Теперь я понимаю, почему у сельской девушки с неполным средним образованием получилось то, что не по силам сегодня ни одному коллективу гениев, оснащённых новейшей техникой. Девушка вообще не знала, что в принципе не может ни при каких ухищрениях науки, вылупится птенец из яйца, отложенного 5 миллионов лет назад. Поэтому, когда в её руках оказалось невиданное по размерам яйцо, то даже не задалась вопросом, когда и каким из пернатых оно отложено. Опыт молодой крестьянки подсказал ей единственный способ дать жизнь птенцу – попытаться его высидеть. У неё это получилось. Она не удивилась. Удивил птенец. Обыкновенный петушок размером с молодого страуса попросту склевал бы её под плохое настроение. Но этот – необыкновенный – оказался податлив к дрессировке, послушен и ласков, словно собачонка.
Пойдём от конечного результата к истокам события: каким образом осуществлялось высиживание? Инкубатора у Христины не было. Но были две армейские фляги, которые привёз дед с русско–австрийского фронта в 1916 году в обмен за отнятую ногу. И большой осколок зеркала. Девушка по какому–то наитию посчитала опасным для яйца перенос его куда–либо из каменного гнезда (и правильно сделала, так как, всё–таки, уверен я, кварцевая гора обладает свойствами, нам пока неведомыми). Сказав отцу, что отбывает в Яблонов на заработки, девушка поселилась в шалаше на несколько летних недель возле заброшенного шурфа. В солнечные дни, когда забой шурфа оказывался в тени, направляла большим осколком зеркала тёплые зайчики на яйцо. В непогоду и ночами согревала его флягами, наполненными горячей водой. Костёр не затухал сутками.
Когда птенец вылупился, сначала возникли трудности с его кормлением и содержанием. Но склоны Голого Верха оставались безлюдны, «птичка» и не думала убегать от своей «мамы», а пищи и зимой в Карпатах достаточно. Непривередливый гость из далёкого прошлого (стала догадываться обладательница альбома Аугусты и Буриана) поедал мелкую живность в мышиных норах, в почве, под корой деревьев, саму кору, всякую зелень без разбора, лещину, буковые орешки, форель в ручьях, лягушек, разорял гнёзда сородичей. Он сам, без посторонней помощи, свил гнездо в густых зарослях ожины. Христина перешла из шалаша в землянку горнопроходчиков. С тыльной стороны печи был пристроен большой чулан. Девушка разобрала его торцевую стену и соорудила здесь тёплое гнездо для своего подопечного, который пользовался им в сильные холода, к счастью, редкие. Вскоре девушка могла оставлять его без присмотра на несколько дней. Собиратели ягод и грибники в это труднодоступное место не наведывались. Ружейная охота в долине Лючи и окружающих горах была запрещена. Лесные хищники на горе и вокруг не водились, а годовалый «петушок» стал сильнее любого обитателя карпатского леса.
Углубимся мысленно ещё дальше «во вчера». Как Христина узнала о тайном гнезде в каменной толще Голого Верха? Чтобы ответить на этот вопрос, надо перенестись ещё на пару лет назад, когда здесь только–только появились геологи. В тот год 15–летняя девушка, закончив семилетку, нашла место подсобной работницы в почтовом отделении Яблонов. Однажды туда зашёл молодой человек, не из местных. Он показался Христине, по её словам, киноартистом. Какое девичье сердце в заштатном городишке не ёкнет при мысли завести интересное знакомство? Вдруг будут снимать картину, понадобятся девчата на массовки? Как обратить на себя внимание незнакомца? Разочарование наступило скоро. «Киноартист», спросив письмо до востребования, подал удостоверение геолога. Он не заметил девушку, смотревшую на него немигающим взглядом необыкновенных глаз. Читатель, полагаю, догадался, о ком речь.
Вторично наши пути пересеклись на Голом Верхе. В тот день я принимал первый и, как оказалось, единственный здесь шурф от проходчиков. Случай описан выше. А Христину направила сюда почта со срочной телеграммой одному из рабочих. Девушка не стала лезть мне на глаза. Ожидая обратного газика, она наблюдала со стороны, от землянки, как я копошусь в шурфе. Когда я принял известное читателям решение о ликвидации стоянки, на какое–то время свёрток с валунчиком необычной формы оставался без присмотра на лавке у входа в жильё. Один из рабочих, вынося поклажу, задел свёрток. Он упал на землю, раскрылся. Христина подошла, чтобы поднять, и увидела то, что я задумал до поры до времени скрыть от науки. Вчерашняя школьница испытывала интерес к камням, которые казались ей необычными формой или цветом (её коллекцию заметил я на подоконнике отцовской хаты). А тут такой экземпляр! Будто сказочное яйцо сказочной гусыни. Она коснулась его пальцами. И почувствовала исходящее изнутри тепло. Не то, что источает нагретый солнцем камень. Тепло особое, какое–то живое. Ощущение взволновало её. Она заставила себя вернуть на место «живой камень» (так мысленно вначале нарекла окаменевшее снаружи яйцо).
Я не стал дожидаться конца загрузки автомобиля, покинул кварцевую гору пешим ходом с замотанной в плащ «добычей» в вещевом мешке.
По возвращении в Яблонов Христину не оставили мысли об увиденном на горе. Более того, появилось и всё усиливалось мучительное предчувствие чего–то ужасного, что непременно случится, кто–то даже умрёт, если она не раскроет до конца загадку «живого камня». В один из выходных дней юная почтовая работница появилась на Голом Верху. Сильный прохладный ветер пенил тёмную зелень буков, теребил кусты, забрасывал тугими облаками, будто снежками, остывшее за последние дни солнце. Девушка освободила шурф от набросанного мной мусора, расчистила забой в надежде найти здесь такие же камни, один из которых я унёс завёрнутым в плащ. Увидела один – тот, что остался в каменном гнезде. Идеальный эллипсоид, он отличался матовой поверхностью от соседних «глянцевых» валунов из кварца и был чуть теплее их. Но уже остывал…
Остальное читателю известно.
Только в Выжнем Букове, когда ночь заставила меня и Мыколу искать пристанище, мы с Христиной встретились лицом к лицу. Описанием этой встречи я начал настоящее повествование. Повторяться не буду. Кто забыл, волен вернуться на первую страницу.