Третьего дня, под вечер, один из моих близких друзей — назовем его Джонс — позвонил мне и сказал, что заедет за мной в половине восьмого и повезет меня обедать в клуб Юнион Лиг. Он сказал, что отвезет меня обратно, как только я пожелаю. Он знал, что, начиная с этого года и до конца моей жизни, я взял за правило отклонять вечерние приглашения, во всяком случае та-кие, которые связаны с поздним бдением и застольными речами. Но Джонс — мой очень близкий друг, и поэтому я без неудовольствия согласился нарушить для него свое правило и принять приглашение. Впрочем, это не так, я испытал неудовольствие, и серьезное неудовольствие: когда он сообщил мне, что обед будет «меть приватный характер, он назвал в качестве одного из десяти приглашенных Кларка, сенатора от Монтаны.
Хотя я готов до известных пределов пренебрегать моральными соображениями и встречаться с сенаторами средней преступности, это не касается Кларка от Монтаны. О нем известно, что он покупает местные законодательные собрания и судей, как другие люди покупают еду и питье. Каждый знает его историю. Едва ли можно найти в стране человека, стоящего ниже в нравственном отношении. Я думаю, что среди тех, кто избирал его на место сенатора, не было ни одного, кто не знал бы, что истинное место для него на каторжных работах с цепью и железным ядром на ногах. Более гнусной твари наша республика не производила со времени Туида.
Обед был сервирован в одной из маленьких гостиных клуба... Я выяснил, что гражданин штата Монтаны был не просто одним из приглашенных к обеду, но что обед давался в его честь. Пока мы ели, мои соседи справа и слева информировали меня о причинах этого события. Мистер Кларк предоставил клубу Юнион Лиг (который является самым влиятельным и, вероятно, самым богатым политическим клубом в США) картины европейских мастеров стоимостью в миллион долларов для выставки, которую устраивал клуб. Было ясно, что мой собеседник рассматривает этот акт как проявление почти сверхчеловеческой щедрости. Другой мой собеседник, шопотом и замирая от почтительного восторга, сообщил мне, что если сложить вместе все приношения мистера Кларка в пользу клуба, включая расходы, связанные с этими картинами, то получится не меньше ста тысяч долларов. Он ожидал, что я всплесну руками и буду кричать от радости, но я не сделал этого, так как пятью минутами ранее он успел мне сообщить, что годовой доход мистера Кларка равен тридцати миллионам долларов.
Это навело меня на мысль о единственном, насколько мне помнится, акте благотворительности покойного Джея Гуда. Когда в городе Мемфисе, в штате Тенесси, бушевала жестокая эпидемия желтой лихорадки, этот бесстыднейший развратитель американских коммерческих нравов, купавшийся в бесчисленных украденных миллионах, пожертвовал пять тысяч долларов в пользу потерпевших бедствие. Пожертвование мистера Гуда не нанесло ему большого ущерба. Это был для него доход одного часа, да и то часа, который он посвящал молитве — он был очень богомольный человек, — но ураган восторга и благодарности, который пронесся по Соединенным Штатам, захватывая газеты, церковные кафедры и общественное мнение, должен был убедить любого иностранца, что когда американский миллионер дает пять тысяч долларов больным и умирающим беднякам, в то время как он мог на эти деньги подкупить окружного судью, он ставит рекорд благородства и святости, невиданный в американской истории.
В должное время поднялся председатель клубного комитета изящных искусств и начал с поросшего от древности мхом и никого уже неспособного обмануть замечания, что сегодня застольных речей не будет, а будет лишь дружеская непринужденная беседа. После этого он последовал далее по своему поросшему мхом пути и произнес речь — речь, которая могла быть рассчитана лишь на то, чтобы каждому слушателю, еще не потерявшему разум, стало стыдно за человеческий род. Если бы к нам попал чужестранец, он подумал бы, что присутствует на божественной литургии, происходящей в личном присутствии божества. Он должен был бы заключить, что мистер Кларк — благороднейший человек, каким может похвалиться наша республика, исполненный самопожертвования и великодушия, щедрейший и расточительнейший благотворитель, какого не видывал свет. И этому коленопреклоненному почитателю денег и владельцев денег даже не приходило в голову, что мистер Кларк просто опустил мелкую монету в протянутую клубом шляпу. ..
Когда оратор закончил свою молитву, поднялся губернатор штата Юнион Лиг и продолжил литургию. Его рвало комплиментами по адресу этого каторжника, комплиментами, которые с любой нормальной точки зрения могли восприниматься лишь как грубейшая насмешка, хотя сам оратор об этом не подозревал. Обоих ораторов то и дело прерывали аплодисментами...
Я навсегда останусь благодарен Джонсу за то, что он дал мне случай поглядеть на эти священные празднества. .. Я впервые увидел, как люди ложатся в грязь и громко молятся долларам и владельцам долларов. Я, разумеется, знал об этом из газет, но ни разу еще не наблюдал в натуре.