Вы здесь

Динорнис на верёвочке

В последующие несколько недель я не мог ни о чём думать, кроме как о своём открытии… Да открытии ли? Вслед за тем ответом изнутри на мои вопросы нахлынули сомнения. Пробовал рассуждать «по–научному».

Все попытки воссоздать мамонта при нынешних достижениях генетики, имея под рукой пролежавшую в мерзлоте тушу, пока что безуспешны. Тот мамонтёнок жил 10 тысяч лет назад. Моя «птица»(?) в 500 раз старше. Допустим, недра Голого Верха обладают какими–то уникальными особенностями радиации, чудодейственным солевым составом грунтовых вод, неизвестным доселе «газовым коктейлем». Их суммарное воздействие на живую клетку таково, что она не становится окаменелостью, лишь своеобразно консервируется, не теряя способности к развитию. Но ведь нужен какой–то толчок к запуску «уснувшей» 5 миллионов лет назад клетки. Хотя бы теплом того уровня, которое дают наседки. И высиживанием достаточной продолжительности. Для такого «запуска» мало молнии, ударившей неподалёку от кладки яиц, недостаточно лесного пожара на безопасном для гнезда расстоянии, от которого повышается температура воздуха на несколько дней. Необходимы или мать–птица с верным инстинктом, или человек с его умом и опытом.

Рассуждая таким образом сам с собой, я не мог избавиться от мысли, что вот–вот зацеплюсь за нечто важное, что станет ключом для открытия «замка с секретом». Когда дошёл до предположения о возможном вмешательстве человека в оживление птичьего зародыша, увидел внутренним взором сельскую девушку по имени Христина. Смутное предчувствие о её причастности к таинственному событию, не покидавшее меня со дня последнего подъёма на Голый Верх, окрепло. Я пытался совместить увиденное в тот памятный для меня день у реки, потом в шурфе с образом необыкновенной, какой–то «потусторонней» девушки из Выжнего Букова.

И внезапно, будто совместились эллипсы – глаза Христины, что с первой встречи всегда в моей памяти, и (с листов моего карманного альбома) совершеннейшие по форме произведения природы в плиоценовую эпоху.

Случайно ли совпадение?

Этот вопрос совсем лишил меня покоя. Я взял отгул в счёт отпуска и в тот же день добрался на попутках и пешком до Выжнего Букова. Был август.

 

Гостеприимная для ночных путников хата оказалась на замке. Соседи охотно поведали мне историю, которая взбудоражила всю округу, но была запутанной, лишённой внутренней логики, и походила на злую выдумку.

Будто бы «Хрыстя виддалась дидькови» (отдалась чёрту или дьяволу, в переводе на русский). В третьем году она зачастила–де на Голый Верх. Там спуталась в зловонной яме с нечистым и родила от него чудовище. «Ось такэ», – показал жестом руки от земли до конька крыши один из рассказчиков. Другие добавили штрихи к образу дьявольского отродья: ноги «як лапы когута» (петуха), «шия вид гусака», а «очи коровьячи».

«Та то ж звэрюка, йи–йи трэба вбыты», – подвёл итог местный сторонник решительных действий.

Отец такого позора вынести не мог, бросил хозяйство за отсутствием родичей в селе и подался неизвестно куда. Скотину разобрали соседи. Хрыстя в селе давно не появлялась. Нашлись очевидцы. Божились, что видели издали молодую грешницу–мать с ублюдком, который нёс её бродом к другому берегу на спине: «Йихала як на коняци».

 

Я направился к Люче. Один. В провожатые ко мне никто не напрашивался. Выйдя к реке, огляделся. На берегах ни души. Грозовые дожди в горах напоили потоки, замутили ручьи. Уровень воды в Люче поднялся. Она смыла песчаный пляж, образовавшийся за лето. Теперь следы гигантской птицы сохранились только на плите из песчаника, созданной в тёплой лагуне плиоценовой эпохи, умолкнувшей задолго до того, как появился на Земле человек.

Безлюдье, покойные звуки природы, которые мы называем тишиной, ослабили во мне возбуждение, с которым я покинул Выжнее Буково. Не заметил, как за моей спиной вышла из ущелья, соединяющего речную долину с Голым Верхом, удивительная пара. А когда оглянулся, она уже была в полусотне метров от меня.

Впереди шла высокая девушка с маленькой грудью, обтянутой лёгкой тканью, стянутой ремешком на высокой и тонкой талии. Подол платья, похожего на рубашку–пеплос, что надевали на себя девы Аттики, не доставал до колен. За один такой наряд в глазах местных ревнителей обычаев дивчина с распущенными волосами заслуживала звания дьяволицы. Я же утвердился во мнении: моя Диана – покровительница зверей. Охотницей видеть мне её не пришлось.

Я разглядывал девушку всего две–три секунды. Вниманием моим завладела небольшая уплощённая голова с клювом, как у мирной утки. Она возвышалась над девушкой–поводырём метра на два, раскачиваясь на тонкой S–образной шее, которая, утолщаясь книзу, переходила в мощную грудь. Динорнис, – назвал я его мысленно, с «большой» буквы, ибо другого имени сего страусоподобного экземпляра не знал. На шею великана была накинута верёвочная петля. Конец веревки, перебросив её со спины на грудь, держала в руке, у плеча, хозяйка неведомого существа. Царь–птица вышагивала с важной медлительностью вслед за той, которую она могла с полным основанием считать приёмной матерью.

Поверьте, я не удивился и не испугался. Во–первых, всё происходящее перед своими глазами имел основание приписать своему воображению. Ведь нечто подобное случилось со мной, когда после показа Лесей окаменевших следов на песчанике, я увидел точно такую птицу, вернее, прозрачную тень плиоценового великана. Во–вторых, бескрылый двуногий гигант, могущий одним ударом лапы убить крупного хищника, был покорен хрупкому, по сравнению с ним, созданию, что вела его на тонком поводке. И, в–третьих, подобную встречу я смутно предчувствовал.

Не дойдя до меня саженей двух, Христина остановилась. Замер на месте и Динорнис, склонив голову набок, разглядывая меня (мне показалось, дружелюбно) огромным левым глазом, эллипсовидным, как у его мамы–хозяйки, с густыми ресницами не верхнем веке. Ничего от хищника у него не было. Эдакий добродушный с виду «птичий слон», о двух ногах. Грудь, шею, бока и бёдра его покрывали короткие, рыхлые перья тёмно–шоколадного цвета. Длинные перья слабых, бесполезных крыльев и хвоста, кучерявые на концах, отливали червонным золотом. Ноги, высокие и крепкие, ниже коленных суставов были красными.

 

Молчание нарушила Христина. Из вежливости она пыталась говорить на моём языке, но вставляла столько слов из русинского наречия, что в моих ушах зазвучал какой–то «славянский эсперанто». Позднее я узнал: она окончила семилетку в Бане Буковой, была прилежной, любознательной ученицей. Много читала. Когда милиция приступит к поискам двух исчезнувших жителей Выжнего Букова, отца и дочери, в бамбетле Христины обнаружат книги, художественную и популярную литературу, на мове и русском языке. Книги передадут в библиотеку яблоновской десятилетки, среди них «Дорогу ветров» Ивана Ефремова об «охотниках за динозаврами» и альбом с изображениями доисторических животных Аугусты и Буриана. Наличие такой литературы в маленьком книжном собрании Христины многое объясняет.

Здесь я передам наш единственный разговор в своём изложении.