2. Защита крестьянской общины и землевладения, укрепление русской экономической основы хозяйствования. Помимо укрепления религиозно-нравственных основ черносотенцы уделяли внимание хозяйственной сфере, долженствующей обеспечить материальную основу возрождения русского народа. Первоочередным предметом забот правительства должно было стать сохранение за русским народом приоритета в сфере сельскохозяйственного производства, для чего предлагалось реализовать комплекс мер по укреплению крестьянской общины, решению проблемы малоземелья, упрочению русского землевладениякак на коренных русских территориях, так и на национальных окраинах[i].
Под тезисом об укреплении крестьянского землевладения на коренных русских территориях подразумевалось недопущение перехода земель в руки несельхозпроизводителей или, иначе говоря, декларировался принцип фактической неотчуждаемости земель земледельческих сословий. Состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд заявлял, что крестьянское землевладение должно быть ограждено от «скупки и перехода каким бы то ни было способом к лицам иных сословий, инородцам и особенно евреям». Мещанству предоставлялось право приобретения лишь некрестьянских земель, а казачеству — только в пределах войсковых областей[ii]. Иными словами, в «коренных областях» продажа и аренда частной земли могла осуществляться только православными сельхозпроизводителями.
Выступая против столыпинской реформы, сторонники А. И. Дубровина (в отличие от обновленцев) указывали, что уничтожение крестьянской общины приведет к потере крестьянским сословием основного средства производства — земли, так как в условиях неготовности крестьян к проникновению капиталистических отношений в деревню, основными бенефициарами преобразований станут ростовщический капитал и земельные спекулянты. Указывалось, что Закон 9 ноября 1906 г., дозволявший залог и продажу надельной земли, неизбежно обострит социальные противоречия на селе, так как создаст массу выброшенных на рынок труда лишенных средств производства сельских тружеников, которые неизбежно подвергнутся закабалению или пополнят ряды революционной армии[iii].
Основания для таких утверждений крайне правые находили в результатах крестьянской реформы 1861 г. Ссылаясь на пример пятидесятилетней давности, черносотенцы напоминали, что полученные из казны за урезанную в пользу крестьян землю компенсационные средства часть помещиков по своей неподготовленности растратили, вместо того чтобы вложить в оборот. Финансовая несостоятельность заставила их закладывать и продавать земли ростовщикам, которые сделали ее объектом спекуляций. В целях недопущения такого развития событий, по мнению крайне правых идеологов, правительству следовало бы установить систему, не допускающую продажу земли и закрепляющую ее в наследственную семейную собственность. Ошибка правительства Александра IIсостояла в том, что при проведении Великой реформы не были введены правила, согласно которым продажа земли могла быть допущена только с разрешения правительства и только представителям дворянского или крестьянского сословий. Эти меры поставили бы преграду перед земельными спекуляциями: «И тогда бы русская земля, политая кровью и потом русского народа, не досталась бы инородцу, а осталась бы в руках народа-хозяина»; «А теперь посмотрите, большая часть лучших русских земель в руках инородцев, немцев, поляков, жидов и пр., пр., и даже, стыдно сказать, иностранцев»[iv].
В аграрных мероприятиях правительства Столыпина черносотенцы видели серьезную угрозу и традиционным устоям страны, так как потеря крестьянством земли — основы русской государственности неизбежно привела бы к утрате государством национальной идентичности[v]. Здесь они вновь обращались к опыту реформы 1861 г., деструктивность которой виделась в разрушении оплота самодержавия на селе: «Лишившись земли, почвы под ногами, может ли дворянство быть так твердо, как прежде, так же авторитетно поднять свой голос за веру, царя и Отечество?»[vi]. Следствием крестьянской реформы стало не только увеличение безземельного дворянства, в ряды которого проникли оппозиционные настроения, но и разрушение помещичьего класса, представлявшего «культурную, а не кулачную, обычную теперь силу нравственную и материальную, следовательно, независимую»[vii].
В целях локализации негативных последствий Столыпинской аграрной реформы черносотенцы предлагали принять закон, закрепляющий крестьянское землевладение в семейную собственность с правом продажи (только при переселении) при согласии всех членов семьи в общественный земельный запас при общине. Это гарантировало бы сохранение земли в руках сельхозпроизводителей и предотвратило бы земельные спекуляции со стороны «скупщиков — кулаков, хищников инородцев и пр., всяческими способами истощающих русские земли»[viii]. При этом крайне правые не теряли надежды исправить ошибку 60-х гг. XIX в., лелея надежду на возвращение дворянству потерянной в результате Великой реформы земли. Здесь черносотенцы выступали за укрепление и единение крестьянского и дворянского сословий, не видя непреодолимых между ними социально-экономических противоречий.
В связи с невозможностью остановить набиравшую темпы аграрную реформу крайне правые выдвинули идею установления строгого запрета на покупку земель инородцами, а уже имевшиеся в их руках угодья рекомендовали передать дворянскому или крестьянскому сословию. Предлагалось законодательно запретить еврейское землевладение, как «непосредственно, так и под прикрытием анонимных компаний (безымянных товариществ) и аренд на чужое имя, дабы русская земля стала действительно русскою»[ix]. Состоявшийся в ноябре—декабре 1911 г. в Москве Всероссийский съезд СРН потребовал ограничить скупку земель в Юго-Западном крае немцами и поляками[x]. Особо подчеркивалось, что принятие указанных законов не потребует никаких материальных затрат для правительства и будет «мирным ответом на смуты инородцев»[xi].
Для укрепления русских крестьянских хозяйств черносотенцы предложили систему мер по развитию землеустройства и земледелия, страхованию сельскохозяйственного инвентаря и оборотного денежного фонда, борьбе с перекупщиками и ростовщиками в хлебной торговле, которые, «роняя хлебные цены для хлебопроизводителя и, с другой стороны, взвинчивая цены для хлебопотребителей русских и иностранных, обирают тех и других»[xii]. Для нейтрализации последних предлагалось ввести государственную монополию хлебного вывоза за границу и организовать сеть земских и государственных элеваторов[xiii].
Остро стоявшую проблему малоземелья в коренных русских губерниях планировалось решить за счет окраин посредством «планомерного переселения туда избытка русского населения и укрепления там чисто русской государственности русскими руками»[xiv]. Впервые сформулированное состоявшимся в апреле—мае 1907 г. в Москве IVВсероссийским съездом Объединенного русского народа данное предложение[xv]получило детальное развитие в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанных IVВсероссийским съездом Союза русского народа, состоявшимся в мае 1912 г.[xvi]В этих целях предлагалось предоставить крестьянству преимущественные права на приобретение и аренду казенных земель, заселение свободных территорий. «Все свободные земли в Закавказье должны быть предоставлены русским православным крестьянам по закону 1 мая 1900 года», — провозглашалось в постановлениях IIВсероссийского съезда русских людей, состоявшегося в апреле 1906 г. в Москве[xvii]. Здесь проявляется комплексный подход крайне правых к проблеме удержания окраин, которое должно было происходить не только силой, но и культурно-экономической экспансией русского трудового населения.
Массовая колонизация окраин решала и другую важную задачу: прикрепляла инородческие территории к русской метрополии. Прочное закрепление за русским крестьянством пустующих пространств империи, обреченных в противном случае стать объектом военного и экономического завоевания соседних стран, несло за собой поднятие культуры земледелия покоренных народов и экономическое развитие территорий. Наиболее благоприятные условия для переселения крестьянства представлял Туркестан, где «масса незанятых земель, юридически считающихся собственностью туземцев, земельный быт которых не устроен. При условии правильного отношения земля дает громадные урожаи. Но Туркестан не имеет свободных рук. Надо вселить сюда возможно большее количество русских из внутренних губерний», — предлагала черносотенная газета «Земщина»[xviii].
Первостепенным объектом русской колонизации должны были стать мятежные окраины: Польша, Финляндия, Кавказ, Закавказье, а также коренные русские земли, подвергшиеся экономическому натиску инородцев. Крайне правые планировали переломить ситуацию в западных губерниях России, где согласно их заявлениям, «покоренные нами поляки не только посягают на нашу православную веру, но и хотят отобрать земли, завоеванные земли и облитые родной кровью веками победоносного всероссийского воинства»[xix]. Озабоченность нестерпимым положением русского 18-миллионного населения Западной Руси звучала и с думских трибун[xx]. «С 1905 года наступила не свобода исповедовать беспрепятственно любую веру, а свобода насиловать совесть православных. Все служащие и работающие у поляков-помещиков, все арендующие их землю и все зависящие от них материально подверглись натиску — меняй веру или убирайся прочь! Многие не устояли под угрозой лишиться куска хлеба. Среди православного населения идет самая яростная агитация ксендзов и их фанатичек-девоток. Народу внушают, что сам царь принял католичество, что скоро у православных отнимут землю, что каждый католик делается паном», — сообщал участникам состоявшегося в сентябре 1909 г. Монархического съезда русских людей Г. К. Шмидт[xxi].
Православная «реконкиста» в западных губерниях должна была проходить при деятельной поддержке властей. Черносотенцы указывали, что православное население Западного края находилось в неравном экономическом положении с польскими землевладельцами, так как было значительно ограничено в получении банковских кредитов на расширение наделов, развитие и интенсификацию сельскохозяйственного производства. С дотошностью изучившие в этом регионе ситуацию крайне правые функционеры утверждали, что польское землевладенье укреплялось благодаря Виленскому земельному банку. Будучи создан для проведения строго национальной экономической политики по поддержанию и развитию русского землевладения, он быстро оказался в польских руках и переориентировал свою деятельность на то, чтобы «ни единой пяди польской земли не перешло к москалям». Назначенный контролировать работу банка правительственный чиновник получал жалованье от самого же банка, определявшего и размер такового жалованья. В результате само русское правительство невольно финансировало экономическое усиление поляков, так как покупало закладные листы банка, — возмущался состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд русских людей[xxii].
Слабая надежда на помощь властей в охранении белорусского, украинского и русского населения западных губерний от «порабощения» поляками приводила крайне правых к мысли о необходимости самостоятельной мобилизации на противодействие враждебным поползновениям. «Передовые борцы на сторожевых постах северо-западной окраины, нам прежде всего нужно сплотиться, так как поодиночке нас легко одолеют многочисленные враги России», — обращались к русскому населению западных губерний руководители СРН[xxiii]. В этих целях предлагалось формирование православных братств самообороны под патронажем РПЦ. В частности, состоявшийся в мае 1912 г. IV Всероссийский съезд СРН постановил ходатайствовать об учреждении при Святейшем синоде ЗападноРусского братства для координации деятельности существующих в западном крае православных структур[xxiv].
В вопросах защиты русского крестьянского землевладения жестко следившие за чистотой идеологических установок черносотенцы готовы были поступиться принципами и объединиться с конституционными партиями. Так, состоявшийся в 1909 г. Монархический съезд в Москве признал возможным сотрудничество с Всероссийским национальным союзом (ВНС) «на западе России, где русская народность во всех отношениях жестоко страдает от притеснений поляков и евреев, объединившихся для экономического и национального порабощения русских, где возникает стремление украинофильства к сепаратизму…»[xxv].Оба движения предлагали идентичную систему мер по противодействию инородческой угрозе посредством ужесточения правовой и экономической дискриминации.
В целях поощрения крестьянского переселения и лишения крамолы экономической основы черносотенцы высказывали даже мысль о насильственном отъеме у инородцев земельной собственности. Политическое обоснование этих дискриминационных мер в декабре 1907 г. дала газета «Русское знамя»: «Безопасность каждого государства требует одноплеменности его народа. Если бы в России... отнимали земли у поляков, хотя бы восставших только для поселения на польских землях русских людей и хотя бы даже крестьян, то это вовсе не было бы принудительным отчуждением земли у владельцев в пользу крестьян, но отбиранием имуществ у неблагонадежных людей ради государственной безопасности. Такое отчуждение земли можно было бы лишь приветствовать…»[xxvi].
С началом I Мировой войны крайне правые выступили с очередной инициативой по расширению русского крестьянского землевладения за счет конфискации земельной собственности немецкого населения империи. «Достояние православной России, т. е. земля русская, ни одной пядью своей не должно принадлежать немцам и жидам», — декларировало в своих решениях Совещание уполномоченных правых организаций и правых деятелей, состоявшееся в ноябре 1915 г. в Петрограде. Черносотенцы потребовали от правительства распространить на всю Россию действие закона от 2 февраля 1915 г. о ликвидации немецкого землевладения и запретить покупку земли всем подданными враждебных государств[xxvii].
Оправдывая применение столь жестких мер, черносотенцы ссылались на опыт «цивилизованных» стран Запада: «В составе Германии находится только одно не немецкое племя — поляки, которые сохраняют свой язык и обычаи исключительно благодаря земле, на которой они живут кучно. Если лишить их земли, то, рассыпавшись по всей Германии, они быстро потеряют свои народные особенности и сольются с немцами. В этих государственных соображениях решено правительством Германии приступить к отчуждению земель не у собственников вообще, но только у поляков. Отнятие у поляков земель с вознаграждением их из государственной казны явится лишь следствием государственной необходимости, случаем частным, а не общим правилом. Поэтому выставлять этот случай примером государственного отчуждения земельной собственности вообще является неправильным приемом»[xxviii].
[i]Русское знамя. 1907. 18 сентября.
[ii]ГАРФ. Ф. 102. 4 д-во. 1909. Оп. 1. Д. 172. Л. 124.
[iii]Русское знамя. 1910. 2 июня.
[iv]Там же.
[v]ГАРФ. Ф. 102. 4 д-во. 1909. Оп. 1. Д. 172. Л. 124.
[vi]Русское знамя. 1910. 2 июня.
[vii]Там же.
[viii]Там же.
[ix]Прямой путь. 1912. Вып. V (май).
[x]ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 74—78.
[xi]Русское знамя. 1910. 2 июня.
[xii]Прямой путь. 1912. Вып. V(май).
[xiii]Там же.
[xiv]Вестник Союза русского народа. 1912. № 104.
[xv]ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 96.
[xvi]Вестник Союза русского народа. 1912. № 104.
[xvii]ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1905. Д. 1350. Ч. 17. Лит. А. Л. 269.
[xviii]Земщина. 1910. 10 февраля.
[xix]Русское знамя. 1907. 6 февраля.
[xx]ГАРФ. Ф.116. Оп. 2. Д. 9. Л. 178—179.
[xxi]Там же. Ф. 102. 4 д-во. 1909. Оп.1. Д. 172. Л. 55.
[xxii]Там же. Л. 124.
[xxiii]Русское знамя. 1907. 6 февраля.
[xxiv]Прямой путь. 1912. Вып. V(май).
[xxv]Вече. 1909. 18 октября.
[xxvi]Русское знамя. 1907. 5 декабря.
[xxvii]Совещание монархистов 21—23 ноября 1915 года в Петрограде. С. 30—38.
[xxviii]Русское знамя. 1907. 5 декабря.