2. Защита крестьянской общины и землевладения, укрепление русской экономической основы хозяйствования.

2. Защита крестьянской общины и землевладения, укрепление русской экономической основы хозяйствования. Помимо укрепления религиозно-нравственных основ черносотенцы уделяли внимание хозяйственной сфере, долженствующей обеспечить материальную основу воз­рождения русского народа. Первоочередным предметом забот правительства должно было стать сохранение за рус­ским народом приоритета в сфере сельскохозяйственного производства, для чего предлагалось реализовать комплекс мер по укреплению крестьянской общины, решению про­блемы малоземелья, упрочению русского землевладениякак на коренных русских территориях, так и на нацио­нальных окраинах[i].

Под тезисом об укреплении крестьянского землев­ладения на коренных русских территориях подразумева­лось недопущение перехода земель в руки несельхозпроизводителей или, иначе говоря, декларировался принцип фактической неотчуждаемости земель земледельческих сословий. Состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархи­ческий съезд заявлял, что крестьянское землевладение должно быть ограждено от «скупки и перехода каким бы то ни было способом к лицам иных сословий, инородцам и особенно евреям». Мещанству предоставлялось право приобретения лишь некрестьянских земель, а казаче­ству — только в пределах войсковых областей[ii]. Иными словами, в «коренных областях» продажа и аренда част­ной земли могла осуществляться только православными сельхозпроизводителями.

Выступая против столыпинской реформы, сторонни­ки А. И. Дубровина (в отличие от обновленцев) указывали, что уничтожение крестьянской общины приведет к потере крестьянским сословием основного средства производ­ства — земли, так как в условиях неготовности крестьян к проникновению капиталистических отношений в дерев­ню, основными бенефициарами преобразований станут ростовщический капитал и земельные спекулянты. Ука­зывалось, что Закон 9 ноября 1906 г., дозволявший залог и продажу надельной земли, неизбежно обострит социальные противоречия на селе, так как создаст массу выброшенных на рынок труда лишенных средств производства сельских тружеников, которые неизбежно подвергнутся закабале­нию или пополнят ряды революционной армии[iii].

Основания для таких утверждений крайне правые на­ходили в результатах крестьянской реформы 1861 г. Ссы­лаясь на пример пятидесятилетней давности, черносотен­цы напоминали, что полученные из казны за урезанную в пользу крестьян землю компенсационные средства часть помещиков по своей неподготовленности растратили, вместо того чтобы вложить в оборот. Финансовая несо­стоятельность заставила их закладывать и продавать земли ростовщикам, которые сделали ее объектом спекуляций. В целях недопущения такого развития событий, по мне­нию крайне правых идеологов, правительству следовало бы установить систему, не допускающую продажу земли и закрепляющую ее в наследственную семейную собствен­ность. Ошибка правительства Александра IIсостояла в том, что при проведении Великой реформы не были вве­дены правила, согласно которым продажа земли могла быть допущена только с разрешения правительства и толь­ко представителям дворянского или крестьянского сосло­вий. Эти меры поставили бы преграду перед земельными спекуляциями: «И тогда бы русская земля, политая кро­вью и потом русского народа, не досталась бы инородцу, а осталась бы в руках народа-хозяина»; «А теперь посмо­трите, большая часть лучших русских земель в руках ино­родцев, немцев, поляков, жидов и пр., пр., и даже, стыдно сказать, иностранцев»[iv].

В аграрных мероприятиях правительства Столыпи­на черносотенцы видели серьезную угрозу и традицион­ным устоям страны, так как потеря крестьянством зем­ли — основы русской государственности неизбежно при­вела бы к утрате государством национальной идентичности[v]. Здесь они вновь обращались к опыту реформы 1861 г., деструктивность которой виделась в разрушении оплота самодержавия на селе: «Лишившись земли, по­чвы под ногами, может ли дворянство быть так твердо, как прежде, так же авторитетно поднять свой голос за веру, царя и Отечество?»[vi]. Следствием крестьянской реформы стало не только увеличение безземельного дворянства, в ряды которого проникли оппозиционные настроения, но и разрушение помещичьего класса, представлявшего «куль­турную, а не кулачную, обычную теперь силу нравственную и материальную, следовательно, независимую»[vii].

В целях локализации негативных последствий Сто­лыпинской аграрной реформы черносотенцы предлагали принять закон, закрепляющий крестьянское землевладе­ние в семейную собственность с правом продажи (только при переселении) при согласии всех членов семьи в обще­ственный земельный запас при общине. Это гарантиро­вало бы сохранение земли в руках сельхозпроизводителей и предотвратило бы земельные спекуляции со стороны «скупщиков — кулаков, хищников инородцев и пр., вся­ческими способами истощающих русские земли»[viii]. При этом крайне правые не теряли надежды исправить ошибку 60-х гг. XIX в., лелея надежду на возвращение дворянству потерянной в результате Великой реформы земли. Здесь черносотенцы выступали за укрепление и единение крес­тьянского и дворянского сословий, не видя непреодолимых между ними социально-экономических противоречий.

В связи с невозможностью остановить набиравшую темпы аграрную реформу крайне правые выдвинули идею установления строгого запрета на покупку земель инородцами, а уже имевшиеся в их руках угодья рекомен­довали передать дворянскому или крестьянскому сосло­вию. Предлагалось законодательно запретить еврейское землевладение, как «непосредственно, так и под прикры­тием анонимных компаний (безымянных товариществ) и аренд на чужое имя, дабы русская земля стала действи­тельно русскою»[ix]. Состоявшийся в ноябре—декабре 1911 г. в Москве Всероссийский съезд СРН потребовал ограничить скупку земель в Юго-Западном крае немца­ми и поляками[x]. Особо подчеркивалось, что принятие указанных законов не потребует никаких материальных затрат для правительства и будет «мирным ответом на смуты инородцев»[xi].

Для укрепления русских крестьянских хозяйств черно­сотенцы предложили систему мер по развитию землеу­стройства и земледелия, страхованию сельскохозяйствен­ного инвентаря и оборотного денежного фонда, борьбе с перекупщиками и ростовщиками в хлебной торговле, ко­торые, «роняя хлебные цены для хлебопроизводителя и, с другой стороны, взвинчивая цены для хлебопотребителей русских и иностранных, обирают тех и других»[xii]. Для нейтрализации последних предлагалось ввести государствен­ную монополию хлебного вывоза за границу и организо­вать сеть земских и государственных элеваторов[xiii].

Остро стоявшую проблему малоземелья в коренных русских губерниях планировалось решить за счет окраин посредством «планомерного переселения туда избытка русского населения и укрепления там чисто русской го­сударственности русскими руками»[xiv]. Впервые сформу­лированное состоявшимся в апреле—мае 1907 г. в Москве IVВсероссийским съездом Объединенного русского на­рода данное предложение[xv]получило детальное развитие в Своде основных понятий и положений русских монар­хистов, выработанных IVВсероссийским съездом Союза русского народа, состоявшимся в мае 1912 г.[xvi]В этих целях предлагалось предоставить крестьянству преимуществен­ные права на приобретение и аренду казенных земель, заселение свободных территорий. «Все свободные земли в Закавказье должны быть предоставлены русским право­славным крестьянам по закону 1 мая 1900 года», — провозглашалось в постановлениях IIВсероссийского съезда русских людей, состоявшегося в апреле 1906 г. в Москве[xvii]. Здесь проявляется комплексный подход крайне правых к проблеме удержания окраин, которое должно было про­исходить не только силой, но и культурно-экономической экспансией русского трудового населения.

Массовая колонизация окраин решала и другую важ­ную задачу: прикрепляла инородческие территории к рус­ской метрополии. Прочное закрепление за русским крес­тьянством пустующих пространств империи, обреченных в противном случае стать объектом военного и экономиче­ского завоевания соседних стран, несло за собой поднятие культуры земледелия покоренных народов и экономиче­ское развитие территорий. Наиболее благоприятные усло­вия для переселения крестьянства представлял Туркестан, где «масса незанятых земель, юридически считающихся собственностью туземцев, земельный быт которых не устроен. При условии правильного отношения земля дает громадные урожаи. Но Туркестан не имеет свободных рук. Надо вселить сюда возможно большее количество русских из внутренних губерний», — предлагала черносотенная га­зета «Земщина»[xviii].

Первостепенным объектом русской колонизации долж­ны были стать мятежные окраины: Польша, Финляндия, Кавказ, Закавказье, а также коренные русские земли, под­вергшиеся экономическому натиску инородцев. Крайне правые планировали переломить ситуацию в западных гу­берниях России, где согласно их заявлениям, «покоренные нами поляки не только посягают на нашу православную веру, но и хотят отобрать земли, завоеванные земли и обли­тые родной кровью веками победоносного всероссийского воинства»[xix]. Озабоченность нестерпимым положением русского 18-миллионного населения Западной Руси звуча­ла и с думских трибун[xx]. «С 1905 года наступила не свобо­да исповедовать беспрепятственно любую веру, а свобода насиловать совесть православных. Все служащие и рабо­тающие у поляков-помещиков, все арендующие их землю и все зависящие от них материально подверглись натис­ку — меняй веру или убирайся прочь! Многие не устояли под угрозой лишиться куска хлеба. Среди православно­го населения идет самая яростная агитация ксендзов и их фанатичек-девоток. Народу внушают, что сам царь принял католичество, что скоро у православных отнимут землю, что каждый католик делается паном», — сообщал участ­никам состоявшегося в сентябре 1909 г. Монархического съезда русских людей Г. К. Шмидт[xxi].

Православная «реконкиста» в западных губерниях должна была проходить при деятельной поддержке вла­стей. Черносотенцы указывали, что православное насе­ление Западного края находилось в неравном экономиче­ском положении с польскими землевладельцами, так как было значительно ограничено в получении банковских кредитов на расширение наделов, развитие и интенсифи­кацию сельскохозяйственного производства. С дотошнос­тью изучившие в этом регионе ситуацию крайне правые функционеры утверждали, что польское землевладенье укреплялось благодаря Виленскому земельному банку. Будучи создан для проведения строго национальной экономической политики по поддержанию и развитию русского землевладения, он быстро оказался в польских руках и переориентировал свою деятельность на то, что­бы «ни единой пяди польской земли не перешло к моска­лям». Назначенный контролировать работу банка прави­тельственный чиновник получал жалованье от самого же банка, определявшего и размер такового жалованья. В ре­зультате само русское правительство невольно финанси­ровало экономическое усиление поляков, так как покупа­ло закладные листы банка, — возмущался состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд русских людей[xxii].

Слабая надежда на помощь властей в охранении бе­лорусского, украинского и русского населения западных губерний от «порабощения» поляками приводила крайне правых к мысли о необходимости самостоятельной моби­лизации на противодействие враждебным поползновени­ям. «Передовые борцы на сторожевых постах северо-за­падной окраины, нам прежде всего нужно сплотиться, так как поодиночке нас легко одолеют многочисленные враги России», — обращались к русскому населению западных губерний руководители СРН[xxiii]. В этих целях предлагалось формирование православных братств самообороны под патронажем РПЦ. В частности, состоявшийся в мае 1912 г. IV Всероссийский съезд СРН постановил ходатай­ствовать об учреждении при Святейшем синоде Западно­Русского братства для координации деятельности суще­ствующих в западном крае православных структур[xxiv].

В вопросах защиты русского крестьянского землевла­дения жестко следившие за чистотой идеологических уста­новок черносотенцы готовы были поступиться принципа­ми и объединиться с конституционными партиями. Так, состоявшийся в 1909 г. Монархический съезд в Москве признал возможным сотрудничество с Всероссийским на­циональным союзом (ВНС) «на западе России, где русская народность во всех отношениях жестоко страдает от при­теснений поляков и евреев, объединившихся для экономи­ческого и национального порабощения русских, где возникает стремление украинофильства к сепаратизму…»[xxv].Оба движения предлагали идентичную систему мер по противодействию инородческой угрозе посредством ужесточения правовой и экономической дискриминации.

В целях поощрения крестьянского переселения и ли­шения крамолы экономической основы черносотенцы вы­сказывали даже мысль о насильственном отъеме у инород­цев земельной собственности. Политическое обоснование этих дискриминационных мер в декабре 1907 г. дала газе­та «Русское знамя»: «Безопасность каждого государства требует одноплеменности его народа. Если бы в России... отнимали земли у поляков, хотя бы восставших только для поселения на польских землях русских людей и хотя бы даже крестьян, то это вовсе не было бы принудитель­ным отчуждением земли у владельцев в пользу крестьян, но отбиранием имуществ у неблагонадежных людей ради государственной безопасности. Такое отчуждение земли можно было бы лишь приветствовать…»[xxvi].

С началом I Мировой войны крайне правые выступили с очередной инициативой по расширению русского крес­тьянского землевладения за счет конфискации земельной собственности немецкого населения империи. «Достояние православной России, т. е. земля русская, ни одной пядью своей не должно принадлежать немцам и жидам», — де­кларировало в своих решениях Совещание уполномочен­ных правых организаций и правых деятелей, состоявшееся в ноябре 1915 г. в Петрограде. Черносотенцы потребовали от правительства распространить на всю Россию действие закона от 2 февраля 1915 г. о ликвидации немецкого зем­левладения и запретить покупку земли всем подданными враждебных государств[xxvii].

Оправдывая применение столь жестких мер, черносо­тенцы ссылались на опыт «цивилизованных» стран Запада: «В составе Германии находится только одно не немецкое племя — поляки, которые сохраняют свой язык и обычаи исключительно благодаря земле, на которой они живут кучно. Если лишить их земли, то, рассыпавшись по всей Германии, они быстро потеряют свои народные особенно­сти и сольются с немцами. В этих государственных сооб­ражениях решено правительством Германии приступить к отчуждению земель не у собственников вообще, но только у поляков. Отнятие у поляков земель с вознаграждени­ем их из государственной казны явится лишь следствием государственной необходимости, случаем частным, а не общим правилом. Поэтому выставлять этот случай при­мером государственного отчуждения земельной собствен­ности вообще является неправильным приемом»[xxviii].