3. Борьба с пороками народа, в частности пьянством.

3. Борьба с пороками народа, в частности пьянством. Важнейшее средство духовного и физического спасения русского народа черносотенцы видели в борьбе с народ­ным пьянством. В советской историографии причина всесословного характера черносотенных организаций объяснялась привлечением значительного числа предста­вителей непривилегированных сословий за счет «даровой водки»[i]. Мнение о целенаправленной алкоголизации на­селения для отупления народных масс и отвлечения их от революционной борьбы, получившее широкое звучание в либеральной и революционной прессе, заставляло черно­сотенцев оправдываться: «Газету же "Русское знамя" ни­кто из знающих ее не понаслышке только не заподозрит в покровительстве пьянству и в потакательстве "винополии"»[ii]. Наоборот, анализ программных документов и деятельности крайне правых организаций опровергает возведенные обвинения. Страницы черносотенных газет кричали о необходимости «принять надлежащие меры к скорейшему ослаблению этого зловредного порока»[iii].Проводя широкую культурно-просветительную работу, монархические организации не только резко выступали против народного пьянства, но и сделали ряд серьезных предложений по борьбе с этим социальным злом. В 1909 г. вопрос о борьбе с пьянством был вынесен на обсуждение состоявшегося в Москве Монархического съезда русских людей, на котором была создана специальная комиссия и выработана программа, направленная на сокращение по­требления населением алкогольных напитков.

Обращаясь к истокам народного пьянства, крайне правые находили их в незрелости населения и отсутствии государственного протекционизма. В отличие от своих по­литических противников монархисты не акцентироваливнимание только на критике желающего пополнить каз­ну правительства, находя благодатную почву для пьянства в народном невежестве. Газета «Русское знамя» бросала упрек населению, что «больше всего виновато оно само в том, что погибает от пьянства, и никто не сможет по­мочь, если само крестьянство помочь себе не захочет…»; «Пьянство в народе будет процветать, пока он останется непросвещенным, пока выпивка будет являться почти единственной формой общения, пока деятельность попечительств о народной трезвости будет стоять на ложно-пагубном пути привития народу яда космополитических идей, пока малоземельный крестьянин периодически го­лодает и почти всегда недоедает»[iv]. В связи с этим черно­сотенцы предлагали усилить просветительскую работу среди населения.

Понимая, что одних запретительных мер для борьбы с пьянством недостаточно, монархисты развернули актив­ную антиалкогольную кампанию. Впервые в российской истории черносотенцы попытались мобилизовать ши­рокие народные массы, объявив борьбу с пьянством все­народной задачей: «Если теперь удастся поднять могучее народное движение, в котором примут участие все слои общества, то мы можем надеяться на победу над огромной силой капитала пиво- и винозаводчиков»[v]. На базе про­винциальных черносотенных организаций по всей стране создавались общества трезвости. Возглавив широкое трез­венническое движение, черносотенные идеологи надея­лись на повторение успешного зарубежного опыта: «Если такая свободолюбивая страна, как Северная Америка, яв­ляет примеры целых штатов с абсолютным запретом алко­голя, даже в форме пива и виноградных вин... почему бы не начать вытрезвлять наше пьяное царство не той или иной посудиной или крепостью питей, не театрами или танца­ми, или, наконец, чтениями и фонарями волшебными, а полным упразднением водки»[vi]. Для отвлечения народа от кабаков и винных лавок правые использовали много­образные средства: открывали библиотеки, читальни, народные дома, организовывали благотворительные теа­тральные представления, литературные вечера, концерты, лекции в школах. В проповедях против пьянства активно использовалась и печатная агитация: издание воззваний, обращений, листовок, брошюр. Велась борьба и с таким негативным следствием пьянства, как хулиганство.

В целом, система мер для борьбы с народной бедой включала следующие позиции.

Ужесточение условий продажи и повышение цен на ал­когольную продукцию. Крайне правые предлагали снизить производство водки с сохранением доходов казны за счет поднятия цен на алкогольную продукцию: «Как ни гово­ри, а если бы "мерзавчик" стоил 4 рубля, а не 4 коп., то от него пришлось бы отказаться очень и очень многим, совершенно точно так же, как отказываются от шампан­ского люди, не могущие платить по 6 руб. за бутылку»[vii]. Для более эффективной борьбы с пьянством на страницах черносотенной печати выдвигалось мнение о необходи­мости «передать монопольную продажу вина обществам трезвости с широкими национально-русскими задачами и свободным приливом консервативных сил народа»[viii], а также «сократить число кабаков и дней торговли вином, способствуя этим сокращению повального пьянства, с исчезновением которого исчезли или значительно умень­шились бы голодовые недоборы в налогах, деревенская безнравственность, а с нею всякого рода насилия и под­жоги, одинаково разорительные как для отдельных лиц, так и для государства»[ix]. В перспективе ставилась задача закрыть все торговые точки.

Борьба с незаконной продажей алкоголя. Для борьбы с тайными питейными заведениями (шинкарными и кор­чмами) предлагались меры как репрессивного, так и эко­номического характера. На беспощадное искоренение незаконного промысла должны были быть ориентированы как властные, так и правоохранительные органы на местах (старшины, становые, исправники и земские начальни­ки). При неспособности государства решить эту проблему предполагалось использовать народный самосуд. Эконо­мический блок включал создание конкуренции путем от­крытия государственных питейных: «Опыт показывает, что при казенках тайное кормчество не процветает. Там, где "казенки" нет, кормчество развивается открыто и спо­койно, ибо там нет никакого надзора, никакого препятствия»[x].

Прекращение экспорта спирта из-за границы. Черносо­тенцы указывали правительству на недопустимость экс­порта спирта из-за границы по соображениям не только сбережения народа, но и защиты отечественного произво­дителя. В июле 1907 г. «Русское знамя» писало: «…придется уплатить за спирт лишний десяток миллионов золотом, а за границу и без того уходит его на погашение и по нашим займам на сумму около 400 млн рублей»[xi]. Политика пра­вительства казалась не поддающейся логическому разу­мению: «Какой же расчет, с одной стороны, увеличивать бюджет за счет народного пьянства, а с другой — тратить десятки миллионов на помощь голодающим, терпеть не­добор налогов и способствовать вырождению никуда не годных физически и нравственно поколений»[xii]. Кроме того, сокращением закупок спирта у русских помещиков государство лишало их финансового подспорья, а деревенских рабочих — заработка[xiii].

Сохранение государственной монополии на продажу ал­коголя. Впрочем, черносотенцы понимали бесперспек­тивность принятия властями многих своих предложений. Исходя из мнения о том, что полностью отказаться отпродажи алкоголя в государстве невозможно, важнейшей мерой по спасению русского народа от деградации могло стать сохранение государственной монополии на продажу водки. При этом черносотенцы высказывали следующие соображения. Монополия является меньшим злом по сравнению с акцизной продажей алкоголя, на введении которой настаивали политические противники крайне правых — кадеты, октябристы и националисты. Введение монополии на продажу водки признавалось черносотен­цами за правительством Витте единственной заслугой: «…за эту монополию графу Сергею Юльевичу простить­ся… четверть Сахалина, отданного им японцам. Сознавая возможность регулирования потребления водки, граф Вит­те думал, вероятно, об увеличении этого потребления — в целях пополнения казенного сундука, конечно. А вышло так, что орудие, скованное им, способно также успешно задержать и обуздать распространение пьянства. Что ж, случается, что изобретатель сложной машины сам не знает, какие благодетельные силы кроются в его изобретении»[xiv].

Оспаривая тезис националистов о вине монополии в усилении пьянства, газета «Русское знамя» писала: «Нель­зя же в самом деле поверить, чтобы серьезные, умные и об­разованные люди... вроде, например, Меньшикова (лидера ВНС. — М. Р.) — чтобы такие люди могли действительно воображать, что монополия виновата в усилении пьянства и что с возвращением к системе акцизов или откупов — все народонаселение России сразу превратится в трезвен­ников, от водки же неказенной — станут с негодованием отказываться, даже продрогшие на морозе ломовые извозчики, даже когда ее будут подносить "на даровщинку"»[xv]. При этом идеологи крайне правых признавали, что «с вне­дрением монополии смертность от алкоголизма почти не уменьшилась»[xvi]. Однако вина за это налагалась на бюро­кратический аппарат, выступивший «непосредственными прямым защитником кабака… обнаружив систематиче­ское противодействие составлению сельскими общества­ми приговоров о закрытии казенных лавок»[xvii].

Защита монополии зиждилась не на признании ее до­стоинств, а на возможных негативных последствиях ее отмены. Введение акцизной продажи водки грозило масштабным спаиванием населения дельцами, заинтересо­ванными лишь в собственной выгоде. Иными словами, монополия была меньшим из зол: «Монополия — великая сила. В ней единственный способ бороться с синдикатами, делающими жизнь современного человечества совершен­но невыносимой»[xviii]. В декабре 1912 г. «Русское знамя» за­являло: «Акционеры пивных и водочных заводов, а также другие лица, заинтересованные в потреблении алкоголя, суть тяжкие преступники перед страной и своим народом»[xix]. При уничтожении монополии, введении акцизов на производство спирта и появлении откупщиков в алко­гольной отрасли появился бы слой предпринимателей, на­прямую заинтересованных в увеличении производства и продаж. Законы рынка привели бы к конкуренции, сниже­нию цен, «облегчению» реализаций (кредит при покупке и т. д.), распространению шинкарных, принимающих в залог и «сапоги, и шапку, и соху, и борону и т. п. уже изведанные Россией прелести частной продажи "питей"»[xx]. Черносо­тенцы указывали, что ликвидация монополии закончится взрывом народного пьянства: «Смешно же предполагать в самом деле, что при "откупах" будут пить меньше, чем теперь, или что с введением акцизной системы нынешние "спившиеся" деревни сразу дадут зарок даже не нюхать водки... Нам сдается, что будет совсем наоборот»[xxi].

Вопрос об отмене монополии стал для крайне правых очередным поводом обратить внимание на ущербность парламентских институтов власти, оказывавшихся подчи­ненными не «воле народа», а интересам крупной буржуа­зии. Крайне правые указывали, что борьбу с монополией ведет колоссальный капитал, вложенный в пивоварение, винокурение и трактиры: «этот капитал прямо или кос­венно повелевает печатным словом и не позволяет ис­тинному знанию проникнуть в народ»[xxii]. Доказывая тезис о продажности депутатского корпуса и бюрократии во­дочным и винным королям, черносотенцы ссылались на пример Франции, где пьянство «гораздо более пагубнее, чем у нас...»[xxiii]. Лоббирование интересов французских винопроизводителей оборачивалось деградацией населения, демонстрируя «гибельную картину нравственного растле­ния Франции и вырождения ее населения по причине не­померного употребления алкоголя».

Зависимость русской правительственной бюрократии и депутатов Государственной Думы от тугих кошельков претендентов на занятие водочной ниши находила от­ражение на страницах черносотенной прессы: «Ужасный вред, причиняемый пьянством стране, хорошо сознается ее правительством и представителями народа, но, тем не менее, реформы к ограничению пьянства не вносятся в за­конодательную палату министерством из боязни быть от­вергнутыми депутатами, ставящими свои интересы выше общественных, из боязни не быть избранными вновь, если пройдут против выборных заправил, во главе кото­рых стоят кабатчики, винокуры, возделыватели свеклы и картофеля и фальсификаторы вина и которым обществен­ное пьянство служит средством для личного обогащения»[xxiv]. Крайне правые прямо указывали, что выступав­шие за отмену монополии думские фракции октябристов, кадетов и националистов лоббируют интересы спиртопроизводителей. «Их ненависть не столько к водке и пьянству, сколько к "монополии" — т. е. к казенным доходам казны от продажи спирта. Очевидно, главной целью является не уменьшение употребления спирта, а изъятие его про­дажи из казны…», — утверждали монархисты[xxv]. Иными словами, «прогрессивные трезвенники», как черносотен­цы называли представителей вышеуказанных депутатских фракций, ополчились не на водку, а на монополию.

Предпочтительность сохранения монополии бази­ровалась на ее недостатках как коммерческого предпри­ятия. Бюрократическая машина империи не выдерживала критики как эффективный управленец, что подчеркивало «Русское знамя»: «Государственная власть, казна — един­ственный безличный и бескорыстный принцип, могущий не поддаться соблазну, крупной — очень крупной — вы­годы от продажи водки»[xxvi]. Государственные управленцы не гнались за сверхприбылями, проявляя безразличие, «сколько миллионов получит одно ведомство, недобор ко­торого покроется увеличением доходов или уменьшением расходов по другим ведомствам»[xxvii]. В данном случае обще­известные недостатки бюрократии оборачивались поль­зой для народа: «…равнодушие к успеху государственного дела, которому служат господа, получающие содержание каждое двадцатое число. На казенных заводах подобное безразличие чиновников и продавцов казенных винных лавок мешает расширению употребления спирта. Они ведь все равно жалованье свое получают»[xxviii].

Другой положительной чертой монополии являлось приемлемое качество производимого спиртного, что было бы утеряно при введении акциза. Передача производства и реализации алкоголя в частные руки в условиях рынка заставила бы предприятия увеличивать производство за счет качества: «Мы считаем водку отравой, но именно по­тому находим, что изготовлять эту отраву и распоряжаться ею может только казна, т. е. только государство, которому несомненно выгодно уменьшение пьянства, а не его увеличение»[xxix]. На примере Франции черносотенная пресса предупреждала, что ликвидация монополии неизбежно приведет в этот бизнес еврейских предпринимателей, которые в погоне за прибылью будут производить фаль­сифицированные алкогольные напитки. Даже в условиях монополии имелись многочисленные факты фальсифи­ката, производимого еврейскими гешефтмахерами: «Ког­да же правосудию, напуганному громадным количеством жертв или припертому к стенке очевидностью фактов, до­казывающих отравление того или иного напитка, удастся добраться до первоисточника отравы, то… всегда и везде виновником оказываются евреи»[xxx]. Крайне правые ука­зывали, что неотягощенные сантиментами по поводу здо­ровья «гоев» предприниматели в ермолках выбрасывали на рынок некачественный продукт для извлечения макси­мальной прибыли: «Русский народ уже не спаивают толь­ко, его отравляют… все те же враги законности и порядка, царя и Бога»[xxxi].

В требовании сохранения государственной монополии на продажу водки черносотенцы проявляли государствен­ный подход, видя в ней неисчерпаемый источник попол­нения бюджета страны: «Винная монополия предпринята исключительно в целях увеличения средств государствен­ного казначейства, путем незаметного повышения про­дажной цены вина, а равно в целях сокращения смертности от алкоголизма»[xxxii]. В случае введения акцизных продаж произойдет перераспределение прибылей из кар­мана государства в мошну предпринимателей. Это неиз­бежно отразилось бы на финансировании армии и флота, что было недопустимо в условиях роста международной напряженности. Черносотенцы также подозревали, что в борьбе с монополией их политические противники пре­следовали далеко идущие планы ослабления государства посредством опустошения его бюджета и принуждения власть предержащих к переговорам по путям реформиро­вания страны.

Рассуждая о перспективах крайне правого движения в России, черносотенные идеологи приходили к выводу о том, что основной задачей их союзов в ближайшем буду­щем должна была стать защита интересов наиболее угне­тенных слоев населения в целях ликвидации правового дисбаланса между верхами и низами. Разрабатывая в мае 1916 г. проект «Основных положений народных монархи­ческих союзов» Н. Н. Тиханович-Савицкий писал, что по своему составу они должны были быть «преимущественно союзы простонародные» и ставить целью повышение бла­госостояния народных масс, под которыми понимались «крестьяне, рабочие, мещане, разные служащие и вообще бедный малосостоятельный люд...»[xxxiii]. Реализация этой задачи, по его мнению, могла установить социальную гар­монию в обществе, служить единению различных слоев русского народа и обеспечить политическую стабильность в государстве, исповедующем принципы православия, са­модержавия, народности.