2. Консолидирующая и мобилизующая роль РПЦ в среде русского народа. Данный тезис опирался на выполнение РПЦ объединительной, скрепляющей и стабилизирующей функции, позволившей из восточнославянских племен образовать единую русскую семью. Особую роль православная церковь приобретала в переломные периоды русской истории, помогая государственной власти проводить без внутренних потрясений такие радикальные преобразования, как реформы Петра или отмена крепостного права в 1861 г. Историческая крепость русского государства, по мнению черной сотни, обуславливалась ролью церкви в обеспечении единения народа с верховной властью. Церковь неоднократно становилась препятствием на пути сил, пытавшихся разрушить единство и целостность страны. Крайне правые напоминали, что во время польского мятежа 1863 г., когда российское образованное общество колебалось по вопросу принятия жестких мер в отношении мятежников и определенная часть его склонялась к тому, чтобы «отдать Польшу», именно с «московской митрополичьей кафедры всегда звучало прямое и твердое слово». Московский митрополит Филарет благословил М. Н. Муравьева на его «великий подвиг спасения государственного единства России», — писало в марте 1907 г. «Русское знамя»[i].
Проводя сравнительный анализ роли католической и православной церквей в контексте консолидации нации, крайне правые отмечали, что католицизм, ставший предметом фанатичной веры верхов польского общества при равнодушном отношении к нему трудовых низов, вызвал мировоззренческий раскол польского народа. «Подобно тому, как католицизм оставался "панской верой", так и польский патриотизм оставался "панским чувством". Народ польский оставался при своей холопской вере и при своем холопском патриотизме», — утверждало «Русское знамя»[ii]. Черносотенная пресса писала, что опору польского сепаратизма и католического прозелитизма составляет «небольшая фаланга так называемых поляков, состоящая исключительно из помещиков и других зажиточных людей, сплоченная в одну однородную партию и действует по одной системе, по одному инстинкту»[iii]. Инспирируемый католичеством специфический «панский патриотизм», на протяжении всей польской истории проявлявшийся в пренебрежении благом родины и принесении интересов страны в жертву Ватикану, вызывал отторжение польского народа: «Патриотизм этот плавал на поверхности, глубина же народная оставалась нетронутой — больше того, враждебной этому патриотизму, не заботящемуся о благеродины и всегда жертвовавшему интересами Польши ради интересов панства»[iv].
Таким образом, истоки польской трагедии, выразившейся в потере Польшей независимости, виделись в польской элите, находившейся под влиянием католичества и антипродуктивного шляхетского кодекса поведения. Наделив польскую шляхту мессианской задачей, РКЦ привила ей такие негативные черты характера, как чрезмерное самомнение, самоуверенность, надменность, высокомерие, эгоизм и корыстолюбие. Эти черты лишали польскую элиту как поддержки в собственном народе, так и сочувствия со стороны соседей, помнивших кровавые подвиги «христолюбивого воинства» по распространению «истинной» веры в православной среде восточных славян. Белорусы и западные украинцы отказывались содействовать реализации идей польской автономии и национально-культурного самоуправления, подозревая, что их предоставление вызовет новый приступ миссионерства по насильственному ополячиванию и окатоличиванию[v]. Нетвердость католических религиозных традиций в среде западнорусского населения доказывалась безболезненностью ликвидации унии и возвращением в лоно православия более 4,5 млн униатов[vi].
Противоположным примером настоящего польского патриотизма и проявлением истинного славянского единства стали мариавиты — поляки, исповедовавшие католицизм, но отказавшиеся признать главенство Ватикана в лице его главы папы Римского и сохранявшие веру под жестоким идеологическим и экономическим давлением католических клерикалов и панов. Мариавиты показали пример настоящего польского патриотизма, «отдавая жидам последние гроши за право слушать обедню в церквах, сданных панами на откуп вековечных врагов христианства»[vii]. На мариавитов черносотенцы возлагали огромные надежды, считая их единственной силой, способной исправить историческое недоразумение и вернуть поляков в лоно славянской семьи[viii].