения предполагаются доказанными, без какого-либо ущерба для рассмотрения доказательств. Экспертное мнение не направлено на установление незаконности деяний, в которых обвиняются подсудимые (используя возможные объективные аргументы в защиту). Исследованию подлежит вопрос вины.
В свою очередь, данный вопрос, должен быть поставлен на обсуждение в качестве принципиального вопроса, потому что подсудимые заявляют о себе как об исключении, и заявляют о действиях при необходимости, которые не могут не влиять на степень ответственности.
Этим обоснована структура настоящего экспертного мнения, подробности которого приводятся в содержании.
а. В целом. Самооборона (ст. 53 уголовного кодекса) признаётся в качестве допустимого заявление в защиту; если она приводится, незаконность деяния исключается, деяние не только оправдывается законом, но даже одобряется. Предпосылкой самообороны является незаконное нападение, то есть, такое нападение которое атакуемый не должен допускать. Не требуется начала нападения; самооборона также допустима против непосредственно неминуемого нападения.
Самооборона применяется во имя всех ценностей; ограничение жизнью и здоровью не предусматривается. Следовательно, вправе на самооборону, также государство как таковое, существование народа, угроза жизненному интересу нации (Решения суда Рейха по уголовным делам, том.63, стр. 220). Поэтому, круг ценностей, которые вправе на самооборону приводится гораздо шире, чем в соответствии с англо-саксонским правом.
b. Помощь при самообороне, в частности помощь при самообороне государства. Атакуемое лицо, не только тот, кто применяет самооборону, но также любое третье лицо. Это имеет место при так называемой самообороне государства. Так как самооборона в интересах государства всегда является содействием в бедствии и, соответственно, всегда может предоставляться только третьими лицами. Соотношение между нарушаемыми и охраняемыми ценностями не принимается в расчёт, ни в случае самообороны, ни в случае содействия государству в бедствии. Только интенсивность нападения является решающей для защитного действия.
с. Предполагаемая самооборона и предполагаемое содействие в бедствии. Такая юридическая концепция не развивалась правом, но в целом признаётся наукой и судебной практикой. Она имеет место, если исполнитель преступления ошибался во мнении о том, что существует предпосылка «незаконного нападения».
Если ошибка неизбежна, тогда предполагаемая самооборона учитывается как смягчающее обстоятельство; если, напротив, она была избегаема, тогда её юридическое значение оспаривается; согласно одному мнению, она исключает ответственность исполнителя с учётом умысла, в то время как согласно менее широко распространённому мнению можно заявлять только о смягчающих обстоятельствах, в то время как ответственность в связи с умыслом всё же действует. Однако, согласно обоим мнениям, невозможно считать исполнителя, который верил в оправданность своего деяния в результате фактической ошибки полностью ответственным в рамках смысла уголовного кодекса.
II. Необходимость
1. В соответствии с германским правом
Необходимость в соответствии с действующим правом урегулирована недостаточным, фрагментарным и казуистическим образом. Данная ситуация была разъяснена фундаментальным решением германского Верховного суда, том 61, страница 242 и последующие страницы. В соответствии с этим применимо следующее:
а. В целом. Проводится разграничение между оправданной и просто смягчающей вину необходимостью. Общим для обеих является существование срочного условия опасности признаваемого интереса, которая может быть устранена путём посягательства на иной юридический интерес. Если угрожаемый интерес преобладает, тогда необходимость образует причину для оправданности; если невозможно сравнение интересов и если жизни и здоровью стороны действующей в условиях необходимости или его родственника угрожают (статья 54 германского уголовного кодекса) тогда необходимость остаётся исключающей вину причиной.
b. Государственная необходимость это в такой же мере признанный принцип, как и содействие государству в бедствии. В соответствии с решением вынесенным германским Верховным судом 3 апреля 1922, II791-22, в частности также «подрывные действия восставших групп населения в районе и возникшая в результате угроза безопасности в данном районе» признаётся в качестве острого состояния опасности государству. Германский Верховный суд в томе 60, страница 318, далее признал так называемую длящуюся необходимость и озвучил мнение о том, что длящаяся угроза общему благу неким лицом в определенных обстоятельствах может обосновывать убийство данного лица в качестве необходимого акта. Вопрос допускает ли государственная необходимость убийство лица, напротив оставлен открытым германским Верховным судом; данный вопрос обсуждался очень часто, в особенности в период после Первой мировой войны, но никогда так и не был ясно разрешён.
с. Предполагаемая необходимость прямо не урегулирована законом, но признаётся в теории и юрисдикции в качестве концепции общего права. Она рассматривается по тому же принципу, как и предполагаема самооборона (смотрите выше).
2. В соответствии с советским правом
Советский уголовный закон, более современный, чем германский закон, в статье 13, параграфе 2 Уголовного кодекса, содержит общее определение необходимости. Соответственно он завершил то, к чему германская законодательная реформа давно стремилась.
Однако, данное определение довольно общее. Любые действия, предпринятые в условиях необходимости допускаются безо всяких ограничений, если они необходимы для сохранения более высоких ценностей, настолько насколько угрозу нельзя предотвратить иным способом (Маурах, там же стр. 103). Не разъясняется, образует ли это оправданность или освобождение от вины. Закон прямо не рассматривает состояние предполагаемой необходимости, он рассматривает её как ошибку таким же образом как при самообороне (смотрите выше).
III. Выводы сделанные из сравнения двух правовых систем
Если сверить принципы общие обеим правовым системам, будет обнаружено, далеко идущее согласие существующих концепций.
С. Рассмотрение конкретного дела с учётом установленных юридических предпосылок
Установив континентальное «пересечение» правовой позиции, о которой заявляет подсудимый Олендорф, теперь можно будет заявить о том в какой степени действительные обстоятельства, которые определяли действия подсудимогокриминологически соответствуют относящимся к делу предпосылкам указанным выше. Однако, перед этим следует сослаться на метод.
Подсудимые, и в частности Олендорф, не заявляют о том, что преобладали содействие государству в бедствии или государственная самооборона вызывающая необходимость. Но они заявляют, что из-за особой обстановки в которой они находились, и в которой были призваны действовать, субъективно существовало условие для применения вышеуказанных правовых концепций. Вопрос заключается в том, преобладали ли объективная помощь в самообороне и необходимость (по немецкой терминологии) и приведена ли такая причина для обоснованности которую даже не нужно исследовать. Вместе с тем, нельзя избежать следующей дискуссии об объективных предпосылках, по самозащите и состоянии необходимости.
Такая проверка необходима, для того, чтобы установить в чём ошибся подсудимый Олендорф относительно оправданности действий; так, чем больше объективная обстановка совпадала с картиной которую имел у себя подсудимый, тем более относящейся к делу является его защита, потому что по ошибке, он считал свои действия допустимыми и необходимыми. Указав на это, обсуждение следует классифицировать в соответствии со следующими точками зрения: (1) Объективные предпосылки, т.е. предпосылки которые существуют не только в сознании подсудимого, но которые являются подлинными фактами в характере войны с Советским Союзом. (2) предпосылки, т.е. предпосылки, которые не преобладали, однако предположение, о которых привело к фактической ошибке у подсудимых относительно предпосылок самообороны государства и государственной необходимости, в т.ч., восточноевропейская еврейская проблема как часть проблемы большевизма: происхождение и влияние заблуждений подсудимых о том, что решение проблемы «большевизма против Европы» может быть достигнуто только решением еврейской проблемы, и таким образом в своей собственной сфере, только выполняя приказ фюрера.
Таким образом, следует установить, обладал ли Советский Союз квалификациями воюющего противника в рамках международного права. Нельзя отрицать того, что Советский Союз обладает статусом государства, и таким образом потенциальной воюющей стороны. Однако, спорным является то, следует ли считать Советский Союз с учётом его правительственной телеологии и идей, с учётом целей и методов войны, воюющей стороной вынудившей оппонента ipso facto к самообороне в войне, заслуживающей признания международным правом. В 1941 германские военные руководители разделяли эту точку зрения. Оправданность данной позиции будет исследована следующим образом в последующих трёх разделах:
а. СССР до 1941
b. СССР во время войны.
c. СССР после войны.
******************************
(bb) Ведение так называемой партизанской войны
******************************
Уместно будет сказать, с особым акцентом, что убийство всех национальных групп не оправдывается «коллективным подозрением» какой-либо группы, независимо от того насколько оно серьёзное. Такое мнение просто касается (также как при анализе вышеуказанного партизанского движения) представления доказательств того, что советское ведение войны создавало атмосферу, предполагающую абсолютное преобладание «raisons d' etat[30]», психологическое заблуждение в том отношении, что благополучие или уничтожение отдельных национальных групп или наций должно играть в этой войне сдерживающую роль, и в таких определённых обстоятельствах даже соображения этики и морали уступали военному успеху. Любые колебания и сомнения, которые возникли у подсудимых при получении и исполнении приказов об уничтожении, теряли свой вес перед лицом сообщений о невообразимом способе обращения советского высшего командования со своими же людьми, которые постоянно просачивались за линию фронта.
Аргументы к пункту 1 призваны показать наличие подлинно существовавшей, объективной и исключительной обстановки в войне Германии против Советского Союза. Противник не являлся государством прочно связанным с сообществом наций, включающих одну нацию или самодостаточным союзом наций, но скорее идеологией, которая считала государство созданным только в качестве средства продвижения своей власти, которая отрицала формы существования иных наций и государств, и которое непоколебимо показывало во всех своих утверждениях с начала войны, что оно не будет считать грядущий конфликт, просто «войной», т.е. вооруженным конфликтом, который будет вестись в соответствии с неким минимумом международных правил, но, что до и после этого, оно решилось бороться без учёта основных соглашений и всеми возможными средствами. Все лица во власти, как в германском, так и советско-русском лагерях были хорошо осведомлены, даже до её начала, что война на Востоке не будет считаться «обычной войной».
Уже подчёркивалось, что отдача и исполнение приказов о массовых казнях не может найти никакого оправдания в международном праве, даже в рамках тотальной войны такого рода, и в частности не может допускать обращения к объективным предлогам самообороны и необходимости. Однако, вопрос о том устраняли ли объективные предпосылки чрезвычайности общие правила поведения, не является единственным решающим фактором при суждении о вышеуказанном вопросе. Это бы являлось спорным пунктом, если бы например, мы должны были исследовать, виновен ли Германский Рейх, как субъект международного права в так называемом правонарушении против международного права. Однако, в таком случае, вопросом является не ответственность государства в соответствии с международным правом, но скорее уголовная ответственность отдельных лиц действовавших от имени государства.
Здесь являются решающими не только объективные обстоятельства (наличие «нападения» вызвавшего самооборону, или наличие непосредственной угрозы, которую нельзя устранить иными средствами, что указывает на необходимость), но важным положением является, то, как заинтересованные лица (подсудимые) субъективно смотрели и должны были смотреть на такую чрезвычайность или угрозу. Оправданность в соответствии с уголовным правом, на самом деле, следует ограничивать исследованием объективного критерия (и, как говорилось, такой объективный критерий обнаружится как несуществующий), но поскольку мы желаем исследовать, исключают ли факты преступную вину, мы не можем обойти субъективную позицию, потому что, строго говоря, она всегда является основой (всегда субъективной) принуждения или чрезвычайности, которая ведёт к совершению деяния предполагаемого преступным, «по сути защита заключается не в необходимости, но скорее в предположении необходимости» (Радбрух[31] в своей юбилейной публикации для Франка, 1930, том I, стр. 166). Вещь, которую следует исследовать сейчас это возникновение принуждения, принуждения в сознании подсудимых. Мы уже представили данный предлог в пункте 1. Мы увидели, что война, которая началась против Советского Союза, как средства большевизма, была направлена с обеих сторон и с самого начала на такие средства борьбы, которые никогда не использовались в такой степени в других войнах.
Меры общего уничтожения не могут быть оправданы никакой военной обстановкой, независимо от того насколько она исключительна; поэтому мы должны исследовать в какой степени они могут показаться необходимыми субъективно. И это приводит нас к вопросу соотношения большевизма и иуадаизма (а) в отношении к национал-социалистической идеологии и (b) в отношении к концепциям самих подсудимых.
а. Слияние «еврейской проблемы с большевистской проблемой» в соответствии с официальной нацистской теорией
Идеологическое слияние двух центров силы, «еврейства» с одной стороны и «большевизма» с другой, которые обе, одинаково неприятны национал-социализму, уходит к началу национал-социализма. Для точности в программе партии, данная связь пока не находила своего прямого выражения. Однако, она уже оправдывалась в «Mein Kampf» Гитлера, в своей наиболее общей и неоспоримой форме, и позднее более подробно в «Mythos[32]» Розенберга. С этих книг, которые обе являются фундаментальными и обязательными для национал-социализма, данная «теория сочетания» относится к постоянному составу нацистской доктрины. В большей степени её публицистическое и псевдонаучное обоснование началось в 1934. После сентября 1936, после партийного съезда Рейха, на котором большевизм идеологически подвергся сильнейшим атакам и «иудомарксизм» вновь был введён в качестве официальной догмы, началась в особенности лихорадочная публицистическая и псевдонаучная деятельность по «просвещению». К этому относится основание «Антикоминтерна», при государственной и партийной поддержке (Общий союз германских антикоммунистических объединений) и формирование специального ведомства по еврейству и большевизму в министерстве пропаганды, руководство которым находилось у некоего доктора Тауберта[33], который был недобросовестным человеком, так как его неправильно информировали. Издательские дома (такие как «Eckart-Kampf-Verlag», «Nibelungen-Verlag»), которым была поручена публикация публицистических и псевдонаучных сочинений об «иудомарксизме», большевизме и роле еврейства в России, являлись не только государственными учреждениями, но и находились под непосредственным руководством вышеуказанного Тауберта. Соответственно тактическое единство теоретической линии соблюдалось. Научная литература, которую можно было воспринимать серьёзно могла преобладать против замаскированных партийных публикаций только в исключительных случаях и за счёт сильнейшей дискриминации. «Специалисты» по еврейской проблеме с официальной партийной поддержкой такие как Фёст, Поль-Агте, Бёкхоф и Эрт, чьи имена плохо звучали в лагере науки, доминировали в сфере безо всякого исключения. Их теории являлись единственным основанием для рассмотрения «единой еврейско-большевистской проблемы» в циркулярах по образованию, в лагерях, в прессе и в официальных антисемитских высказываниях крупных или небольших партийных руководителей.
То, что примитивность данной теории? можно объяснить полным пренебрежением подлинными фактами совершенно очевидно в связи с этим. Такой официальный взгляд, в подробностях рассматривающий предполагаемую физическую обусловленность общности судьбы между большевизмом и иуадаизмом можно привести следующим общим определением: Маркс[34] является евреем. Следовательно, марксистская теория не содержит ничего кроме еврейской логики. Данная теория была попыткой обеспечить прикрытие еврейскому мировому господству. Задачей сознательной наднациональной или международной концепции большевизма было предотвращение раскрытия того, что еврейство как таковое является движущей силой большевизма. Большевизм являлся практической реализацией скрытой еврейской «мечты по мировому господству». Это доказывалось диспропорционально высоким количеством еврейских руководителей в большевистской администрации.
Данное заявление не касается разбора аргументации этой псевдонаучной литературы, которая и скудна и ограничена формальностями, которая не знала и не хотела признавать условий восточноевропейского еврейства и которая не знакомилась и не интересовалась изменением судьбы еврейского народа в Советском Союзе. Мнение об этой официальной доктрине в рамках заявления не требуется, потому что заявление не подчёркивает саму доктрину, а только её психологические результаты, также как в юридических аспектах не рассматриваются объективные факты легитимирующие самооборону или необходимость, а только строго субъективные факты о предполагаемой самообороне или предполагаемой необходимости. Следовательно, для нас важным является заявить только о том, что последующие концепции вдохновлённые партией, нашли широкое распространение в псевдонаучной литературе и начали влиять на мысли даже той страты, которая должна была быть сдержанной к обычной пропаганде: большевизм являлся еврейским изобретением; большевизм должен был служить реализации еврейских планов по мировому господству; еврейство по большей части является активным примером воинственного большевизма; защита против большевистской экспансии зависит от обезвреживания советского еврейства.
Несколько примеров могут показать насколько идентификация большевизма и еврейства прогрессировали в литературе. Не требуется цитировать соответствующие отрывки из книг «Kampf» или «Mythos», также как и речи Гитлера, поскольку эти заявления общеизвестны. Наилучшие образцы приводят выводы из литературы, которая якобы претендует на научный характер. Таким образом Бёкхоф написал («Международное право против большевизма» Nibelungenverlag 1937) следующее:
«Устранение еврейской диктатуры в Советском Союзе может быть осуществлено только в результате революции, то есть в результате антибольшевистского переворота. Еврейская диктатура, с правовой и политической точки зрения, связана с существованием Советского Союза»» (Стр. 193)
Более того, в другом отрывке он выражался в еще более безошибочной манере:
«Здесь мы сталкиваемся со всемирным еврейским фронтом под тысячей масок. Проблема большевизма как политический и правовой фактор будет решена в тот момент, когда все нации объявят евреев врагами народа и государства, и сбросят их господство. Тогда, идентичность еврейского всемирного господства и большевистской мировой революции станет очевидной. Нации откажутся от того, чтобы быть уничтоженными». (Стр. 143)
В своей книге («Большевизм и еврейство», Eckart-Kampf Verlag, Берлин, 1934), Фёст заявляет похожим образом:
«Беспомощные конструкции и пропагандистские предположения марксизма, которые в результате предполагаемой классовой борьбы направлены на достижение «диктатуры пролетариата» и, в конечном счете, бесклассового общества были заменены на откровенную политическую правду о том, что после войны национально сознательных народов, в России установлена диктатура новой расы». (Стр.6)
И кроме того на странице 157:
«Таким образом, сегодня русский народ стоит перед исторической задачей освобождения своей страны от чужеродного господства, которое еврейский марксизм имеет над русским народом. Национальная борьба за освобождение русского народа, одновременно является борьбой против смертельного врага всех наций – Коммунистического Интернационала в облике уничтожающего нации марксизма и международного еврейства составивших союз против мира и свободы в мире».
Продолжение схожих цитат будет излишним повторением. Решающими являются исключительно психологические результаты такой двойственной публицистики также как и замаскированной научной пропаганды (или пропаганды, которая считалась научной). И в данном отношении нельзя сомневаться в том, что национал-социализм в полной мере добился успеха в убеждении общественного мнения и более того подавляющего большинства немецкого народа в идентичности большевизма и еврейства. Даже те, среди руководящего состава НСДАП, кто считал себя просвещённым и мог считаться в некоторой степени способными к дискриминирующему суждению не остались в стороне.
Таким образом, цель правительственной пропаганды в тоталитарном государстве не только достигала своей цели, если во все публикуемые заявления верили как в правдивые, но и когда она создавала атмосферу, в которой критика или отрицание были немыслимыми. И именно этот самый факт значим для проблемы «иудомарксизма». Не имеет значения, было ли само лицо, которое позже в рамках «особых обязанностей» в Советском Союзе должно было принимать судьбоносные решения или получало судьбоносные приказы, на 100 процентов убеждённым в верности официального тезиса или придавало оно вообще какое-либо значение этому.
Напротив, решающим было то, что тезис «еврейство идентично большевизму - каждый еврей это большевик» - поддерживался авторитетом государства таким образом, что даже независимая критическая проверка правильности казалась практически немыслимой. В виду этих концепций следует оценить психологический эффект приказа о ликвидации на тех кто получил его.
b. Связь между еврейством и большевизмом в соответствии с личным опытом и концепциями подсудимых
Здесь, вначале требуется вступительное замечание. В качестве итога историко-социологического исследования России в течение последних десятилетий без сомнения было установлено, что процент еврейского населения на политических, культурных и экономических позициях в Советском Союзе по факту является крайне высоким. Эти выводы являлись не только результатом опросов немцев и русских эмигрантов, но также, по крайней мере, до 1934 опросов советско-русских. Поскольку в Советском Союзе еврейское население считалось национальным меньшинством и имело законы о национальном меньшинстве, исследования связанные с этим признавали национальное меньшинство. Подчеркивалось, что советская статистика, которая принципиально основана на субъективном критерии (самоопределение в отношении конкретной национальности) должна была привести к совершенно иному результату, чем исследования проводимые на основе (объективной) расовой теории, которая исключительно основана на факте происхождения. Но даже в соответствии с советской статистической системой, которая занижала еврейский процент, установлено, что процент еврейского населения на вышеуказанных ключевых позициях превышал их численное количество (приблизительно 4-5 процента из общего населения) значительно превышало средний показатель. В отдельности еврейское участие колебалось и колеблется в различных ведомствах, экономических предприятиях и организациях, в соответствии с должностью и положением. Однако, на основе советской статистики возможно в целом установить, что вклад евреев был тем большим, чем более влиятельной была должность, политическая или экономическая, и чем большее влияние приписывалось обладателю должности (de facto если не de jure).
Проникновение евреев на официальные должности насчитывало в среднем до 20 процентов в то время, когда готовилась статистика; процент был значительно выше на партийных должностях, средний показатель которых значительно колебался. Таким образом, министерство внешней торговли со своими представительствами за рубежом в особо большой степени можно назвать еврейской вотчиной. Это можно похожим образом применять к министерству внутренних дел, министерству национальной безопасности, и большинству экономических министерств; еврейский процент в вооруженных силах в особенности велик в так называемом политическом управлении. Здесь еврейское проникновение на высшие должности доходило до 65 процентов.
Мы увидели (смотрите выше), что национал-социалистическая идеология с безрассудной готовностью относилась к такому обстоятельству как итоговому, если не решающему доказательству того факта, что большевизм являлся еврейским детищем и служил только интересам еврейства.
В этой связи, как видно из объективной точки зрения, она не смогла учесть два факта. Первое, тот факт, что еврейское население, как преимущественно интеллектуальный класс, с самого начала было лучше подготовлено к занятию таких должностей. Однако, прежде всего, и это также должно было быть доказано серьёзным научным исследованием проведённым немцами, данное предположение путало причину и влияние. Установлено, что помимо оторвавшихся от нации профессиональных революционеров, еврейское население, то есть гетто, принципиально противостояло советской системе в первые годы большевистского режима; преобладающая сфера еврейства, кроме сионистских групп (также противостоявших Советам) была еврейским «Бундом[35]», который стоял на меньшевистской[36] платформе. Если с течением времени еврейство всё больше и больше предоставляло функционеров для большевизма и наращивало проникновение в большевистскую государственную машину, это было в результате того факта, что еврейское население, которое принципиально противостояло плановой экономике, отдавало себя в руки большевизма. С учётом преобладавших обстоятельств оно пришло к оппортунистическому выводу о том, что если большевизм получил большую власть, что следовало учитывать, будет лучше не только плыть по течению, но и попытаться получить доминирующие и влиятельные должности в данной организации. Такой оппортунизм, а не идеологическая и судьбоносная связь между иудаизмом и большевизмом объясняет сильное еврейское влияние в государстве и партии. Однако, эти факты, являются результатами научного исследования и прежде всего серьёзного изучения лучше подходящего для получения научных результатов, нежели расчёты с помощью примитивной статистики населения, методе никоим образом нежелательном при национал-социалистической идеологии. Национал-социализм, как мы видели, сильно упрощал всю запутанную проблему. То, что по большей части можно считать случайным объединением интересов, а именно связь между еврейством и большевизмом, стало логической необходимостью, лозунгом о том, что большевизм это просто «еврейское изобретение» и о том, что борьба с большевизмом была необходимой и в первую очередь борьбой с еврейством.
Как видно из тактической и реалистической точки зрения данный вывод не был неправильным. Так после того как еврейство в вышеуказанной степени включилось в советское государство и после начала войны в 1941, оно ожидало лишь ухудшения ситуации из-за германского вторжения в результате преобладавшей политики Германии к евреям, очевидным было то, что оно с величайшим напряжением поддержит борьбу большевизма против германского Вермахта. Опыт и выводы, сделанные наступавшим Вермахтом в России в отношении еврейской проблемы, на первый взгляд были такими, которые по своему характеру подтверждали правильность национал-социалистической идеологии в глазах солдат сражавшихся в России. Тот, кто пришёл в Россию в 1941, был ли он офицер или призывник, должен был придти к мысли о проблеме по личному опыту. У него была возможность установить, что процент евреев в управлении был очень высоким и что в особенности те должности, которые были особенно непопулярны среди народных масс, такие как экономические власти и политическая полиция были заняты евреями в особенно крупной степени; более того, немецкий солдат, в своих разговорах с местным населением, замечал безошибочный антисемитизм (который с другой стороны значительно разнился в зависимости от региона); в конечном счете, вскоре можно было заметить, что евреи играли особую роль в движениях сопротивления и в частности в подпольных организациях партизанского движения.
В таких обстоятельствах необходимым следствием было то, что среди таких кругов германского Вермахта на Востоке которые до сих пор были склонны к антисемитской концепции, вскореaprioriвыразили явно выраженную неприязнь к евреям. Кто-то рассматривал еврея духовным лидером сопротивления и саботажа и данный факт, снова создавал упомянутые психологические условия, психологическую атмосферу в которой факт принятия приказа о ликвидации расценивался как «raisonde guerre» о которой[37] отдельное лицо могло думать, что хочет, что, однако, в рамках общего развития, должно было приниматься к сведению и исполняться без обсуждения.
3. Выводы в отношении уголовного закона.
В вышеуказанных заявлениях был подведён итог – пункт 1, объективные (на самом деле бывшие), пункт 2, субъективные (психологически влиявшие) предпосылки предполагаемого содействия в бедствии в отношении предполагаемой необходимости. Сейчас требуется исследовать, могут ли оправдать эти предпосылки предположение о предполагаемом содействии в бедствии или предполагаемой необходимости в смысле континентальной концепции.
a. Предполагаемое содействие в бедствии
В 1941 Германский Рейх столкнулся с актами войны противника, который, выдержанный в концепции классовой борьбы, отрицал обязательства позитивного международного права и даже с учётом своей доктрины международного права, постольку, поскольку он ссылался на нормы международного права, использовал эти нормы в интересах теории классовой борьбы.
Грядущий конфликт принял с самого начала, характер вне рамок, установленных международным правом. Существовала угроза тотальной атаки Советского Союза проводимой в противоречии с международным правом, не только против Германского Рейха, но и в своих проявлениях против всей европейской системы государств и обществ, атаки, которая исключала рамки обычной военной угрозы и оправдывала обширные мероприятия безопасности со стороны угрожаемого государства. Следовательно, это был случай незаконного нападения, в смысле международного права и континентального уголовного права, которое здесь можно координировать.
Мы должны отвергнуть всякое объективное обоснование приказа ликвидации и его исполнения. Так, с объективной точки зрения видно, атака не пришла ни со стороны в отношении которой были направлены меры по ликвидации, как эти меры не находятся в рамках преамбулы Гаагской конвенции о сухопутной войне, которая считается обязательным минимумом норм общего права, даже при отсутствии действия данной конвенции.
С другой стороны следует исследовать, в какой степени подсудимые могут заявлять о предполагаемом содействии в бедствии (во имя Рейха и немецкой нации). Подсудимые, в соответствии с национал-социалистической теорией, также как из-за своих собственных концепций и опыта, были охвачены психологическим заблуждением ошибочной идеи об идентичности целей большевизма и политической роли еврейства в Восточной Европе. Такая концепция была подходящей не только для исключения возможности обсуждения моральной обоснованности приказа о ликвидации, но и убеждения подсудимых в том, что следует ожидать нападения на будущее существование Германского Рейха и народа, от еврейского населения на оккупированных русских территориях. Если такая ассоциация идей может рассматриваться в пользу подсудимых, трибунал также рассмотрит эффект фактической ошибки на степень вины.
b. Предполагаемая необходимость
Положение здесь, по-сути такое же. В случае угрожающей атаки оказывается, что есть неминуемое состояние чрезвычайности существованию юридической ценности, существованию которой угрожают (существование государства и нации), которую действующая сторона призвана защищать. Даже здесь отсутствует объективная предпосылка по оправданию деяния. Так как ликвидации проведённые подсудимыми не были (помимо их спорного характера в соответствии с моральным законом) подходящими действиями по устранению угрозы. Но даже здесь, нельзя понять вопрос предполагаемой необходимости. Дальнейшая предпосылка для предполагаемой необходимости, а именно, убеждённость исполнителя преступления в том, что он пожертвовал объектом меньшей ценности для того, чтобы сохранить имеющий высшую ценность. Следовательно, здесь, также, эффект ошибки, фактически вытекает из уникальности конкретной ситуации которую следует учитывать.
Фрагменты допроса подсудимого Олендорфа защитой
******************************
Ашенауэр: Как вы объясните то отвращение, с которым весь мир относится к уничтожениям на Востоке?
Олендорф: Видимо этому есть несколько причин. Во-первых, поступки на Востоке были обнародованы как изолированные эксцессы СС. Они вырываются из контекста и делают ответственной только СС. В действительности эти казни на Востоке являлись следствием тотальной войны, которая была неизбежной, если должна преобладать идеология одной державы, которая имеет своей целью разрушение всякого сопротивления против её покорения мира. Эта война никогда не заканчивалась. Подготовка к возможному конфликту, прямо показывает, что всё то, что случилось на Востоке было только прелюдией.
Еще один момент. До сих пор было принято судить о казнях во время войны с различных стандартов. Элементом, который считался героическим, который делал убийство почётным, была борьба мужчины против мужчины. Это долго преобладало. Индивидуальная война противников стремится к тому, чтобы уничтожить столько противников, сколько возможно, сохранив свою силу. Тот факт, что отдельный человек убивает гражданского, лицом к лицу выглядит настолько ужасным, и он изображается как особо отвратительный, потому что приказом было убивать этих людей; но я не могу как-либо морально лучше оценивать поступок, поступок который позволяет, нажав на кнопку, убить гораздо больше гражданских лиц, мужчин, женщин и детей, даже нанести им ущерб на поколения, чем те поступки отдельных людей, которые с этой же самой целью, а именно достижения цели войны, должны были расстреливать отдельных людей. Мне кажется, что придёт время, которое уберёт эти моральные различия в казнях для целей войны. Я не могу понять, чтобы политические факторы и политические и экономические конвенции, которые, в конечном счете, вызывают осуществление насильственных актов против них и нищету миллионов людей, делали, что-то более моральным лишь потому, что подлинные следствия не доводятся до населения. Поэтому, мне кажется, что когда история должна подойти к концу, то этот конфликт начался не в 1941, а с победы большевизма в России, и только приговор истории в таком случае сможет сообщить о различных стадиях этого конфликта.
Допрос подсудимого Олендорфа обвинением
Хит: Господин Олендорф, что происходило с еврейскими детьми, цыганскими детьми?
Олендорф: В соответствии с приказами их должны были расстреливать вместе с родителями.
Хит: Вы убивали их также как их родителей?
Олендорф: Я не получал никаких других докладов.
Хит: Я не понял ваш ответ. Ваши доклады показывали убийство детей или они показывали, что детей щадили?
Олендорф: Они также показывали казни детей.
Хит: Вы поясните трибуналу, какую возможную угрозу безопасности Вермахта образовывали по вашему суждению дети?
Олендорф: Мне кажется, я не могу, что-либо добавить к вашему предыдущему вопросу. Я не должен был устанавливать опасность, но приказ указывал на то, что все евреи, включая детей, считаются образующими угрозу безопасности района.
Хит: Вы согласны с тем, что абсолютно не имелось никакой рациональной основы для убийства детей, кроме геноцида и убийства расы?
Олендорф: Мне кажется, это очень просто объяснить если начать с того факта, что приказывалось не только пытаться обеспечить безопасность, но также и постоянную безопасность, так как дети вырастут и конечно, будучи детьми убитых родителей они создадут опасность не меньшую чем их родители.
Хит: Именно высшей расе решать об уничтожении целых рас для того, чтобы устранить реальную или выдуманную угрозу немецкому народу?
Олендорф: Господин обвинитель, я сам не видел казней детей, хотя я присутствовал на трёх массовых казнях.
Хит: Теперь вы говорите, что они не убивали детей?
Олендорф: Я такого не говорил. Могу я закончить? Я присутствовал на трёх массовых казнях и не видел ни одного ребёнка и не приказывал искать детей, но я видел очень много детей убитых в этой войне в результате воздушных атак, ради безопасности других наций исполнялись приказы бомбить, не важно как много детей убьют.
Хит: Итак, господин Олендорф я думаю, мы пришли к чему-то. Вы видели немецких детей убитых союзными бомбардировками и на это вы ссылаетесь?
Олендорф: Да, я видел их.
Хит: Вы пытаетесь провести моральное сравнение между бомбардировщиком, который сбрасывает бомбы в надежде на то, что они не убьют детей и собой, кто умышленно расстреливал детей? Это честное сравнение?
Олендорф: Я не могу представить, чтобы те самолеты, которые систематически бомбили город, который был укреплённым городом, квадратный метр за квадратным метром, зажигательными и фугасными бомбами и снова фосфорными бомбами, и это делалось квартал за кварталом, и тогда я видел это в Дрездене, также площади, на которых собиралось гражданское население – чтобы эти люди могли надеяться на то, что они не убьют никаких гражданских лиц и никаких детей. И, когда вы затем зачитывали объявления союзных лидеров об этом – и мы вольны представить их в качестве документа – вы прочитаете, что эти убийства принимались совершенно осознанно, потому что кто-то верил, что только путём такого террора, какой был описан, народ можно деморализовать и под такими ударами военная мощь немцев также рухнет.
Хит: Очень хорошо, давайте уступим – я думаю, есть правда в том, что вы говорите, хотя я никогда не видел такого. С вами случалось, что, когда германский Вермахт вступил в Польшу без провокации, и когда вы вошли в Норвегию, и когда вы вступили в Малые Страны, и когда вы сокрушили Францию и когда вы уничтожили Белград, Югославию, Грецию, когда вы вступили в поставили на колени Румынию, Болгарию, и затем попытались уничтожить русское государство, с вами не случалось, что люди противостоящие вашей тирании стояли на более высоком моральном уровне, когда они воздерживались от таких же ужасных жестокостей, которые вы инициировали, для того, что уничтожить вашу тиранию? Пожалуйста, ответьте на это.
Олендорф: Поймите, что я смотрю на события войны, на которые вы сослались иначе чем вы.
Хит: По-моему да; в этом мы отличаемся.
Олендорф: Это так и есть с моей стороны, и мне кажется, что также как события последних недель в особенности показывают, что даже если цена мира требует силы из-за опасности, которая, если её не нарушить силой, вызовет кровопролитие, то, мы тогда мы, те, кто были ближе к большевизму, чем вы в штатах, стали понимать гораздо быстрее, чем вы; и я согласен с данной точкой зрения вашего государственного деятеля в Америке, и мне кажется, что среди этих государственных деятелей вряд ли, кто-либо не разделяет взгляд о том, что Рузвельт[38] допустил ошибку, когда в 1942 он предположил, что у нас не было чрезвычайного положения относительно России, не только в Германии, но также и европейского чрезвычайного положения.
Председательствующий: Пожалуйста, секундочку. Это очень интересные дебаты и если бы у трибунала не было серьёзной и торжественной ответственности в признании виновности или невиновности по обвинениям, торжественно предъявленным в обвинительном заключении, трибунал бы с радостью выслушал эти дебаты, которые можно вести очень долгое время, но поскольку у нас здесь узкий предмет, господин Хит, постарайтесь придерживаться проблемы стоящей перед трибуналом, а именно, того, что подсудимый виновен в совершении незаконных убийств.
Хит: Благодарю вас за замечание.
Председательствующий: Я не имел этим в виду, что не следует рассматривать побочные вопросы, но я боюсь, что последний диалог вышел за все рамки обычного обсуждения предмета убийства.
******************************
Фрагмент из заключительной речи в защиту подсудимого Зандбергера доктора фон Штайна
Ваша честь, члены суда:
******************************
По сути к решению по делу относятся два вопроса:
Меры Зандбергера против коммунистических активистов
Меры, которые Зандбергер предпринимал против коммунистических активистов основывались на приказе фюрера. Постольку поскольку приказ касался коммунистических активистов он, по сути, основывался на следующих соображениях:
Для Гитлера, тесная связь между русско-большевистской системой правительства и политическим движением коммунизма была фактом. Для него большевистский государственный аппарат являлся самым важным представителем коммунистического движения и носителем активного империализма, который был смесью панславизма и цели мировой коммунистической революции.
Повсеместно, где коммунизм приходил к власти, искоренялось существующее политическое и социальное руководство. Весь опыт с 1917 это ясно показывал, по крайней мере, в балтийских странах, которые в 1940 были включены в большевистскую федерацию государств. Свидетель Мяэ, также в особенности это подтвердил для Эстонии. Явный пример, правдивый для всех балтийских государств, приводится в ликвидационном списке НКВД, опубликованном в канадском университете профессором Киркконнелом и который я включил документальную книгу Зандбергер II.
Большевизм также разработал новый метод войны, партизанскую. Войну, характер которой изображён самими большевиками в брошюре отдела прессы советского посольства в Лондоне «Мы повстанцы» содержащейся в документальной книге Олендорф II; из этого описания становится очевидной незаконность и преступность такой формы борьбы в виду международного права. (Сравните также мнение профессора университета Маураха представленное для Олендорфа). Такая форма борьбы заключалась в подготовке и осуществлении незаконного levee en masse[39] на территории уже занятой войсками противника.
Председательствующий: Доктор фон Штайн, вы не утверждаете, что партизанская война пошла от большевиков, не так ли? Вам известно, что при вторжении Наполеона[40] партизанская война была совершенно привычной. Вам известно это по истории, не так ли?
Штайн: Да, ваша честь, я лишь хочу заявить о том, что эта партизанская война в восточной кампании возникла в особо грубой манере.
Председательствующий: Но вы сказали: «Большевизм также создал новые типы войны, партизанскую войну». Они точно не новые.
Штайн: Нет, ваша честь, я пытаюсь сказать, что она была новой. Я просто пытался сказать, что способ борьбы, который был создан большевиками, был новым, то есть, борьба становилась всё время более жестокой. Её нельзя сравнить с истоками партизанской войны, которую описывали вы.
Председательствующий: Очень хорошо. Продолжайте.
Штайн: Это была смертельная битва, которая велась партизанами в жестокой и озлобленной манере. Они угрожали подкреплениям, пополнениям и линиям снабжения в тылу войск. Особо опасной делали эту войну обширные районы России. В отношении эстонского района существовала особая опасность в том факте, что наиболее важные линии сообщения германской группы армий «Север» шли через Эстонию, а именно от морского порта Таллин выше Нарвы и Пскова к фронту, от границы Рейха над Тарту в направлении Ленинграда. Для того, чтобы такие движения были пресечены или насколько возможно локализованы, требовалось принимать жёсткие меры для поддержания всего фронта борьбы. Дополнительно к этому, существовал особый тип противника. Восточный человек способен к фанатическому упорству, почти неограниченной выносливости и просто безграничной вере. Для него борьба против «немецко-фашистских войск» была крестовым походом. Идея большевистского государства будущего являлась для него идолом, которую он чтил также как иконы в былые времена.
Гитлер как верховный военный полководец должен был решать, какие меры необходимы для войны, которую он считал важнейшей.
Гитлер ожидал тотальную войну на Востоке, которая возникла на самом деле. То, что такая война, столкнувшись с таким противником как большевизм должна по большей части поколебать существующие принципы международного права было ясным для него. Так, он знал о его отношении к международному праву, которое для него не означало ничего кроме возможности развязать себе руки в случае столкновения с «капиталистическим государством». (Сравните также мнение профессора Маураха, документальные книги Олендорф IIи Зандбергер II-A).
Известный британский авторитет по международному праву Лаутерпахт, кстати, выразил схожее мнение для случая тотальной войны («British Yearbook of International Law», 1944, стр. 72):
«Но обычные разбирательства в муниципальных судах победителей могут показаться сомнительным методом устранения больших сомнений и авторитетного изложения существующего права по спорным предметам».
Тотальная война изменила комплекс многих норм. Тогда, когда политика «выжженной земли» в отношении самой территории воюющей стороны становится распространённой практикой, общее уничтожение имущества, приказанное в качестве примера широкой военной стратегии, не сможет правильно сформировать предмет уголовного обвинения.
Более того, в 1941 Гитлер мог быть убеждён в том, что в такой войне сильный эффект потрясения мог быть получен отдельными драконовскими мерами, которые в окончательном итоге вызовут ослабление или упадок воли противника к сопротивлению. Меры такого эффекта считались допустимыми в войне с Японией.
Генри Л. Стимсон[41], военный секретарь с 1940-1945, сообщает в своей статье: «The decision to Use the Atomic Bomb[42]» (фрагменты):
«Для достижения подлинной капитуляции императора Японии и его военных советников, следовало применить колоссальный шок, который показал бы убедительное доказательство нашей мощи для уничтожения империи. Такой эффективный шок спас бы больше жизней, как американских, так и японских, чем он стоил».
Применив такие условия к войне на Востоке, Гитлер был убеждён в том, что такие меры сведут на нет партизанскую войну или эффективно её подавят. Благополучию всего фронта угрожала неограниченная партизанская война. Гитлер мог ожидать эффекта шока от той меры о которой он приказал, которая в конце концов спасла бы жизни бесконечно большего количества немецких солдат. Я доказал, что на эстонской территории советское руководство придавало большое значение партизанским движениями в самом широком смысле слова. Оно даже возвращало наиболее важных сотрудников в Эстонию, для организации настолько широкого и эффективного подпольного движения против немцев насколько возможно.
Приказ фюрера имел своей первой задачей обеспечение безопасности территории уже занятой германским Вермахтом. Постольку поскольку коммунистические функционеры действительно нарушали или угрожали безопасности, в качестве активных руководителей саботажа или шпионских организаций, или саботажем, подстрекательством и иными враждебными действиями, убийствами, шпионажем, владением и использованием оружия, они могли быть расстреляны в соответствии с законами войны (военные мятежники). Здесь также применимы принципы, которые создавались при нелегальном levee en masse в оккупированном тылу войск.
Об этом говорится, также у Оппенгайма, том II, параграф 116, страницы 278-279:
«То, какие виды мер наказания могут быть применены для таких целей является усмотрением военных властей. Но нет сомнения в том, что при необходимости, смертная казнь и тюремное заключение являются законными средствами таких целей».
Постольку поскольку коммунистические функционеры действительно совершали акты мятежа и сопротивления или иные серьёзные преступления и постольку, поскольку такие деяния доказаны в отношении них, они могли быть расстреляны в соответствии с международным правом.
Очевидно такие же принципы применимы в борьбе на северо-греческой границе[43].
Эти принципы также корреспондируют американской практике войны.
Основное полевое руководство, правила сухопутной войны в статье 12:
«Восстание на оккупированной территории – если люди страны, или любой её части, уже оккупированной армией, восстают против неё, они являются нарушителями законов войны и не вправе на их защиту».
Далее в статье 349 говорится:
«Военные мятежники – военными мятежниками являются лица которые, находясь на территории подчинённой оккупации противника, выступают с оружием против оккупационных сил или против властей установленных ими. В случае пленения они могут наказываться смертью, независимо от того выступали они одиночно или в небольших или крупных бандах, независимо от того были они призваны делать это своим изгнанным правительством, и в случае заговора к мятежу, независимо от того будет ли такой акт разработанным для враждебных действий».
И в статье 350:
«Военная измена» - примеры деяний, которые совершённые жителями территории находящейся в оккупации противника, являются наказуемыми оккупирующей воюющей стороной как наказуемые в соответствии с законами войны, являются следующими: шпионаж; обеспечение противника информацией; ущерб железным дорогам, военным материалам, телеграфу или иным средствам связи; помощь военнопленным в побеге; заговор против оккупационных сил или их военнослужащих;…и распространение пропаганды в интересах противника».
Подсудимый Зандбергер действовал только в такой степени. Постольку поскольку коммунистических функционеров расстреливали в его районе и под его командованием или под его ответственность, это не проходило в форме массовых казней, но только, когда обычным образом устанавливалась тяжкая вина и после того как у арестованного лица была возможность защищать себя на разбирательстве. В русской кампании исключались специальные суды и в виду своего подчинённого положения, он не мог создавать такие суды. В соответствии со статьей 356 правил сухопутной войны, также обычных юридических процедур достаточно для установления правонарушения и последующей вины «военных мятежников». Подробные приготовления к этим разбирательствам естественно должны были проводиться в соответствии с обстоятельствами и возможностями того времени.
Подсудимый достоверно подтвердил, что проводились обычные и законные процедуры. Однако кроме этого, множеством показаний было доказано, что Зандбергер вёл себя корректно, достойно и честно.
Из серии письменных показаний, которые я представил для суждения о поведении доктора Зандбергера в Эстонии в целом, я цитирую в особенности типичную часть из показаний шведского майора Мотандера[44], который долгое время находился в Эстонии в качестве представителя шведского правительства. Последний, среди прочего, сказал о Зандбергере: «Его считали достойным парнём. В его характере часто была очевидна естественная тенденция к человеческому сочувствию и справедливости. Поэтому он всегда был открыт для того, что называют «Argumentum ad hominem[45]». Он проявил себя как джентльмен и на посту и как человек».
Зандбергер также был полностью убеждён в том, что он действовал законно. Для всякого государства элементарной заповедью является самосохранение для подавления сопротивления в действительно оккупированном районе при любых обстоятельствах. Верховный главнокомандующий решил о том, какие меры следует предпринять в отдельном случае. Только он мог решать, какая военная необходимость приказала ему сделать это. Это также является концепцией эксперта по международному праву Хайда («InternationallawChieflyasInterpretedandAppliedbytheUnitedStates[46]», 1945, том III, раздел 655, «правила военного департамента о сухопутной войне 1940»).
«Если термин военная необходимость вводит большую широту путём оправдания жестоких мер, это происходит в результате того, что само право народов допускает и позволяет командиру воюющей стороны в случае большой чрезвычайности быть судьей о сути и эффективности необходимого».
Мероприятия против коммунистических активистов были жестокими. Но в виду общей военной обстановки и особой ситуации в Эстонии, они, по убеждению подсудимого были оправданы. Сопротивление, которое естественно проявилось при получении приказа Гитлера было связано в первую очередь с обширными мерами направленными просто на евреев, то есть, независимо от действовали ли они в качестве партизан, военных мятежников или военных изменников, или просто относились к гражданскому населению; однако, оно также было связано со всеми коллективными мерами против другого народа у которого не было никакой личной вины в связи с актами угрожавшими безопасности. И, когда он прибыл в Эстонию и убедился на месте в ужасах, которые коммунистические активисты совершили там, он также убедился в том, что такие меры, в конце концов, неизбежны в войне против военных мятежников и военных изменников. Это было элементарной заповедью самосохранения, самосохранения, которое в особенности признаётся в англо-саксонском международном праве. Об убеждении в действиях по защите от состояния чрезвычайности, которое существовало в действительности – убеждении о котором заявил доктор Зандбергер также как и другие подсудимые – делается ссылка на подробные заявления профессора, доктора Маураха в своём мнении для защитника документальной книге Олендорф IIи в документальной книге Зандбергера II-A. Обвинение не доказало, что Зандбергер, в мерах против коммунистических активистов, вёл себя вопреки принципам международного права. Напротив, у этого есть onus probandi тем более, потому что я доказал, что о Зандбергере судили как правильном, честном и правым в целом и даже в Эстонии.
******************************
Фрагмент из заключительной речи в защиту подсудимого Отта
******************************
В случае Отта, было без сомнения доказано, что все казни были продиктованы только военной необходимостью.
Огромное количество документов, включая некоторые документы обвинения, показало, насколько огромной была партизанская угроза, описывая силу, вооружения, организацию и методы борьбы партизанских банд. (НО-3276, экз. обв. 66; НО-3159, экз. обв. 85; НО-2834, экз. обв. 87; НО-3339, экз. обв. 93, и т.д.; Олендорф 38, экз. Олендорф 1; Олендорф 42, экз. Олендорф 4; Олендорф 43, экз. Олендорф 5)
Здесь немецким войскам противостояла сила настолько мощная по характеру, насколько фатальная, что её можно осмыслить, только если вы учтёте насколько необъятно пространство, насколько непроницаемы леса и болота, и как сложно европейцу осмыслить идеи и духовный процесс азиатских народов и ценности и методы большевистской идеологии; и, кроме этого, картина безжалостной идеологической битвы, которая использовала все средства войны, от методов и уловок примитивных племён до самого современного оружия технологической войны. Это были условия, в которых следует рассматривать русскую кампанию и в особенности партизанскую войну, если устанавливаются рамки «военной необходимости».
То, что противостояло боевым дивизиям и силам безопасности на фронте борьбы в России было больше чем «противником» и «вражеской территорией». Все концепции Запада о человеке и государстве, пространстве и времени, технологии и войне, возможности и праве были взорваны на этой непостижимой земле освобожденных демонов. В такой ситуации приказ фюрера также имел иной аспект, чем тот, который есть у мира сейчас при ретроспективном рассмотрении и формальном мире. В таком случае, всякий ретроспективный вердикт может использовать сведения, которых лишён человек действующий сейчас. Так и подсудимый Отт также не думал о программе уничтожения, когда он прибыл в Россию, но скорее он, прежде всего, увидел уничтожение двух немецких инженерных рот в подлой партизанской атаке с использованием незаконных мер войны.
Когда ему рассказали о его обязанностях, на месте его предшественник сказал ему в Брянске, о том, что приказ фюрера как ему сказали, был отдан «для безопасности». Отт не понимал, что беззащитных женщин и детей и пожилых должны расстреливать «ради безопасности», но его начальник также признал перед ним, что верховный военный главнокомандующий приказал это.
С твёрдым инстинктом настоящего мужчины, Отт руководил своей командой как военно-полицейским подразделением для обеспечения безопасности тылового района и линий связи самых передовых войск. Так как Отт понимал обязанности своей команды исключительно с точки зрения военной необходимости, он был возвращён в Россию генералом Шмидтом[47], командующим 2-й танковой армией, после того как уже вернулся к своей работе дома. Зондеркоманда 7bпод его руководством убивала только партизан. И приблизительно 20 евреев также являлись членами партизанских групп. Их казнь допускалась правилами войны и не основывалась на приказе фюрера. Границы безопасности собственных войск, диктуемые войной не переступались.
Конечно, он не мог отрицать перед руководителями подчинённых команд, что приказ фюрера формально оставался в силе, но на практике приказ фюрера уже не имел никакого смысла на его территории пока Отт руководил командой. Территория армии могла считаться свободной от евреев задолго до этого (Штаймле 21, экз. Штаймле 38; Штаймле 34, экз. Штаймле 33;Штаймле 39, экз. Штаймле 38) и задачи безопасности осуществлялись там, где существовала угроза, то есть на территории партизан и против них. Функции полиции безопасности Отта и его команды исчерпывались защитой от партизан и их саботажной деятельности.
******************************
Перевод документа Олендорфа 39
Экземпляр защиты Олендорфа 2
Фрагмент из И. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза», речь по радио 3 июля 1941
******************************
В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджогов лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия.
Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск[48].
******************************
(Источник: Библиотека института всемирной экономики, Киль, I25827).
[1] «Бремя доказательства» (лат.) - обязанность приводить доказательства - обязанность одной из двух спорящих сторон подкрепить свою позицию положительными доводами.
[2] Lauterpacht, «TheLawofNationsinthePunishmentofWarCrimes» в «BritishYearBookofInternationalLaw», 1944, стр. 71: «Военный кодекс 1715 предусматривал, что любой офицер или солдат, который откажется подчиняться военным приказам своего вышестоящего офицера подлежит смертной казни. Кодекс не содержал квалификации незаконности команды».
[3] GeorgeManner, «InstructorinPoliticalScience» университет Иллинойса, в «AmericanJournalofInternationalLaw», №.3, июль 1948, стр. 417: «По крайней мере С 1914, в военные уставы держав была включена максима в качестве обычаев войны».
[4] «LawReportsofTrialsofWarCriminals», том I, 1947, стр. 18: «До апреля 1944, глава XVI британского руководства по военному праву содержала горячо обсуждаемое положение (пар. 443) о том, что «военнослужащие вооружённых сил которые совершили нарушения признанных правил войны по приказу своего правительства или командира, не являются военными преступниками и поэтому не могут быть наказаны противником. Он может наказывать чиновников или командиров, ответственных за такие приказы если они оказываются в его руках, в противном случае он может обращаться только к иным мерам получения возмещения… «Это мнение основывается на 5-м издании «International Law» Оппенгейма, том II, стр. 454».
[5] «Военнослужащие вооружённых сил не подлежат наказанию за правонарушения в случае их совершения по приказу или с санкции своего правительства или командиров. Командиры, приказавшие о совершении таких деяний или исходя из полномочий в рамках, которых они совершались своими войсками, могут быть наказаны воюющей стороной в чьи руки они попали».
[6] Шелдон Глюк (1896 – 1980) – американский криминолог, польского происхождения.
[7] «Военные преступления: их уголовное преследование и наказание» (англ.)
[8] Уильям Уинтроп (1831 – 1895) – американский профессор права.
[9] «Военное право и прецеденты» (англ.)
[10] Winthrop, стр. 296: «То, что вменяемое деяние совершалось при исполнении приказа военного начальника – устного или письменного – является в целом хорошей защитой в военном праве».
[11] Winthrop, стр. 296: «Но для подчинённого, предположение об определении вопроса незаконности приказа отданного его вышестоящим начальником, само по себе, по общему правилу, является неподчинением и такое предположение, воплощённое на практике нарушает военную дисциплину».
[12] Верховный суд в указанном деле по флоту, Динсман против Вилкса, 7 Говард, 403, цитирован Winthrop, стр. 296: «Концом всякой дисциплины будет, если морякам и морским пехотинцам на борту военного корабля на отдалённой службе позволят действовать по своему усмотрению о своих правах, и отрицать полномочия командира, всегда, когда они предполагают, что он незаконно ими пользуется»
[13]Обэтом, «Manual of the Penal Code» (1885), стр. 804, крометогоGirginoff, стр. 18, Battenberg, стр. 3, 73, Frank, стр. 143 иEberh. Schmidt, стр. 58. В это смысле RMG. 1,63: также Rittau, распоряжение 2, (стр. 98 там же).
[14] Cobbett, том II, стр. 176/177: «В соответствии с французским уголовным кодексом гражданское лицо имеет иммунитет, если приказ является незаконным и был приказан легитимной властью. Но установлено, что солдат обязан подчиняться приказу легитимной власти, независимо от того незаконный приказ или нет. Он может также впоследствии протестовать».
[15] Джеймс Гарнер (1871 – 1938) – американский профессор политологии.
[16] Garner, том II, стр. 486: «Статья 64 французского уголовного кодекса излагает норму о том, что деяние совершённое лицом, к которому было принуждено силой не является ни преступлением, ни правонарушением (DeIit). Проффесор Наст из университета Нанта выразил мнение о том, что иммунитет охватывает случай солдата, который вынужден совершить деяние нарушающее законы войны и что, следовательно, немецкие солдаты которых их командиры вынуждали принимать участие в расхищении французских промышленных предприятий и вывозе оборудования в Германию, хотя эти деяния и противоречили Гаагской конвенции, не подлежат аресту и разбирательству французскими судами.
[17] «Суть вопроса» (лат.)
[18] Профессор Nast, «RevueGeneraledeDroitInternationalPublic», 26 (1919), стр. 123: «Ключевая sedesmateriaeво французском праве появляется в статье 64 уголовного кодекса, в соответствии с которой деяние совершённое под давлением (которое видимо включает случай солдата обязанного соблюдать приказы) не является ни преступлением, ни правонарушением. Ст. 327 исключает ответственность в случае деяний «ordonnes par la loi et commandes par I'authorite» (по закону и под контролем). Таким образом, статья 190, статьи 70 и 71 бельгийского уголовного кодекса, по сути, воспроизводят статьи 64 и 327 французского уголовного кодекса. Статья 43 голландского уголовного кодекса в целом признаёт защиту путём приказов вышестоящих начальников, в то время как ст. 40 излагает общее исключение из давления».
[19] Фрэнсис Вартон (1820 – 1889) – американский учёный в области права и преподаватель.
[20] Александр Кокберн (1802 – 1880) – шотландский юрист. Председатель Верховного суда Англии в 1859-1880.
[21] Wharton, «ElementsofInternationalLaw», стр. 23: «Однако авторы по международному праву» - говорил лорд юстиции Кокберн – «ценны своими трудами, как выделяющими и уточняющими принципы и нормы права, чего не может сделать закон. Для того, чтобы быть обязательным, закон должен быть принять по согласию наций, которые им обязываются. Такое согласие может быть выражено как договором так и выражением согласия правительства или может быть установлен путём обычая».
[22] Winthrop, «MilitaryLawandPrecedents», стр. 296: «То, что деяние вменяемое как правонарушение было совершено при соблюдении приказа – устного или письменного – военного вышестоящего начальника, в целом, является хорошей защитой в военном праве».
[23] Garner, том II, стр. 484: «Он не может обсуждать или оспаривать команды, полученные им; он не судит об их легальности или нелегальности; и если он это делает, его незнание законов войны во многих случаях приведёт его к некомпетентному суждению».
[24] Garner, том II, стр. 484: «Следовательно, в таких случаях, справедливо, как говорится, требовать наказания офицера который является ответственным за приказ и которого есть власть по суждению и усмотрению, нежели простого солдата, который действовал вынужденно».
[25] Manner, «TheLegalNatureandPunishmentofWarCrimes», стр. 433: «Во-вторых, кажется, одинаково признаваемым, что защитные акты государства и вышестоящие приказы и максима nullum crimen, nulla poena sine lege (нет преступления, нет наказания без закона) - условие любого обвинения в военных преступлениях. Тот самый факт, что автор предложил пересмотреть эти ортодоксальные принципы является дальнейшим доказательством их общего принятия позитивным правом. 102». – 102 Глюк, 10 там же, стр. 145.
[26] Oppenheim, «International Law», пар. 253: «Нарушения норм о войне» - пишет этот видный юрист – «являются преступлениями только, когда совершаются без приказа воюющего правительства, они не являются военными преступлениями и не могут быть наказаны противником; однако, последний, может воспользоваться репрессалиями».
[27] Ганс Кельзен (1881 — 1973) — австрийский и американский юрист и философ, теоретик права, автор более 400 работ по разным проблемам теории государства и права, международного права, один из основных теоретиков правового позитивизма, основоположник концепции конституционного суда и конституционного контроля, основатель и судья первого такого суда — Конституционного суда Австрии.
[28] «Мир через право» (англ.)
[29] Изначально был вызван в качестве свидетеля защиты; по согласованию обвинения и защиты данное юридическое мнение было представлено вместо устных показаний.
[30] «Национальные интересы» (фр.)
[31] Густав Радбрух (1878 – 1949) – один из крупнейших немецких юристов теоретиков. В период Веймарской республики министр юстиции.
[32] «Миф» (нем.)
[33] Эберхард Тауберт (1907 – 1976) – немецкий юрист и антисемитский пропагандист. В 1933 – 1945 сотрудник министерства пропаганды Рейха.
[34] Карл Маркс (1818 — 1883) — немецкий философ, социолог, экономист, писатель, поэт, политический журналист, общественный деятель.
[35] БУНД (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) (идиш בונד Бунд — «союз) — еврейская социалистическая партия, действовавшая в Восточной Европе с 90-х годов XIX века — до 40-х годов XX века.
[36] «Меньшевики» — умеренное крыло Российской социал-демократической рабочей партии, с 24 апреля 1917 — самостоятельная Российская социал-демократическая рабочая партия.
[37] «Повод к войне» (фр.)
[38] Франклин Рузвельт (1882 — 1945) — 32-й президент США, одна из центральных фигур мировых событий первой половины XX века, возглавлял США во время мирового экономического кризиса и Второй мировой войны.
[39] «Массовая мобилизация» (фр.)
[40] Наполеон I Бонапарт (1769 — 1821) — император французов (фр. Empereur des Français) в 1804—1814 и 1815 годах, полководец и государственный деятель, заложивший основы современного французского государства.
[41] Генри Стимсон (1867 — 1950) — американский государственный деятель, занимавший пост военного министра США, генерал-губернатора Филиппин и государственного секретаря США.
[42] «Решение об использовании атомной бомбы» (англ.)
[43] Вероятно имеется в виду гражданская война в Греции 1944-1949 гг.
[44] Карл Мотандер (1886 – 1965) – шведский офицер резерва.
[45] Adhominem, или argumentumadhominem (с лат. — «аргумент к человеку»), — логическая ошибка, при которой аргумент опровергается указанием на характер, мотив или другой атрибут лица, приводящего аргумент, или лица связанного с аргументом, вместо указания на несостоятельность самого аргумента, объективные факты или логические рассуждения.
[46] «Международное права в целом применяемое и интерпретируемое Соединёнными Штатами» (англ.)
[47] Рудольф Шмидт (1886 — 1957) — немецкий военный деятель, генерал-полковник. В 1941-1943 командующий 2-й танковой армией. После войны арестован и приговорён в СССР к 25 годам лишения свободы. Передан ФРГ в 1956.
[48] Текст приводится по публикации: Красная звезда № 154 (4909) от 3 июля 1941 г. http://pressa-voiny.ru/1941/7/3/49745.html