1.

Слякотно. Серо. Безлюдный перрон.

Рельсы, размытые мглой.

Сядешь бездумно в последний вагон

к лицам случайным спиной.

 

Что-то мелькает за грязным стеклом.

Под полом кто–то стучит.

Надо подумать бы. Только о чём?

Совесть, помилуй! Молчи!

 

В угол забьёшься – на день иль на век,

будто летишь под уклон.   

А за окном и безлюдье, и снег,

и за перроном перрон…

 

2.

Меня влечёт неведомая сила

туда, где рельсы протыкают мрак.

Багровый сгусток низкого светила

летит за мной сквозь редкий березняк.

 

Где упадём, где бег прервётся парный,

нам не узнать. Но есть одна душа.

она услышит звук волны ударной,

вскричит, замрёт, печалясь, не дыша.

Общая тема

В дорогу утром вышел я беспечно,

минутой золотой не дорожа.

А впереди лежала бесконечность,

манила даль обманом миража.

 

И вот уж берег… Перевозчик в лодке,

ночная мгла густеет над рекой.

Былых годов перебирая чётки,

грущу по сказке, выдуманной мной.

В дороге жизни

В морозных сумерках дорога

клинком чернёным режет снег,

и ускоряет понемногу

мой конь неумолимый бег.

 

Скакун, бесплотный и незримый,

по кличке Время, полон сил;

несёт меня неутомимо

глухой долиною могил.

 

Поводья брошены. Послушный

капризам Времени–коня,

я лишь гадаю равнодушно,

где наземь сбросит он меня.

 

В церкви

Мерцают свечи. Бас рокочет.

В движенье руки и уста.

Горят пронзительные очи

на тёмном образе Христа.

 

И видят всё: и грех твой тайный,

и покаяния обман,

и твой приход к Нему – случайный,

ведь сердцем ты сюда не зван.

 

И говорят, без слов, сурово:

Стой, с покаяньем не спеши!

Не оскорбляйся ложью новой,

будь честен, праведно греши!

 

 

Лунная ночь

Богов восточных страж немой,

угрюмый Мун, на лапах кошки

верша обход, фонарь ночной

повесил над моим окошком.

 

И стала эта ночь полна

опаловым тревожным светом.

Не мог заснуть я до рассвета,

покорно сидя у окна.

 

И чей–то голос в тишине

всё звал к себе со звёздной крыши;

и так хотелось верить мне,

что я один тот голос слышу.

 

Мотив уходящего лета

Август–месяц прохладным дыханьем

на пруду в камышах шелестит;

чуть заметны следы увяданья

на распущенных косах ракит.

 

На воде световая дорожка

прямо к низкому солнцу ведёт;

и легко мне, и грустно немножко

лет своих наблюдать хоровод.

 

Не прельстись, что конца и начала

нет у круга небесного. Вдруг

песня жизни умолкнет устало,

размыкая для отдыха круг.

Тема для баллады

Лампа погасла. Окно, растворённое

в сад опадающий. Сумерки ранние

множат тоску. Перед ночью бессонною

в угол забьёшься, как хищник израненный.

 

В танце беззвучном обрывки–видения

перед глазами плывут. И незваные

лица являются. Но в нетерпении

ждёт моё сердце лишь гостя желанного.

 

Время глухое. Минута урочная,

чую, подходит. В окне появляется

призрак летучий. Звездою полночною

бедный приют мой на миг озаряется.

 

Голос раздался. И слово зовущее

явственно слышу я. Кто он, таинственный,

сердце тревожит? Посланник грядущего

или былого мой Ангел Единственный?

 

Вечернее настроение

Низкое солнце горит вполнакала,

лес, будто мелкое сито, просвечен;

дальних холмов оголённые плечи

гроздь облаков принимают устало.

 

Путь мой земной в Книге Тота отмечен.

Мудрая птица укажет начало;

дальше вслепую плыви до причала

в мутном потоке времён быстротечных.

 

Жизнью, как в лодке, уже укачало,

но не надышишься, всё тебе мало.

 

Вслед за восходом – и полдень, и вечер,

Книги конец, и погашены свечи.

 

***

За оконным стеклом тополя

ночью ветреной, ночью безлунною

засыпают монетой латунною

на дороге пятно фонаря.

 

К тополям я в окошко стучусь,

будто узник, томясь нетерпением:

Серебром головы расплачусь,

я за лето своё, за цветение.

Круг грусти

Сирень под изморозью белой,

в клубок свернувшись, видит сны.

Мне грустно в мире опустелом

ждать возвращения весны.

 

Сиренью белой и лиловой

под окнами пылает куст.

Опять июнь. И сердце снова

до края наполняет грусть.

 

Почти что чёрен куст сирени

в оправе елей голубых.

Всё впереди: обман весенний

и сердца грусть, и этот стих.

 

18 февраля

Видно, в этом году не дождаться весны.

Что-то зимушка стала сердитою:

всю буянила ночь, половинка луны –

как осколок стакана разбитого.

 

Прозевал! Проморгал! Может, вовсе тепла

уж не будет в летах, мне отсчитанных.

Между пальцев живая вода протекла,

Книга Жизни до корки прочитана.

 

Бессердечное Время, непойманный вор,

всё смеётся над нашей беспечностью.

Разведу на снегу я заката костёр

у порога истёртого вечности.

 

 

Осенний мотив

Мотив осенний: на дворе темно,

устало дремлют мысли и желанья.

Но есть ещё отрадное вино –

передо мной бокал воспоминаний.

 

За плотной шторою, без света, пью один,

в пустой квартире, домовым хранимый.

Я жизни этой раб и господин,

единственной моей, неповторимой.

 

И всё, что было, вижу наяву,

и вновь, и вновь душою молодею.

Назло годам безропотно живу

бессчётно раз я памятью своею.

 

Бессонница

Как тяжело и душно в час ночной,

когда бессонница стучит в мозгу усталом,

и пережитое проходит чередой;

за кругом круг; и всё опять сначала.

 

Я вижу лица отчуждённые друзей,

по комнате плывущие в молчаньи;

я слышу смех, угрозы и рыданья,

всю гамму звуков отлетевших дней.

 

И наконец часов настенных бой

как будто тише, глохнет, умолкает;

и призрак бледный медленной рукой

свой чёрный плащ мне на лицо бросает.

Быль о неудачнике

Одну поведаю вам быль…

На перекрёстке трёх дорог,

когда ещё я молод был,

стоял сияющий чертог.

Я постучал. Слуга Судьбы

мне дал переступить порог.

 

Но двери, что вели во глубь

дворца, я не сумел открыть:

стальной замок, морёный дуб;

ничем слугу не подкупить.

Фортуне, видно, я не люб,

напрасно милости просить.

 

Прошли года. Я всё сижу,

проситель сирый, у дверей,

в стекло оконное гляжу

на дымный след звезды моей

и с грустью сердца подвожу

черту под суммою нулей.

Выбор

События, числа и круг годовой

магически связаны Роком.

Тебе лишь дано за своею звездой

смиренно следить из юдоли земной

доверчивым оком.

Бунтуй и стенай и казнись – всё равно

размерен твой круг изначально.

Два кубка тебе от рожденья дано:

обмана и правды. Вода и вино.

И выбор – печальный.

Комета

То ли близок конец обречённого света,

то ль игрушка богов этот матовый шар –

неизвестная миру явилась комета,

зацепившись за звёздную ручку «Ковша».

 

Чем бы ни было неба ночного явленье,

одинаково я, как и прежде, готов

и к смертельному вызову, с гордым смиреньем,

и, с улыбкой беспечною, к играм богов.